Packing all my things for the summer Lying on my bed it's a bummer 'Cause I didn't call when I got your number But I liked you a lot Slippin' on my dress in soft filters Everybody said you're a killer, but I Couldn't stop the way I was feeling the day Your record dropped Caught up in my dreams and forgetting I've been acting like armageddon 'cause you Held me in your arms just a little too tight That's what I thought Summer's meant for loving and leaving I was such a fool for believing that you Could change all the ways you've been living But you just couldn't stop
***
Вещи не влезали в чемодан, Дженни пришлось разбежаться, и прыгнуть на него сверху. Она прыгала на чемодане, стуча пятками и шлепая ладонями. Замки гремели и Дженни обдирала лак на ногтях, пытаясь их застегнуть. Ленни заглянул в комнату, посасывая сигару. Маленькая голова на морщинистой шее, торчащей из круглого тельца, делали его похожим на старую черепаху. – Эй. Эй, посмотри на меня. Каникулы не будут длиться вечно. Бери что надо, и проваливай. Арч не будет мотаться с тобой неделями, поняла? Ты не гребаная принцесса Уэльская. – Еще какая принцесса, – сказала Дженни, продолжая прыгать на чемодане. – Тебе-то все равно в чем ходить, ты и так страшный. А мне – нет. – Тебе язык вырвать, мелкая срань, чтобы не огрызалась? – Ленни сосал сигару, извергая дым, как викторианский паровоз. Дженни помахала в воздухе руками, и изобразила, как ее тошнит на пол. – Проще закрыть этот чемодан, чем паковать новый. Ты же помнишь, чем это закончилось в последний раз, – вмешался Арчи, читавший газету. Он подпер косяк, скрестив ноги. Ленни вырвал у него газету и кивнул на Дженни: – Помоги ей, иначе я ее грохну. Арчи кивнул. Ленни носил туфли без задников, они шлепали ему по пяткам в коридоре и звонко хлопали, когда он спускался по лестнице. Арчи наклонил голову, прислушиваясь. Дженни мотала коленями, дожидаясь, пока шаги Ленни стихнут внизу. – Ты поедешь со мной? – спросила Дженни, и Арчи отделился от косяка и подошел к ней. Он встал на одно колено перед чемоданом, проверяя замки. Дженни посмотрела на него, сдув прядь волос, упавшую ей на лоб. – Надави, – сказал Арчи. Дженни уперлась ладонями в чемодан, и наклонилась вперед. Арчи защелкнул замки. Пальцы у него были длинные, как у пианиста, присаженные на широких ладонях шахтера. Его семья была откуда-то оттуда, а еще у него в роду были цыгане и евреи, и Дженни поцеловала его, не закрывая глаз. Она положила ему одну руку на щеку, а вторую на шею, в туго натянутой жиле под загорелой кожей ухало сердце. Ресницы вздрагивали, пока он не открыл глаза, зеленые с желтым, как у кота. – Почему Ленни отправил тебя? – спросила Дженни, облизывая губы. – Потому что я сказал, что задолбался таскать за тобой вещи, – Арчи просунул руку Дженни между ног и взялся за ручку чемодана. – А он что? – Дженни встала, перешагивая через его руку, и Арчи усмехнулся. – Лен не переносит, когда я говорю ему, что мне нужно отдохнуть. Он сказал, что отвезу тебя, и потом отдохну. Еще могу отдохнуть в могиле. Или в Темзе. Могу даже выбрать. – Ты умеешь с ним договариваться. – Я знаю, что ему говорить. Пойдем. А то у тебя в комнате слишком тихо. Лен начнет интересоваться. – Ему только это и надо, чтобы у меня было тихо, – Дженни потянулась, и Арчи выпрямился, взвешивая чемодан в руке. – Что у тебя там – пятьдесят килограмм кокаина? Бетон? Дженни потянула через голову сарафан, оставаясь в трусах и лифчике без чашечек, почти не державшем налившуюся за год грудь. Она бросила сарафан на пол, и подтолкнув его ногой, провела пальцами под бретельками, громко ими щелкнув. – Только мои вещи, – Дженни повернулась к Арчи спиной и открыла дверцы шкафа. Чемодан со стуком встал на пол. Руки Арчи схватил ее под грудью и поперек живота, за горло, заламывая шею. Дженни открыла рот, лаская его руку на своей груди, его руку в своих трусах, и, пристроившись между его бедер, взяла его за член, уложенный налево. Арчи сдал назад и врезался спиной в дверцу шкафа, майки висевшие на дверце, попадали, попадали разноцветные лифчики. Дженни попыталась схватить его за член еще раз, член приподнялся под трусами, но не до конца, в штанине он был похож на свернутую колбаску. – Дженнифер, блять. Она прыснула ему в лицо, брызнув слюной, и Арчи выругался, протирая лицо руками и рукавами. Дженни надула губы: – Когда я сажусь тебе на лицо, ты не больно-то возмущаешься... Ай! Арчи шлепнул ее по заднице и, подняв чемодан, вышел из комнаты. Рука у него была тяжелая, и Дженни долго терла ягодицу, поджимая ногу и цепляясь рукой за платяную вешалку. В шкафу у нее висели майки и джинсы, которые она носила, и платья, которые не носила. Чемодан стукнул в конце коридора, хлопнула дверь в туалет – дальний, с видом на старую яблоню, которая больше не цвела. Дженни закусила губу, она бы пошла вместе с Арчи в туалет, чтобы помочь ему разрядиться, но в доме было полно народа, и Лен ждал внизу. – Можешь, когда хочешь, не быть крокодилом, – сказал Ленни, когда Дженни спустилась на веранду, одетая в желтое шелковое платье, которое он ей купил на Оксфорд-стрит. Быки стояли в конце веранды, все какие-то новые, Дженни не узнавала лиц, Арчи называл это «текучкой кадров», а Ленни морщился. «Шпана уличная, – сказал Ленни, сплюнув. – Не с кем работать, расходников не осталось». «Ты заметил, что они с каждым разом все тупее? – спросил Арчи, вытирая рот пальцами. Дженни пила кофе с молоком, глядя на него поверх чашки. – Если хорошенько поискать, можно что-то найти, но я чувствую себя тем петухом, роющемся в дерьме». «Раз-Два поднялся». «Раз-Два никуда не поднимался, он в той же луже». «А я тебе говорю, поднялся, – Ленни потянулся за сигаретой, и Арчи не глядя протянул ему зажигалку. – Сколотил банду из своих дружков, и чувствует себя большим боссом». «Он пока мамкин гангстер. Если начнет из него что-интересное получаться...» – Арчи потер переносицу. Ленни закурил, и Арчи, потянувшись за пачкой, вытащил сигареты и бросил ее на стул. «Если начнет, то подрежь ему крылышки, – Ленни оперся дряблым локтем о край стола. – Больно он стал борзый». «Как скажешь». Арчи пожал плечами, а Дженни, воспользовавшись тем, что на нее никто не смотрит, вытряхнула под столом из пачки сигарет, которую Арчи оставил на стуле, парочку себе в ладонь. Ленни посмотрел на Дженни, и она быстро кинула пачку обратно на стул. «Ты чего там возишься?» «Ничего. Живот болит». «Иди и выпей таблетку, что ли», – Ленни выпустил дым вверх, дым рассеивался над столом, как туман. Дженни положила ногу на ногу, откидываясь на спинку, и толкнула Арчи носком в колено. Арчи схватил ее за пальцы ноги – его большой палец скользнул под ступней – и отпустил. Дженни села в плетеный стул и поджала под себя ногу в сандалии, скрестив руку на груди. Ленни листал газету, похрюкивая. Месячные только закончились, о сексе без резинки можно было забыть, а жаль – Дженни нравилось, когда