Рисунки на обоях

      Рисунки отказывались рождаться, отказывались возникать в его сознании. Назло и вопреки, Рен запретил себе принимать малейшие дозы алкоголя, он хотел добиться вновь ясных картин в чистоте сознания.       Он бродил по улицам, потерянный, мерил шагами знакомые и совсем неизвестные районы города, заткнув уши плеером, продирался через глубокие сугробы зимних парков, будто где-то среди этих северных пейзажей мог найти потерянное летнее море. Тяжёлые ветви деревьев осыпали его снегом при порыве ветра. Он уселся курить на упавшее дерево, нависшее над землёй, но сейчас, казалось, лежащее на снегу. Сквозь полузабытую мелодию Алфавила ветер донёс аромат сигареты с вишнёвым ароматом. На расстоянии вытянутой руки из-под капюшона вырывались непослушно-рыжие кудри.       – Не знал, что ты куришь.       – Может, я всё ещё стараюсь быть похожим на тебя? – улыбка, тёплая и всё же зимняя.       – Как ты меня нашёл?       – Случайно. Выбрался вот погулять в парк, нашёл уединённое местечко – а оно уже занято.       – Ты искал одиночества?       – Думаю, на самом деле я искал тебя, только вот не знал об этом.       – Не уверен, что хотел видеть кого-то.       – Я вот был не уверен, что ты хотел видеть меня, поэтому не напрашивался в гости. Правда, хотел отдать тебе рисунки. Знаешь, мне всегда хотелось, чтобы меня нарисовали, поэтому я не удержался и забрал их на память.       – А потом они тебе разонравились?       – Просто решил, что это нечестно, вот так забирать, не спросив.       – Можешь оставить себе.       – Ты хорошо рисуешь.       – Портреты – не моё сильное место.       – Хотелось бы посмотреть на то, что, по твоему мнению, тебе удаётся лучше.       Они приехали к Рену вместе. Рен сидел на кровати и смотрел, как Крис завороженно перебирает его картины, наблюдал, как меняется выражение его лица, и не понимал, как так вышло, что этому бесцеремонному мальчишке он решил показывать то, что было так ему дорого и так глубоко лично. Он совсем не чувствовал, что обнажается перед ним, как было с Эрволем, когда тот смотрел на первую законченную картину. На лице Криса читалось узнавание, будто перед ним были фотокадры знакомых с детства мест. Иногда он чуть удивлённо и задумчиво переводил взгляд на стену, где видел то, чего уже много дней не удавалось разглядеть Рену. Рен опустил голову, сжал виски руками и закрыл глаза. Перед его взглядом переплетались золотистые нити, периодически превращаясь в навязчивые рыжие кудри. Он думал о том, как безжалостна эта зима, гадал, отняты ли у него рисунки на стенах, чтобы быть отданными Крису. О том, смогла ли бы она их видеть. Не прощаясь, он снова вырвался из клетки стен, придумав себе оправданием срочную необходимость купить водки и мандаринов. Когда он вернулся, его рисунки были безбожно искалечены, утыканы булавками как куклы вуду. Они заполняли стену, оставляя пробелы светлых обоев в цветочек. Рен смотрел на них в прострации, выпустив из рук пакет с мандаринами и водкой. Крис действительно видел. Как объёмная картинка, кажущаяся на первый взгляд равномерным сочетанием узоров, море оживало, и пропуски заполняли живые образы. Возвращалась яркость солнца, движение воды, шум волн и крик чаек. Рен вглядывался в знакомую картину, замершую в местах, скрытых его рисунками, пытался потерять её из виду, но она не исчезала, наполняя душу незнакомым и одновременно привычным, давно забытым и пронзительным теплом. Рен обернулся к Крису. Тот улыбался чуть робко, будто ожидая удара.       – Спасибо, – произнёс Рен тихо.       Улыбка Криса стала увереннее и ярче.       – И всё-таки, – ответил он, – нарисуй как-нибудь мой портрет – по-настоящему, красками.       Рен кивнул. Он достал краски и начал рисовать, не потому, что боялся снова потерять ожившие на стенах образы, а потому, что соскучился по тому, чтобы передавать их, чувствовать вдохновение творчества, отгоняющее мрачную недружелюбную и несуществующую реальность. Когда он вышел, Криса уже не было, а Лера смотрела на него, как на незнакомца, удивлённая отсутствием в его взгляде тяжёлой, так давно не отпускавшей его тоски.       Рену снились звёзды над морем. Пейзаж на стене погрузился в ночь, и он искал отражений звёзд в воде, знал, что они спрятались там, в глубине, но отчего-то не хотят ему показываться. Он легко ступал по воде, подчиняясь мерному движению воды, чувствуя его как продолжение себя. Водная гладь, расстилавшаяся перед ним, была бесконечной, он наступал на невидимые отражения звёзд, и ему не хотелось останавливаться, хотя он понимал, что не доберётся до горизонта. Вода была нежной и тёплой, она приятно ласкала ступни, а обступивший мягкий мрак обдавал свежестью. На мгновение Рен потерял баланс, оступился, и упругие волны расступились, поднимая тучи брызг. Он засмеялся и откинулся на спину, позволив волнам подхватить его и нести куда-то по своему усмотрению. Вскоре берег исчез из виду и не осталось ничего, кроме неба и моря, чуть заметного ветра, темноты ночи звёзд. Одна из звёзд подмигнула ему, и он потянулся к ней, ветер усилился, подхватил его, завертел, поднимая ввысь. Голова закружилась, и через мгновение он смотрел сверху на то же, своё море, устроившись дома на диване в гостиной. Перед ним сидел Крис, рыжий и кудрявый, как обычно, и он рисовал его портрет, но получалось море, и чайки, и только зелёные глаза казались похожими на подмигивающие звёзды.