***
Рёхей и Ямамото не одобряли весьма агрессивную просьбу Гокудеры не вмешиваться в их поединок с Хранителем Облака, но все же напору и вспыльчивости Хаято сопротивляться трудно, а потому мгновенно было принято решение воспринимать это как шанс выиграть время для того, чтобы более беспрепятственно связаться и скооперироваться с другими союзниками. Потому что, очевидно, по раздельности подавить бунтующих намного проще, нежели когда они работают сообща и командой. — Мы оставили его одного против этой боевой машины, черт, черт, черт, — держался за голову Рёхей, пока они с Ямамото бежали по коридорам резиденции. — Не время терзаться совестью, поверь мне, — не без сожаления ответил Такеши. Жалко Рёхея, конечно, он ведь оказался в гуще событий, ни о чем не подозревая, и зная только то, что второпях смог ему объяснить Хранитель Дождя до того, как находиться в покоях Вонголы стало, мягко говоря, опасно. Хибари, особо не раздумывая, напал на Гокудеру, и уже не так далеко были слышны шаги подкрепления. Так что многословным быть не получилось. Честно говоря, Ямамото, пытаясь найти способы успокоить и воодушевить своего друга, сам бы не отказался от поддержки. Все казалось каким-то кошмарным сном, который хотелось прекратить прямо сейчас. Сердце кололи осколки разбитой надежды, которая так сильно грела душу буквально несколько минут назад, когда, казалось бы, все было под контролем, все шло по плану, они схватились за шанс помочь своему Боссу, своему другу, и этот шанс почти сработал. Но все разрушилось в один миг. Хотелось бы упасть на пол, потому что даже дышать в той обстановке было невыносимо сложно, но даже это было непозволительно и могло стоить многого. Хибари странный парень, отчужденный и непонятный, но в его плече никогда не приходилось сомневаться. Он главный претендент на звание сильнейшего Хранителя, и, пусть он неохотно это показывал, но он был верен идеалам Десятого поколения Вонголы. Хибари даже был тем, кто склонил Девятого на одобрение помощи Тсуне на арене. Так что же случилось? В голове всплыли кадры воспоминаний, когда Хибари первый направился к столу Девятого на собрании и подписал согласие на проведение испытания. Может ли это что-то значить? Что он с самого начала «за» и согласен с мафией? Нет, ни у кого в тот момент не было выбора, их буквально вынудили поставить подпись, и Хибари просто стал тем, кто первый решил прекратить тянуть время и без того мучительно долго проводящегося собрания. И ведь именно он эффективнее всех поспособствовал отправлению Хром на арену, тем самым помогая противникам испытания. А теперь сражается против тех, кому недавно помог. Черт, ничего не складывается. Хибари не из тех, кто будет менять свое решение так часто, у него свои четко установленные позиции. Как тогда объяснить его поведение? Этому явно есть причина, но до нее невозможно додуматься в такой обстановке. Когда парни выбежали за очередной поворот петляющего коридора, блеск какого-то предмета в поле зрения заставил Ямамото тут же прекратить размышления, резким движением дернуть Рёхея за рукав, отбросив товарища себе за спину. Проклиная весь мир за то, что ему таки пришлось сегодня достать катану из ножен, он дрожащими руками схватился за нее, высвободил Пламя кольца, использовав защитную технику Дождя, образовав водяной щит, в который мгновение спустя одна за другой вонзались пули. Каждая была настолько тяжелой, что сердце готово было взорваться от волнения и осознания, что упустив хотя бы одну десятую долю секунды — эти свинцовые заряды могли бы вонзиться не в защиту, а в тела Хранителей. Тяжело дыша, Ямамото убедился, что обстрел не продолжается, осмелился развеять водяную пелену, но катану он держал так сильно, как, наверное, не держал очень давно. Пальцы ныли от такого напряжения, костяшки побелели. — Ч-что это было? — Рёхей был напуган не меньше, но и на его кольце теперь танцевало желтое Пламя, а сам Хранитель Солнца стоял в боевой стойке. — Ты не ранен, помощь нужна? — Н-нет, все в порядке, — Такеши прищуренными глазами всматривался вглубь уходящего коридора, держа катану наготове. Впереди точно кто-то есть. Тот самый, кто выстрелил и подверг ребят смертельной опасности. Силуэт приближался ровными шагами, и глаза Хранителя Дождя расширились, когда он наконец понял, кто был атакующим. Стук армейских ботинок о пол каждый раз отдавался эхом в ушах и заставлял что-то внутри содрогаться. — З-зачем ты выстрелил в нас? — шокировано спросил Рёхей человека, приблизившегося достаточно близко, чтобы услышать. — Ты действительно хотел нас убить? — Ох, ну что вы, конечно же нет, эй! — с усмешкой выдохнул тот, закинув винтовку на плечо. — Я знал, что вы сможете защититься. Ребята стояли и не понимали, как им следует реагировать. Неужели… Неужели им придется сражаться с Колонелло? — Моя задача — просто обезвредить, эй! Да, придется. — Рёхей! — крикнул Ямамото, сам не зная, что он хочет этим криком сообщить, но Сасагаве и не понадобилось это никак трактовать, разве что как сигнал к бою. — Двое против одного? — послышался голос Колонелло, но почему-то сзади спины Такеши. Он был атакован и поражен до того, как успел это понять. Боль в спине от мощного удара передалась по цепочке каждому позвонку, а после разлилась по всему телу. Хранитель Дождя не позволил себе упасть, вонзив катану в пол, оперевшись на нее. Став на одно колено, он перекинул катану в другую руку и не глядя завел удар себе за спину, заблокировав им следующий удар. Непонятность ситуации