Арчи в нее кончал. – Видела его новую тачилу? – спросил Ленни, и Дженни подняла голову. Сквозь Ленни водяным знаком проступал кончающий Арчи с открытым ртом, и закрытыми глазами. Прядь волос, завернувшись черной стружкой, падала ему на лоб, и Дженни вспотела, думая о нем. – Нет пока, – Дженни очнулась и положила руки на колени, теребя подол. Ленни перелистнул страницу, и кивнул головой вглубь двора, там, где у решетки с пиками-лилиями стояли машины. Дженни уперлась руками в подлокотники, приподнявшись в кресле, и увидела. Это был белый «Мустанг» кабриолет 1966 года, стоявший между машин Ленни с усмешкой на хромированном бампере. Он был наполовину оригинальный, наполовину переделанный, и выглядел так, как будто бы не каждому дался под ключ, похожий на своего хозяина, как собака или ребенок. – Мустанг, – у Дженни пересохло во рту, она облизнула губы. Машина выглядела как секс, и между ног у нее набухло. – Он говорил, что хочет мустанг, проехаться на нем. Но без водилы, самому. Чтобы почувствовать. – Что так долго? – Арч вышел на веранду, и Ленни повернулся к нему, забыв о Дженни. Арчи разгладил воротник рубашки. – Был в туалете. Чемодан уже нес не Арч, а Стиви-бой, бывший боксер, которого Дженни удалось запомнить потому, что его левый глаз не смотрел в ту же сторону, что и правый. Дженни подперла щеку кулаком, стараясь не думать о революции у себя в трусах. – У омлета со шпинатом был смешной вкус. Поехали, Джен, – Арчи поманил Дженни жестом. – Раньше сядешь, раньше выйдешь. Дженни не встала, пока Стиви не снес ее чемодан по ступенькам, и Арчи, не дожидаясь ее, пошел вслед за ним. Только после этого она поднялась из кресла и, поправив волосы, взялась за перила, внимательно глядя себе под ноги – на ступеньках глаза Дженни выделывали странные штуки, путая одну с другой, и она часто падала. – Что надо отцу сказать? – спросил Ленни, когда Дженни опустила ногу на первую ступеньку. Дженни обернулась, пепел с сигары падал ему на живот, очки с коричневыми стеклами были спущены на пористый нос, похожий на кусок переваренной моркови. – Пока, Лен, – сказала Дженни. На языке вертелось «Ты мне не отец», но она не хотела сорвать эту поездку, и Дженни прикусила язычок. Ленни выглядел так, как будто бы ждал дерзости, и причмокнул губами, когда Дженни продолжила спуск, держась за перила обеими руками. Психолог говорил, что это психосоматика, и все равно советовал попробовать очки, от которых Дженни отбилась еще яростнее, чем от брейкетов. Дженни бы лучше сдохла, чем показалась в школе с железными зубами и со второй парой глаз. Одно дело – быть дочерью гангстера и слышать шипение за спиной и «приветики» в лицо, а другое – стать главной уродкой класса и потерять репутацию, над которой Дженни работала усерднее, чем над оценками за квартал. Когда они подошли к «Мустангу», Дженни остановилась в двух шагах от машины, сцепив пальцы в замок, Арчи взялся за дверь, а Стиви-бой дернул крышку багажника, и Арчи рявкнул, взявшись за ручку двери: – Эй! Следи за руками. Это не драндулет твоего деда, которым он месит навоз на островах. – Мой дед месил не навоз, а угольную пыль, – хмыкнул Стиви. – Он шахтер из Шеффилда. Был, пока шахты не прикрыли. – Да мне похер, кто он. Осторожно. – Похер так похер, – покладисто согласился Стиви. Он уложил чемодан в багажник бережно, как коробку с пирожными. Дженни подошла к багажнику, толкнув Стиви бедром – она быстра остыла, влажные трусы липли к половым губам, настроение было шаловливым, пока поднятый багажник загораживал ее и от Ленни, и от Арчи, – и, подцепив пальцами крышку, опустила ее до конца. – Он тоже любит нежно, – сказала Дженни, посмотрев на Стиви через плечо, и в его бледных, навыкате, глазах проскочила смешливая искорка. Дженни вильнула бедром, и пошла вдоль «Мустанга», проводя пальцами по гладкому белому боку над хромированной полосой. – Джен, дуй в машину, – прикрикнул Арчи. Дженни подцепила ручку, открыла дверь и села на пассажирское сиденье. Мустанг пах кожей и новой тачкой, и Дженни провела ладонями по сиденью, мягкому, как попка младенца, если бы из младенцев шили чехлы для салонов. Легко было представить, как Арчи возьмет ее здесь, подумала Дженни, вынув заколку из волос и зажав ее между зубов. Арчи поправил зеркальце заднего вида, их глаза встретились в отражении, и сердце Дженни вспыхнула, как куча сухих листьев, которые садовник жег на заднем дворе. Она вытянула в трубочку немеющие губы, целуя воздух, Арчи подмигнул ей, и Дженни отвернулась: она покраснела и знала это, и не могла перестать улыбаться. Стиви открыл ворота, он смотрел на Дженни через стекло, Арчи смотрел на дорогу, Дженни провела пальцем под нижней губой и отвернулась. Ей было интересно знать, может ли она заставить других мужчин смотреть на нее такими же глазами, как смотрел Арчи, и, когда получалось, ей больше не было с ними интересно, потому что они не были им. Когда они отъехали от дома, Арчи остановил машину и Дженни пролезла между кресел на пассажирское сиденье. Арчи сунул ей руку под платье, огладил по бедру, по ягодице, и, постучав пальцем по датчику топлива, сказал: – Надо дозаправиться. – Ты не дозаправился в Лондоне? – Я только вчера взял тачку. Было много работы, не до того. – Ебать ты лох, – захихикала Дженни, закидывая ноги под стекло. Сколько она ни валялась у бассейна, ее ноги оставались белыми, как сметана, Арчи на ее фоне казался смуглым, как араб. Когда его смуглая спина ходила на ней вверх-вниз, Дженни представляла себя любовницей цыгана, маленькой цыганской принцессой. – Опусти ноги, – потребовал Арчи, отряхивая приборную панель рукой. У него были новые часы, и Дженни испытала укол ревности: если он ходил за часами без нее, то с кем? – Тебя в свинарнике воспитывали? – Меня воспитывал боров, – с вызовом ответила Дженни. Арчи повернулся и посмотрел на Дженни так, что она молча убрала ноги и отвернулась, уставившись в окно. Когда Арчи положил ей руку на колено, Дженни ее столкнула. – Уйди. – Не уйду. – Уйди, сказала. – Это новая тачка. Я хотел ее, с тех пор, как увидел в каталоге в парикмахерской в девятнадцать лет. Ее привезли мне из Штатов. Будешь ее портить, я тебе ножки оторву, – сказал Арчи то ли в шутку, то ли всерьез. Дженни скрестила руки на груди, и уперлась носом в стекло. – Молодец, удивил. Как будто Ленни этого не делает. – Не как Ленни, – сказал Арчи, потрепав Дженни по коленке. – Потому, что я не Ленни. – Иди в жопу пожалуйста, – сказала Дженни, и привалилась виском к стеклу, прикрывая глаза. Арчи запустил руку под платье глубже, и отвернул подол, трогая бедро. Дженни поморщилась, шишка больше не горела, но воспаленная кожа натягивалась и пухла, когда Арчи водил по ней пальцами. – Когда? – спросил он. В длину синяк был как расстояние между его большим и указательным пальцами. – Пока ты в Лондоне был, – Дженни одернула подол и расправила его. Арчи повернул ключ в замке зажигания и рванул с места