Сакура

Шаг. Ещё один. Ступенька за ступенькой. Вот уже и шестой этаж. Но по причине того, что путь я держала на девятый, мне оставалось лишь глубоко и устало вздохнуть, остановившись на несколько секунд, а потом продолжить подниматься дальше, крепко вцепившись руками в перила. Ноги ломило от боли, лёгкие словно горели, а серые стены подъезда плыли в глазах. Занятия спортом всегда давались мне с большим трудом, а сейчас положение ухудшала моя усталость после напряжённого и загруженного учебного дня. Отпахав пять уроков и факультатив, мне хотелось лишь упасть на кровать и, уткнувшись носом в подушку, проспать до самой ночи. Переться на девятый этаж пешком, потому что в нашем микрорайоне отрубило свет, в мои планы не входило. Но выбора мне никто не давал. Волосы немного растрепались и лезли в глаза, поэтому я заправила надоедливую каштановую прядку за ухо. Шапку я сняла ещё на третьем этаже, и даже не потому что было жарко, а потому что жутко чесался лоб. Я подтянула лямки наполненного учебниками рюкзака, ибо тот так и норовил оказаться на полу. Мне и самой хотелось его поскорее скинуть, ведь плечи и спина болели также сильно, как и ноги. У меня вообще мало чего не болело, но что я могла сделать, кроме как стиснув зубы, продолжать кивать на все увещевания родственников о том, какая я должна быть ответственная, умная, терпеливая? А на мой скулёж о постоянных болях отвечали: «Ну так, а у кого-то хотя бы что-нибудь не болит? Потерпи, не зацикливайся на этом, и всё пройдёт». Оставалось лишь материться про себя и ныть друзьям, которые, к моему счастью, ещё не послали меня. Родители, конечно, тоже прямым текстом не отправляли меня на хутор бабочек ловить, но только потому что я не создавала им проблем своим существованием. Ведь я всегда была кроткой, тихой, послушной. Мне велели, я делала. В школе ни с кем не конфликтовала, получала хорошие оценки, присматривала за младшей сестрой всё свободное и не очень время… Это давалось мне нелегко, но я, скрипя зубами, справлялась со всеми трудностями. В мыслях я каждое мгновение успокаивала себя. Совсем скоро меня никто не будет трогать. Я смогу заняться тем, чем захочу. Тем, что приносит мне удовольствие. Таких вещей, признаться, было немного, но они всё же имелись. Я очень любила читать. Неважно, были ли это книги, комиксы, новеллы, манга… Потом я наткнулась на аниме. Фанаткой не стала, но несколько тайтлов понравились. Я решила начать с чего-то знакомого и, даже, родного, потому что такие яркие и импульсивные персонажи меня немного… Отпугивали. Хотелось чего-то старого, но тем не менее актуального. И такое аниме действительно нашлось. Наруто, которого я увидела ещё в глубоком детстве по телевизору, вспомнился самым первым. Даже при одной мысли о мальчике-лисе в душе светило солнце, а на губах появлялась улыбка. Повторно посмотрев Наруто, но уже будучи подростком, я вновь влюбилась в него. В оптимизм, в нетерпеливость, в лёгкую глупость смешанную с безбашенностью. Теперь, запираясь в своей комнате время от времени, я могла с головой уйти в тот мир. Часами наблюдая за жизнями персонажей, рассуждая, мечтая… Но когда всё было так просто? Даже Наруто, который, казалось, завоевал отдельную часть моего сердца, был столь мал в масштабах моей жизни. У меня не было возможности вечно жить в придуманном мире, наслаждаясь живописными видами, приторно-сказочной дружбой, увлекательными приключениями, харизматичными героями. Я не могла вечно витать в облаках, оставив все невзгоды. Всё это было там, а я здесь. Пусть не одна, с любимой сестрой и друзьями, которые старались помочь мне всеми своими силами. Но они не могли прожить нежеланную жизнь за меня. Никто не мог. А если бы и мог, то какая бы это тогда была жизнь? Я наблюдала за детской наивностью сестры, которая каждый