Знахарь

Холодало. Зимний морозец, подчеркнутый накинутыми на горы сумерками, ощущался все более явно. Дик, поежившись, запахнул утепленный меховой плащ и, проваливаясь в глубокий снег, направился к тропе, на которой оставил пегого кудластого мерина. Нужно было возвращаться. Проверив установленные ловушки, и обойдя дозором свою территорию, тот, кто некогда был хозяином громадной провинции и одним из четверых Повелителей, держал путь в спрятанный от людских глаз в стороне от торных дорог маленький домик. То было понятно. О Ричарде Окделле по земле шла дурная слава, и эта самая земля давно считала мальчика-герцога заслужившим своей участи покойником. Дик поглядел на темнеющее небо, с которого неспешно падали большие пушистые хлопья снега и криво усмехнулся. Он выжил. Всем на зло. Укрытый от глаз чесночников упавшими камнями. Спасенный своей, испившей его горячей крови, стихией. Нашедший силы срастить сломанные кости и не сдохнуть от потери крови, что безудержно текла из пробитой навылет раны. Возможно будь он простым человеком — не справился бы, но кровь абвениев не позволила сдаться. Ричарду здорово тогда помог старый Джек Уинстон. Старик видел что случилось с молодым господином, но выступить против вооруженных солдат у него не хватило духа, либо хватило разумения не делать этого. Зато когда пришельцы убрались, оскверняя имя подстреленного тана, выждав немного, Джек спустился в яму и разворошив камни, вытащил еще живого Ричарда. Выхаживал долго, принеся сына Эгмонта в свою отшельническую келью, ни на что особо не надеясь. Однако парень выжил. Дикон добрался до места где оставил своего конька. Похлопал кудластого по массивной широкой шее, и вскочил в седло, от души надеясь на то, что погода не ухудшится и пошедшим внезапно снегом не занесет расставленные ловушки. Для обильных снегопадов еще было рано, но кто ж знает… Со времен Излома Времен прошло два года, но погода чудит регулярно. Скоро два… Дик натягивая повод, слегка пришпорил коня, в который раз с запрещенной себе жалостью вспоминая о красавице Соне. Впрочем, почти сразу мысли о мориске были оборваны. Дик не разрешал себе вспоминать о прошлом. Даже фамилию, благородную и звучную, юноша больше не носил — не достоин. Последний из Окделлов упокоился в той яме, истекая и захлебываясь собственной кровью. Ричард Окделл умер, явив притихшему после Излома миру ученика и наследника старого знахаря Дика Уинстона. Старик Джек многому научил своего молодого друга. За что Дик был ему очень благодарен. Он с невиданным прежде усердием изучал премудрость, которой щедро делился старый Уинстон, постиг то, что прежде со страхом мог бы смело назвать колдовством противным Создателю. Теперь же, побывав на самом краю, Дик знал — никакого Создателя нет. Есть только Четверо, вернее их оставшиеся в этом гибнущем от скверны мире следы. О том он узнал у камней, о том, ему в забытьи рассказала текущая в его жилах древняя кровь, тому учил его человек, который спас от дороги, что вела прямиком в Лабиринт. Дик внимал, постигая тайны природы, спрятанные от человеческих глаз, и удивлялся насколько слеп и зашорен был прежде. Скорбел о том, что натворил, тосковал о погубленном собственной глупостью Надоре, молил скалы простить клятвопреступничество, жалея о собственной глупости. Альдо не был Раканом, если бы знать… Ракан Алва — ранило и бередило и без того стонущую совесть. Герцогские замашки и высокомерие, что были присущи Ричарду Окделлу, тоже остались в его герцогской могиле. Старый Джек не мог нарадоваться на толкового и оказавшегося удивительно одаренным ученика. Магия болеющей Кэртианы подчинялась тому, в ком, несмотря на чужое имя, по-прежнему текла кровь Лита. Дик постигал знахарские премудрости и не отходил от учителя ни на шаг, чем бы тот ни занимался: исцелял ли лихорадку, уходил высоко в горы, чтобы пополнить запасы высокогорных трав, без которых не обойтись для изготовления снадобий или охотился. Он почитал старика, вглядываясь в испещренное морщинами иссушенное временем лицо, стараясь не вспоминать о том другом, красивом, благородном, утонченном, человеке, который так и не смог, а может просто не пожелал, стать молодому герцогу учителем или другом. Когда