играла двоякую роль в этой схватке. Ребята не до конца понимали, как им следует действовать, не в силах придумать успешную тактику и сражаться в команде, прикрывая друг друга, но и адреналин от таких условий оказывал своеобразную помощь в виде маневренности, которая даже позволяла доводить атаки до цели. Но, справедливости ради, стоит сказать: если бы не преимущество в количестве — исход был бы предрешен. Не в пользу Хранителей. Думать в такой схватке особо не было времени, но Ямамото никак не мог выбросить из головы тот факт, что их противник откинул оружие еще перед своим первым ударом, используя только свое тело для атак и обороны. Он действительно не намерен сильно ранить, однако удары его тяжелы и сильны достаточно, чтобы вывести из строя. Хранитель Дождя хотел бы, но просто не мог воспользоваться преимуществом в виде катаны, и атаковал лишь стороной рукояти, использовал по большей части защитные формы своего Пламени. У Рёхея, судя по всему, в голове те же тараканы. Он не сражался так виртуозно, как мог бы, используя лишь базовые навыки, за что ему и было стыдно перед некогда учителем, развившим его способности. Это так глупо, не пробивать какой-то непонятный, но невероятно прочный барьер, когда ты должен дать отпор тому, кто однажды поверил в тебя и поделился опытом. А такое неумелое руководство собственными навыками могло натолкнуть на мысль, что то доверие было зря. Боевые умения поражали, Колонелло пропустил не один удар, но ни один из них не возымел должного эффекта. Не возникало сомнений, что Рёхей может в разы лучше. И это не играло ребятам на руку, они явно проигрывали. Проклятье! — Почему ты это делаешь? — спросил Такеши, поймав взгляд Колонелло, жестом показывая Рёхею, стоявшему позади, остановиться. — Разве Реборн не твой друг? Разве ты не должен быть на нашей стороне? Колонелло задрал подбородок, что сделало его взгляд более строгим и пронзительным: — Да, пусть мы и не всегда ладим, и я вообще его не понимаю, но Реборн мой друг. Именно поэтому я на его стороне. — Н-но ты сражаешься против нас! — непонимающе воскликнул Ямамото. — И в чем ты видишь противоречие, эй? Повисла пауза. Хранители искренне не понимали, как воспринимать этот короткий диалог, а Колонелло будто давал время осмыслить его. Однако грозно сверлящий взгляд этому вовсе не способствовал, но следовало бороться с неловкостью. В конце концов, этот человек тут не просто так, он даже дает шанс подумать, не начинает очередную атаку, будто наталкивая на что-то. Такеши пытался прочесть в глазах блондина мотивы его действий, уловить подсказку. Где-то, на подкорке мозга, пазл в голове Ямамото, кажется, начинал складываться, но это происходило так туманно и где-то очень-очень далеко внутри, что он даже не осознавал, что это за ощущения. — В смысле? — дрожащим голосом недоумевал он. — Но мы же пытаемся спасти Реборна в том числе, мы ведь тоже на его стороне. Колонелло закрыл глаза и выдохнул. В его мимике проскользнули признаки раздражения, но оно лишь маскировало печаль и сожаление. И дикую усталость. Сейчас, пусть и на одно мгновение, но стало заметно, что и этот человек, один из сильнейших знакомых, бывший Аркобалено, переживший и справившийся со многим, так же все еще подвластен давлениям и тревогам. Тяжесть повисла на плечах всех троих. Кажется, они все понимали, что ничего из происходящего не должно было случиться, что все последние события — ошибка, но никто не смел сдаваться и уступать, сдавать свои позиции. Но, возможно, есть способ хотя бы частично разрешить конфликт мирно, хотя бы вот здесь и сейчас. Такеши погасил Пламя, давая понять, что не хочет больше драться. Колонелло — свой человек, он обучал и его, и Рёхея, а потому чувства признательности, благодарности, да и просто воспоминания о всем хорошем про этого человека делали схватку в разы труднее. — Мы не должны сражаться. Мы одна команда. Колонелло открыл глаза и вновь наградил Ямамото пробивающим насквозь взглядом: — Меня поражает ваша уверенность в правильности своих мотивов, в то время, как вы действуете ровно против интересов тех, кого защищаете, эй. Ямамото не знал, что ответить, с каждым услышанным словом он понимал все меньше. Руки все еще обхватывали рукоять катаны, и он мысленно умолял небеса, чтобы ему не пришлось вновь покрывать ее Пламенем. Надеялся, что все раскроется в разговоре, что Колонелло вот-вот все объяснит. Однако, несмотря ни на что, готовность была боевая. — Мне было велено вас обездвижить и доставить в безопасное место, но я осмелюсь ослушаться, но только при одном условии, эй. — Какое условие? — резко вступил Рёхей, у которого, очевидно, адреналин бурлил во всем теле, он дрожал, но изо всех сил держал себя в руках. Новая волна сочувствия нахлынула на Ямамото, ведь если он сам, зная ситуацию чуть ли не сначала, мучается от непонимания и неизвестности, то Хранителю Солнца сейчас еще невыносимее наверняка. Вместе с сочувствием пришло и грызущее чувство вины — возможно, все же стоило посветить его в детали раньше. — Вы просто прекратите сопротивление и поможете утихомирить остальных. Вот мое условие, эй. — Ни за что! — внезапно для самого себя Ямамото вышел из себя. Этот ураган из чувств вины, сожаления и тревоги, а также тягости неизвестности, в конце концов, взял верх и разорвал парнишку изнутри. Столько всего уже произошло, столько нервов искромсано, столько ран нанесено, и сейчас ему предлагают просто сдаться. — Мы спасем Тсуну и Реборна! — настолько резко, насколько мог, он