день щебетала обо всём на свете. О рисовании, музыке, звёздном небе, машинах и людях, цветах в клумбах и таких красивых птичках в небе. Ей хотелось всего и вся. Стать целым миром. И это вызывало столько эмоций, сколько я не чувствовала никогда. Зависть. Умиление. Восторг. Печаль. Я была одновременно и счастлива за сестру и разочарованна в себе. Почему же у меня не так? Почему я ничего не хочу? Почему не могу понять, зачем мне жить? Я подошла к двери нашей квартиры и спустила с плеч портфель. Он довольно громко шлёпнулся на бетонный пол подъезда. Расстегнув молнию, я с привычным раздражением заметила, что в рюкзаке опять всё перемешалось. Пришлось перебирать и вытаскивать все вещи и учебники. Но ключи я всё-таки нашла, пусть на это и ушло много времени, ведь они оказались в… Знаете, если бы у рюкзаков были задницы, то именно в заднице рюкзака бы и оказались мои ключи. Вроде, аккуратно положила в отдельный кармашек. Но почему они оказались в пакете с фантиком от конфеты и яблочным огрызком? Я с отчаянным вздохом приникла к двери, с силой надавливая на неё плечом. Замок был старым, часто заедал, и у меня не всегда получалось с ним совладать. Но на мои просьбы его заменить никто не реагировал. Мне оставалось только каждый день мучаться, с трудом отпирая дверь и сомневаясь, что в этот раз у меня получится попасть в собственный дом. Также и сейчас, ведь я уже около двух минут стояла и ковырялась в замке ключом, но он всё никак не хотел впускать меня в квартиру. Я уже думала о том, чтобы нажать на кнопку звонка, но затем вспомнила, что электричества нет и было совершенно непонятно и неясно, когда оно появится. Не сумев сдержать тяжкий вздох, я уткнулась лбом в железную дверь. Накопившаяся усталость умоляла меня взять перерыв в минуту, наслаждаясь глухой тишиной. Но теперь, когда я перестала звенеть и лязгать ключами, я услышала шум из квартиры. Можно было бы попробовать план Б, но в его успех я верила примерно также, как в существование загробной жизни и перерождения. То есть, не верила нисколечки. Из квартиры на несколько секунд послышался знакомый рингтон, однако звук быстро прекратился, а уже из моего телефона послышались гудки. До боли сжав аппарат в руке, я радовалась своей слабости и тому, что никак не могу навредить технике. Другие же, совершенно нерадостные мысли, в голову пускать не хотелось. У меня была возможность развернуться и уйти. Вероятно, кто-нибудь из друзей или даже знакомых мог бы принять меня на пару часов. В конце концов, можно было бы и послоняться по местному продуктовому пару часов. Но в тот самый момент я подумала, что окончательно обессилела, организм не находил ресурсов для того, чтобы идти куда-либо ещё. Поэтому я с практически отчаянным остервенением принялась вновь и вновь открыть злосчастную дверь. К счастью, на какую-то там попытку, этот кусок железяки мне поддался. Как только я зашла в помещение, мои догадки относительно источников шума подтвердились. Хотя, признаться честно, у меня не было даже и сомнений относительно них. Голоса тех, кто кричал где-то в стороне кухни явно принадлежали матери и отцу. Из их уст вырывались ужасные, исключительно жестокие слова, пропитанные ненавистью. Все они были бранными, нецензурными. Пропитанными злобой, ненавистью, желчью. Я давно перестала обращать на это внимание. Пусть делают всё, что захотят. Пусть ругаются, дерутся, убивают друга друга, разводятся — это меня не касалось. Крики и драки, конечно, нервировали, а иногда даже и пугали. Но когда на меня возложили ответственность и за саму себя, и за младшую сестру, пришлось учиться расставлять приоритеты. И родители, которые страдали друг от друга, страдали от нашего существования, если и входили в число этих приоритетов, то занимали самые последние и малозначимые места. От