Дорога на Север

      Уже несколько дней Санса витала в сладких романтических грезах, раз за разом перечитывая первое полученное с вороном письмо Сандора, утром и перед сном, и еще несколько раз в течение дня. Каждый раз, когда она читала скупые неровные строки, выведенные рукой ее возлюбленного мужа, уголки ее губ дрожали в счастливой улыбке, в душе будто распускались весенние цветы и летали едва вылупившиеся из коконов после зимней спячки бабочки, и она покрывала поцелуями каждую строчку, каждое слово, будто бы это было не письмо, а лицо и губы самого Сандора.       В голове носилась тысяча мыслей – она уже несколько раз порывалась написать ответ, хотя писать было решительно нечего, кроме распиравших ее признаний в любви, а ей не хотелось зря отсылать ворона, который мог найти дорогу до лагеря и не потеряться по пути. Поэтому она, скрепя сердце, решила дождаться гостей, о которых писал Сандор, хотя и терялась в догадках о том, кем могут оказаться эти гости. Ей было доподлинно известно, что к ней должна пожаловать ее мать, которая теперь внушала ужас жителям Речных земель под именем леди Бессердечной. Об этом ей сообщил Хоуленд Рид, известивший ее одной луной ранее о том, что позволил Братству пройти через Сероводье для расправы в Барроухолле.       Но Сандор знал о том, что Санса страшилась этой встречи, и никак не мог подумать, что она может счесть ее приятной. Поэтому следовало ждать еще гостей – но кого? Она понимала, что у Сандора были причины на то, чтобы не писать в письме прямо: ворон вместе с посланием вполне мог попасть в чужие руки или сбиться с пути, по этой причине все, не предназначенное для чужих глаз, следовало оставлять между строк. Прибытия Бессердечной Санса ждала с внутренним трепетом – она велела приготовить для матери комнату, которая раньше была родительской спальней и которую до отъезда войска Станниса занимала леди Мелисандра. Королева Селиса не имела возражений на этот счет, лишь прохладно пожала плечами, процедив сквозь зубы, что леди Мелисандре, пожалуй, теперь все равно, кто будет занимать ее покои в Винтерфелле. Поэтому она очень постаралась придать этой комнате такой вид, который она имела перед отъездом матери. Добившись эффекта, она даже внутренне содрогнулась, окинув взглядом результат своей работы – ее вдруг охватило ощущение, что отец и мать всего лишь мгновение назад покинули собственную опочивальню… что отец в это время сидит в богороще перед древним сердце-деревом и любовно полирует свой двуручный меч Лед на берегу теплого озера, подернутого легкой дымкой над неподвижной водной гладью, а мама своим до боли родным, врезавшимся в память навеки, спокойным голосом дает указания кухаркам относительно ужина… Поддавшись воспоминаниям, Санса невольно коснулась руками своего живота – лишь два дня тому назад, проснувшись на рассвете и внимательно прислушавшись к себе самой, она ощутила шевеление ребенка, подобное слабому трепету крыльев только что появившейся на свет бабочки. Она была абсолютно уверена в том, что это шевелится ее дитя, и первой, с кем она поделилась этой вестью, была Магги, которая искренне улыбнулась, видя счастливое лицо Сансы, и продолжала уверять, что всему приходит свое время…       Ей было любопытно и в то же время тревожно, как отреагирует ее мать – или та женщина, которая ранее была ее матерью, на известие о беременности своей старшей дочери. И как она вообще отреагирует на их встречу… Винтерфелл с тех пор изменился. Многое Сансе удалось восстановить и даже достроить: старую и новую теплицы, уже снабжавшие обитателей замка свежей зеленью и овощами, разрушенные пожаром верхушки донжонов, и даже Первую Твердыню, словно воздавая дань своим предкам, возводившим Винтерфелл многие сотни и тысячи лет назад. Некоторые перекрытия, козырьки и навесные мостики между башнями были отстроены заново и выглядели не так, как она их помнила. А старые каменные горгульи под перекрытыми заново крышами, на которых любил сиживать ее братишка Бран, будучи еще здоровым, практически обвалились после пожара, и Санса не стала тратить силы каменщиков на их восстановление.       