***
Утро встречает теплыми лучами солнца, пением птиц и болью во всем теле. Стилински на ощупь тянется к оставленным на ночь упаковкам лекарств и проглатывает две таблетки. Ну здравствуй, персональный завтрак для Стайлза Стилински. Он машинально умывается, пишет Скотту, обрывающему телефон, что все в норме, и спускается вниз. Отец сидит на кухне и пьет кофе, вызывая у Стайлза привычный протест, который тот сразу же выражает: – Мы же договорились о кофеине, пап. – Договорились мы о жареной картошке, а не о кофе. И вообще, я взрослый человек. Стайлз закатывает глаза, заваривая чай. Закончив, меняет кружки и самодовольно смотрит на шерифа, недовольно поджимающего губы на такую выходку. Взгляд мужчины заметно тяжелеет, задерживаясь на содранной коже щек сына и разбитой губе. – Стайлз, ты уверен… – Да, пап, я уверен. Все хорошо. Шериф поднимается, отставляет в раковину кружку с едва отпитым чаем и подходит к Стайлзу, глядя на него сверху вниз. – Я всегда на твоей стороне, ребенок. Люблю тебя. – Тихо проговаривает мужчина, прижимая голову Стайлза к своей груди и быстро целуя в макушку. – Я знаю, пап. И я тебя. – Отвечает парень, быстро отстраняясь, чтобы снова не повредить заживающую губу. Шериф едва заметно улыбается и проходит в коридор, надевая форменную куртку. – Вот видишь, я люблю тебя, даже когда ты забираешь мой кофе. Тебе со мной явно повезло. – Это уж точно. – Саркастично отвечает Стайлз, и, замечая, как отец осматривается в поисках ключей от машины, достает их из стакана на тумбочке, с самодовольной ухмылкой протягивая их ему. – До вечера. – Ага. Привычный утренний ритуал соблюден, и Стилински устало плетется на кухню, чтобы перехватить что-нибудь. Желудок неприятно скручивает от голода. Он совсем не грациозно плюхается на стул и неожиданно засматривается на кружку кофе, стоящую на краю стола. Спустя пару мгновений встряхивает головой, отгоняя ступор, и смотрит на противоположный стул, на котором недавно сидел отец. И натыкается на знакомую фигуру. Те же темно-каштановые волосы, водопадом спадающие на спину и плечи, карие глубокие глаза, смотрящие с нежностью и аккуратные маленькие ладони, сейчас сцепленные в замок. Напротив него сидит Клаудия. Она с тоской смотрит на него, но замечая, что Стайлз в шоке пялится прямо ей в глаза, непонимающе хмурится. – Стайлз? Ее голос все такой же мягкий и четкий, с легкой хрипотцой из-за поврежденных в юности связок. Стайлз понимает, что это ненормально, учитывая последние события его жизни. Это может быть кто угодно: от перевертыша до какого-нибудь демона, Стилински был уверен, что они существуют. Но он не может заставить себя остановиться, когда со слезами на глазах отвечает: – Мам? – Ты… видишь меня? – Шокировано отвечает Клаудия и тянет свою руку к лицу сына. Бледная, едва прозрачная ладонь проходит сквозь тело, оставляя ощущение прохлады. Оба замирают, когда входная дверь открывается. – Стайлз. Я забыл значок на столе. Шериф проходит на кухню и обводит взглядом кухонный стол в поисках искомой вещи. Стайлз видит, с какой надеждой Клаудия смотрит в лицо мужа, и собственное сердце обливается кровью, когда отец мажет взглядом мимо места, на котором она сейчас сидит. "А сидит ли?". Спрашивает ехидный голос в голове Стилински. "Смирись, ты просто с катушек слетел". Но шериф явно не видит её и, быстро забрав значок, прощается уже во второй раз, не замечая выражение лица сына. Входная дверь хлопает второй раз, и дом погружается в тишину. – Ты кто? – спрашивает Стайлз, тщательно контролируя голос. – Я не знаю, – печально улыбнувшись, отвечает Клаудия, – видимо, привидение. – Что? Ты все это время была здесь? Все эти годы? Не могла связаться с нами. Но почему я вижу тебя сейчас? Это должно что-то значить. Может, дело в том, что… Стайлз осекается, когда натыкается на полный нежности и любви взгляд. Женщина смотрит на него с такой тоской, что Стилински кажется, будто душу пытаются провернуть через мясорубку и сверху присыпать солью на свежие раны. – Мам… – Жалобно всхлипывает парень, будто ему снова восемь и инстинктивно тянется к женщине, заранее зная, что ничего не выйдет. Сквозь руку снова проходит холодная волна, даря мнимое ощущение прикосновения. – Я не всегда тут, – начинает рассказывать Клаудия, и Стайлз знает, что она специально отвлекает его от эмоций, – на самом деле, это только в третий раз. Сразу после похорон, несколько месяцев назад и сейчас. – Но почему? – Не знаю, сынок. Стайлз напряженно качает ногой под столом, и внезапно в голову приходит мысль. – Может, Скотт увидит тебя? Он же сверхъестественное существо, поэтому может сработать. Спустя полчаса перепуганный МакКолл стоит в гостиной друга и с плохо скрываемой тревогой смотрит на него. – Повтори? – уже второй раз просит Скотт, явно не понимая происходящее. Клаудия сидит на диване и