меня никогда не уходило понимание того, что по крови они приходятся мне самыми родными на этом свете людьми. Я принимала их как своих родителей, как своих мать и отца. Но за семью, за дорогих людей принимать уже была не в состоянии. Своей настоящей семьёй я считала сестру. И, наверное, я бы могла абсолютно равнодушно относится к происходящим в квартире скандалам, если бы они так сильно не ранили этого милое дитя. Младшая, долгожданная, беззащитная. Она стала всеобщей любимицей, но я ничуть не ревновала. Казалось, что брак родителей, который никогда не отличался своей крепкостью, в котором всегда присутствовали недомолвки, обиды, скрепило именно рождение Марины. Какое-то время я думала, что рождение сестры — предзнаменование того, что у нас будет всё хорошо, всё обязательно наладиться. Но счастье никогда не длится долго. Вскоре, всё как обычно пошло наперекосяк. У меня быстро получилось адаптироваться к нынешним реалиями, которые только немного отличались от того времени, когда с нами ещё не было Марины. Но по изласканной тепличной девочке, что лишили внимания, ласки и любви, семейные разлады ударили намного сильнее и больнее. Осложнялось всё ещё и тем, что вспоминали о нас только тогда, когда вновь собирались разводиться и делить детей. Не ведающий о людской хитрости и лицемерии ребёнок принимал каждое слово за чистую монету, а каждый подарок за искреннее проявление любви. Но после того, как краник перекрывали, когда терпение притворятся нормальными людьми заканчивалось, когда наступал очередной период сволочизма… Крохотное сердце Марины вновь и вновь разбивалось на мельчайшие осколки. Сильно махнув головой в попытке отогнать неприятные мысли, я расстегнула молнию на полусапожках, намереваясь их снять. Погружённая в свои безрадостные мысли, я перестала воспринимать реальность. Поэтому, только окончательно разувшись и разогнувшись, я заметила, что рядом со мной кто-то стоит. Сестричка босиком переминалась с ноги на ногу в коридоре, сжимая в руках свою любимую куколку-фигуристку Снежку. От недоумения я нелепо раззявила рот. Моя уверенность в том, что Марина находится в детском саду и в ус не дует, рассыпалась как карточный домик. Торопливо подхватив девочку на руки, я вгляделась в её лицо. Глаза были красными от слёз, а всё тело тряслось не то от холода, не то от рыданий. — Почему ты не в садике? И к чему слёзы? — я шла в детскую и прижимала к себе Маринку, вытирая тыльной стороной ладони влагу с покрасневших щёк. — Мама с папой с самого утра ругаются, поэтому папа не повёл меня в садик… — малышка всхлипывала через слово, повиснув на моей шее. Я успокаивающе поглаживала её по спине. — Я пыталась их помирить, но у меня совсем не получилось! — девочка закрыла лицо руками и захныкала от бессилия. Именно такие моменты заставляли меня переставать быть равнодушной к родителям, ощущать приливы ярости, обиды. Но я не могла позволить этой горечи, что всё подступала к горлу, взять над собой верх и вырваться в мир, как делали это они. Поэтому, лучшим выбором в этой ситуации я считала отвлечение внимания Марины от всего плохого и организация её досуга. Зайдя в комнату сестры и закрыв за нами дверь, я присела на детскую кроватку, Марина сразу же нашла себе место у меня на коленках. Она тоскливо льнула ко мне, ища утешения, ласки и любви, в которых так сильно нуждалась. И я старалась ей это давать. Крепко обнимала, прижимая к сердцу, чмокала заплаканное личико, гладила по спине и голове. Но тихое хныканье всё не прекращалось. Немного оторвав от себя девочку, я предложила: — Марин, пойдём гулять? Сделаем снеговика, закидаем Мишку снежками, хорошо? А потом купим наших с тобой любимых шоколадок и дома будем смотреть мультики? — девочка немного растерянно посмотрела на меня, промолчала с пару десятков секунд, которые