Поговори со мной

И всё-таки он попался. Последним уроком была категорически противопоказанная ему физра, сидеть на которой не было никакого желания. Первый учебный день и так дался тяжеловато, хотелось поскорее добраться до любимого диванчика и лечь. Проверив расписание одиннадцатого «А», и убедившись, что Светкин брательник ещё не освободился, Лёшка решил рискнуть и не дожидаться приятелей. Но не успел он свернуть за угол школы, как наткнулся на троих парней, явно кого-то ожидавших. И, судя по нехорошим ухмылкам, ожидавших именно его. Нервно обернувшись, он обнаружил, что путь к отступлению отрезан — сзади стоял Кабан. Светкин братец, видимо, решил ради свершения мести пожертвовать физикой. Всё, что Лёшка мог сделать — повернуться спиной к стене школы и прижать к животу сумку, чтобы хоть как-то защитить едва зарубцевавшийся шов. Кабан, заметив это, мерзко ухмыльнулся, и Лёшка понял — бить будут именно туда, и никакая сумка не спасёт. Страх липкой патокой растекался в груди, мешая дышать. Самое обидное, что, будь он в форме, шансы отбиться были бы вполне реальны — с его-то опытом уличных драк. Но сейчас…  — Что, суслик, ссышь? Правильно ссышь, хана тебе пришла. — Кабан наслаждался ситуацией, растягивая удовольствие. — Погоди, щас ты меня кровью ссать будешь. Его приятели придвинулись ближе, обступая Лёшку. Единственная возможность — попытаться прорваться между Снулым и Гнявой. Гнява — задохлик, а Снулый — он Снулый и есть. Пока сообразит, что происходит, можно пять раз удрать. Вот только подпустить поближе, чтобы не успели среагировать на рывок. Он весь напружинился, готовясь к броску. Вот сейчас… Ещё немного… Три, два…  — Не делал бы ты этого, Боров. Нехорошо. Кабан моментально забыл про свою жертву и развернулся на сто восемьдесят градусов. Но, увидев, кто подошёл, сразу стух и только бессильно выругался. Остальная кодла, почуяв, что дело пахнет керосином, ненавязчиво попятилась, оставляя вожака один на один с новым противником. А тот стоял совершенно спокойно, небрежно придерживая на плече сумку и с безмятежностью в раскосых азиатских глазах наблюдая за скрипящим зубами Кабаном. Монгол — Лёшкин одноклассник Булат Кареев — единственный человек в школе, способный безнаказанно переиначивать кличку Кабана. Любой другой был бы бит безжалостно, но об Монгола Кабан раз за разом жестоко обламывал клыки. В начальных классах Кабан, ещё только зарабатывающий свой авторитет «крутого», без конца измывался над мелким и щуплым Булатиком. Но уже к пятому классу ситуация резко изменилась: после эпохальной битвы в школьном коридоре Кабан лишился двух молочных зубов, а Булат получил кличку «Чингисхан», которая со временем трансформировалась в более нейтральную: «Монгол». На самом деле монгольской крови у него не было, но мать-бурятка наградила его ярко выраженной азиатской внешностью, выгодно подправленной европейскими чертами русского отца. Рост и стать у него тоже были вполне славянскими — давно прошли те времена, когда Булатик на физре стоял последним в шеренге. Зато его невозмутимости и безмятежному спокойствию мог бы позавидовать сам Далай-Лама: никто никогда не видел Монгола спешащим или взбудораженным, никто не слышал, чтобы он повысил голос или захохотал. Вот и сейчас он с непроницаемым выражением лица стоял напротив Кабана в абсолютно расслабленной позе, даже не сбросив с плеча сумку. И Кабан отступил. Опомнившись после памятной драки, он много раз пытался взять реванш, и один, и всей компанией, но неизменно был бит. Не помогли даже ножи, которые после очередной потасовки Монгол демонстративно спустил в уличный сортир. Никто не знал, каким видом борьбы он владеет, но дрался Булат виртуозно, ухитряясь и в самом горячем бою сохранять безмятежность. Только взгляд менялся — становился одновременно острым и отрешённым. Лёшка осторожно, чтобы не выдать Кабану пережитый страх, перевёл дух. Обошлось. Как же ему повезло, что Булат вышел из школы именно сейчас!  — Спасибо. — Дождавшись, когда Кабан со своими прихлебателями отойдёт подальше, тихо произнёс он. — А то я уж тут геройски помирать собрался. Нервный смешок прорвался предательским всхлипом. Чтобы скрыть это безобразие, Лёшка с деланной небрежностью спросил:  — А ты чего не на физре?  — Ногу подвернул, — равнодушно ответил Монгол. — Пошли, провожу. Не стоит тебе сейчас одному ходить. До самого дома они шли молча, не перебросившись больше ни словом. Причём Лёшку не отпускало ощущение, что он едет на танке — таким несокрушимым спокойствием и уверенностью веяло от Булата. У подъезда Лёшка попытался попрощаться, но Монгол молча покачал головой и вошёл с ним. Дождавшись, пока Алексей откроет дверь, он так же молча кивнул на прощание, развернулся и легко сбежал вниз по лестнице. Только тут Лёшка обратил внимание, что Монгол совсем не хромает. Странно, обычно он с физры не линял. Впрочем, неважно. Главное, оказался в нужное время в нужном месте. С этой мыслью Лёшка добрался до дивана, рухнул на него и моментально уснул, даже не пообедав — сказывалась послебольничная слабость и нервное напряжение. Лишь к вечеру, взявшись за уроки, он спохватился, что забыл спросить домашку по алгебре. Математичка, конечно, не Аида, но тоже кобра та ещё. Пашкин телефон не отвечал, не иначе на тренировке. Тогда это надолго. Позвонить Витьке? Или… А почему бы и нет? Он теперь парень свободный, имеет право завести новый роман. Правда, понятия не имеет, с кем. Ну, да в их классе совсем уж уродок, вроде, нет. Даже Наташка, несмотря на свои объёмы, вполне обаятельная пышечка, а не банальная толстуха. Рискнём. «Не подскажешь, что по алгебре задано?» Тени Тумана в сети не было, и, отложив телефон, он взялся за химию. Ждать пришлось долго. Он успел справиться почти со всей домашкой, когда пришёл ответ. «Ничего. На прошлом уроке была контрольная. Но на всякий пожарный повтори восьмой параграф — у тебя слишком мало оценок, наверняка спросят. И реши пару задач — на тридцать шестой странице есть подходящие. Пифагоровна на них особенно напирала.» «Спасибо. Что бы я без тебя делал?» И вправду. Витьке бы в голову не пришло посоветовать подобное, просто порадовал бы известием, что ничего не задано. Всё-таки девчонки — заботливый народ. Нормальные, конечно. «Может, всё-таки скажешь, кто ты?» «Прости, но нет. Так будет лучше, поверь». «А тебе не кажется, что это немного нечестно? Ты знаешь, с кем говоришь, а я нет». «Да, это так. Но ты ведь не дурак, и ещё по первому разговору мог понять, что ты мне нравишься. Очень. А я тебе нет. Не хочу оказаться в заведомо проигрышной позиции. Если тебя это не устраивает, можешь прекратить общение». Лёшка хмыкнул. Надо же, какая прямолинейная. Вот прямо так в лоб и говорит: «Ты мне нравишься!» Блин! Да кто же это?! «Позволь мне самому решать, что мне нравится, а что нет. Откуда тебе знать мои вкусы?» «Тебе интересны миниатюрные кокетливые блондинки с большой грудью и звонким голосом, раскрепощённые и активные. Ещё ты любишь длинные гладкие волосы и духи со свежим лёгким запахом, ни в коем случае не сладким. Ценишь музыкальность и острый язычок. К сожалению, я этими достоинствами не обладаю. Зато обладаю целым рядом недостатков, которые озвучивать не имею желания. Так что прости, но предпочитаю остаться инкогнито». «Ты откуда про духи знаешь?!» «Ты сам как-то говорил». «Когда?!» «В прошлом году. Помнишь, Ленка устраивала парням опрос, кто какие запахи любит?» «Так это когда было-то! И тогда все рассказывали. Ты что, всех запомнила?» «Зачем всех? Мне нравишься ты, остальные мне без надобности. И запоминаю я только то, что касается тебя». «И что ты ещё запомнила?» «Ты любишь ягодное мороженое, ландыши и морковь по-корейски, умеешь вышивать крестиком, обожаешь купаться во время дождя, боишься высоты и собак, вечно теряешь ключи. У тебя слабая память на лица и цифры, зато ты прекрасно запоминаешь голоса и стихи. Ты терпеть не можешь чего-то ждать и гречневую кашу, сильно мёрзнешь зимой, но не любишь шапки… Продолжать?» На некоторое время Лёшка просто завис. Откуда она знает про купание под дождём? Это же бывает только на летних каникулах! И насчёт боязни высоты и собак — он старательно скрывал подобные недостатки, и то, что это стало кому-то известно, неприятно царапнуло. «Хватит. Ты меня пугаешь. ты что, сталкер?» «Прости. Это само собой выходит». «Я только одного не понимаю: нафига я тебе сдался такой? Ты знаешь, что я трус и недотёпа, вечно теряющий ключи и забывающий лица, и продолжаешь утверждать, что я тебе нравлюсь. Тебе не кажется, что это нелогично?» «Любовь зла». «А, то есть я ещё и козёл? Спасибо». «Не передёргивай. Я просто хочу сказать, что любовь в принципе нелогична. Иначе все бы влюблялись только в идеал, а идеальных людей не существует». «И род людской вымер бы ещё на заре истории. А что любишь ты?» «Зачем тебе?» «Здрасте! Ты обо мне знаешь практически всё, а я, мало того, что понятия не имею, с кем говорю, так ещё и не представляю, о чём с тобой говорить!» «О тебе, об учёбе. Можем посплетничать об одноклассниках, поговорить о погоде и политике, телепрограмме и мировых ценах на нефть, коснуться вопросов семьи и брака, потрепаться о компьютерных играх, обсудить новые фильмы, впрочем, и старые тоже. Ещё есть спорт, кухня, эзотерика, живопись… На худой конец, можешь пожаловаться на жизнь. Кстати, что будешь делать со Светкой? Она тебя теперь живьём съест». «Да ничего. У Светочки всегда было много врагов, а извилина всего одна. Как появится кто-то другой, она про меня забудет. Надо просто дожить до этого момента. А пока постараюсь не ходить один». «Везде ходить в компании не получится. Тем более, что у Пашки скоро соревнования, А один Витька погоды не сделает». «Да ладно, не бери в голову. Что-нибудь придумаю. Я, хоть боюсь высоты и собак, перед свиньями пока трястись не намерен».