I'm here

Было горько. За последние несколько лет Тор научился различать в этой горечи разный вкус. От ошибок, от верных или неверных действий, от сказанных или не прозвучавших слов, от расставаний. Горчило во рту — от привкуса алкоголя. Паршивого, но удивительно что даже такой нашёлся на космическом корабле. Но сильнее горчило от мыслей. Несмотря на одержанную победу, давшуюся дорогой — а не слишком ли? — ценой, Тор чувствовал себя побеждённым. Не было привычного, пьянящего чувства эйфории — её место занимали усталость и разочарование. Со странным опустошением Громовержец чувствовал нечто, остро напоминающее страх. Но страх другого порядка. Страх… …неопределённости. «Асгард, это не точка в пространстве», — слова отца звучали в мыслях, совершенно не желая оставлять Тора в тишине, которой ему так хотелось достичь. Они отражались, повторялись и множились и, сам не всегда это осознавая, мужчина беззвучно повторял их, словно заклинание. Асгард — не место. Но это был дом. Это были те сотни, тысячи жизней, которые пали от руки Хелы, защищая себя, свои семьи, свою Родину. Асгард — это люди. Люди, которым некуда возвращаться и некуда идти — их нигде и никто не ждёт. Его народу нужен Царь — сильный правитель, который проведёт их сквозь пространство и подарит новый дом, новый шанс и новую жизнь. Тор не был таким царем. С созиданием у Бога Грома были трудности — он умел лишь разрушать. Он мог стать щитом и мечом, готов был защищать свой народ до последней капли крови и последнего вздоха. Но что ещё он мог им дать? Что для них сделать? «Что я наделал?» — этот вопрос звучал, не угасая ни на секунду, отраженный ослепительной вспышкой взрыва запечатленной памятью. Хеймдалл ответил ему одно, но чувствовал Громовержец совершенно иное. Слишком легко далось ему решение подтолкнувшее историю к исполнению пророчества. Так просто — словно играючи. И то, что казалось незыблемым и монументальным, помнилось и мнилось ему вечным — оказалось так легко уничтожить. Даже руин не осталось. За широким иллюминатором раскинулись чернильная тьма и звездная панорама. Многогранная крышка от графина из толстого стекла напоминает формой алмаз, особенно если не приглядываться, и приятно холодит пальцы, быстро нагреваясь в ладони, перенимая тепло. Тор отложил её в сторону, взял графин за широкое горлышко и плеснул его содержимое в невысокий стакан. Чтобы это ни было — пах алкоголь как ацетон. И на вкус был как ацетон, только вкуса мужчина практически и не чувствовал. Взгляд цепляется за отражение в зеркале. Потерянный правый глаз закрыла собой чёрная повязка, Тор осторожно касается возле её края самыми кончиками пальцев, чувствуя, как кожа на прикосновение отзывается ноющей воспалённой болью. На дурманящее мгновение ему показалось, что всё это не по-настоящему. «Вот теперь вылитый отец», — отрезвляющим ядовитым шепотом вспоминаются слова Хелы. Отец? В иную минуту Тор был уверен, что никогда по-настоящему не знал своего отца. А в следующую понимал, что никогда и не стремился его узнать больше, чем тот сам ему позволял. Один многого не успел ему рассказать, а сам Тор, чего скрывать, не всегда хотел слушать. Не всегда понимал то, о чём говорил отец, а последнее время не видел в себе приемника и будущего царя. Он мог сколько угодно скрываться от этого бремени, пока Асгард существовал для него ещё и точкой в пространстве, а другие миры нуждались в поддержке, силе и порядке. Но теперь. «Что я наделал…»