так, что у Дженни голова дернулась и стукнулась о подголовник. Сумерки быстро становились лиловыми, белый мустанг проносился по сельским дорогам, вспарывая черноту, как белоснежный призрак. Дженни сидела, уперевшись локтем в стекло и подпирая кулаком висок, и думала, что уже все это видела. «Мой старик меня бил. Старик Лена его бил, – Арчи постукивал пальцами по рулю. – Мы выросли нормальными». «Вы выросли бандитами, – Дженни потрогала разбитую губу. – Если бы у тебя была дочь, ты бы стал ее так бить?» Арчи долго молчал, глядя на дорогу. Светофор переключился с зеленого на желтый, по переходу ползла старушка в синей кофте и розовой юбке, опираясь на ходунки. Когда Арчи посигналил, она показала ему средний палец и что-то проорала. «Да пошла ты нахер, старая карга, – сказал Арчи то ли удивленно, то ли весело, и поправил зеркальце заднего вида, снова становясь серьезным и задумчивым. – Нет. Я бы не стал». «Что бы ты не стал?» – Дженни с хлопком сложила пудреницу. Тональный крем не прятал синяки, они проступали даже под самым плотным. Поездка пошла коту под хвост, по лицу Дженни было видно, что вчера оно близко познакомилось с кулаком. «Если бы у меня была дочь, я бы не стал ее бить». Арчи смотрел на дорогу, в темноте лицо у него казалось изжелта-бледным. Он говорил, что бить детей – нормально, и говорил, что своих бы бить не стал. Он один мог перехватить занесенную руку Ленни или подставиться под удар самому, но он не мог заставить его прекратить, и Дженни ненавидела его за это, и любила, и в голове у нее все путалось. Когда они пролетели мимо заправки, Дженни вздрогнула и обернулась. Арчи сидел как грозовая туча, со стуком переключая передачи. Дженни посмотрела на Арчи, открыв рот, но прежде, чем она сказала, он бросил: – На следующей. Дженни не стала спорить. Ленни говорил, что она слишком тупая, чтобы остановиться, когда видит, что выбесила его, но Дженни не останавливалась не потому, что не видела, а потому, что это был Ленни и ей нравилось его бесить. Как тогда, когда Ленни тащил Дженни к бассейну и орал, что она не будет ходить, как шлюха, а, если будет, он сам ее и утопит. Дженни дрыгала ногами со слетевшей туфлей и цеплялась за лежаки, которые волокла за собой. Она не помнила, что она сделала, кажется, надела купальник как у девчонок, которых Арчи привозил Ленни на День Рождения. Конечно, Дженни знала, чем это кончится, но увидеть кабанью ярость на красном, трясущемся лице Ленни было слишком заманчиво. И все-таки одно Дженни не рассчитала, на каблуках она не смогла бы далеко убежать. Цепляясь ногтями за руку Ленни, пока тот затрещинами не застал ее разжать пальцы, Дженни не видела, как спустился Арчи, но слышала, как он крикнул: «Лен, ты с ума сошел, что, утопить ее собрался?» «Она оделась, как шлюха!» «И похожа на шлюху. У малолеток нет мозгов, это факт. Вставай, Джен, эта цепочка не похожа на трусы». «Мелкая пизда делает все, чтобы меня выбесить! Сегодня она шляется так у бассейна, завтра выйдет на пляж, послезавтра ей какой-нибудь черномазый заделает ребенка. В кого ты выросла тупой шлюхой? Точно не в мать, да и та была не ангел, раз связалась с ублюдком вроде твоего папаши, который сдох и подкинул мне тебя!» Ленни с размаху пнул Дженни по ребрам, и Дженни взвыла, чувствуя, как хватка Ленни на ее волосах ослабела. «Поорал – и хватит, ребра сломаешь», – Арчи толкнул Ленни растопыренной пятерней в грудь, несильно, почти нежно, и Ленни начал орать. «Да пошел ты нахуй! Ты мой с потрохами, так же, как и она. Забыл, откуда я тебя вытащил? Хочешь вернуться на свою помойку с трейлерами и бабищами с сифаком в спортивных костюмах?» Ленни толкнул Арчи в грудь обеими руками, сильно, как регбист, Арчи пошатнулся и схватил Ленни за рукав рубашки-поло. Дженни сжалась в комок, поднимая колени к подбородку и прикрывая руками голову, надеясь, что Ленни нескоро о ней вспомнит, и закрыла глаза. Арчи с Ленни возились, надсадно сопя, все закончилось, когда над бассейном раздался звонкий звук пощечины. Дженни вскинула голову. Она с надеждой посмотрела на Арчи, потом на Арчи, но это Ленни стоял с поднятой рукой, и это щека Арчи стремительно наливалась малиновым. «Арч, еще раз ты себе такое позволишь – и я тебя ракам скормлю, – сказал Ленни. – Ты меня понял, Арч?» «Понял, – кивнул Арчи. Глаза у него блестели, как у зверя. – Еще раз меня ударишь – и у нас будет проблема». «Ты на кого бычишь, ты на меня бычишь, щенок? – Ленни опять толкнул Арчи руками в грудь, Арчи покачнулся, перенес вес с носков на пятки. – Место свое забыл? На кого рот раззеваешь, падаль? Ты жив только потому, что от тебя есть польза. Проблема у нас будет? Проблема будет у тебя!» Заправка, на которой они остановились, была желтой с красным, и выглядела игрушечной, как пожарная машина в витрине «Хэмлис». Арчи заглушил мотор, приподнялся на сиденье и, достал из пиджака на заднем сиденье бумажник, сунув его в карман. Заправщик в красных штанах и белой футболке закончил с «Фиатом», стоявшим с топливным пистолетом в клапане, и неторопливо, нога за ногу пошел к ним. – Мне казалось, что в этом бизнесе должна быть конкуренция побольше, – сказал Арчи, глядя в боковое зеркало. – У нас мальчики, которые быстро не бегают, долго не живут. А эти ползают, как улитки, и получают деньги. Дженни положила Арчи руку на плечо, и он посмотрел на нее. Дженни провела кончиками ногтей ему по лбу, зарываясь пальцами в волосы, и Арчи, прикрыв глаза, наклонил голову. Дженни нравилось так делать, каждый раз она чувствовала себя Красной Шапочкой, к которой из леса выходил Большой Злой Волк, и забывал обо всем: и о бабушке, и о пирожках, и об охоте, обо всем, кроме голода. – Хочешь кофе с молоком, принцесса? – спросил Арчи, не открывая глаз. – Мороженого? Шоколадку? – Мне не тринадцать лет, – фыркнула Дженни. – Еще пообещай мне игрушку и сводить в Луна-парк, если буду хорошо себя вести. – Мне уже давно не тринадцать лет, а я все еще люблю чуррос, – Арчи открыл глаза, и Дженни поцеловала его в губы. Заправщик постучал пальцами по стеклу, Арчи на него не смотрел, он смотрел только на Дженни. Дженни вытянула руку и опустила стекло, стало слышно, что заправщик говорит. – Какой бензин заливать, сэр? Арчи поцеловал Дженни, но она не открыла рот, упираясь в его бедро коленом, она чувствовала на себе взгляд заправщика и не могла сосредоточиться. Все равно они раза два или три ткнулись друг в друга сомкнутыми губами, прежде, чем Арчи повернулся к заправщику, посмотрел на него, положив руку на руль и сказал: – Тебе не видно, какой бензин наливать? Дизельное топливо, блядь. Не тупи и залей полный бак. Арчи открыл дверь так, что заправщик отпрыгнул, и, обойдя машину, открыл дверь для Дженни. Дженни смотрела, как он идет в лучах электрического света, уверенный, пластичный, с кошачьей раскачивающейся походкой похожий на рок-звезду. Когда Арчи открыл дверь и подал Дженни руку, она коснулась его пальцев и вышла из