***
Шерлок ушел в ванну, умылся, а когда вышел — гостиная поблескивала чистотой, груда матрасов исчезла, наверху обнаружился второй этаж, который был закрыт синим матовым стеклом. На второй этаж вели три винтовых лестницы. В раскрытые окна вливался душистый летний воздух. — Пойдем! — Мик появился из-за стеклянной расписной двери и поманил Шерлока. За дверью оказалась большая кухня. И она была грязная. — Надо бы прибрать, — нерешительно предложил Шерлок. — Конечно, вдвоем мы быстро управимся, — Мик улыбнулся, — вот тебе фартук и губка. На тебе шкафчики и холодильник, а я — всё остальное. Они резво помыли кухню, быстро управились с грязной посудой, и Мик, вымыв руки, приступил к готовке. — Ага. В холодильнике — горошек, кукуруза, один лобстер, а… остатки окорока. Купил вчера, сегодня доедим, — Мик достал остатки окорока, проворно накрошил в сковороду, залил все это желтками четырех яиц, плеснул красного вина, посолил, поперчил и при этом не переставал разговаривать, — ты не бойся. Я тебя не трону, у меня к тебе чисто интерес по искусству. Это те типы, что говорят, что, мол, все женщины — проститутки, они — подлецы и свиньи. У меня были очень чувственные модели, можешь мне поверить. Я ведь женщин преимущественно рисую, а там фактуры там всякие и старые, и новые. Так бывают, что рисуешь модель, а она такая прямо мать — земля, а другую рисуешь, она как кошка. А некоторые… У меня была модель. О! О! такая мощная чувственная натура. Как она была смущена, это было просто нечто, она так краснела, Господи боже мой. Картину я никак продать не могу, от неё такая чувственность идет. Доставай, Шерли, тарелки, будем завтракать, — Мик быстро разложил еду по тарелкам, — пришлось её рисовать в угасающем свете дня. Обнаженная на закате. Ты бы посмотрел на её груди, они пламенели от смущения, как бутоны цикламенов. Нет, нет. Я с ней не спал. Это так печально, но я не мог. Девушка была такая невинная и прекрасная, я заплатил ей за работу и проводил. Сейчас поедим, потом в галерею, а затем начнем делать из тебя человека. — Но, — Шерлок устремил взгляд серых глаз на Мика, — зачем? — Дорогуша! А у тебя дивные глаза цвета горного хрусталя. Обязательно нарисую. Ты — теперь моя модель. Натурщик. Ты должен выглядеть так, чтобы я испытывал вдохновение, глядя на тебя. Так что не спорь. — Хорошо, — Шерлок вздохнул и печально подумал, что бомжом все-таки оставаться было легче.***
— Вот и славненько, — они мчались по улицам на мотоцикле, — куда лезешь, грязная свинья! А, это не тебе. Эта сука черножопая меня подрезала. Сейчас сходим в галерею, я там кое-что продам, посмотришь свою картину. Эй, мудила из Северожопинска!!! Куда прешь на своей развалюхе?! Осади, дай проехать! — Шерлок сидел на заднем сидении мотоцикла, прижимаясь к спине Мика и, с пылающим от стыда лицом, не мог поверить в происходящее. — Дорогуша, а потом мы тебя сводим по салонам, оденем, обуем и потом поужинаем. Ты не бойся. А то, что я треплю языком, так это потому, что я ни с кем толком не разговариваю. У меня натурщицы крайне неразговорчивые. А… уже приехали, — Мик резко затормозил, оставив на асфальте темную полосу, — слазь. Сейчас припаркуемся. Мило, — это Мик уже поставил мотоцикл на стоянке и вместе с Шерлоком шагал к парадному входу, — народу ещё мало, никто нам не помешает. Доброе утро, Джеймс, — поздоровался он с швейцаром. — Добрый день, — поправил его тот, толстенький мужчина с сальными черными волосами и веселым взором черных глаз, одетый в вытянутый джемпер на голое тело и трепанные джинсы. — Не суть важно, — Мик прошел в двери и затащил Шерлока, — ну вот. Эта картина, — он ткнул в большую картину около входа, на которой были нарисованы четыре голых мужика со спины, — Толерантно ссущие. — В смысле? — В прямом. Белый, негр, китаец и араб. Они стоят около дерева и отливают. Это последняя картина из цикла Ссущие, — Мик сморщил нос, — остальные я продал. Ссущие в Сиэтле, Вездессущий, Описсывающий и Отливающий. Пошли дальше, — поволок его за руку, — Обнаженная в хиджабе, Обнаженная в платке,Цветики лесные,Русалка, — и множество других полуобнаженных женщин проносились перед глазами Шерлока. Надо было отдать должное, Мик рисовал превосходно. Тела были написаны с тщательностью; все, что таили натурщицы, вырывалось наружу — страсть, похоть, секс, печаль, радость и прочее. — Вот. Обнаженная на закате, — Мик подвел Шерлока к небольшой картине, изображавшей девушку, стоявшую на балконе. Её лицо было закрыто волосами цвета меда, а обнаженная грудь подставлялась под свет заходящего солнца. — Чувственно, не правда ли? — Ага, — согласился Шерлок, чувствуя стеснение в паху. — Туалет вон там, — Мик показал пальцем на противоположную стену, — если хочешь, можешь помечтать там о этой недоступной чувственности, а мне надо работать. — А моя картина? — Когда придешь в норму, тогда и покажу. Иди, а то мне кажется, что ты сейчас взорвешься. Шерлок, смущаясь, поспешил в туалет.