в тишине, разрываемой только приглушёнными криками родителей с кухни, показались вечностью, а затем неуверенно кивнула. Я тут же спустила её с коленок и направилась к шкафу, чтобы взять её прогулочную одежду. Пока я переодевала сестру, старалась не прекращать разговаривать с ней, продолжала расписывать планы на оставшийся день. Например, сварить какао, порисовать вместе красками, в сотый раз прочитать её любимые сказки и так далее. Постепенно, Марина забывалась, в этом мне изрядно помогала её детская лёгкость, наивность, непосредственность. Она начинала немного улыбаться, уже с большим энтузиазмом покачивала головой в ответ на некоторые предложение, даже комментировала что-то или предлагала своё, но, что самое главное, в глазах появлялось предвкушение и нетерпение, желание поскорее претворить всё сказанное в реальность. Рядом с Мариной, рядом с этим милым белокурым ангелочком, я переставала ощущать себя бесполезной, никому не нужной. Моё бессмысленное существование, которое я не могла оборвать лишь из-за собственной слабовольности и бессильности, обретало смысл и цель. Мне становилось понятно, чего я хочу, чему хочу посвятить свою жизнь. Защищать и оберегать, не давать кому-либо навредить ей. Единственное моё желание — пусть она будет счастлива и здорова. Пока я собирала Марину, послышался хлопок входной двери. Кто-то из них ушёл. Это могло послужить причиной остаться дома, но я знала, что конфликт мог снова разгореться в любой момент, по телефону или же по возвращению, скажем так, второго родителя в дом. Так что, мы тихо прошли в прихожую, где я торопливо пыталась обуть сестру и покинуть квартиру, а она старательно делала вид, что не слышит рыданий матери, доносящихся из кухни. Когда мы наконец-то вышли в подъезд и принялись спускаться по лестнице, повисло молчание. Во-первых, наверное, обеим хотелось немного побыть в тишине, а во-вторых, у меня даже при спуске была небольшая одышка, для меня разговор в такой момент был затруднителен. — А мы с тобой сегодня посмотрим мультик про Наруто? Ты ведь мне обещала тогда, помнишь? — не сдержалась Марина около седьмого этажа. Я то ли фыркнула, то ли проворчала в ответ. — Я сказала, что мы с тобой посмотрим его «когда-нибудь», — девочка в ответ недовольно надула свои губки. — А когда наступит это «когда-нибудь»? Она уже очень долгое время пыталась упросить, чтобы ей позволили посмотреть Наруто. Увидела как-то раз, когда я его смотрела, и с того момента прицепилась ко мне: хочет смотреть аниме вместе со мной и всё. Но сколько она просила, столько я ей и отказывала. Несмотря на мою любовь и даже некоторый фанатизм, мне много чего не нравилось в Наруто. Там демонстрировалось множество вещей, которые я считала недопустимым показывать детям. Взять хотя бы… Сакуру Харуно. Жуть же как нервирует своим поведением, какую модель поведения она представляет для детей? Несомненно, было в ней что-то интересное, как в персонаже, она добилась многих успехов. Но вместе с тем и обладала довольно скверным характером, который частенько показывала не вовремя и совершенно ни к месту. Меня раздражала её одержимость Саске, злило пренебрежительное отношение к Наруто, бесполезность для команды в некоторых эпизодах. Словом, она была моей самой нелюбимой героиней. И не только Наруто, но и вообще, практически всех прочитанных мною манг и просмотренных аниме. Поэтому, мне не хотелось, чтобы посмотрев Наруто, Марина решила, что поведение Сакуры — это нормально. Поэтому, я хотела всё-таки отложить просмотр Наруто до других времён, а точнее, до тех, когда Марина вырастет, обретёт критическое мышление, сможет точно отличать «хорошо» от «плохо». — Так что? — она упёрла руки в боки и сощурила свои очаровательные серые глазки. Я же, в ответ, тоже начала щуриться, не имея сил сдержать