машины одним движением, как дива. Первый шаг был шикарным, на втором Дженни споткнулась – камешек попал ей в сандалию, и она полетела вперед, выставив ладони. Содранные руки, содранный подбородок, содранные колени – картинки одна противнее другой, но Дженни так и не упала, Арчи схватил ее поперек талии. Шаркая ногами, Дженни выпрямилась и схватила его за рубашку. – Бля, вот сейчас было бы больно, – пробормотала Дженни, и Арчи сказал ей, сощурившись: – Береги голову. – Какую голову? – не поняла Дженни, и Арчи взял ее одной рукой за спину, а другой – под колени, поднимая на руки. Дженни смотрела в разверзшийся зев магазина на заправке и видела сонную кассиршу, холодильниками с содовой и кофе-машины на стойках самообслуживания, куда Арчи нес ее, как новобрачную. Холодок из кондиционера тянул по ногам, в дальнем холодильнике мигал свет. Хозяин «Фиата», похожий на школьного учителя – Дженни не знала наверняка, но он выглядел, как хозяин «Фиата» – с очками, сползшими на кончик носа, наливал себе кофе в бумажный стакан. Сонная кассирша встрепенулась , как воробышек, и проводила взглядом Дженни, которую Арчи понес мимо холодильников с газировкой к стеллажам с печеньем и чипсами. Арчи поставил Дженни на пол, и она взяла с полки коробку шоколадных чуррос. Дженни обхватила его рукой за шею и поцеловала в щеку, и Арчи сунул ей в руку мятую квитанцию и несколько купюр. – За бензин, чуррос и два кофе. Хочу мороженого, – сказал Арчи и ушел в глубь магазина. Дженни улыбнулась ему уголком рта, и пошла на кассу, бросив перед кассиршей деньги. – Два больших кофе с молоком, и это, – Дженни положила на прилавок чуррос, постукивая по картонке ногтями. Продавщица, улыбаясь себе под нос перламутровыми губами, тыкала пальцем в кнопки, на кассовом автомате. Дженни побарабанила пальцами по прилавку, и спросила: – Что смешного? – У тебя смешной дружок. Не каждый умеет ухаживать за женщиной так красиво, – кассирша подняла крашеные голубым веки, и посмотрела Дженни в глаза. – Но ты совсем молоденькая, а ему даже на первый взгляд намного больше тридцати. Как бы копы не заинтересовались. – А он не мой дружок, – Дженни вспыхнула, как китайский фонарик. – Разве? – лоток с деньгами выехал, кассирша забрала деньги и отсчитала сдачу. – А, понимаю. Не дружок. Работа бывает разной. Дженни бы кинула ей сдачу в лицо, но ее улыбка, ее взгляды, ее томно то падающие, то поднимающиеся веки, заставили ее почувствовать себя уязвленной, как будто бы кассирша знала о Дженни что-то гадкое, что-то, что она могла разделить только с кем-то вроде Ленни. Дженни перегнулась через стойку и, оперевшись о нее ладонями, прошипела в лицо кассирше: – Он не мой дружок, он мой жених, ясно? И мы поженимся в сентябре, и я буду его миссис. Арчи подошел и бросил длинную упаковку мороженого и пару пластиковых ложек на стойку, отвернувшись, он стал смотреть на то, как заправщик ковыряется с «Фиатом», оставив «Мустанг» с топливным пистолетом, так же, как «Фиат» несколько минут назад. Кассирша выбрала из сдачи, оставленной на стойке, деньги за мороженое, и поставила на стойку два картонных стакана. – Кофе налейте сами, крышечки, палочки, трубочки и манжеты – все рядом с автоматами, – скучным голосом повторила кассирша, как молитва, и тут ее голос изменился, став липким, как патока. – Удачи вам и вашей невесте, сэр. Она у вас красавица. Дженни не думала, что может покраснеть больше, но в этот раз ей казалось, что у нее горят уши, чадя на весь магазин. Арчи посмотрел на кассиршу, приподняв бровь, и та, положив локти на стойку, продолжала ухмыляться. – Малышка, я же говорил, что не надо рассказывать всем налево и направо. Это плохая примета, – невозмутимо сказал Арчи, забирая стаканы со стойки, и Дженни посмотрела ему в глаза с облегчением, благодарностью, восторгом, всем, что она не могла сказать вслух, пока стерва смотрела на нее с улыбкой, свисающей со рта, как сломанная вывеска «Го-го». Арчи поставил стаканы на решетку кофе-машины, и Дженни обняла его за талию, уперевшись подбородком ему под лопатку. У него был теплый, сухой бок, и Арчи положил ей руку на спину, а еще у него была широкая грудная клетка, но худые, узкие руки и ноги. Находить в нем изъяны было ее любимой игрой, и она всегда радовалась, когда выигрывала. Ленни был просто уродлив, и Дженни ненавидела его всем сердцем, ненавистью глубокой и сильной, как любовь, за исключением того, что в ней не было ни капли любви, а Арчи был как калейдоскоп: мог быть ослепительно красивым, а мог быть некрасивым, но на него все равно хотелось смотреть. Волосы в носу, на груди, кривой передний зуб, одно веко чуть ниже другого, тонкие руки и ноги напоминали Дженни о том, что Арчи все-таки был человеком, а не уличным ши, пробравшимся в дом к Ленни, чтобы свести всех с ума. Арчи сунул подмышку чуррос и мороженое, а Дженни взяла крышечки для кофе и надела их на стаканы, когда автомат перестал бурлить и жужжать, а на дисплее высветилась надпись «Угощайтесь». Чтобы не расплескать кофе, идти приходилось плавно, едва переставляя ноги. Арчи никогда не старался идти ровнее, а кофе у него в стакане, когда он брал на вынос, даже не колыхался, и Дженни не знала, как он это делал: может быть, он и правда был немного ши, думала Дженни, вспоминая Йейтса, по которому ее сочинение неожиданно оказалось лучшим в классе. – Закончил, сэр, – сказал заправщик со стула под козырьком, когда они вышли. – Заправил премиум. Щиток топливного бака был захлопнут, «Мустанг» ждал и ночная роса оседала на его капоте каплями конденсата. Сонный хозяин фиата, спотыкаясь, дошел до машины и открыл дверь. Свет включился, стало видно дремлющую женщину на пассажирском сиденье, которая открыла глаза и посмотрела на него мутным взглядом, и ребенка в детском кресле позади нее. – Всего-то надо было пошевелить мозгами, – Арчи открыл заднюю дверь, и бросил на сиденье мороженое и чуррос. Он тоже посмотрел на «Фиат», и сразу отвернулся, как будто бы увиденное ему не понравилось. Женщина не была красивой, это правда, но спала очень мирно, и Дженни даже немного позавидовала ее сну. Так спокойно Дженни спала, только когда Арчи был рядом, но Арчи не мог быть рядом всегда, пока рядом был Ленни. Арчи открыл дверь для Дженни, и Дженни, наклонившись, поставила стаканы с кофе в держатель. Ей пришлось выковырять из второго держателя металлическую зажигалку, Арчи забрал ее, наклоняясь к Дженни. Его бедра прижались к ее ягодицам, и Дженни выпятила их навстречу ему. – Мороженое съедим сейчас, – сказал Арчи Дженни в затылок, и Дженни залезла в машину, повыше задирая колени, чтобы он мог заглянуть ей под платье. Арчи встал, оперевшись рукой на крышу «Мустанга» и на дверь, и Дженни выставила одну ногу наружу, поставив ее между его ног. – Не спросишь, почему я соврала кассирше? – Дженни заправила волосы за ухо, и Арчи покачал головой. – Нет. Выезд с заправки ремонтировали, машина раскачивалась на снятом