вернул яркость своего огня, теперь горевшего настолько сильно, что глаза невольно прищурились. Использовав атакующую форму Пламени, Ямамото ногой толкнул катану, направив ее прямиком на Колонелло, и тот едва успел увернуться. Немедля, в ход пошла следующая атакующая форма, невероятно быстрой чередой ударов он поражал противника с разных сторон. Внезапная вспышка эмоций дала непостижимо много сил, и в этот раз атаки были успешные и поражали цель точно. Ямамото уже в тот момент был уверен, что вскоре пожалеет о своей несдержанности из-за накопившегося напряжения, но заставил себя на время абстрагироваться от этой мысли. Колонелло упал на одно колено, не в силах удержаться на ногах, вытер рукавом кровь с лица, только размазав ее по щеке, исподлобья глянув на тяжело дышащего Хранителя, в чьи глаза было страшно смотреть из-за несвойственной ему злобы, но которая, если присмотреться, боролась с непримиримым отчаянием. — Ты, похоже, действительно не осознаешь, что делаешь, эй. Ты бы все понял, вы все бы все поняли, если бы просто дали себе время остыть и подумать, а после взглянули бы на ситуацию более здраво. Ямамото дрогнул от внезапного глухого звука сзади. Он позволил себе обернуться и с ужасом лицезрел картину: Рёхей лежит на полу без чувств, а на второго Хранителя наставлено дуло пистолета. Прежде, чем Такеши успел что-либо предпринять, что-то острое вонзилось в его плечо. Удивившись, что пуля не поразила его в более опасную часть тела — на таком-то расстоянии — Ямамото намеревался поднять катану и атаковать очередного внезапно образовавшегося противника, но намерение не получилось исполнить. Слабость, резко вспыхнувшая внутри, свинцом заливала тело, рука отказывалась подчиняться командам мозга. Взгляд поплыл, глаза стало невероятно тяжело держать открытыми, но Такеши со всех сил старался разглядеть и одарить хотя бы осуждающим взглядом того, кто разломал его и без того разбитую надежду на еще более мелкие осколки. На что была та надежда уже вовсе непонятно, но в этот момент Ямамото ясно чувствовал, как из его рук вырывают что-то немыслимо важное. Ноги подкосились, и снизу вверх он таки смог увидеть женский силуэт и иссиня-черный блеск растрепанных волос. — Ну конечно, — на выдохе дрожащим шепотом произнес Хранитель, — я должен был догадаться, что ты тоже будешь рядом, — и темнота накрыла его взор. — Ты в порядке? — Лар Милч подбежала к исцарапанному жениху, осматривая кровоточащие места. — Какие же они несмышленые! — Судя по всему, испытание проводится не для одного только Тсунаеши Савады, — раненый ухмыльнулся в ответ. — Не суди их строго, эй. — Я просто надеюсь, что когда они все осознают, им будет стыдно, — раздраженно продолжила Лар, закинув руку Колонелло себе на плечо, помогая ему подняться. — Но они невероятные, ты видела, эй? Если бы не их сомнения и замешательство, если бы они имели четкий план и точные намерения, я бы не отделался так просто. Ямамото Такеши в ярости — это действительно что-то потрясающее, машина для убийств! — Да он словно сумасшедший! — в сердцах воскликнула Лар, снова взглянув на избитого Колонелло таким взглядом, будто переняла всю боль этих увечий. — «Словно», эй. Но он достаточно сильный, чтобы не сойти с ума, — блондин взглянул в глаза девушке, дабы добавить убедительности своим словам. — По жизненно важным органам он бил обратной стороной клинка. Это ж надо было так быстро оперировать оружием, чтобы в потоке атак успевать поменять его положение, при том и виду же не подал. Их стремление помочь друзьям поражает, согласись, эй. Лар поумерила пыл, расслабила брови и выдохнула. Злость и обида за Колонелло померкли, когда она увидела, что тот искренне уважает и признает тех, кого они только что победили, и она не могла не разделить этих чувств. — Ага, направить бы еще это стремление в нужное русло…***
— Я ничего не понимаю, мне очень-очень страшно, я хочу домой! — Ламбо, спустя долгое время нахождения в относительной тишине под давлением напряженной атмосферы, тревожной ауры, исходящей от каждого, с кем он сталкивался в последние дни, наконец от души выплескивал все накопившиеся в своем маленьком теле эмоции. Было бы счастьем, будь он еще глупее, однако, он все же что-то соображает, и ужасающие эпизоды из арены даже его не могли оставить равнодушным, но выходы этим эмоциям блокировались слишком сложным состоянием окружения. А теперь, когда он чуть ли не оказался в эпицентре еще одной бойни, но сумев ее избежать с помощью Энмы, оказавшись на улице, глотнув свежего воздуха улицы, а не того воздуха, что насквозь был пропитан безнадежностью и тревогой, смог наконец разбить этот блок и разреветься. — Господи, бедный ребенок, — Энма судорожно пытался успокоить несчастного Ламбо похлопываниями по плечам и дружелюбными интонациями, в то время как внутри все сжималось от боязни, что крик привлечет внимание и маленький Хранитель все же будет ввязан в эту опасную передрягу. Было неловко перед остальными союзными Хранителями, которых он оставил на растерзание Хибари, хотелось вернуться и помочь, но при необходимости сию секунду расставить приоритеты, что-то подсказало ему довериться ребятам и помочь слабому. А теперь, в процессе успокоения, пришла еще одна мысль. — Тебе нужно успокоиться, Ламбо? Может, позовешь своего приятеля из 10-летнего будущего? А сам пока побудешь там, там же наверняка спокойнее. — Нет, я не буду делать ничего, я останусь тут, пока кто-нибудь не придет и не заберет меня домой! — Ламбо глотал слезы и