улыбку. Легонько и беззлобно ткнув Маринку пальцем где-то между рёбрами, от чего та совсем растеряла весь свой гордый образ и стояла теперь до ужаса беззащитная и растерянная, я рассмеялась и наконец ответила на поставленный мне вопрос: — Это «когда-нибудь» наступит тогда, когда я сочту нужным, поняла, маленькая выскочка? — я щёлкнула девочку по носу из-за чего она хихикнула и тут же прикрыла его своими руками, рухнув в мои объятия. — Позволь мне ещё немного тебя поконтролировать, ладно? Ты уже такая взрослая, «няня» чувствует себя из-за этого очень старой, — Маринка звонко рассмеялась и выпуталась из кольца моих рук. — Ну что, моя старая-старая Няня, мы идём гулять? — она лукаво посмотрела на меня. Я уже и не вспомню, когда за мной в семейных и не только кругах прикрепилось прозвище «Няня», к которому пришлось быстро привыкать, ведь слышала я его буквально ото всех после рождения сестры. От матери, от отца, от бабушек и дедушек, от Маринки, едва она научилась лепетать, ото всех тёть и дядь, родительских знакомых, соседей, детей во дворе… Даже мои друзья его частенько использовали! Пусть и в шутку. Бывали дни, когда меня совсем не называли по моему настоящему имени, что меня совершенно не раздражало, ведь оно мне никогда не нравилось. Пусть уж будет простое и говорящее само за себя «Няня», чем ненавистное… — А ты уверена, что Мишка будет сегодня гулять? — Да, я его видела на улице, когда шла домой. А ты ведь знаешь Мишку, его с улицы и окоченевшего от холода не утащишь, разве что он по мультикам соскучится либо с голоду начнет сознание терять. Впрочем, вы два сапога пара, — произнесла, набирая в легкие побольше воздуха, оставался последний рывок в два этажа. В ответ на мои слова, Маринка покраснела не то от смущения, не то от злости. Она тут же начала сбивчиво что-то бурчать себе под нос, что Мишка — дурачок, идиота кусок, а ещё козявка и плакса, а Марина на него совсем непохожа. Моя маленькая цундере. — Нянь! — окликнула она меня, чуть прекратив свой бубнёж. — А мы… — она будто засомневалась и сделала небольшую паузу, обдумывая свой вопрос снова и снова, что было ясно видно по её лицу и задумчивым, сомневающимся глазкам, — Можем отпраздновать Новый Год у бабушки с дедушкой?.. — её вопрос не поставил меня в тупик, ведь я и сама уже подумывала об этом. Родители собирались встречать Новый Год отдельно друг от друга впервые за двадцать лет отношений. Они никак не могли поделить нашу квартиру. Каждый хотел привести туда свою компанию друзей и праздновать вместе с ними. Меня никоим боком не трогало, кто будет выпивать в нашем доме. Единственными же вещами, что заботили меня были сохранность Марины, меня и нашего имущества. Но это было трудно представить вместе с группой не самых приятных людей, находящихся в состоянии алкогольного опьянения, поэтому мне нужно было каким-то образом оградить мою девочку от этого праздника спиртного неадеквата и невкусного оливье. Выходом из этой ситуации были бабушка Маша и дедушка Олег, которые с радостью бы приняли нас в своей квартире. Я даже была готова вытерпеть все придирки вечно привередливой Марии Семёновны, отсутствие интернета и несмешные анекдоты Олега Николаевича. Всё это было для меня преодолимыми мелочами, которые особенно меркли на фоне родительских выкрутасов. Бабушка хотя бы насчёт аниме не возникает, а папа-то какие мне скандалы закатывал из-за плаката с Какаши-сенсеем! — Сегодня вечером мы с тобой позвоним баб Маше и деду Олегу и спросим, — мы наконец-то добрались первого этажа. Я села на корточки, чтобы поравняться с девочкой и поправила ей шарфик, боясь, что её продует. Девочка облегчённо выдохнула, всем своим видом показывая, что уже давно беспокоилась по этому вопросу. Когда мы подошли к выходу из подъезда, послышали детские голоса и