старик Уинстон благородно и с достоинством спустился в Лабиринт, Дик скорбел. Сжимая в руке остывшие и окоченевшие пальцы несколько часов к ряду. А после, старался выполнить данное Джеку обещание — занять его место и посвятить себя служению людям, не отказывая в помощи никому. Той дорогой Дик и шел. Ведя одинокую и уединенную жизнь в маленьком домишке, спрятанном в диких предгорьях Надорских скал. Однако, тропа, ведущая к его дому, была хорошо протоптана, так как слава о молодом и умелом знахаре быстро распространилась по стонущей от болезней и бед нищей осиротевшей провинции. Вот и сейчас, подъезжая к дому, Дик заметил на выпавшем недавно снегу свежие конные следы. Не крестьянские. Уинстон выбрался из седла и стянув с руки грубую рукавицу пробежался чуткими пальцами по отпечаткам. Кони оставившие следы были хорошо подкованы. У дома его ожидали конники. Трое. Даже издалека, не доехав до изгороди сотни бье, Дик с неожиданным волнением узнал во всадниках кэналлийцев. И это узнавание удовольствия молодому знахарю не доставило. Однако выслушать южан он был обязан, как и помочь всякому, кто в помощи нуждался. — Что привело вас, господа, в обитель отшельника? — спросил Дик, приближаясь к ожидающим его южанам и спрыгивая на припорошенную снегом землю. — Мы разыскиваем человека по имени Дик Уинстон, — с южным акцентом произнес один из кэналлийцев, двинувшийся навстречу Дику, освещая прибывшего хозяина снятым с луки седла фонарем. — Это имя принадлежит мне, — Дик, постарался придать голосу твердости и невозмутимости и откинул прикрывающий лицо меховой капюшон. — Ты тот, кого зовут горным знахарем? — с долей недоверия предводитель южан разглядывал молодого человека. Дик безразлично кивнул, не обижаясь на подобную реакцию. Местные, те, кто обращался за помощью, прекрасно знали, что горный колдун молод, но явившиеся Лит знает откуда кэнналийцы вполне могли быть и не в курсе. — Именно, Уинстон мое имя и зовут меня Уинстон, — спокойно произнес Дик, снимая с седла сумку с добычей, которую удалось добыть с помощью силков. — Чем могу служить? — Вы должны поехать с нами, — произнес кэнналиец тоном, не терпящем возражений. Дик хмыкнул. За последнее время он порядком отвык от столичных замашек, люди, что обращались к нему, даже если это были не простые крестьяне, а люди более высоких сословий, хорошо помнили старика Джека и его возможности, а потому никому в голову не приходило неуважительно обращаться к его ученику. — Могу я хотя бы поинтересоваться причиной подобного долга? — из под темных бровей на кэнналийцев остро глянули серые холодные глаза. — Одной очень высокопоставленной персоне требуется консультация, — неохотно ответил всадник, он держал себя в руках, но было видно, что это не от природного человеколюбия, а по строгому приказу — доставить знахаря целым и желательно неозлобленным. — Какого рода консультация? — Дик не мог отказаться от этого визита, как бы ему того ни хотелось, а хотелось невероятно, кэналлийцы последние люди в Талиге, кому Уинстон желал бы помогать, но… слово данное Джеку не позволило просто выгнать неприятных гостей со двора, — Ваша особа больна? Или какая иная напасть? Я должен знать подробности, чтобы решить, что именно мне может потребоваться. Главный среди кэнналийцев немного помялся, но после все же решил поделиться с подозрительным чужаком информацией, и Дик подумал, что дела у той особы совсем плохи. Впрочем, то, что посольство явилось за помощью в дикий и нищий Надор, говорило о том, что хваленная на весь мир кэнналийская медицина опробована, но не результата не дала. — Человек, который нуждается в вашей помощи болен. И никакие примененные для лечения того недуга средства не дали видимого результата, — произнес кэнналиец хмуро, — это все, что я могу вам сказать. — Это, несомненно, все объясняет, — Дик едва удержался от того, чтобы громко фыркнуть, удивляясь себе, ведь казалось, подобные замашки он в себе давно изжил. — Дайте мне десять минут на сборы, — велел он ожидавшим его всадникам и ушел в дом. Не нужно было быть гением, чтобы догадаться, что ехать придется в столицу. Дик молча трусил на своем кудластом мерине за скакавшими кэнналийцами, наотрез отказавшись