Episodes

Вокруг тихо, а Чимину тепло и очень-очень уютно под одеялом — настолько, что даже не хочется окончательно просыпаться, особенно, когда к щеке прижимаются мягкие губы и кожу приятно щекочет тёплое дыхание. Хотелось бы лежать вот так и дальше хоть весь день, хотя, с другой стороны, если подумать, ему нравится просыпаться от лёгких поцелуев, чувствуя себя с ног до головы укутанным в уют и нежность. — Чимини, — шёпот у уха, от которого по спине сразу бегут мурашки. Чимин вместо ответа тянется вперёд, утыкаясь носом в шею чуть выше ворота намджуновой футболки. Намджун тоже тёплый и уютный, и такой любимый, что отлепляться от него сейчас не хочется совсем. — Чимини, проснись. Я хочу тебя кое о чём попросить. Чимин вопросительно мычит ему в футболку, не собираясь без сильной надобности даже открывать глаза. — Я хочу тебя пофотографировать. Теперь Чимин хмурится, всё же немного просыпаясь до состояния частичного восприятия окружающей действительности. — Что, сейчас? — спрашивает хриплым со сна голосом. — Ага, — с энтузиазмом произносит Намджун. — Тебе даже ничего не нужно будет делать, только сесть. — Прямо так? — уточняет Чимин, приоткрыв один глаз, хотя от этого нет никакого толку — он видит только кусочек загорелой кожи и знакомую родинку, и то нечётко, потому что находится слишком близко. Он прекрасно знает, как выглядит сейчас с растрёпанными после сна волосами, которые он вчера вечером даже не нашёл в себе сил помыть, и без грамма косметики на заспанном лице. На нём свободная намджунова рубашка, в которой он просто ходил по дому, да так, видимо, и уснул, и обычные шорты — такие короткие, что их из-под этой самой рубашки даже и не видно. — Прямо так, — тем не менее, отвечает Намджун и как-то на удивление ловко усаживает его на кровати. — Только один элемент в качестве реквизита. Чимин успевает сонно открыть глаза и увидеть — если, конечно, у него не галлюцинации — аккуратную золотую корону, которую Намджун через секунду водружает ему на голову. — Это что?.. — моргает Чимин, протягивая руку и ощупывая — действительно корону. — Сегодняшний концепт: мой самый прекрасный на свете принц, — говорит Намджун без тени какой-либо иронии, словно просто информируя его о чём-то, что и так должно быть каждому очевидно, и улыбается при этом так довольно, как будто, наконец, добился чего-то, о чём так долго мечтал. Он встаёт с кровати и исчезает из поля зрения Чимина — и тому в лицо вдруг бьёт ослепительный утренний свет, заставляя зажмуриться, когда Намджун открывает шторы. — Самый прекрасный — это же Тэхён, — усмехается Чимин, подтягивая колени к груди и обхватывая их руками, устроив поверх подбородок, — а я шестьдесят какой-то там. — Ты самый прекрасный, — безапелляционно заявляет Намджун, после чего раздаётся щелчок затвора, но Чимин так и не может заставить себя снова открыть глаза, слишком ярко. — Вот так и сиди. И Чимин сидит. Чуть поворачивается время от времени или приподнимает голову, устраивая её на ладони, когда Намджун просит. Потом опирается спиной на уложенные в изголовье кровати подушки и откидывает голову назад, на ощупь ловя начавшую съезжать корону и возвращая её на место. Ему всё ещё тепло, потому что он по пояс укрыт одеялом, а раздающийся то и дело звук затвора вскоре начинает убаюкивать, и хочется поскорее провалиться обратно в сон. Чимин думает, что Намджун, конечно, странный — и, конечно, удивительный. Он заставляет Чимина чувствовать себя красивым, любимым, особенным — тот даже и не заметил, в какой момент перестал сомневаться и начал просто принимать его искренние любовь и заботу, выражавшиеся в море комплиментов и осторожных прикосновениях, внимательных взглядах и постоянной поддержке. Или вот в таких неожиданных действиях, как эта импровизированная фотосессия, в которой Чимину даже не нужно позировать и что-то из себя изображать — он может просто оставаться собой и при этом быть для Намджуна прекрасным принцем. Чимин улыбается, ощущая, как в груди разливается тепло. Он не замечает, когда щёлканье камеры прекращается и Намджун откладывает её на стол, подходя к кровати, — чувствует только, как матрас рядом с ним прогибается, а его лицо обхватывают тёплые ладони. — Ты отлично справился, — произносит Намджун, целомудренно целуя его в лоб, как будто он какой-нибудь ребёнок. — Я даже ничего не делал, — смеётся Чимин, подаваясь вперёд и обнимая его обеими руками. Намджун только обнимает в ответ, прижимая его к себе, и ничего не говорит, но Чимин чувствует, что он в этот момент качает головой, не видя никакого смысла дискутировать. Вечером он показывает Чимину распечатанные фотографии, и тот удивлённо округляет глаза, настолько неожиданным — и классным — оказывается результат. На снимках преобладает белый цвет, они все буквально залиты утренним светом, льющимся из окна и заставляющим корону на его голове сверкать, а кожу буквально светиться, хотя на ней нет ни капли хайлайтера. Чимин внимательно рассматривает себя и с удивлением обнаруживает, что выглядит неожиданно неплохо, несмотря на то, что ни секунды не потратил на приведение себя в порядок этим утром. Его волосы чуть торчат в стороны в трогательном беспорядке, а лицо такое расслабленное и счастливое, особенно на тех фото, где он улыбается, что у него даже самого язык не повернулся бы назвать себя некрасивым. И именно таким, понимает Чимин, видит его Намджун. Безусловно красивым — вне зависимости от обстоятельств. Своим самым прекрасным принцем. Чимин медленно откладывает фотографии в сторону — и резко накидывается на ничего не подозревающего Намджуна с объятиями, в своём порыве опрокидывая его со стула на пол. Осознав, что только что сделал, Чимин дёргается назад, глядя на зажмуренные от боли глаза, и тут же тянется рукой к особенно пострадавшему от падения намджунову затылку. — Прости, прости, — кается виновато. Намджун и без того — ходячая катастрофа, а тут ещё и Чимин травмирует его на ровном месте… — Я ни о чём не жалею, — откликается тот и уже через мгновение дёргает его на себя, с готовностью целуя. Чимин решает, что зацелует все его синяки до такого состояния, что ему уже даже не будет больно, а пока что погружается в это ощущение полной гармонии, отвечая на поцелуй с таким замиранием сердца, словно это в первый раз.