сочувственно смотрит на сына. Оборотень не видит её. – Моя мама прямо сейчас сидит на этом диване, – нервно указав на предмет мебели, повторяет Стайлз и устало трет переносицу, – прямо сейчас, Скотт. – Стайлз, может, это просто переутомление или… – Какое переутомление, Скотт? Черт возьми, это не просто глюки! – Ладно-ладно – примирительно вскидывает руки МакКолл, – давай отведем тебя к Дитону, он всегда все знает, помнишь? – Я сам себя отведу, – зло выдыхает Стилински и смотрит на мать, уже поднявшуюся и готовую идти, если потребуется. Странно, что сквозь мебель и стены она не проходит. Стайлз впервые в жизни хочет стать креслом. Скотт косится на него на протяжении всего пути. Оборотень настоял на своем присутствии и отобрал у Стилински ключи от машины, чтобы вести самому, ссылаясь на побитое состояние друга. «Он считает меня психом», вяло думает Стайлз, не отрывая взгляда от матери, сидящей на заднем сидении. Скотт с ужасом наблюдал, как он открывал заднюю дверь для нее, когда они собирались. Удивительно, но он чувствует себя намного лучше, когда Дитон спокойно реагирует на его рассказ. Ветеринар остается таким же собранным и спокойным, как и всегда. Будда херов. – Стайлз, ты не успел попрощаться с матерью, верно? Стилински только вскидывает удивленный взгляд. Да, в день смерти Клаудии Стайлз впервые за несколько дней дежурства у кровати решил сходить домой, чтобы переодеться и взять новые книги. Мама любила, когда он читал ей. Его не было буквально минут сорок, но когда он вернулся в больницу, матери уже не стало. – Да, я… Не получилось. – Так называемые «призраки» остаются в нашем мире только в одном случае: если у них незаконченное дело. Не думаю, что твоя мать хочет кому-либо отомстить, поэтому… – Мне нужно проститься, – мигом севшим голосом пробормотал Стайлз, смаргивая скапливающиеся слезы. – Да. – Почему я вообще вижу ее? – Я говорил, что в тебе есть искра, еще когда просил сделать рябиновый круг. Видимо, был какой-то толчок к ее раскрытию. – Вы не говорили. – Намекал. Стайлз недовольно фыркнул, решаясь посмотреть на мать. Клаудия улыбалась облегченно и печально, из карих глаз лились слезы. Она подошла к нему и протянула руку. Парень снова ожидал холода, но когда его щеки коснулась теплая ладонь, в шоке распахнул глаза. Тело Клаудии едва заметно светилось. – Мальчик мой, я так люблю тебя. Ты вырос таким добрым и умным, таким красивым, – прошептала женщина, стирая дорожки слез со щек сына, – мне пора освободиться, дорогой. Я буду с тобой так же, как и была все эти годы. Будь сильным. Последние слова долетали до ушей как будто издалека, и когда теплота покинула его лицо, Стайлз позорно разрыдался, сползая по стене на пол, обнимая собственные колени, чувствуя, как Скотт осторожно обнимает его за плечи. – И я тебя, мам.***
Спустя неделю синяки практически сошли, оставляя едва заметный желтый след, который тоже со временем исчезнет с лица и ребер. Стайлз сидел на продавленном временем диване в лофте Хейла, постоянно теребя пластырь на виске. Они ждали Дерека, чтобы еще раз обсудить свои действия («никуда не высовываться» и «никогда не ходить по одному») и потом посмотреть фильм. Все еще не полностью отошедшие от произошедшего Эрика и Бойд устроились на одном кресле, сплетенные в тесных объятиях. Благодаря Эллисон, они выбрались из того подвала. Но назревало что-то плохое, это чувствовал и Стайлз, и все остальные. Но стайных посиделок никто не отменял, так что в субботу вечером Стилински упрямо тащил всех в лофт Дерека, к вялому недовольству последнего. Но Стайлза не проведешь, он видит, как расслабляется младший Хейл в присутствии стаи. После прощания с матерью парень не выходил из комнаты два дня, пугая своим поведением шерифа, но подумав, решил, что все к лучшему. Правда, увидев на пятый день призрак тети Генриетты на крыльце старого дома, он так уже не считал. – Наконец-то, – пробормотал Скотт, сидящий рядом с ним, услышав шаги Хейла, - где Дерек вообще может быть, как не здесь? Я думал, что он только тут и обитает. – Ну, должны же откуда-то браться все эти мышцы и задница, – ответила Эрика, задумчиво накручивая на аккуратный пальчик светлый локон. И правда, спустя мгновение тяжелая металлическая дверь отъехала в сторону, являя миру вспотевшего Дерека в грязной майке. Стайлз непроизвольно засмотрелся на красиво очерченные грудные мышцы, залипая почему-то на шее, и резко помотал головой, осознавая, что он вообще делает. Однако сосредоточиться на этой мысли ему не дали, потому что за Дереком по пятам шла черноволосая красивая девушка в серых тренировочных лосинах и синем топике. Стайлз бы ничего и не понял, если б не видел ее раньше. Это была Лора. – Да вы, мать вашу, издеваетесь, – пробормотал Стилински, и девушка, заметив его взгляд, удивленно обернулась, одаривая его ехидной улыбкой.