смех. Марина же, заслышав их, крепко сжала мою ладонь и нетерпеливо побежала вперёд, практически таща меня за собой. Когда мы подошли к тяжёлой железной двери, девочка показала мне пальцем на чёрную кнопку, которая должна была позволить нам разблокировать магнит домофона. Мне оставалось только хихикнуть и отрицательно помотать головой. — Свет же выключили, ты помнишь? — как бы доказывая свои слова, я просто надавила на дверь, открывая её. Марина пару раз открыла и закрыла рот, немного подумала и воскликнула: — Да! Он же от э-… эк-… эклектричества работает, вот! — впечатлённая, не иначе как своими умственными способностями, сестрёнка подпрыгнула и похлопала в ладоши. Я погладила её по голове, а если быть точнее, то по шапке, и шире раскрыла дверь, позволяя Марине выскочить на улицу. Увидев, как девочка стартанула, я пожалела, что перед этим не потребовала её взять меня за руку, потому что если бы она сейчас побежала куда-то вдаль, то мне было бы довольно тяжело её догнать. Но Марину что-то затормозило, потому что выходя вслед за ней из подъезда, я увидела не то, что её и след простыл, а то, что она замерла на лестнице. Но через секунду и я тоже встала, приятно удивлённая тем, что ранее увидела и моя сестрёнка. — О, привет, мы как раз собирались тебе звонить! — восклицает Алиса. Она, вместе с Сашей и Вадимом, пристроились на скамейке. Они были моими ближайшими и дражайшими друзьями, с которыми я была знакома уже более десяти лет. Я старалась не делиться с ними своей ситуацией, но они, зная меня как облупленную, прекрасно видели по моему состоянию, что что-то не давало мне покоя. Поэтому, старались как можно чаще отвлекать меня, практически спасать, как вышло и сегодня. Они звонили и писали, звали гулять, смотреть кино, развлекаться, привечали Марину. Моя благодарность им не знала границ, тем более, что из-за моего дрянного характера я всегда старалась отказаться и откреститься от чего-либо. Каждый раз ребятам приходилось долго и мучительно уговаривать меня на прогулку или поход в гости. — Дядя Саша! Дядя Вадим! — сестра, отойдя от удивления, со всех ног понеслась к своим любимчикам. — Идём играть! Няня мне обещала, что мы Мишку снежками закидаем! — Марина явно обрадовалась появлению моих друзей. Возможно, даже больше, чем я сама. Она любила играться с мальчиками, а они не могли удержаться от умиления. А умиляться было чему. Милые блондинистые кудряшки, звонкий и задорный голосок, небольшая наглость, присущая на моей памяти почти всем детям, небольшая наивность, но в то же время и сообразительность. Я отдавала себя отчёт, что дети с милой мордашкой практически всегда вызывают у людей положительные эмоции, но Марина, для меня, конечно была самой особенной, неповторимой и заслуживала любви всего земного шара. Объект же любви зелёно-голубого шарика, или вернее сказать эллипса, времени не теряла, схватила парней за рукава курток потащила в сторону детской площадки. Те даже не смели отказать, поэтому на всё, что не сказала бы девчушка, отвечали полным согласием. Мы с Алисой похихикали, наблюдая эту картину, и медленно направились вслед за ними. Несмотря на весьма ощутимый холод на улице, некоторые мамы вывели своих ребятишек погулять, да и малышня из младших классов тоже резвилась неподалёку. — Добрый день, тётя Оля, — поздоровалась я с нашей соседкой. Она часто помогала мне, когда некому было приглядеть за Мариной. Однако, некоторое время назад они с мамой повздорили по какой-то причине. Это, конечно же, не помешало нам видеться во дворе и ходить в гости к тёте Оле. Она вынянчила и меня, и Марину, поэтому относились как к родному человеку. Ольга жила в нашем подъезде на два этажа выше вместе с сыном Мишей и мужем Виктором, хотя он редко бывал в своей квартире из-за частых командировок. Я видела Виктора