сопли, Энма с каждой секундой этого зрелища все меньше хватался за шанс приобрести еще одного хоть на что-то способного союзника. Это было бы очень кстати, пусть действие базуки Десятилетия и длится всего десять минут, но даже за эти десять минут можно было бы сделать очень многое. В конце концов, каким бы несмышленым ребенком ни был Ламбо в данный момент, судьба Хранителя Грозы уже закреплена за ним. И через годы, можно не сомневаться, он станет очень сильным. Но сейчас же он просто распластался по земле, лупил кулаками по траве и кричал. — Пожалуйста, успокойся! — Энма откровенно паниковал, потому что истерика ребенка начала выходить за грань. — Ты привлечешь внимание, и все станет только хуже. Ламбо это не остановило, Энма же краем глаза заметил силуэты, выходящие из главного входа резиденции. Резко мальчик схватил Ламбо в охапку, прижал к себе, закрыв его рот ладонью, и скрылся за углом, скрестив пальцы в мольбе, чтобы его не заметили. На самом деле для него самого было бы не страшно выйти, он был готов сражаться с самого начала, но в то же время он чувствовал на себе груз ответственности за все происходящее. По сути, именно из-за него ситуация приняла такой оборот, и он ощущал себя обязанным следить о друзьях Тсуны. Когда сам Десятый сейчас там, в этом аду на арене, Энма должен следить и заботиться о подчиненных своего лучшего друга. Хотя бы о ком-то, как вот этот перепуганный малыш, не имеющий к происходящему почти никакого отношения, он не заслуживает быть втянутым в нечто столь опасное, тем более, настолько внезапно. Выглянув из-за угла, Энма увидел, что люди вышедшие из резиденции — мафиози в черных костюмах. Одна из них — светловолосая девушка, показавшаяся ему знакомой, но с такого расстояния невозможно было разглядеть лицо. Зато второго человека он узнал сразу, даже не вглядываясь. Емитсу, внешний советник Вонголы, и отец Тсунаеши Савады. Появилась твердая уверенность в том, что сейчас должно решиться что-то важное, что-то, что Энма ни в коем случае не должен упустить. Люди в костюмах направились к воротам. Они хотят сбежать? Нет, это бред, точно не Емитсу, у них есть определенная цель, которая точно относится к испытанию, бунту, и если не предпринять что-либо прямо сейчас, слишком многое будет потеряно. Так, думать. Что этим людям может понадобиться сейчас за пределами резиденции, когда тут творятся такие беспорядки? Почему отец Тсуны?.. Молния сверкнула в глазах, когда в голову резко пришло осознание: они отправляются на арену. Теперь это кажется настолько очевидным, что мальчик посетовал на себя, что ему пришлось потратить около десяти секунд драгоценного времени, дабы додуматься. Главными зачинщиками и приверженцами восстания являются Хранители десятого поколения Вонголы, за исключением Хибари Кеи, и сам Энма, и, соответственно, его семья, невольно втянутая в эту передрягу. И в первую очередь, охота будет идти на них. Если Хибари смог выйти из покоев Шимон и добраться до покоев Вонголы, значит, Адель и остальные не смогли его остановить и обезвредить, либо Хранителю Облака помогли. Не имеет значения, суть такова, что Шимон в резиденции, и они, скорее всего, повержены. От подобного вывода у Энмы сжалось сердце. Он мысленно просил прощения и обещал при первой же возможности отомстить и изгладить свою вину. Но прямо сейчас он не может — перед ним лежит его ключ к возможностям, которые нельзя упускать. Шимон побеждены, Гокудера атакован Хибари, Ламбо прячется, и остается надеяться, что он найдет место поукромнее, Ямамото и Рёхей внутри здания, с ними наверняка ведется борьба. Остается единственная ключевая персона, которую также необходимо поймать. И она сейчас на арене. Сердце Энмы сжалось еще сильнее. Понимая, насколько сильно он виноват перед Хром, в какую передрягу он ее втянул, сделав главным героем, и за это она понесет грубейшее наказание, как и упоминал Девятый. Нет, даже мысли о том, что эта искренняя хрупкая девушка с чистейшими намерениями пострадает сильнее всех, заставляли Энму дрожать. Он не может этого допустить. Еще один Хранитель, за которого он в ответе, нуждается в его помощи. Несильная, но резкая и неприятная боль впилась в ладонь, Энма беззвучно вскрикнул, а Ламбо, своим укусом расслабив хватку, вырвался и побежал с криками прямо в направлении мафиози, которые, по всей логике, являются вражескими. — Черт, чтоб его… — Энма вышел из укрытия, чтобы остановить непослушного ребенка, и поймал на себе взгляды двух пар глаз. И только сейчас мальчик понял, что его действия довольно опрометчивы, если учесть, что перед ним сам босс CEDEF, и, разумно предположить, девушка-мафиози из его приближенных. Мало того, что они, должно быть, очень сильны, так и его местоположение будет известно всем, стоит Емитсу только сообщить, так как он, как советник, имеет постоянную связь с Девятым. А ведь Энма — главный зачинщик и нарушитель, предводитель, можно сказать, и мафия об этом уже знает. Решив, что ситуация критическая и медлить нельзя, Энма глянул на кольцо, зажмурился и вошел в режим Предсмертной Воли. Пламя загорелось в его волосах, в преобразованных перчатках и обуви, взгляд обрел грозность и твердость. — Ламбо, уходи. Просто спрячься где-нибудь подальше отсюда, — сурово приказал Энма вновь ошарашенному ребенку, который, глотая слезы, в ответ активно закивал и, не переставая всхлипывать, побежал прочь. Босс семьи Шимон держал непрерывный контакт с девушкой-мафиози, которая находилась ближе и уже схватилась за пистолет. Дождавшись, пока