сменить коня. Дорога была длинной и позволяла молодому знахарю подумать о том, что ждет его в Олларии. Он не боялся, что в диком северном лекаре кто-то может признать убитого два года назад Надорского герцога. Вряд ли такое было возможно. За прошедшее время в Дике от Окделла остался лишь цвет глаз. Он вытянулся, раздался в плечах, нелегкий физический труд, без которого жившему вдали от людей знахарю было просто не обойтись, налил его тело силой, которой в молодом герцоге отродясь не было и не могло бы быть. Русые волосы, потемневшие и отросшие, были переплетены в толстую косу, стянутую сыромятной веревкой, лоб его венчал узкий стальной обруч, испещренный мелкими рунами — подарок старика Джека. Кроме того, Дик, не желая тратить время на бритье, отпустил бороду, наличие которой добавляло его внешности несколько лет. Нет, заподозрить в нем покойника мог только человек, знавший Ричарда Окделла довольно близко. Но особу, которую скрутило неизвестной хворью, Дику назвать никто не потрудился. Он сам не спрашивал, следуя принципу — не отказывать в помощи никому. И лишь надеялся, что в Олларии найдется не один десяток высокородных кэнналийцев, которым может потребоваться варварская помощь дикого колдуна. Думать о том, что ему может крупно не свезти и он окажется у постели последнего Ракана, Дик себе запрещал, под цокот копыт посылая молитвы своему великому предку. О том, что Великий не откликнулся на мольбы, Дик узнал, когда сопровождающие его конники свернули на хорошо знакомую улицу, которая заканчивалась белоснежным особняком с летящими воронами на воротах. — Твою же… — почти сорвалось с губ Дика кощунственное ругательство, как только он понял, что страдающая особа находится в особняке бывшего Первого маршала, а теперь Регента всего Талига. Ворота распахнулись и навстречу посланникам вышел Хуан Суавес, сухой, затянутый во все черное, с совершенно седой головой. Дик замер. Выдержал внимательный и острый взгляд черных глаз и кивнул в ответ на почтительно склоненную голову. Выдохнул оставшись неузнанным. — Проходите, господин лекарь. — Благодарю, — отозвался Уинстон, подпуская в свою речь гулкого северного акцента, спрыгивая на плиты особняка и поправляя ремни заплечного мешка с привезенными снадобьями. В знакомой до боли прихожей домоуправляющий лично забрал у господина лекаря тяжелый подбитый лисьим мехом плащ, пригласил умыться с дороги, показал комнату для отдыха. Дик принял приглашение омыть руки и лицо, но от отдыха отказался, не желая откладывать неизбежное. О том, что болен именно Ракан, можно было безошибочно понять по тому, как взволнован и с какой скрываемой надеждой смотрит на явившегося северного колдуна Суавес. — Я желаю увидеть того, ради кого проделал столь долгий путь, — произнес он. В спальне Ракана царил холодный полумрак, которого не могли разогнать свечи, мерцающие на прикроватной тумбе. Дик шагнул в этот холод не дрогнув, только сейчас задумавшись о том, справится ли он? Не зря ли явился в такую даль? Помочь Ракану не смогли самые именитые олларианские лекари, мудрые и хитрые кэнналийцы, Дик был уверен, что в этой комнате побывали и знахари из Багряных земель. Так что же сможет он? Лицо Ракана было серо. Иссушенное и изможденное… Выглядел Регент Талига много хуже того призрака, который в далеком прошлом явился к Ричарду Окделлу, чтобы передать ему реликвию древних — железный меч. Недуг, чем бы он ни был, проник глубоко под сухую кожу, похожую на посеревший от времени пергамент. — Соберано, — произнес склонившийся к своему повелителю Суавес, — мы нашли человека, о котором в северных землях ходят легенды, говорят, он может поднять даже мертвого. Дик едва ощутимо вздрогнул. О нем ходят легенды? Уж не путают ли его со стариком Джеком? Вот тот истинно мог, сам Дик тому живое свидетельство. Ресницы Ракана дрогнули и тяжело приоткрылись. Ожидаемый взгляд синих глаз разочаровал мутностью. Дик напрягся вглядываясь, пытаясь понять что же с ним не так? Что почти сломало этого человека? Откуда это? Он сделал шаг к постели, склонился над больным регентом, ловя взгляд и уже не опасаясь быть узнанным. Грубые, но чуткие пальцы легли на тонкое запястье, ощущая жар и нестройное сердцебиение… — Давно