асфальте, мороженое, которое Дженни забрала с заднего сиденья, прыгало у нее на коленях, и она облизала испачканные пальцы, когда сняла с него крышку. Дальше от шоссе было еще темнее, небо казалось угольно-черным. Арчи съехал на проселочную дорогу, мустанг прыгал на ухабах, и Дженни зажала пластиковую ложку. – Откуда ты знаешь дорогу? – спросила Дженни. Арчи пошевелил бровями: – Бизнес. Поработай с мое, будешь знать Лондон и все, что вокруг. – Может, позакапывай? – Может, и позакапывай. – Даже знать не хочу, – игриво сказала Дженни. Мороженое капнуло ей на платье, и Арчи сказал, косясь на коробку у нее на коленях: – Хочу. Дженни зачерпнула мороженого, и, держа руку, сложенную ковшиком, под ложкой, поднесла ее Арчи ко рту. Он широко открыл рот и схватил мороженое, прихватив пальцы Дженни. У него были сухие, мягкие губы, и Дженни провела пальцем у него по щеке. Глаза Арчи затуманились, машина подпрыгнула, и мороженое шлепнулось ему на брюки. – Твою же мать! Они остановились у выезда на шоссе, и вышли из машины. Дженни отдала Арчи мороженое – держи, у меня отмерзли колени, – и села на капот, тут же подскочив с воплем. Капот был горячий, как конфорка, и Дженни схватила себя за задницу, приплясывая на кончиках пальцев. – На нем яйца жарить можно! – обвиняюще крикнула она под хохот Арчи, евшего мороженое, наклонившись над коробкой. Он ел жадно, хватая куски, и растаявшее мороженое капало у него с подбородка в коробку, оставляя на смуглой коже молочную дорожку. – Так иди сюда, – Арчи проглотил кусок мороженого размером с небольшой айсберг, вытер рот тыльной стороной руки и похлопал себя по колену. Дженни показала ему язык, задрав подол юбки и поигрывая им над кружевными трусами. Арчи наклонился и, вытянув длинную руку, схватил ее за подол платья, подтягивая к себе. Дженни влезла ему на колено, забрав коробку с мороженым. Арчи обнимал крепко, и, когда Дженни открывала рот, он вкладывал в нее ложку с мороженым, подушечками пальцев растирая молоко, оставшееся у нее вокруг губ, в уголках рта. Капот медленно остывал, Арчи сидел на самом краю, и Дженни сползла вниз, вставая у него между ног. Член у него в штанах набух, но не до конца, и лениво терся об ее копчик, такой же размягченный и ленивый, как сам Арчи, то ли хочущий ее трахнуть, то ли довольный этой близостью. Звезды над полем были ярче, чем над пустым шоссе. Дженни повернула голову, упираясь Арчи макушкой в челюсть, и он обнял ее под грудью, трогая соски, которые тонкий лифчик совсем не скрывал, они торчали под платьем, как будто на Дженни совсем не было белья. Дженни захотела его пальцы в себе, два входили хорошо, три – с трудом, но от натяжения становилось еще лучше, а вместо этого сказала: – Не доверяй Ленни. Этот старый хуй наверняка что-то задумал. Не спустит он тебе с рук бассейн. – Ленни может быть злобным хуем и тем еще отморозком, но он не крыса, – Арчи покачал головой. – Я его знаю. – Ты видел, что он делает со мной, – Дженни посмотрела на Арчи, задирая голову. – Как ты вообще можешь его защищать? – У него тяжелая рука и он быстро выбешивается. А ты его выбешиваешь. – Ну класс, еще и меня обвини, – Дженни сунула Арчи мороженое, но он не остановился. – Ты строишь глазки мужикам, только чтобы его позлить. Куришь, пьешь, носишь юбки по самые трусы, шляешься по клубам. Он видел, что бывает с такими девчонками, и не хочет этого для тебя. – Он бил меня за то, что я включала музыку. – Ты так включала музыку, что стены тряслись, – поморщился Арчи, и Дженни встала перед ним, сложив руки на груди. – Как интересно, как очень интересно. – Мой старик бил меня за то, что я слишком громко ходил, слишком громко говорил, слишком громко дышал, когда он был после ночной смены, – Арчи поставил мороженое на капот, и смотрел на Дженни, наклонив голову. – Он не водил меня на футбол, не покупал мне шмотки, не устраивал меня в разные крутые школы. Он только бил меня, и все. Палкой, ремнем, всем, чем под руку попадалось. Если бы Лен ненавидел тебя, он бы не тратил на тебя столько денег. – Ты думаешь, все измеряется деньгами? – зарычала Дженни. – Ему всегда было на меня плевать, на то, что я хочу, на то, что мне нужно, на то, что мне одиноко, или... Да я друзей не могла домой привести, потому что там был он, его пузо и его дружки с мордами головорезов! – Я жил в трейлере. Я мог привести друзей, но там спала мать, – Арчи хрустнул пальцами. – Чаще всего пьяная. Никто для меня не делал того, что Ленни делал для тебя. Я не говорю, что колотить тебя так, как он, правильно. Но ты могла бы быть с ним попроще. Как со мной. – Попроще? Как с тобой? Может, мне и трахаться с ним начать как с тобой, чтобы он был поспокойнее? Давать ему и сосать у него, и скакать на его дряхлой тушке, чтобы ты был доволен, потому что тогда у тебя все будет хорошо – горячий босс и его горячая дочка под боком? На виске у Арчи запульсировала жилка. Сначала она была маленькая, но очень скоро стала толстой и надутой, как дождевой червяк, которых Дженни брезгливо обходила, а Арчи наступал прямо на них и удивлялся, что ей так противно. – Хватит орать, – рыкнул он, но Дженни это только завело еще больше. – Ты мерзкий лицемерный мудак, ты трешься с Ленни и не хочешь проблем? Тогда ты прогадал, они у тебя будут. Ленни избавится от тебя при первой возможности, потому что у него кровь из зубов идет, если кто-то что-то делает лучше, чем он, а ты делаешь все, лучше чем он! Он гнусная гнилая разваливающаяся на куски тварь, и если ты думаешь, что он твой друг у меня для тебя сюрприз – Ленни не твой друг, он твой хозяин, и его щеночек здорово вырос и отрастил зубки. С зубами ты ему не нужен! Дженни пнула мустанг, и ударила ладонями по капоту. Арчи вскочил и схватил ее за руку, и Дженни ударила его по лицу. – Неплохая пощечина, а? Не такая как у тебя, но я только учусь. Хочешь еще? – Дженни попыталась ударить его снова, но Арчи легко уклонился, и встряхнул ее так, что у Дженни клацнули зубы: – Не выводи меня. – А то – что? – А то я тебе всеку. – Ленни всеки, – расхохоталась Дженни и влепила ему еще раз, по лицу, через весь нос. Арчи поднял руку, и Дженни так и не поняла, что произошло, ей показалось, что ей в скулу на полной скорости влетел тяжеловоз. Она охнула, запрокинув голову, звезды плясали, как в книжке, но эльфов поблизости не было видно, хотя в летнюю ночь среди холмов им было самое место, да еще и с таким звоном в голове, как у Дженни. Из носа что-то капало, Дженни провела пальцами над верхней губой: кровь. Это была кровь. – Арчи, – вздохнула она, глядя на него и на свои окровавленные пальцы. – Арчи, ты меня ударил. – Я говорил, не выводи меня, – у Арчи было темное, напряженное лицо. – Арчи, ты меня ударил! – Залезай в машину, – Арчи открыл дверцу и схватил Дженни за руку, сжав пальцы так, что она вскрикнула. Дженни посмотрела на него, и он ослабил хватку. – Арчи, ты сволочь. – Залезай в машину, я тебе сказал, – повторил Арчи яростно, но