Ламбо отбежит достаточно далеко, чтобы его не задело, Энма напрягся и усилил мощность кольца настолько, что вокруг тела будто образовалась сфера из языков Пламени Земли, и во всех направлениях от нее стремились потоки воздуха, шелестя травой и развевая волосы. — Это Козато Энма, необходимо его задержать, — строгим, но взволнованным голосом констатировала девушка. Но, кроме как поднять и наставить пистолет, не смогла толком предпринять никаких действий, ибо вид у мальчика был пугающий, а такая энергия, волнами исходящая из кольца и Пламени, не внушала уверенности в способности сопротивляться такой силе прямо сейчас, без подготовки. Емитсу прищурил глаза. В отличие от его напарницы, в его взгляде не было чего-либо похожего на отголоски страха или неуверенности. Он будто ждал первого шага, будто знал, что сейчас будут выдвинуты требования. — Почему вы просто стоите, необходимо позвать подкрепление! — более взволнованно упрекнула советника девушка. — Постой, Орегано, не торопись, не будь опрометчива. Распознав эту фразу Емитсу как знак, что его готовы слушать, Энма, не убавляя мощности Пламени, все еще пристально глядя на людей в костюмах, холодно и твердо произнес: — Я выдвигаюсь с вами. — Что? — удивилась девушка. — Неважно, каким образом, но я отправляюсь на арену. Либо мирно приходим к согласию и спокойно едем без насилия, либо мне придется убедить вас по-иному. Емитсу сверлил мальчика взглядом в ответ, явно обдумывая услышанное. Это слегка успокоило Энму, так как советник Вонголы не выглядел как настроенный на драку мафиози. Наконец, он произнес: — Погаси Пламя, чтобы я мог убедиться, что ты находишься в адекватном состоянии и готов на диалог. — Как я могу быть уверенным, что вы не нападете, воспользовавшись моей уязвимостью, как только я вернусь обычный режим? — Я никак не смогу это подтвердить, поэтому просто прошу поверить. Ты сам предложил договориться на словах. Поколебавшись, Энма ослабил Пламя. Отношение к мафии и всем ей потакающим было хуже некуда, теперь — во времена этого испытания — уж точно, но не заметив никаких изменений во взгляде Емитсу, мальчик таки вышел из гипер режима. Сердце стучало так сильно и быстро, будто вот-вот пробьет грудную клетку. Он был готов вернуться в боевое состояние в любой момент. — Это наш шанс… — Нет, Орегано, он едет с нами. — Что? Его необходимо поймать и доставить к остальным, это приказ Девятого! Энма проникся уважением и благодарностью к Саваде старшему. Он готов даже отложить прямой приказ босса Вонголы в пользу своих мотивов, которые являются более мирными. — Я считаю, что ему необходимо организовать встречу с моим сыном, хотя бы просто, чтобы он смог пояснить, что происходит, с его точки зрения. К тому же, уже известно, на что способен этот мальчик, — продолжил он уже тише. — В гневе он опасен, как никто другой, поэтому нам только на пользу пойдет увести из резиденции такой мощный козырь для бунтующих. Энма нахмурился, услышав эти слова. К горлу подбиралось режущее чувство предательства, будто он оставляет на произвол своих товарищей, за что он снова мысленно извинился перед всеми. Но он не может отступить и поменять решение сейчас, когда на арене находятся три человека, которых также нужно спасти. И кто, если не он?***
Стук подошвы о металлический пол бил по ушам, но удивление от внезапного появления Хранительницы слегка заглушило физические ощущения. Еще не было понятно, каково его отношение к неожиданному присутствию девушки, но шок был неимоверный. Однако, стоило ему предпринять попытку встать, израненное тело напомнило о себе и своем состоянии, и не осталось ничего, кроме как терпеливо ждать, пока Хром сама подойдет ближе. Она рухнула на холодный пол на колени рядом и боязно, стараясь не всхлипывать, произнесла: — Босс, я… мне так жаль. — Чт… что? Хром, ты снова тут помочь мне? Тебе опять позволили? — Тсуна каждое слово выдавливал с трудом, во рту чувствовался неприятнейший привкус крови. Хром смутилась и отвела взгляд. Резко стало очень стыдно за свои действия, ведь, по сути, Босс был обманут, и она принимала в этом обмане непосредственное участие, даже главную роль, и совершенно неизвестно, как Десятый на это может отреагировать. — Н-нет, не совсем. Я не уходила отсюда. — Что? — от удивления Тсуна привстал на локтях. — Ты с ума сошла, Хром? Ты не нашла выход? Тут была такая бойня, даже близко находиться опасно, а если бы тебя задело? Надеюсь, ты отошла достаточно далеко, ты в порядке? Хром, с и без того мокрым насквозь лицом, была готова расплакаться с новой силой. Босс такой хороший и искренний. Находясь в столь отвратительном состоянии, в столь ужасном холодном месте, он беспокоится о Хранительнице. Живот заныл от волнения, дышать стало тяжелее от неловкости. — Хром?.. — Тсуна явно встревожился от нескрытого беспокойства Хром. Чумазое от крови и грязи лицо Босса не давало полностью понять его мимику, однако в глазах читалось нечто, что заставило девушку вновь отвести взгляд и скривить губы, сдерживая новый наступающий водопад слез. — П-простите, боже мой, я не смогла вам своевременно помочь, у вас, наверное, все болит, давайте я подлечу… — Нет! — Тсуну перехватил протянутую ладонь Хром, сильно, насколько мог себе позволить, сжав ее в своей руке. — Говори. Резко сменившийся на строгий тон Босса окончательно разбил хрупкое сердце девушки, она не выдержала и позволила слезам вновь политься из глаз с новой силой. Десятый точно что-то заподозрил, что-то неладное, и от объяснений