Центр существования

Ваня хочет чувствовать себя паршиво из-за того, как нагло использует Эльку, но знает: здесь они оба хороши. И он совсем не винит её. И она бы тоже, наверное, не винила его, если бы знала. Сначала он пытается — честное слово, пытается изо всех сил. Проявляет инициативу, оказывает Эле всяческие знаки внимания, водит её по романтическим местам, надеется заставить себя почувствовать хотя бы что-то, чёрт его дери. Получается у него откровенно неважно. А в какой-то момент — переломный — Ваня просто сдается, и дальше их с Элькой обречённые отношения начинают катиться по наклонной. Они почти не целуются — а когда всё же целуются, то делают это безо всякого энтузиазма, — неловко держатся за вспотевшие руки и ходят на свидания потому, что должны. По ночам Ваня подолгу ворочается в постели, а когда наконец засыпает, ему снятся короткие волосы цвета соломы. Вечерами Ваня курит, наблюдает за закатом солнца и думает о том, во что превратилась его жизнь. Ещё какое-то время назад он так отчаянно боролся за Элю, как будто в самом деле был заинтересован в ней — или в этом он пытался себя убедить, — а не изо всех сил старался удержать их с Даней подальше друг от друга, руководствуясь своими эгоистичными целями. Добился, чего хотел. Легче не стало. Единственным счастливым человеком в их любовном квадрате можно назвать разве что Яну, и Ване хочется ненавидеть её, хочется подойти и сказать: «Надеюсь, ты знаешь, что он тебя не любит?» — и смотреть, как её сердце кровоточит под натиском подошвы его новеньких кроссовок, как она чувствует себя преданной дурочкой; но вот только они с Яной слишком уж друг на друга похожи — как обратные зеркальные отражения. А в самом центре их существования находится один и тот же человек, которому никто из них не нужен. Ваня при любом удобном случае пользуется шансом коснуться Дани. Кладёт руку на его плечо и задерживает её там немного дольше, чем следовало бы, нечаянно задевает в дверном проёме, ерошит ему волосы. И зовёт братом по пять раз на дню. Брат, брат, брат — уже тошно становится от этого слова и горчит на языке. Никакие они к чёрту не родственники, даже близко не стояли. Но, возможно, надеется Ваня, каждое такое «брат» перекроет все те разы, когда вместо карамельно-сладкой Эли он представлял рядом с собой Данечку. Пай-мальчик тоже ведёт нечестную игру и водит наивную Яну за нос. Ваня иногда задумывается, правильно ли поступил, когда фактически запустил цепную реакцию, поощрив заинтересованность Климовой в Дане, потому что от вида его с Элей страдальческих взглядов друг на друга хочется пустить пулю себе в лоб. Но альтернатива представляется ничуть не лучше: вряд ли бы Ваня сумел вытерпеть их телячьи нежности, начни они встречаться. Поэтому он стискивает зубы и терпит. Впрочем, его терпение длится недолго, и постепенно Ваня осознаёт, что ему вся эта комедия окончательно осточертела. Пустить всё на самотёк начинает казаться хорошей идеей, так что впервые за последние несколько месяцев он позволяет себе честность. Они с Элей сидят в парке, когда Ваня вдруг говорит: — Я не люблю тебя. Прости, — и уходит прочь. Эля не останавливает его. Эля ничего не спрашивает. Знает Ваню слишком долго и хорошо, чтобы что-то предпринять. Понимает, что при таком раскладе все в выигрыше, — а все ли? Когда Ваня приходит домой, то надирается вдребезги — так, как никогда за шестнадцать лет своей жизни. Даня смотрит на это действо как-то жалостливо. Они сидят на полу в приглушённом свете и в какой-то момент заводят разговор — Ваня не уверен, о чём именно. Он слушает вполуха, периодически кивая для вида, а вот Дане тема явно кажется чем-то поразительно интересным. Он говорит сосредоточенно, глубокомысленно, и в его голубых глазах бликами отражается свет от настольной лампы. Ваня думает, что мог бы просидеть вот так вот целую вечность. Глаза-огоньки вдруг оборачиваются в его сторону — Ване кажется, они способны видеть сквозь него, и напоказ выставлено всё его нутро. Даня спрашивает с лёгкой укоризной: — Ты ведь всё это время думал о чём-то своём, да? Ваня извиняется и хрипло смеется. Даня вздыхает, потирает переносицу и возвращается к своим делам. Теперь они сидят в тишине. Канва Ваниной реальности расплывается, и он уже не уверен, сон всё