вживую лишь пару раз, поэтому вряд ли вспомню хотя бы его голос, но лицо его до сих пор хранится в моей памяти, ведь в их квартире было множество фотографий. Семья Афанасьевых была по-настоящему счастливой. Нежная и невероятно добрая мать семейства, строгий и справедливый отец и маленький озорник Мишенька. Наблюдать за этими людьми было приятно. Они любили, чувствовали себя комфортно рядом друг с другом. Были искренне счастливы, живя ту жизнь, которую живут. Вот и сейчас, на лице женщины была привычная светлая улыбка, а при виде меня она стала ещё и нежной. Ответно поприветствовав, она подошла и обняла меня. Я немного смутилась и хотела вырваться из объятий, но уже через пару секунд Ольга сама меня отпустила, легонько потрепав по голове, отмечая отсутствие шапки. Она, забытая и покинутая, наверное валялась в моём рюкзаке, в который была закинута во время подъёма в квартиру. Следующий час прошёл весьма спокойно. Как я и обещала, мы с Мариной играли в снежки, дурачились, начали делать снеговика. Ольга, которая тоже обещала сыну лепку снеговика, приготовилась и принесла старые ненужные шарф, шапку и варежки. Дети, во главе с Сашей и Вадимом, разделились. Одни пошли искать по округ ветки для рук, другие камни для рта и глаз. С носом было сложнее. В конце концов, почему именно на меня пала такая почётная должность, как покупателя морковки, я не знаю. Мне не очень или даже очень не хотелось далеко уходить и оставлять Марину, но Алиса и Ольга, как назло, заверили меня, что присмотрят за ней, пока меня не будет. Спорить или уговаривать кого-нибудь другого это сделать у меня смелости не хватило. Когда я уже возвращалась из магазина, чёрный котик с белым бантиком на шее перебежал дорогу, недобро зыркнув на меня. Я не обратила на это внимание, ведь меня итак часто преследуют неудачи. Моя ужасная неуклюжесть и невезучесть стала спонсором регулярных ссадин и синяков по всему телу и даже парочке переломов. Так что, в моей ситуации, даже будь я суеверной, бояться мне уже было нечего. Пусть и случались в моей жизни счастливые случайности, например, как встреча с Сашей, Алисой и Вадимом, рождение Маринки, но неудачницей я таки была знатной. Была бы я удачливой, то родилась бы точно не в этом теле, стране, времени, мире… Родилась бы, скажем, в мире шиноби в теле Сакуры. Хоть и бред, но звучит не так уж и плохо. Семья жива и любит её, попала в команду к Наруто и Саске, заимела кучу друзей и связей, несмотря на свою… Ну ладно, не тупость, но назовём это незамутнённостью сознания. Всегда знала чего хотела, к чему ей стремиться. За словом в карман она не лезла, имела силы и возможности сказать то, что думает, пусть и могла получить за это по головушке. Мне было трудно признаться, что было что-то, в чём я могла завидовать своей нелюбимой героине. Но, наверное, так оно и было. Ведь делать то, что хочет, говорить, что хочет и жить, как хочет, Сакура, при всех недостатках, которые я привыкла в ней выделять, могла. А я нет. Моя сломанная воля и желание жить волочились за мной по земле, словно сломанные крылья. И даже к этому я уже не относилась с тоской, мне давно было всё равно. Наконец-то донеся морковку до пункта назначения, я отошла от снеговика и присела на скамейку к Алисе. Мы с ней прекрасно проводили время вместе то коротко беседуя, то прерываясь на комфортную для нас обеих тишину. Многие знакомые считали, что мы относимся друг к другу слишком прохладно для лучших подруг, но для нас гораздо дороже было делить такое драгоценное и прекрасное молчание. Просто побыть рядом нас было уже в радость. Возможно, на это влияли наши схожести в характере, а именно молчаливость и замкнутость, и воспитании, но мы, не ведя слишком часто задушевных бесед, всё равно понимали друг друга с полуслова. До сих пор не знаю, как