Мятный дождь

— Виталик, сделай лицо попроще, — крикнул Веретин в мегафон, наблюдая за тем, как Зарецкая и Ильин репетируют сцену, являющуюся одной из кульминацонных. Шёл двадцатый день съёмок. «Мосфильм», который почти не сбавлял рабочий темп даже в самые тяжёлые годы, пришёл в упадок вместе с пресловутой Перестройкой. Людям было не до кино, поэтому многие актёры остались без работы и были готовы работать за еду. Советские артисты, некогда такие популярные, доживали свои дни в нищете и забвении. Веретину повезло — он не только оставался в профессии, но и, будучи именитым режиссёром, мог снимать картины в это смутное время. Это произошло благодаря его последним работам, которые были признаны зрителями и критиками. А многие другие режиссёры остались за бортом и ждали часа, когда в их квартире раздастся телефонный звонок, и рассудительный голос предложит проект. — Игорь, мне кажется, я не до конца понимаю своего героя, — сокрушённо произнёс Ильин, поворачиваясь к режиссёру. — Он ведь не любит Людмилу. — Когда она говорит ему о том, что между ними всё кончено, Караваев испытывает не ревность или боль, всё дело в банальном самолюбии, — отозвался Веретин, чуть щурясь от яркого солнечного света. Съёмки проходили в живописной подмосковной усадьбе Протасово, помпезный двухэтажный особняк которого был настоящим произведением искусства, своей изысканной лепниной, белоснежными колоннами и просторными прохладными комнатами уносил в изысканный и нерасторопный девятнадцатый век. — Да, я понимю… Мне просто нужно немного времени, — сняв шляпу, оправдывался актёр. — Ладно, перерыв пятнадцать минут, — объявил Веретин и отложил мегафон. Встав с кресла, мужчина пошёл в сторону пруда, голубая вода которого переливалась на солнце. Мужчина думал о Мише, предвкушая новую встречу. Скоро со съёмкой «Цветка любви» будет покончено и у режиссёра появится больше свободного времени. — Что в твоём понимании «жертвенность в искусстве»? — спросил Богомолов, подходя к Веретину. — Это когда ты готов отдать душу дьяволу, лишь бы иметь возможность творить и быть востребованным, — надевая солнцезащитные очки, ответил Игорь. — И что, ты готов её отдать? — чуть щурясь от солнца, поинтересовался сценарист. — Думаю, это слишком высокая цена, — покачал головой Веретин. — Я сейчас работаю над новым сценарием. Основной темой повествования будет именно она, жертвенность в искусстве. Кстати, было бы здорово снова поработать вместе. Игорь улыбнулся и кивнул. Они с Богомоловым уже трижды встречались на съёмочной площадке. Веретин мог бы назвать Матвея своим другом, хоть и связывало их только лишь искусство. — О чём ещё будет твой новый сценарий? — Известный в Совке композитор теряет семью, работу и призвание. Нищий и голодный, он выходит в подземный переход, где пытается заработать игрой на скрипке. Однажды к нему подходит очень подозрительный тип и предлагает сделку: он продаёт ему душу и взамен получит карьеру, деньги, славу. Весь мир узнает русского композитора Сорокина. — И он согласится? — Веретин казался заинтригованным. — А согласишься ставить эту историю — узнаешь первым, — лукаво ответил Матвей. Игорь рассмеялся, думая о том, что жертвенной может быть только любовь, и жертва в ней уже не является жертвой. Просто ты отдаёшь, но не беднеешь, а, наоборот, становишься богаче, лучше, крепче...

***

Вечером Веретин и Стрелин сидели в гостиной, соприкасаясь плечами. Шумный город остался вне их личного мира, созданного на двоих. Они дышали друг другом, и без того крепкая связь становилась только сильнее. Сперва Игорь рассказывал о съёмках, а потом замолчал и зачарованно посмотрел на красивый нордический профиль своего любовника. — Что ты так смотришь? — шепнул Стрелин, глядя на режиссёра с нескрываемой нежностью. — Тебе хорошо? — Да. Мне всегда очень хорошо с тобой. Веретин коснулся кончиками пальцев щеки мужчины и подумал, что в этот вечер им не нужны слова.