происходящее или нет. Он смотрит Дане в спину и думает. Думает, что терять ему, собственно, нечего. Думает, на самотёк — так на самотёк. Когда он окликает Даню, собственный голос кажется ему каким-то чужим, словно он звучит откуда-то со стороны. Даня отрывается от ноутбука и спрашивает: — Что? Ване кажется, что кто-то обрезал ему голосовые связки. Взял и обрубил садовыми ножницами. Он лихорадочно пытается собрать мысли в кучу и выдавить из себя хотя бы что-то, но не может, а Даня смотрит выжидающе. Тогда Ваня сглатывает и тянется вперёд. Он целует немного неуклюже, нерешительно, но даже от этого в животе будто взрываются тысячи фейерверков, и Ваня думает, что прежде ничего подобного не испытывал. Поцелуи с девушками не вызывали у него отвращения — они не вызывали ровным счётом ничего, не были ничем больше банального физического контакта, галочки в мысленном списке достижений. Чувствам при поцелуе с Данечкой под стать описания из всех любовных романов на свете. Так что, когда Ваня отстраняется и поднимает взгляд, ему кажется, что у него из-под ног выбили всю почву. — Ты что делаешь? — Даня смотрит на него глазами, полными ужаса. Ване от этого взгляда хочется упасть замертво прямо на месте. Его сердце ухает куда-то в желудок. — Перепил. — Горькая улыбка. — Пойду проветрюсь. — Подожди, — останавливает его Даня. — А как же Эля? — Мы расстались. Даня, видимо, больше не находит, что сказать, так что Ваня хмыкает и уходит, хлопнув за собой дверью. Обеспокоенные и недовольные родители откуда-то сзади спрашивают, всё ли в порядке. Ваня до боли прикусывает язык и не отвечает, потому что ни черта с ним не в порядке. Утром Дани не оказывается дома. Когда он возвращается, Ваня пьёт вторую таблетку от головы и думает между тем, чтобы списать вчерашний инцидент на алкоголь, и сделать вид, что он совсем ничего не помнит. Впрочем, выбирать не приходится, потому что Даня неловко мнётся на месте и выжидающе смотрит на него. Ваня машет рукой: — Валяй. — В общем, — он поджимает губы, — я подумал, ты должен знать. Мы с Элей теперь встречаемся. Ты ведь, ну… не против? Ваня думает, что вся его жизнь — это чёртова шутка, в которую его никто не посвятил. Он смотрит в лицо Дане и пытается найти там какой-то подвох, какую-то подсказку, что его просто неудачно разыграли, а он взял и повёлся. Ничего такого Ваня не замечает, так что натягивает на лицо кривую ухмылку и ядовито отчеканивает: — Да ты чего, Данёк? Совет да любовь! — Ну и кто из них теперь Каин, а кто — Авель? — Ваня, — пай-мальчик — предатель — вздыхает, но Ваня не покупал билета в цирк собственных страданий, поэтому разворачивается и уходит. — Ваня! — звучит ему вслед. Он только крепче сжимает кулаки и ускоряет шаг. Вечерами он курит, наблюдает за закатом солнца и думает о том, во что превратилась его жизнь. Сегодня Ваня давится сигаретным дымом и слезами в безлюдном парке и не знает, куда себя деть. Злость, ревность и разочарование волком воют в груди, и он хочет душить их голыми руками. Честно говоря, Ваня и сам не уверен, какого исхода ожидал. Что Даня ответит ему взаимностью? Что они с Элей повременят и не начнут встречаться, пока Ваня не выкинет из головы свою дурацкую влюблённость? Он не знал. Не обдумал. Но все карты теперь выложены на стол — а Ваня с треском проиграл эту партию. Когда он возвращается домой, то почти ожидает увидеть Данину кровать застеленной и пустой — и… ошибается. Тот умиротворенно посапывает, лёжа на спине, и несколько кудрявых прядей спадают ему на лицо. Ваня невольно улыбается и думает, что никогда не видел никого, более напоминающего ангела во плоти. Он думает, что, если очень попросить, он бы, пожалуй, мог простить ему что угодно. Даня дома. Не у Эльки. Даня остался. Ваня не знает, что это значит. Не знает, где сейчас Эля. Не позволяет себе строить надежд — ну нет, особенно не после того, как всё грандиозно рассыпалось и оставило его в развалинах, — но от осознания того, что Даня, возможно, услышал его, возможно, передумал, сделал шаг навстречу, дышать становится немного легче. Вряд ли из этой ситуации есть лёгкий выход, но, может быть, попытаться стоит, и, может, в конечном счёте у Вани всё будет в порядке. Не переодеваясь, он ложится в кровать лицом к стене и закрывает глаза. Вдох. Выдох.