нам удалось поладить с Сашей и Вадимом, которые были шумными непоседами, будто самые настоящие дети, и юморными заводилами, вечно ищущими себе приключений на задницу. О, а вот они дерутся за морковку… Распугали всех детей и теперь довольные кидают в друга друга снег и кидают друга друга в снег. Малая часть детей в лице Миши и Марины, которые были ничуть не напуганы этой дракой «не на жизнь, а на смерть», баловались чуть подальше от нас. Фактически, просто валялись в сугробах и дрались, подражая своим взрослым товарищам по играм, но назовём это «баловались». Заметив, что их потасовка, как практически всегда у детей, выходит из-под адекватного контроля, я собиралась подойти к ним, как вдруг Миша сорвал с голова своей подруги шапку, и та, подгоняемая лёгким порывом холодного ветра, полетела прямо на дорогу. Я и следившая за ними всё это время тётя Оля одновременно направились к Мише, чтобы поругать его. И только подходя к нему, всё ещё валяющемуся в снегу, я обратила внимание на то, что Марины рядом с ним нет. Она незаметно поднялась и направилась в сторону дороги за шапкой, что мне очень не понравилось. Звук скрипа снега под колёсами. Во двор на полной скорости заехала какая-то машина. Я не особо разбиралась в машинах и их марках, да и сейчас на это было всё равно. — Марина! Уйди с дороги! — я кричала, на всех парах бежа к ней. Она замерла, не понимая, в чём же дело и, лишь оглянувшись, увидела автомобиль надвигающийся на неё. Девчонка крепко-крепко зажмурилась, ведь не могла убежать. Ноги от шока как будто бы приросли к земле. Марина уже не слышала мои крики, других людей и детей. Горло болело. Морозный воздух было особенно больно вдыхать. Я так же, как и Марина зажмурилась и кинулась к ней на дорогу. Неважно, какой ценой, но с ней всё будет в порядке. Я привыкла просто наблюдать и игнорировать. Чувствовать страх и боль на закорках своего сознания и молчать. Терпеть и ждать. Не смела менять что-то в своей жизни, совершать какие-то важные поступки, которые бы в корне поменяли мою жизнь, окружающих. Но сейчас я бежала и без малейшего страха и понимала: оно того стоит. Вся моя жизнь стоила этого момента. Главное — чтобы с ней всё было хорошо, остальное не так важно. Я чувствовала, как она дрожала в моих руках, когда я буквально в последние секунды перед столкновением откидываю её куда-то подальше в сугроб. Я успела поймать её напуганный и шокированный взгляд. Успела подарить ей свой последний, полный любви, заботы и ласки. Пусть только живёт дальше, большего мне и не нужно. От удара меня откинуло на приличное расстояние. Было очень больно в районе между грудью и животом, а дышать невероятно тяжело. Но в голове моей была только картина водителя, которого я напоследок успела разглядеть. Какой-то молодой парень, оживлённо разговаривающий по телефону… Наверняка, этот телефонный разговор был слишком важен, для того чтобы отвлекаться от него на дорогу… Но какая сейчас уже разница? Не было сил понимать и осознавать что-либо. Веки налились свинцом и хотелось поскорее закрыть глаза. Мне было не больно умирать. Да, у меня не получалось ни вдохнуть, ни выдохнуть, лёгкие были словно наполнены осколками стекла, на которые разбилось моё больное сердце, а голова начинала кружиться от нехватки кислорода, но, уверена, мне было не так больно, как было бы, если бы умирала Марина. Людские голоса. Чувствую прикосновения чужих тёплых рук к моим. Краем глаза вижу, как мечутся Саша и Вадим, а поодаль стоит совершенно растерянная Алиса. Тётя Оля заглядывает мне в глаза и говорит что-то, пока мне на лицо капают её слёзы. Это всё действовало на меня как колыбельная, слова которой я никак не могла разобрать. Мне так хотелось наконец-то отдохнуть, так что я просто закрыла глаза. Самое последнее, что я помню — это…

Темнота.