Сахар со стеклом

Это всё странно.       У неё не было сил даже говорить, но она продолжала сжимать и разжимать ладонь с острым обломком от ключа. Люси не понимала, что она ощущала. С одного конца гладкий волшебный метал с примесью золота, скользящий в ладони, тёплый, но с другого острый, режущий, рвущий осколок. Это было долго.       Она покинула Магнолию лишь через два месяца после битвы с Тартаром, когда смогла встать на ноги без помощи Лексуса. На ладони всё ещё пылала метка гильдии, которой уже два месяца не существует. Когда они спали вместе, она водила пальцами по его груди, очерчивая герб по контуру, будто заново изучая каждый раз. И когда Лексус засыпал, она заползала рукой под подушку и сжимала в руке ключ.       Пхах.       Её обломок, а не ключ. Ведь ты сама его сломала. Это было страшно.       Впервые она осознала, что потеряла возможность призывать Водолея навсегда, когда ей не спалось. Люси в четыре часа ночи поздним ноябрём сидела на кухне, смотря на созвездия. Тогда она вихрем влетела в комнату, вырвала ящик из тумбы и схватила обломок ключа. Она долго и упорно кричала слова призыва, вливала всю свою магию в ключ, который чуть ли не током её бил, но оставался леденящим. Лексусу пришлось выбить обломок из её рук и крепко прижать к себе, зажимая её руки, заставив уткнуться в своё плечо. Всё это время он не понимал её слабой улыбки и пустоты в глазах. Ведь при нём она ни разу не оплакивала утрату своей подруги. У него в груди рос камень, который с каждым днём мешал ему дышать, и он всё больше опасался за Люси, которая хоть и была сильна, но нисколько не была готова к смерти близкого человека. И вот, когда она наконец закричала, заплакала, поняла, что это за пустота у неё внутри, ему стало легче. Легче видеть её слёзы, её истерику, её боль, нежели глухую бездну во взгляде. Это было больно.       Каждый день она просыпалась с опухшим лицом, глаза уже резало от раздражённости, губы иссохли и растрескались, сама она осунулась. Казалось, что ей было больно даже передвигаться. Она принимала душ раз в неделю, когда ей хватало сил на подобный подвиг. Кровать срослась с её худыми лодыжками, тонкой спиной и огромной болью в груди. Лексусу ничего не оставалось, кроме как уйти в гильдию их нового города. Он ходил на быстрые задания, зарабатывал деньги, готовил как мог, убирался по возможности и лежал рядом с Люси, которая тоскливо смотрела ему в грудь и всегда спала на нём, желая слышать стук сердца. Говорила, ей так лучше. Это было легко.       Она так легко её потеряла, так легко отпустила. Так легко. Не смотря на все раны, боль и запрещённый призыв троих духов, ей удалось вызвать её — свою драгоценную и, пожалуй, единственную близкую подругу, одну из троих, кто остался от её матери. Она так легко послушалась Водолея, что легко и безрассудно разрушила ключ собственными руками. Теперь она с сожалением вспоминает, как задрожал ключ, как её ударило током, как она чувствовала и слышала этот звонкий хруст металла. Люси почти не заметила, как в её руках остался наконечник ключа, а за её спиной появился могущественнейший из могущественных. Это было холодно.       Прошло полгода, прежде чем Лексус с опаской принял задание и уехал на две недели. На четырнадцать дней. На триста тридцать шесть часов. На двадцать тысяч сто шестьдесят минут. На миллион двести девять тысяч шестьсот секунд. Каждое мгновение Люси мёрзла. Ей казалось, будто кости внутри промёрзли и никакой кипяток в душе, никакой чай, никакие одеяла не спасают её от мерзлоты внутри. Это было раздражающе.       Она понимала, что жизнь ни для кого не остановилась, кроме Водолея. Её бесило, что все вокруг ходят, носятся, что-то делают, даже Лексус. Люси хотела сесть и окаменеть вслед за подругой, чтобы не мучиться больше, чтобы успокоиться, чтобы ощутить тот ритм жизни, что был прежде. В какой-то момент она просто задохнулась от своей злости и сама пришла к Лексусу за помощью. Она не смела поднять головы, не смела убрать мешающие волосы. Люси просто попросила помощи.       Как обычно.       Она не справляется — ей помогают.       И это уже забрало жизнь её подруги. Это было ново.       Это было действительно необычно и слегка пугающе учиться драться на новом уровне, недосчитывать ключа в связке и проходить мимо воды с пустотой на душе. Лексус ей помог, вытащил из ямы, учил, бил на поражение без жалости, отчаянно пытался доказать, что бой с Тартаром и есть истинный облик мира. Люси училась многому, но не смела заговорить с духами о Водолее, которая теперь навечно заперта в мире духов. Люси училась быть сильнее, чтобы больше не потерять ни одного из её друзей. Это было в прошлом.       Люси живёт настоящим, и завтра у них начнётся новый день. С наступлением рассвета у них начнётся новая и последняя война. И она знает, что скорее всего ей не выжить, что они не досчитаются согильдийцев, что смерть будет дышать им в затылок. Но сейчас она лежит с Лексусом, ловит его тягучие поцелуи, обещает выжить и не лезть на рожон. И они оба знают, что это всё ложь, ведь она из самой чокнутой гильдии и из самой сумасшедшей команды. Это было словно вчера.       Её пытают. И перед последним вздохом, она мысленно просит прощения у Лексуса, сжимая осколок ключа в ладони. Ей выкололи глаза, но она до сих пор видит этот прощальный взгляд, слабую улыбку и первые слёзы в аквамариновых глазах её Водолея.