Permanence

С громким треском и шумом, поднимая облака пыли, перемешанной с дымом и желтыми искорками, корабль опускался на заброшенный пляж. Как только все механизмы отключились, стало тихо. Волны шелестели белыми гребешками, но тоже молчали. Лэнс ступала на землю – землю Земли – с одновременными восторгом и ужасом, не веря своим глазам. Она никогда не забудет, как стояла по колено в воде, и ноги в тяжёлых паладинских ботинках утопали в песке, как воды и воздуха было слишком много, что она задыхалась, и как она без раздумий обвила руками шею той, кто как-то неловко коснулась Лэнсового плеча. Прятать слёзы в изгибе чужой шеи казалось таким невинным и правильным, таким же правильным, как ладони на её спине, выводящие успокаивающие узоры. С их исчезновения прошло не более и не менее, но девять лет, с возвращения – пара месяцев. Лэнс не помнила, как они с Широ съехались, но это стало таким привычным – проводить ночи вместе – что она больше не задумывалась о причинах. До всей той истории с Синей, Замком-кораблём и Зарконом Лэнс работала учительницей математики в сельской школе; вернувшись туда однажды, она увидела свой портрет, перетянутый чёрной лентой в правом углу, и поспешила уйти прежде, чем её заметят. Это было... Технически, это было по закону. Но, придя домой, она почему-то плакала, задыхаясь снова, падая куда-то и в итоге засыпая только в объятиях рук – настоящей и бионической, холодной. У них с Широ не было отношений в полном смысле слова. Они никогда действительно не говорили об этом: разговоры были не нужны. Спустя девять лет беспрерывного кошмара, выбраться из которого не представлялось возможным, Лэнс, как и Широ, не требовала ничего больше возможности иметь поддержку со стороны кого-то чуть более близкого, чем голос на другом конце телефона горячей линии. Иногда на них обеих находило иррациональное неконтролируемое желание, и они перекрывали друг другу кислород, сцепляли пальцы до побеления, наполняли узкую давящую темноту комнаты самым высоким чувством, проявляющимся так низко. В тот вечер, как и во многие другие, Широ вернулась после заката, оставила мимолётный поцелуй на Лэнсовой смуглой скуле и пропала в отчетах, справках и прочих ну совсем ненужных бумагах. Здесь, в этой забытой Богом деревушке, они не были узнаваемы, они жили просто – так, как хотели последние пять-шесть лет. Лэнс вздохнула: они как-то негласно распределили обязанности, и именно она была той, кто стоял у плиты. Лэнс всё понимала, но иногда – почти постоянно – думала, что не хотела такой жизни. Бесконечные тренировки выматывали, но и они не были настолько монотонны и скучны, как всё, что окружало Лэнс теперь. Широ была прекрасной любовницей, Лэнс не придумала бы человека, казавшегося в постели лучше, чем она. Но про таких людей говорят "партнёр" и больше ничего не добавляют. У них не было отношений в полном смысле слова, потому что отношения начинались и заканчивались на старом потрёпанном матрасе. Острая вспышка боли заставила Лэнс очнуться от собственных мыслей. Она встряхнула головой с отросшими до скул выгоревшими прядями и отдёрнула обожжённые пальцы от раскалившегося бортика сковородки. Тихо шипя, она выкрутила кран на полную мощность и подставила ладонь под струю холодной воды, кусая губы и щурясь. – Милая, всё в порядке? – "милая". Лэнс сосчитала до десяти, потом в обратном порядке, потом тяжело вздохнула и вернулась к готовке. – Да, Широ. Всё в порядке. Лэнс поставит тарелку в стороне от бионической руки, положит свои ладони на плечи Широ и будет стоять так некоторое время. Когда Широ заметит остывающий ужин, Лэнс уже вымоет всю посуду, отложит в сторону книгу и уткнётся лбом в стол, вытягивая руки. Лэнс не будет спать, пока Широ работает – она сварит себе крепкий кофе, откроет нараспашку окно в кухне и будет устало потирать глаза ладонями. Когда хлопнет дверь кабинета, Лэнс дёрнется и поплетётся в спальню, заставая там Широ и заставляя себя улыбнуться. Она не будет спать, пока Широ не уснёт спокойно – будет сидеть на краю кровати, перебирая пряди поседевших в тридцать волос, и отключится сама, опустив голову на простыню, чтобы с утра проснуться в одиночестве. И всё будет постоянно повторяться: Лэнс не найдёт в себе сил хоть раз отказать той, кого так жертвенно и безумно любит с самого начала.