никуда не деться. Хотелось раствориться прямо здесь и сейчас, когда осознание ошибки и неправоты резали сильнее самых острых клинков в мире. Теперь, когда она знает чуть больше, она желает лишь повернуть время вспять, но, увы, иллюзионистам время неподвластно. — Простите меня, пожалуйста. Простите, я очень виновата! — Хром, ближе к делу, — осознав, что, вероятно, вспылил, мальчик смягчил тон, однако Хранительница уже сорвалась, и успокоиться было крайне трудно. Савада с каждой секундой все яснее понимал, что ему предстоит услышать то, что ему очень не понравится, злость капля за каплей наполняла его, хотя еще даже неизвестно, по какой причине. Но ожидание плохих новостей подбиралось к горлу и будто противно зудело. — Я… Я и Энма… Мы кое-что провернули. Я осталась тут не потому, что не нашла выход — так задумывалось с самого начала. — С начала? Хром, я ничего не понимаю! Какой план? — Тсуна горел от нетерпения, ожидание заставляло испытывать дикий дискомфорт, от которого хотелось поскорее избавиться, но вид несчастной девушки вынуждал вести себя сдержанно и осторожно. — Дыши глубже, подбери слова и объясни спокойно, хорошо? Хром лишь неуверенно закивала, понимая, что сколько ей времени ни дай — она не сможет собраться. — Черт, — Тсуна дернулся и поморщился от боли. — Я вообще не понимаю, что происходит, но эта новая локация хуже всех остальных, наверное, тебе стоит все-таки поискать выход, потому что Реборн на подходе, — мальчик не был уверен в своих словах, тут явно что-то не так. Посторонний человек на арене, медленно и спокойно приближающийся мафиози, не потревоженный ошейником. Но жизнь научила быть осторожным, так что чувствовать, что здесь и сейчас безопасно — абсолютно исключено. — Нет, это не локация, — Хром рукавом вытерла слезы (абсолютно бессмысленно, соленые ручьи тут же вновь заскользили по щекам), — так выглядит арена без иллюзий. — Что? Но зачем снимать иллюзии? Девушка улыбнулась дрожащими губами, выражая этой бесконечно несчастной улыбкой всю боль и сожаление, что пожирали ее: — Скорее всего, иллюзионистам резиденции сейчас не до поддержки иллюзий. Тсуна напряженно сглотнул, пристально глядя на Хром, ожидая продолжения. — Похоже, мы пошли по худшему сценарию, и там… идет война… — выдыхая дрожащим голосом, Хром с каждым словом все больше прогибалась под грузом напасти, в которой оказалась. И с каждым словом постепенно разраставшаяся злость Босса ощущалась физически все сильнее. — Как это понимать? — хрипло прошептал Тсуна, хотя и сам уже начал складывать картинку у себя в голове. — Хром, что ты здесь делала все это время? Хром импульсивным порывом заставила себя посмотреть в глаза Босса в ответ, но пожалела об этом, еще сильнее осознав, что же они натворили. Эти глаза были несколько иными. Несомненно, перед ней сидел Десятый, но что-то незримое повлияло на его взгляд. Его уже не сравнить с тем Тсунаеши Савадой, который ступил на порог арены. Спустя время, спустя события на этом поле боя, кое-что в нем изменилось. — Вы не нуждаетесь в помощи, Босс. Это ужасная ошибка, которую мы совершили — мы не дали вам времени, не поверили в вас так, как нужно было. — Хром, пожалуйста… — Я управляла иллюзиями и поддерживала вас и Реборна, залечивая раны, контролировала, чтобы испытание не закончилось, — голос девушки был хриплым и слабым, боль сожаления вытекала в каждом слове. — Мне так жаль, Босс. Я просто не знала, никто не знал, но нужно было довериться. — Я не хочу в это верить! — Тсуна стукнул кулаком о твердый металл, моментально вскрикнув от боли, разлившейся по всему телу. — Пожалуйста, позвольте залечить раны, вы в ужасн… — Не смей, — мальчик отстранился, откинув руку Хром, все еще морщась от боли, но теперь не только физической. Четкая картина происходящего еще не нарисовалась полностью в его сознании, но то, что он уже успел понять — ранило его сильнее, чем какие-то пули и порезы в его теле, — ты сделала достаточно. — Я знаю, что мне нет оправдания, Босс. Никто из Хранителей не имел возможности в полной мере понять ситуацию, мы были в панике, действовали необдуманно, — управлять дыханием становилось все сложнее, но Хром всеми силами пыталась вернуть контроль над собой, ибо точно видела: Боссу сейчас намного тяжелее. — Мы думали, что знаем вас достаточно хорошо, но как же мы ошибались. Где-то вдали послышался глухой металлический звук, похожий на скрежет. Он не был громким, но из-за нависшей тишины эхо беспрепятственно донесло до ушей этот шум. — Подозреваю, сейчас мы получим больше сведений, — внезапно вступил Реборн, уже оказавшийся рядом. Голос учителя заставил Тсуну сжать кулаки, ногтями проведя по металлическому полу, издав тем самым неприятный скрежет. К ним стремительно приближались трое: Орегано, Емитсу, и — впереди всех — перешедший на бег Энма. В какой-то момент он не выдержал и вошел в гиперрежим, дабы побыстрее оказаться рядом с Тсуной, подсобив себе маневренностью и скоростью своих боевых атрибутов. — Тсуна, наконец-то!.. — но красноволосый осекся, будто вдохнув напряженность здешнего воздуха. Аура, исходящая от Тсуны, если бы имела цвет, была бы черной, как смоль. — Тсуна? После он поднял глаза на Реборна, который был не столь эмоционален — он держался ровно и статно, дышал спокойно, но глаза его все же выражали недовольство и тяжелейшее осуждение. Энма впал в замешательство, не зная, что сказать. Но за него начал Емитсу, успевший подойти: — Испытание приостановлено. Мы пришли за Хранительницей Тумана. — Что происходит