у него это? — спросил Дик у недвинувшегося с места Хуана. — Несколько месяцев, — ответил Суавес тихо, — с тех самых пор, как соберано вернулся. — Откуда вернулся? — поинтересовался Дик, продолжая разглядывать Ракана. — Это не разглашается… — Откуда он вернулся? — в голосе Дик зазвучала сталь, — я должен знать. — Из Лабиринта… Дик не сразу понял, что едва слышный хриплый голос сорвался с бескровных губ Ракана. — Вы ведь там тоже бывали, так ведь? — через силу продолжал Ракан, впиваясь в Дика неожиданно жадным взглядом. — Нет, — качнул головой Дик, унимая сердцебиение, которое почти сравнялось с бешено участившимся пульсом регента. — Не довелось. Меня лишь коснулось его дыхание, навсегда меняя. — Я был глуп… — выдохнул Ракан измождено, — сунулся туда сам. Теперь гнию заживо… Последняя фраза помогла, сбивая с Дика оцепенение и напоминая зачем он тут. Нужно было отбросить все личное и сделать все, что возможно. Но разве это просто? Когда личное коварной змеей, поднимается из самых глубин и сдавливает горло, мешая дышать. — Вы можете? — голос Хуана не вписывался в окружающее Дика, слишком много ничем не мотивированной надежды. — Не знаю… — ответ честный. Дик скинул с плеча мешок, и сунув в него руку, вытащил несколько камней, растолченные в порошок и бережно разобранные по холщевым мешочкам травы, закаленный в подземом огне ритуальный нож, чашу для пускания крови… Все как всегда. Но получится ли изгнать такой недуг, вызванный Лабиринтом и… Отчего-то думалось, что дело не только в этом. Было что-то еще. Дик устроился на полу, отогнул толстый пушистый ковер, касаясь древней кладки, взывая к своей стихии. Он прибегал к подобному очень редко, лишь в исключительных случаях, но, судя по всему, сейчас был именно такой. «Как помочь?» «Заставь его отпустить свою вину» — загудело в ответ, тяжело вибрируя даже в костях Дика. «В чем он виноват?» «Он знает» «Как заставить, если я не знаю, что его гложет?» «Думай, Повелитель…» Дик поднялся, отгоняя гудящую в теле тошноту, подошел к постели. — Мне нужно будет немного его крови, — сказал Дик, обращаясь к насторожившемуся Хуану, тот принял боевую стойку, как только увидел в руках знахаря нож. Кровь Ракана была густой и черной, мало похожей на простую человеческую кровь… Плохо… Дно чаши покрылось с трудом. — Вас что-то угнетает, какая-то вина, — сказал Дик, глядя в лицо регента, то дернулось и посерело еще больше. Камни были правы… — Вы должны простить себя, — молодой знахарь размешал черную кровь сталью и кинул в нее щепотку сухой травы. Субстанция в чашке задымилась. — В противном случае я ничем не смогу помочь. Это не Лабиринт убивает вас — собственная вина. Синие мутные глаза прикрылись. Дым идущий от чаши стал едким и удушливым. — Этого я сделать не в силах, — произнес Ракан, чуть слышно, — тот, кто мог бы отпустить мою вину, давно мертв. Я не нашел его даже в утробе Лабиринта. Спускался, искал, зная только, что погиб он в горах Надора… Дик вздрогнул, едва не уронив чадившую чащу, внезапно понимая и не понимая одновременно. А потом выстрелил наугад: — Не нашли, потому что тот, о ком вы говорите, никогда не переступал порог Лабиринта. Герцог Окделл жив, и насколько я могу судить, здоров. Темные ресницы регента дрогнули и тот снова посмотрел на Дика, уже более осознанно, настолько, что знахарю удалось разглядеть в них неверие. И именно оно показывало, что выстрел попал в цель. Так значит? Дик отставил чашу на прикроватную тумбу, наконец ловя то невесомое чувство, которое помогало ему исцелять страждущих — уверенность в том, что ему по силам совершить то, за что он взялся. Нужно было только… — Что вы сказали? — голос Ракана звучал так же хрипло, но немного громче. Едкий дым, заполнивший комнату, начал рассеиваться. — Сказал, — отозвался Дик, прислушиваясь к одобрительному гудению древней каменной кладки, убеждавшему знахаря, что теперь он непременно справится и исцелит упавшего духом Ракана, — что вы, эр Рокэ, поторопились совершить прогулку по Лабиринту, разыскивая в нем человека, который не покидал мир живых. И, раз уж вас это настолько волнует, позвольте заверить — я, после того, как оказался на самом краю, перестал винить вас в чем бы то ни было.