уже не зло. Пока они ехали, Дженни лежала на заднем сиденье, с пиджаком Арчи, подложенным под голову. Из носа у нее текла кровь, кровь впитывалась в рукав, и Дженни мстительно водила носом по пиджаку, чтобы отстирать было сложнее. Арчи поправлял зеркальце заднего вида, он смотрел на нее, но ничего не говорил. Становилось все светлее, из лиловых сумерки стали жемчужно-серыми, стали видны указатели: к бухте. Арчи остановился, съехав на обочину, и Дженни подняла голову. Местность была смутно знакомой, но недостаточно знакомой для остановки. – Мы не приехали, – сказала она хрипло. – Зачем ты остановился? – Нет. – Арчи посмотрел на дорогу, и в зеркальце заднего вида. – Я не хотел тебя бить, Дженнифер. – Какая хрен разница... – начала она, и Арчи рявкнул: – Я не хотел тебя бить, но твою же мать, ты доведешь и святого! Он ударил по панели кулаками, внутри машины что-то затрещало. Дженни фыркнула, борясь с желанием забиться в угол, и Арчи оперся локтями о руль, отирая ладонями лицо. – Ленни тоже никогда не извинялся, – Дженни села, обхватив себя руками. – Только придумывал, почему он должен был меня поколотить. – Я не Ленни. – Никогда не думала, что вы с ним похожи, но вы и правда похожи... – Заткнись уже пожалуйста, – взорвался Арчи и, обернувшись, посмотрел на Дженни. У Дженни дрожали губы, но она не заплакала и не подалась назад. Она закрыла глаза, думая, что если он ее ударит, она вскроет вены в ванной. Или повесится. Или войдет в волну и не вернется. Не может так быть, чтобы она это заслуживала. Арчи был краеугольным камнем ее веры в то, что она этого не заслуживала: она заслуживала не этого. Дженни почувствовала, как он трогает ее за щеку, проводит пальцем под носом. – Я не хотел тебя бить. – Мне все еще больно, Арч, – сказала Дженни, не открывая глаз. Он щупал ее щеку и под носом, там, где ударил. Воспаленная кожа уже опала, Дженни только чуть вздрогнула, когда он погладил подушечками пальцев ее скулу, и, когда скулы коснулись губы, Дженни открыла глаза и посмотрела на него. – Если ты еще хоть раз меня ударишь, я возьму пистолет, тот, который лежит у Ленни в ящике стола, запертый, и дубликат от которого он потерял после пьянки с моделями из «Хаперс Базаар», и убью тебя, а потом себя. Но сначала я убью Ленни. Арчи смотрел на Дженни, как на идиотку, и она толкнула его в грудь, схватив за воротник рубашки. Арчи перехватил ее руку, ослабляя хватку, и прижал ее локтем, вжимая Дженни в сиденье. Дженни дышала часто, как кролик в клетке, ей хотелось плюнуть Арчу в лицо, вывести его, чтобы он ударил ее снова, но он просто смотрел ей в глаза. – Дурочка, – сказал Арчи устало. – Тебя отдачей снесет в стену. Планируешь убийство, так хоть выбирай средства по силам. – Значит, буду держать ствол обеими руками, или Стиви подговорю, – Дженни мрачно поджала губы. – Если ты меня хоть еще раз.... – Я больше никогда тебя не ударю, – сказал Арчи, разглядывая ее лицо. Когда он сидел, и свет бил ему в затылок, он казался старше своих лет, морщины выступали, темные на темном, как трещины на картинах в Лувре. – Слово. Ты знаешь, чего стоит слово Арча. Даже больше, чем пощечина. – Если захочешь, ударишь, и никто тебя не остановит, – Дженни пожала плечами, положив руку на колени. Арчи забрал ее пальцы в ладонь, растирая середину ладони большим пальцем. – Не ударю. – Почему? – Дженни испытующе посмотрела на Арчи из-под падающих ей на лицо, спутавшихся волос. Арчи просунулся между сидений и взял Дженни за загривок, приближая свое лицо к ее лицу. – Потому что я люблю тебя, маленькая злобная сучка, – сказал Арчи. Дженни зажмурилась, чувствуя его дыхание на своих ресницах, от него пахло сигаретами и мятной жвачкой, и нелеченным зубом, тем, с которым он никак не мог дойти до врача. – И если ты перестанешь доводить Лена до трясучки до того, как тебе исполнится восемнадцать, я с ним поговорю. – О чем? – О тебе. Он не может с тобой справиться, но я могу. – Арчи, ты ебанулся? – Дженни стряхнула со лба волосы, и Арчи откинулся на сиденье, разводя руками. – Это всегда был семейный бизнес. Я уже достаточно старый для того, чтобы хотеть остепениться. Дженни молчала. Арчи смотрел в зекральце, и через зеркальце Дженни смотрела ему в глаза. Они делали так с тех пор, как он начал ее возить, потому что Арчи всегда сидел спереди, и Дженни всегда сидела сзади. Когда она была маленькая, он корчил рожи, и она смеялась, когда стала постарше, подмигивал или делал страшные глаза, и Дженни смеялась тоже, потому что так и не научилась его бояться – Большого Злого Волка. – Трахни меня, – попросила Дженни, положив руки Арчи на плечи и сцепив пальцы в замок у него под кадыком. Она не понимала, что происходит, и знала только один способ успокоиться. Когда Арчи был в ней, она могла не пить свои таблетки, спокойствие проходило по ней волнами, а сейчас ей было нужно успокоиться. – Не самое лучшее место, – сказал Арчи, посмотрев в зеркало заднего вида, но не поставил руки, лежащие у него на бедрах, на руль и на ключ зажигания. Дженни крепче сжала руки и сказала, уперевшись лбом в подголовник. – Я не увижу тебя неделю. Пожалуйста. Я так не смогу. Она не умела просить, выходило коряво, но Арчи не нужно было много слов, и уговаривать его не пришлось долго. Он взял пиджак и запер машину, и они пошли в лес, дальше, на холм, где пели птицы, и издалека, из деревни за шоссе доносились гулкие металлические звуки, как будто бы кто-то бил молотом по листу железа. Арчи постелил пиджак на траве, и Дженни сняла трусы и легла. – У меня нет резинки, – предупредил Арчи, стоя перед ней на коленях, и Дженни закинула руки за голову и легкомысленно сказала: – А ты не кончай в меня. Я же знаю, что ты чистый. А ты знаешь, что чистая я. Она уперлась ногой ему в грудь, и Арчи поцеловал ее в колено, расстегивая ширинку. Он засунул руку внутрь и вынул член, член выпал ему в ладонь и Арчи наклонился над Дженни, продолжая мять его в руке. Дженни приласкала головку и просунула руку ниже, к яичкам. Арчи задышал тяжелее, ртом, выталкивая из себя воздух с натугой. Когда он трахал ее, Дженни смотрела в синеющее небо в просветах между ветками. Ей было больно, когда он вошел, она была недостаточно влажной, а у него был немаленький, но ей нравилась боль в самом начале, боль значила, что он ей владел: все началось с того, что ей было больно, и он делал ей больно, но не так, как Ленни, которого она ненавидела, а делал ей больно так, как она любила. Арчи толкался в нее, резко, торопливо, и Дженни сцепила пальцы у него на спине, думая о том, как жили подружки и жены бандитов. Они сидели дома, делали волосы, делали ногти, ходили на фитнес, хвасталась друг перед другом тачками и сумками, рожали детей и отдавали их нянькам. Они ничем не занимались, ничего не хотели, ничего не ждали, потому что им больше нечего было хотеть – ты стала женой большого человека, что тебе еще нужно? Арчи начал дышать хрипло, со свистом, и