в резиденции, отец? — не поднимая головы, хрипло спросил Тсуна. Емитсу глубоко вздохнул. — К данному моменту от резиденции наверняка мало, что осталось, на самом деле. Народ взбушевался против проведения испытания, мы и подумать не могли, что это примет такой поворот, но, тем не менее, в выпавшей обстановке продолжать испытание невозможно. — Вария, в том числе Маммон, который поддерживал иллюзиями арену, тоже на нашей стороне, — подхватил Энма с более воодушевленным настроем, но прикусил губу, увидев, как Тсуна задрожал. — «На нашей стороне»? — тихо-тихо произнес он, но презрительность и несчастье в его голосе было невозможно не услышать. — Д-да, — уверенность Энмы улетучивалась с каждой секундой терял уверенность, впитывая в себя тот негатив, что исходил от его друга. — Энма… — всхлипом выдохнула Хром. — М-мы можем все прекратить, Тсуна, очень много сопротивляющихся, а если ты присоединишься, то все точно получится, — Козато был прерван Десятым, который, не в силах слушать подобное, ударил кулаком о пол снова, но в этот раз не издал ни звука, пусть и усугубил состояние разбитых в кровь костяшек. — Я требую объяснения ситуации полностью, а не чертовыми отрывками, которые я вынужден сам ставить в нужном порядке, я не в состоянии этого делать, — прохрипел наследник. — Собственно, Энма с нами именно для этого. У него наверняка имеется больше подробностей. Сглотнув, стараясь абстрагироваться от пронзительного взгляда Реборна, несчастных полных слез глаз Хром и от ауры неподвижного напряженного Тсуны, Энма неуверенно пересказал все, с самого начала. Как он подговорил Хром взять его с собой на арену, как притворялся Хранительницей, как раскрылся перед Маммоном, про Ямамото и Гокудеру, вступивших в игру, про махинации с проверкой присутствующих, про Хибари, про бунт и разрушение резиденции. Все это время Тсуна ни разу не шелохнулся, но напряжение, исходившее от него, становилось все плотнее и тяжелее, сквозь него становилось невозможно нормально дышать. — И теперь у нас есть реальный шанс избежать всего этого произвола, Тсуна, надо просто продолжить сопротивление, — закончил Энма, уже полностью потеряв позитив и воодушевленность своих интонаций. Савада все еще молчал, и он этого становилось не по себе. Реборн также не проронил ни слова, он смотрел на опущенную голову ученика, ожидая его реакции. Но сам репетитор за время рассказа несколько раз поджал губы и то и дело сжимал сильнее кулаки в карманах брюк. — Энма, это была ошибка, — Хром вновь попыталась рукавом избавиться от слез. - Мы не смогли справиться с эмоциями, а только это и нужно было, от нас это требовалось, но мы не справились с этим испытанием. — О чем ты? — Энма расширил глаза. — Я корю себя за это, но невольно я стала свидетелем проявления чувств Босса и Реборна. Неприкрытых, искренних, заставивших меня увидеть все совершенно по-иному. Тсуна наконец поднял голову: — Ты видела? — его задел тот факт, что их тайная встреча с Реборном в песчаной буре оказалась не совсем тайной, но исповедь, которой Хранительница сейчас изливала душу, заставила его придержать гнев, не выпуская его наружу. — Да… Тот сильный ветер — моя иллюзия, чтобы выиграть вам время. И то, как вы воспользовались этим моментом, сразу дало мне осознание. Испытание важно, важно Реборну, важно вам двоим. — Я все еще не совсем понимаю… — Энма бегал глазами, глядя то на Хром, то на Тсуну, то на Реборна. — Об этом вы сможете поговорить позже, я дал вам время разъяснить ситуацию, больше тратить мы не можем ни минуты. Надо поспешить в резиденцию. Орегано, надень на этих двоих наручники. Энма, услышав этот приказ, резким движением заслонил Хром и встал в боевую стойку, будучи готовым зажечь Пламя Предсмертной Воли, но ослабшая ладонь, схватившая его сзади за рукав, остановила его. — Энма, пожалуйста, не сопротивляйся, — Хром встала, обошла красноволосого мальчика, и протянула руки девушке-мафиози. Позволив надеть на себя наручники, Хром обернулась: — Босс… Теперь я понимаю, все понимаю, ты вправе злиться на нас, но я прошу прощения. За себя и за всех, кто к этому причастен. Будь у нас больше информации или больше выдержки, мы бы так не поступили. Выдержав некоторую паузу, Тсуна удивил присутствующих, показав свое лицо, которое не выражало никаких сильных эмоций. Внезапно весь тот накал негатива вокруг него ослаб и со временем растворился совсем. — Борьба с эмоциями и чувствами ведь тоже часть испытания, верно? — спокойным голосом начал он. — Хром, мне очень жаль, прости меня за вспыльчивость. Со своей стороны, со своими данными — вы делали все правильно. Совсем недавно я вел себя как абсолютно раздавленный и ненавидящий свою судьбу ребенок, и вы видели это, вы прониклись этим, вы были задеты этим. Кажется, будь я на вашем месте, для меня эта проверка давлением на эмоции тоже была бы запредельно сложной, я тоже был бы слеп, поспешен в выводах и неосторожен со временем. Думаю, я поступил бы так же. И я благодарен, правда, благодарен. Тем более, сейчас ты все осознаешь. Ведь это показывает, насколько сильно я вам дорог. Хром плакала, но тяжкий груз упал с ее плеч. Босс не злится на нее, он не ненавидит Хранителей и Энму, он все понял. Даже в таком состоянии, даже учитывая всю важность, которую он осознал, он принял эти опрометчивые поступки поддавшихся эмоциям друзей. — Отец, пожалуйста, попроси Девятого не сильно их наказывать. — Ты хоть знаешь, что сейчас творится в резиденции? Мы рискуем вернуться в руины, а учитывая, что