Несколько дней тому назад садовник обрадовал ее долгожданной новостью о том, что добился пробуждения одного их замерзших после пожара корешков зимних роз, и показал Сансе молодой росток, словно символизирующий новую жизнь, возродившуюся в древнем замке на пепелище старой, безвозвратно утерянной.       Каково будет матери узнать обо всех этих изменениях и маленьких победах Сансы над долгой зимой? Порадуется ли она или будет продолжать скорбеть об ушедшем? Захочет ли она вмешиваться в управление большим хозяйством или пожелает оставить его на попечение Сансы? Удовлетворила ли она свою одержимость местью, или захочет продолжить свое отмщение за смерть Робба?       Мать наверняка не знает и о том, что Брану и Рикону удалось спастись – этого не предполагал никто, кроме Станниса. А ведь известие об их смерти должно было достигнуть матери еще при ее жизни. Смягчит ли эта новость ее ожесточенное и измученное сердце?       И есть ли еще в этом сердце место для любви?       ххх       Зловещая процессия прибыла в Винтерфелл на исходе дня почти через две недели после того, как Санса получила письмо от Сандора. В тот день валил снег, и ни единый солнечный лучик так и не смог пробиться сквозь толщу сизых облаков, нависших так низко, что, казалось, они цепляли собою верхушки высоких сторожевых башен. Санса уже готовилась ко сну, когда к ней явился запыхавшийся караульный с донесением о том, что к воротам подошел и требует их впустить конный отряд числом более двадцати человек, называющий себя Братством без Знамен.       Сердце леди Старк бешено заколотилось – вот он, этот миг, желанный и пугающий, который она одновременно и жаждала приблизить, и хотела отсрочить как можно надольше.       - Впустите. Я сейчас спущусь.       Она поспешно поправила одежду, на которой уже начала было расшнуровывать завязки, наспех пригладила волосы, заглянув в большое медное зеркало, накинула меховой плащ и направилась к Восточным воротам, стараясь держать спину ровно и унять дрожь в руках и ногах.       Во дворе слуги уже заново зажигали все факелы, погашенные на ночь, и в гнетущем танце бликов и теней на крепостных стенах Санса разглядела женскую фигуру, с головы до ног закутанную в тонкий темный плащ. Женщина стояла посреди двора и медленно озиралась вокруг, обводя взглядом из-под надвинутого на лицо капюшона весь замок - от верхушек башен до просмоленных оснований стен. За ней полукругом стояли разномастные, вооруженные кто чем мужчины, придерживая лошадей за поводья и отступив на почтительное расстояние от женщины, настолько, чтобы не стеснять ее движения, но и суметь вовремя защитить от возможной опасности.       Санса, не замедляя, но и не ускоряя шаг, подошла прямо к женщине в темном плаще, которая при ее приближении перевела скрытый под капюшоном взгляд с замковых построек на нее.       - Мама? – выдохнула Санса и остановилась прямо перед Бессердечной, чувствуя, как леденящий холод заползает прямо под кожу.       Несколько долгих мгновений женщина, чьи неестественно острые для живого человека плечи угадывались под тканью плаща, женщина, в которой Санса совершенно не узнавала своей матери, молчала, в упор глядя на Сансу. И лишь по истечении бесконечно долгих и мучительных мгновений она протянула костлявую руку, в ночном полумраке казавшуюся высохшей куриной лапкой, и провела ею по переброшенной через плечо косе своей дочери. Слегка задержалась пальцами в этом движении и вскоре отняла руку, приблизив ее к собственному горлу, после чего издала жуткий хрип, в котором Санса неведомым чутьем угадала свое имя.       - Да, мама. Это я, Санса. Ты ведь меня помнишь?       Санса ожидала, что в следующий момент мать непременно бросится к ней на шею и обнимет ее, давая волю слезам – слезы самой Сансы, как она чувствовала, уже были на подходе. Ей казалось, что после этих объятий – очищающих, освобождающих от гнета безвозвратно ушедших лет и вереницы трагических событий, изменивших их обеих – вернется былая связь между ними, существовавшая до их отъезда из Винтерфелла.       Но женщина не сделала ни единого движения в сторону Сансы, все еще впитывая ее взглядом, едва угадывающимся под низко надвинутым на лицо капюшоном. Когда же Санса, поддаваясь порыву, сама сделала шаг навстречу, женщина уже обернулась к своим спутникам и сделала жест рукой, после которого все они спрятали свое оружие.       Момент, способный послужить началом их единения, был утерян. Санса слегка растерялась, не зная, как вести себя дальше, а губы уже сами собой произносили вежливые речи, соответствующие приему гостей:       - Прошу тебя, мама, пройдем со мной. Я проведу тебя в твою комнату. О твоих людях позаботятся, - при этих словах она кивнула кастеляну, который ответил согласным кивком.       - Миледи, - услышала она звонкий мальчишеский, но уже начавший ломаться голос, – если изволите, я могу сопроводить вас, чтобы вы могли… пообщаться. Возможно, вам потребуется переводчик.       Санса снова растерялась и вопросительно посмотрела на мать, но та жестом отмахнулась от белокурого парня.       - Да, я думаю, мы, пожалуй, сами справимся.       По коридорам замка она шла первой, чувствуя спиной все тот же леденящий холод от женщины, идущей рядом. Если ее возродила к жизни сила огня, то почему огонь не ощущается в ней самой?       Сердце бешено колотилось где-то в горле, а холодный пот тонкой струйкой стекал меж лопаток, несмотря на зимнюю прохладу коридоров, когда Санса открывала дверь в родительскую спальню. Она замерла на пороге, давая возможность матери осмотреться и войти первой.       Казалось, внутри пугающей женщины происходит какая-то незримая борьба. Она неспешно переступила порог, осмотрела убранство комнаты, которое так тщательно продумывала и готовила Санса, надолго задержалась у кровати, словно бы отмечая взглядом отличия от знакомых ей вещей, а затем подошла к окну, неподвижно вглядываясь в ночную тьму.       У Сансы подкашивались ноги – как от усталости, накопившейся за день, так и от неконтролируемого страха, продолжающего острыми кинжалами пронизывать ее тело. Ей было горько признаваться себе самой, но она не ощущала в себе любви к этой женщине. Она по-прежнему не ощущала ее своей матерью. А что думала или чувствовала Бессердечная, для нее по-прежнему оставалось загадкой.       Женщина, наконец, обратила свое лицо, все так же скрытое глубоким капюшоном, к Сансе, поднесла руку к горлу, выпуская из него ужасающий полускрип-полухрип, в котором Санса угадала слова:       - Расскажи, как ты?       Санса присела на кресло, поближе к жарко пылающему камину, чтобы хоть как-то заглушить пронизывающий ее изнутри холод, и указала рукой на кресло напротив себя.       - Присядь. Хочешь, я велю принести горячего вина? Или чего-нибудь поесть? Ты ведь с дороги…       Женщина отрицательно качнула головой, но присела в предложенное кресло. Санса заметила, как она перебрала складки своего поношенного, затертого и залатанного плаща, и в руках ее оказался тонкий бронзовый обруч с железными зубцами в виде мечей. Сглотнув слюну, Санса начала рассказывать. Спешить было некуда – хоть она и чувствовала невероятную усталость, но понимала, что так или иначе не сможет уснуть этой ночью. Поэтому начала свой рассказ с того самого момента, когда они вместе с отцом и Арьей покинули Винтерфелл. Неторопливо рассказала о печальном