Дженни сжалась, сжала бедра: так они могли бы зачать первого ребенка, которого бы она вынашивала, сидя дома, а он бы мотался по делам Ленни, и, приходя, наливал виски и равнодушно говорил бы, что Дженни зря так психует, ведь с ним все будет хорошо, а ей нужно думать о ребенке. Арчи начал стонать, и Дженни закрыла глаза. Он хватал ее за задницу, за грудь, широкие, волосатые ладони, крупные костяшки, но тонкие, длинные пальцы. У него была волосатая грудь и живот, и, когда он играл в футбол, он как будто немного зверел и мог и врезать – она видела однажды. Он вырос в трейлере, и у его отца были лошади, и он умел ездить верхом, но изо всех лошадей, которые прошли через его руки, особенной была только одна, и, когда Дженни вспомнила о ней, она поняла. Белая лошадь. Он ухаживал за ней, сам, возил навоз, чистил гриву, подпиливал копыта, ездил без седла, а потом ее продали, потому что они продавали лошадей, они продавали лошадей. Чувство с силой поднималось из низа живота Дженни, как спрут волшебного боба, длинный стебель, выворачивавший ее наизнанку. Он хотел, чтобы та лошадь была его, он хотел быть ее хозяином, он хотел выйти на скачки, но был слишком высоким для жокея – не слишком высоким для того, чтобы взнуздать Дженни и гнать ее под зеленым лесным сумраком. Дженни закрыла глаза, она не могла даже кричать, она не чувствовала своего тела, она чувствовала только Арчи – в себе, на себе, у себя во влагалище, в голове, его язык у себя во рту, запах его тела, запах его одеколона. Ее выворачивало, и, когда он вынул и приложил член ей к животу, выплевываший сперму ей на грудь, на бедра, она закрыла глаза и опустила руку себе между ног, доводя себя до черты за которой она сдвинула коленки и сипло вскрикнула, уперевшись лбом в его лоб. – Я люблю тебя, я люблю тебя, – повторяла она, как мантру, но от этого ей не становилось менее страшно. Арчи взял ее за горло и поцеловал в переносицу и в рот, и она взяла его за член, наклонилась и облизала головку, выпивая последние капли. Он издал жалкий звук – то ли всхлип, то ли вскрик, – и сжал ее голову в ладонях. Когда все закончилось, Дженни вытерла живот подкладкой его пиджака, и он дал ей платок, и сразу же отнял, вытирая капли, затекшие в пупок, и складки по обе стороны от лобка. Дженни искала трусы и не могла их найти, Арчи попинал кусты, заглянул в овраг, похожий на рубец на теле холма, но ничего не нашел. – В чемодане у тебя есть белье? – спросил он, и Дженни поцеловала его в щеку, надеясь, что чувство пройдет, но оно не ушло. – Если мы его откроем, мы его уже не закроем. Арчи стоял перед ней, чужой, высокий мужчина с загорелым лицом и зелеными глазами на склоне холма, который хотел владеть белой лошадью, белоснежной машиной и женщиной с кожей, как ледяное молоко, и Дженни было страшно от того, как стремительно закручивалось ее будущее: ей не за что было уцепиться, она не могла даже закричать – никто бы не услышал ее крика. До загородного дома от деревни было ехать всего ничего, двери были электрические и открылись сами после того, как в их сторону повернулась камера на ножке. На крыльце их встречали родители Молли с чемоданами, и морщинистый дворецкий с носом, похожим на бледную сливу. Молли стояла на веранде, уперев руки в бока, в ее темных очках преломлялись лучи взошедшего солнца. Дженни вышла из машины сама, Арчи открыл багажник и достал ее чемодан, который тут же отобрал дворецкий. – Уезжаете куда-то? – спросил Арчи, кивая на чемоданы, когда они поравнялись с родителями Молли. Мать Молли, Сьюзан, натянула на руку перчатку, ее муж – Гилмор, кажется, – курил, они с Арчи обменялись рукопожатиями. – Во Францию, у нас там летний дом, – мать Молли смотрела на Арчи благосклонно, она все еще думала, что слушок о его благородном происхождении, который сам Арчи и пустил – правда. Слушок был удачный, профиль Арчи был из тех, что в кино о рыцарях часто встречаются на монетах, и Дженни думала, что только кто-то вроде Арчи мог оценить эту ее идею, которая пришла ей в голову то ли на уроке истории, то ли французского. Сложно было не заметить, какое удовольствие Арчи доставляло «играть в виконта», Дженни с трудом удержалась от того, чтобы хихикнуть. Дженни больше не боялась его. Что вообще нашло на нее в лесу? – Не опасно оставлять девочек одних? – Арчи поставил ногу на ступеньку, сунув руки в карманы. Дворецкий уже унес чемодан Дженни в дом, но Дженни не уходила – выражение лица Арча ей не нравилось, когда у него так менялось лицо, вместе с лицом могло поменяться все, что угодно. – Что в этом может быть опасного, Арчибальд? – Сьюзан закатила глаза. – Повсюду камеры, охрана, в доме будут слуги, в конце недели приедет брат Молли, он готовится к поступлению в колледж, ему тем более не до глупостей. – В этом возрасте тянет на приключения. Колледж еще никого от них не спас, – Арчи сунул руки в карманы, немного наклоняясь назад, и Гилмор сердито выпустил дым в сторону, а Сьюзан улыбнулась, незаметно разглядывая его светлые брюки, и Дженни захотелось ее ударить. – Вас тянуло? – Меня – как магнитом, – Арчи искусительно, как он умел, улыбнулся, как он умел, и Гилмор громко откашлялся, выбрасывая сигарету на лужайку. Сьюзан посмотрела на него укоряюще, и он, переступив через невысокий бортик, подобрал сигарету, недовольно бросив: – За ними присмотрит дворецкий. – Дворецкий разваливается на части. Он точно может за кем-то присмотреть? – Арчи приподнял бровь, и Сьюзан залилась переливчатым смехом. Дженни смотрела ей в лопатку и думала, что в ней неплохо бы смотрелась салатная вилка, один удар – четыре дырки. Будущее с Арчи было далеким и туманным проектом, а старые шлюхи, подкатывающие к нему, случались на каждом углу здесь и сейчас. – Он вырастил несколько поколений нашей семьи, и я ему доверяю, этого достаточно, – сказала Сьюзан, лукаво улыбаясь, и Арчи дернул уголком рта: – Хорошо, если так. – Не надо споров, если не присмотрит Виктор, присмотрит Мартина, наша гувернантка, – взорвался Гилмор. Бросив бычок на дорожку, он сердито махнул рукой шоферу, приказывая поторапливаться. – Вот уже и машина, сколько ему времени потребовалось на то, чтобы выгнать ее из гаража? Выезжая из гаража, «Мерседес» сделал круг вокруг клумбы и остановился у крыльца, шурша шинами по гравию. Гилмор посмотрел на часы и цокнул языком. – Семь минут, – сказал он, и Сьюзан томно вздохнула в ответ, глядя на Арчи из-под полуопущенных век. – А мне показалось, вечность. На прощание Сьюзан поцеловала Арчи в щеку, едва касаясь его предплечий руками в белых шанелевских перчатках, пока Гилмор громко распекал шофера, показывая, в каком порядке класть чемоданы в машину. Дженни тоже обняла Арчи на прощанье и поцеловала его в щеку, он пах одеколоном, но из-под одежды, из воротника выбивался сладковатый запашок прелых водорослей: он все еще пах ей. – Не волнуйся, дядя Арчи, все будет хорошо, – сказала Дженни, похлопав его по спине. – Я буду хорошей