***

Безумный ветер срывал листву с деревьев, тревожно пахло надвигающимся дождём. Природа в преддверии бури особенно прекрасна, она оголяет свой мятущийся дух, заставляет сердце учащённо биться, и жадно вдыхать свежий воздух. Вокруг не было никого, ни одной живой души. Только Веретин и Стрелин, лежащие на понтоне, видели это чудесное буйство природы. Тучи неслись над озером, подёрнутом рябью. Синие воды ударялись о скользкие камни, шепча о чём-то сокровенном, прекрасном. Игорь думал о том, что именно из таких моментов, как этот, складывается счастье. Вот же оно, вокруг, только открой глаза! Стрелин ткнулся лицом в грудь Веретина. Тот гладил его по спине, а потом сам не заметил, как стал касаться губами татуировки дракона на ней. В этих поцелуях был некий сакральный смысл, который было невозможно постичь умом, а можно было только почувствовать. В небе сверкнула молния, заставляя Веретина оторваться от спины любимого и жадно втянуть воздух, пахнущий дождём. Вокруг всё шумело, жило, пульсировало. Игорь вплёл пальцы в волосы Стрелина. — Давай искупаемся? — Не боишься простыть? — Нет! Прохладная вода заставляла кожу покрываться мурашками, небо становилось всё чернее и тяжелее. Здесь, вдали от шумного города, в окружении грозно покачивающихся сосен, в озёрных объятиях и ощущении чистейшего счастья, можно было дать волю всему своему существу. — Я люблю тебя! — крикнул Игорь, слыша, как сосны подхватывают его слова, и повторяют: «Я люблю тебя», сперва громко, а потом тише и тише. Чистое эхо, невероятное! — Люблю тебя! — крикнул в ответ Михаил и рассмеялся. И сосны выкрикнули признание в любви, а после рассмеялись. Этот смех прозвенел, как колокольчик догорающего августа, и растаял там, в глубине леса. Всё начиналось и заканчивалось здесь, в первозданной красоте мироздания, в невинной транспарентности душ. Всё начиналось с любви. Теперь Веретин был в этом уверен. Она рождалась в солнечном сплетении, заливала мёдом сердечную мышцу, а после сладко отравляла всё существо. Она дарила крылья и лишала страхов, слабости и боли. Вот оно, чистое счастье, первозданное, нетронутое и вечное. — Когда-то нас не будет, а эти сосны останутся стоять, и это озеро так и будет смотреть в небо, — прошептал Веретин, водя ладонями по мокрым лопатками Стрелина. Они стояли в бурлящем озере, слушая хрипы ветра и ощущая нежное единение друг с другом. — Вода всё хранит и всё помнит. Нас не будет, но наши чувства и наши слова останутся в ней, — шёпотом ответил Михаил и, блеснув светло-зелёными глазами, коснулся губами губ любимого. — Твои глаза… они как… мятный дождь, — Веретин говорил тихо и ласково. Запрокинув голову, он посмотрел в тёмно-серое небо, ощущая исступлённые поцелуи на своей груди. Скоро начнётся буря, и они побегут в номер, глотая потоки дождевой воды, а потом будут заниматься любовью в полумраке прохладной комнаты, по стенам которой будут ползать призрачные тени. Простыни будут влажными от пота и дождя, пальцы будут сплетаться, и тихий скрип кровати сольётся с томным стоном. А потом распахнётся окно, в сумрак комнаты вольётся прохладный ветер, и дождь будет барабанить по подоконнику, и всё это будет счастьем. Счастьем, которое уже есть, и которое не закончится никогда.