Вария на стороне бушующих, это вполне вероятно. — Но все равно… — Мы не можем оставить безнаказанным такое, Тсуна. Мало того, что в резиденции хаос, так еще и испытание сорвано. Тсуна резко сорвался, поднялся на ноги, пошатываясь. Глаза вдруг приобрели умоляющие нотки: — Сорвано?.. Нет, это неправильно, — мальчик перевел взгляд на Реборна, и внутри вновь поднялся ураган чувств. Даже мысли о том, чтобы отказаться от исполнения желания репетитора, лишить его возможности убедиться в своем мастерстве, достичь главной и последней цели его жизни, разрывали Тсуну изнутри. Ведь отказ от испытание — ровно как отказ от смысла жизни Реборна. После всего, что мальчик осознал, после всех чувств, что он наконец смог правильно понять, его ранило само допущение, что он может не исполнить волю своего учителя, своего главного героя в жизни, делавшего для него все, создавшего его, доведшего его до такой силы, отдавшего ему всего себя. — Да, я не мог смириться со многими аспектами испытания, оно по всем фронтам бесчеловечное, но оно должно состояться, я многое осознал за это время, пусть изначально и не был не согласен с условиями, — взволнованный мальчик вновь кинул взгляд на репетитора. — Хотя с некоторыми не согласен и до сих пор. — Может, раз уж так все обернулось, можно рассчитывать хотя бы на поблажки в виде изменений некоторых условий? — с надеждой промолвила Хром. — Стоит попытаться попросить Девятого. Так и толпу будет легче успокоить, и испытание состоится. — Да зачем просить, я сам, — Тсуна уверенно, слишком уверенно для своего полумертвого физического состояния, ковыляя и надевая свои вязанные перчатки с цифрой 27 на ходу, приблизился к Реборну и положил свои хрупкие ладони ему на щеки. Вновь появилось непреодолимое желание, чтобы время застыло и не возобновляло ход больше никогда, но, увы, сейчас это будет не к месту. А потому, задержавшись лишь на несколько секунд, в ответ на удивленный взгляд любимого репетитора, Тсуна слегка улыбнулся, перевел ладони с лица на жилистую шею мужчины, и прежде, чем кто-то смог что-либо осознать, зажег свое Пламя, и резким, невероятно сильным движением обеих рук, разведя их в разные стороны, простонав от боли, буквально разорвал ошейник Реборна на две части. Тсуна наслаждался тем изумленным взглядом, которым репетитор смотрел на него. Как же приятно вызывать эмоции у этого обычно холодного, сурового и неподступного мафиози. — Тебе это не нужно, — улыбнулся мальчик чуть шире. Емитсу раскрыл глаза так широко, что, такое ощущение, глазные яблоки готовы были выкатиться из орбит: — К-как? Эти ошейники из невероятно прочной стали, их невозможно сломать вот так. — Тем более, в таком состоянии, — Хром была в шоке и винила себя за то, что не убедила Босса согласиться на лечение иллюзиями, пока была возможность. Улыбка сползла с лица Тсуны. Он отшатнулся от Реборна, сделав несколько шагов назад. Затем слегка опустил голову и глянул на присутствующих исподлобья, передавая своим взглядом всю свою готовность к чему-то большему: — Ошейники — последняя вещь, которая нужна в этом испытании, и она крайне оскорбительна. С самого начала они меня раздражали просто своим присутствием. Я смогу доказать свою силу и свою серьезность, а, главное, — свою преданность Реборну и без этих дурацких побрякушек, мне не нужны такие подтверждения, — и руки начали подниматься к его собственной шее. — Ты с ума сошел! — крикнул Энма, намереваясь подбежать и помешать своему другу, но твердый взгляд Десятого не позволил сделать ему и шага. — Босс, пожалуйста, вы не в том состоянии! — Чего ты добиваешься, это очень опасно, — поддержала остальных Орегано. Тсуна лишь растянул разбитые губы в ухмылке, поднося руки с браслетами все ближе. Казалось, уже были слышны электрические звуки разрядов, ухмылка начала перерастать в гримасу боли, но Савада не останавливался: — Не смейте сомневаться во мне! — закричал он, вцепившись в ошейник. Крик был направлен вперед на всех присутствующих, но, в первую очередь, он посвящался репетитору-мафиози. К чему это, не совсем понятно, ибо Реборн и не сомневался, одаривая Тсуну все также изумленным, но благодарным взглядом. Но Тсуне в удовольствие лишний раз получить подтверждение и доказать самому себе, что Реборн выбрал достойную цель, что его смысл жизни удовлетворит его ожидания. К боли от ранений прибавились многочисленные мощные разряды током, но Тсунаеши твердо стоял на ногах, не поддаваясь импульсам, заставлявшим тело дергаться. В какой-то момент в глазах потемнело, но мальчик не мог допустить отступления. Вцепившись в ошейник сильнее, вопя от боли, он напрягся, оказавшись внутри горящего столпа, все увеличивая и увеличивая его ширину и количество танцующих языков Пламени. Хром свалилась на колени, не в силах смотреть на это стоя, Энма наблюдал с открытым ртом и страхом в глазах. Пронзительные крики Десятого проникали в самые глубины души, заставляя тело содрогаться, но лишая возможности двигаться как-то еще иначе. Безумство храбрых пугает, но восхищает. В конце концов, ошейник поддался. Образовавшаяся трещина дала слабину, стеклышко индикатора разлетелось в пыль, а сам ошейник разломился напополам. Покончив с ним, Тсуна выпустил из рук половины сломанного прибора, вызвав отзвуки двух звонких металлических ударов оземь. Едва не упав, он все-таки удержал равновесие, приземлившись на одно колено. Поднял глаза и дал присутствующим понять, что, даже от такого поступка, его глаза не потеряли ни капли уверенности и серьезности.