девочкой и постараюсь сохранить тебя в своей киске так долго, как только смогу. Арчи взял ее плечи, и, наклонившись к ее уху, сказал: – Ленни об этом, конечно, не знает. – О чем? – Дженни посмотрела на Арчи с удивлением, и Арчи отрезал: – Не играй в дуру: о том, что семейки Молли здесь на самом деле не будет. – Ну, он и не спрашивал будут они или нет... – Дженни завела глаза к небу, и Арчи ее перебил: – Тогда вот тебе наставление от меня: пусть все будет хорошо, а если не будет хорошо, я все равно об этом узнаю. – Может, тогда заедешь проверить меня, посмотреть, все ли будет хорошо? – А то, – сказал Арчи сквозь зубы, но его глаза смеялись. – Такую кобылку, если не стеречь, быстро уведут. Он отпустил Дженни, и она пошла вверх по дорожке, помахав им всем рукой. Молли уже ушла с веранды, Дженни сделала круг по комнатам первого этажа, но не нашла ее, и встала в эркере, смотреть, как разъезжаются машины – «Мерседес» цвета кофе с молоком и белый «Мустанг». – Если вы ищете Маргарет, то она в своей комнате, – сказал дворецкий, шаркая мимо Дженни с миской рубленой крольчатины для таксы, стук коготков которой слышался из зала. Дженни не видела его минуты две, и уже заметила, что от него пахло не зубной пастой и древним одеколоном, а бренди. – Ага, спасибо, Берни, – сказала Дженни, держа себя рукой под локоть: она почувствовала запах бренди и вспомнила имя. Она смотрела в окно, пока белый «Мустанг» не скрылся из виду, и неохотно, нога за ногу, поднялась на второй этаж, не понимая, почему ей так хочется сесть на ступеньки и вытошнить собственное сердце. Молли лежала на кровати, раскинув ноги, и курила. Запах был гнилостный, приторно сладкий, и Дженни легла к ней на кровать, сунув руку под кровать и достав оттуда Киплинга. Дженни положила его на живот и открыла, и достала из тайника, неровно прорезанного в страницах, пакет травки. – Не сдурела – дома курить? – спросила Дженни, приподнявшись на локте, и Молли помотала головой: – Пока предков нет дома, и Берни может дегустировать вискарик, ему все по барабану, он и пожар в собственных носках не учует. Включи, плиз, – махнула рукой Молли, и Дженни, сев, ткнула пальцем в проигрыватель. – Маскировка все равно не помешает, даже если всем плевать. Женский голос начал громко спрягать французские глаголы, Дженни подумала, встала и заперла дверь. Подпирая дверь спиной, Дженни вырвала из Кплинга целую страницу и, зажав книгу подмышкой, начала крутить косяк. – Ты выяснила, что я просила? – спросила Дженни, облизывая бумагу, и Молли выпустила изо рта целое облако дыма, окутавшее ее с головой, сквозь дым послышался смех, который быстро перебил сиплый кашель. – Ты выяснила что я просила, сучка ты обкуренная? – повторила Дженни, возя рукой по комоду в поисках зажигалки. Зажигалку она не нашла, зато нашла резиновый мячик на резинки, который кинула в Молли. Молли ойкнула и выругалась. – Охренела? Больно же. Выяснила я все, выяснила, – Молли помахала рукой в воздухе. – В соседнем городишке группа ищет вокалиста. Они написали вокалиста, а не вокалистку, но можно все равно попробовать с ними поговорить. Езды всего минут на сорок. Херня по здешним расстояниям. – Интересно, но мелко, – Дженни дошла до кровати, положив Киплинга на комод, и взяла косяк в рот, наклоняясь к Молли. Молли смотрела на нее мутными глазами, и Дженни пришлось взять ее за щеки, чтобы прикурить от ее тлеющего косяка. – А твой брат, он все еще стучит на барабанах? – Томми? – Молли перевернулась на бок, подперев щеку кулаком. Майка задралась, обнажая складку на животе, Молли попыталась натянуть ее на бедро, но упала лицом в плед. – Его оборудование свалено в гараже, но он приедет не раньше августа. Голос Молли глухо звучал из пледа. Дженни прикурила, прижала пальцами кончик и затянулась. Подержав дым во рту, она почти сразу его выпустила, ее повело, но в голове было чисто и ясно. Она слишком долго думала об этом, чтобы расползтись от одной затяжки. – А его дружки-лабухи? – Вроде в Лондоне, – Молли пожала плечами. Ее вьющиеся рыжие волосы были похожи на карамельную сладкую вату, и Дженни запустила в них пальцы. Французские глаголы звучали, как заклинания, из дыма должен был вот-вот появиться дьявол, и Дженни не удивилась бы, если бы у него оказалось лицо Ленни. – Это хорошо. – Что у тебя на уме? – Молли подняла голову. На щеке у нее пристал синий шерстяной ворс, а в перламутровых глазах появилась какая-то мысль. – Одно дело, – небрежно ответила Дженни. Ее интонации были так похожи на те, с которыми говорил Арчи, что ей стало не по себе. – Когда ты так говоришь, потом нас собираются исключить из школы. Но приезжает твой папочка-гангстер, и моя мамочка-родня Глочестеров, и все улаживается. Кроме денег на мои карманные, блядь, расходы, – проворчала Молли, садясь, и Дженни сделала совсем небольшую затяжку, пожимая плечами: – У всего есть свой сопутствующий ущерб, а у меня на нас, Молли, большие планы. Мы не будем вечно подквакивать в чужих группах. У нас будет своя группа, где я буду бессменной вокалисткой, и первая запись, которую я начну подсовывать кое-кому, когда вернусь. Но для этого нам нужны не только мы с тобой, но еще люди. Музыканты. – Ты что, серьезно хочешь замутить свою группу? – Молли округлила глаза, и Дженни кивнула. – Серьезнее некуда. – Дженнифер, это библейский, блядь, проект. Дженни затянулась только для того, чтобы выпустить Молли дым в лицо, и Молли закашлялась. Дженни откровенно наслаждалась ситуацией, она еще никогда раньше не чувствовала себя такой большой, сильной и опытной. – И со мной он заработает, уж поверь мне. Зря я что ли столько времени смотрела, как Ленни ведет дела. Я знаю как это работает. Но есть одно но... – запнулась Дженни, вспомнив. Под ложечкой противно засосало, и Молли, отбросив волосы с лица, без особого интереса спросила: – Какое? – Помнишь, я говорила тебе, что у меня есть любовник? – Дженни прикусила губу. – Старше меня, один из бандюганов Лена. – Пиздела, сучка, – фыркнула Молли. – Я-то знаю что с таким характером у тебя там зубы в вагине. Первый, кто засунет, останется без хуя. – Заткнись, или мои зубы в вагине откусят тебе губешки! – прикрикнула на нее Дженни, и продолжила: – Так вот, он хочет, чтобы у нас все было серьезно. Когда мне исполнится восемнадцать. – Ну так сдай его отцу сейчас, и ничего не будет, – пожала плечами Молли, Дженни помотала головой. – Не могу. – Почему не можешь? – Просто не могу, ясно? С ним – нет. – Ах ты... – протянула Молли с гаденькой улыбочкой. – Все с тобой ясно. – Ничего со мной не ясно, – Дженни толкнула ее, и Молли упала на кровать, как тряпичная кукла, упрямо пробормотав: – Конечно, ясно. Ты в него втюхалась! – Ничего я в него не втюхалась, – Дженни покраснела от собственной лжи. – Он не заслуживает такого, он совсем неплохой для бандюгана, но если я ничего с этим не сделаю, он никогда не даст мне сделать то, что я хочу. Не даст стать рок-н-рольщицей.