для них всех случае в Дарри, где Санса лишилась своей лютоволчицы, с запоздалым раскаянием посетовав на то, что не захотела открыть глаза на истинную сущность Джоффри. Она сама не заметила, как ее рассказ, который поначалу требовал от нее немалых душевных усилий, вскоре стал литься сам собой, словно на исповеди. Без утайки она рассказала обо всем, что происходило во дворце: о том, как ее обижал Джоффри, о том, как отдалились они с Арьей, о том, как она не понимала поведения отца… вплоть до его смерти. Призналась, что долгое время ей были непонятны его мотивы – как мог он пойти на такое предательство, в котором обвинила его Серсея… Лишь много позже, уже в Орлином Гнезде, когда до нее донеслись слухи об инцесте Серсеи и Джейме, она сумела сложить дважды два и понять, наконец, что ее отец до самой кончины пытался отстаивать интересы государства…       Она вдруг поняла, что плачет – не бьется в рыданиях, не всхлипывает, словно силящаяся ухватить последние вздохи подбитая птица, - лишь крупные капли тихо скатываются с ее спокойного внешне лица. Утершись рукавом, она продолжила свой рассказ – о том, как потеряла из виду Арью, думая, что та погибла в стенах Королевской Гавани, о том, как ужесточились издевательства Джоффри, о том, как ее выдали замуж за Тириона Ланнистера, презрев ее мнение и людскую молву. О внезапной смерти Джоффри и об ее счастливом побеге…       - Мама… я знаю кое-что, о чем тебе следовало бы знать. Твоя сестра, Лиза Аррен, отравила своего мужа. Она сама сказала об этом. Сказала и о том, что надоумил ее Петир Бейлиш. Он же и отправил ее в Лунную Дверь на моих глазах, хотя до этого уверял ее в своей любви и даже женился на ней.       Санса заметила, как сухие синевато-бледные пальцы женщины с силой нажали на зубцы мечей, выступающие над бронзовым ободом, но кровь на них так и не появилась. Приглядевшись, она заметила множество глубоких порезов на подушечках ее пальцев – этот жест, похоже, она повторяла не раз.       - Нед, - прижав руку к горлу, прохрипела женщина. – Мизинец.       - Возможно, - кивнула Санса. – Я не знаю, как он замешан в смерти отца, мама. У меня нет доказательств. Но к смерти Джоффри он был причастен. Он и Оленна Тиррелл. Они вовлекли в это меня – меня вынудили надеть на свадьбу аметистовую сетку, в которой был спрятан яд. Я не знала об этом, мама. Но понимаю, что Серсея будет ненавидеть меня до конца моих дней, ведь она считает меня причастной к убийству ее сына.       - Дальше, - послышалось Сансе в леденящем кровь хрипе.       - Петир Бейлиш спрятал меня в Орлином Гнезде, выдавая за свою внебрачную дочь, - быстрый взгляд на руки Бессердечной, надавившие на острия бронзовой короны, поведал Сансе о том, что той было неприятно это слышать. Он хотел выдать меня замуж за наследника Долины Аррен, Гарольда Хардинга. Тот должен был наследовать Долину после смерти Роберта Аррена – да продлят боги дни его жизни на земле. Я точно знаю, что Петир ждал известия о смерти Тириона Ланнистера, которая могла бы освободить меня от брака с ним, но собирался ли он выдать меня за Гарри под именем Сансы Старк или под именем Алейны Стоун, своей бастардки, я не знаю. Так или иначе, я уверена, что этим браком он хотел подчинить себе и разоренный Север. Впрочем, этим планам не суждено было сбыться – лорд Ройс организовал мой побег из Долины, а король Станнис вернул меня в Винтерфелл.       - Пес, - уловила она в жутком сипении, – и ты. Как?       - Сандор присоединился к нашему отряду на пути в Винтерфелл. Его целью была Стена. Но по пути он доказал свою верность мне – и я предложила ему службу в Винтерфелле. Что касается нашего брака… Его величество счел, что мне, как единственному Старку, оставшемуся в живых, необходимо было родить наследника, чтобы продлить наш род. Вспомни, мама, что говорил отец - в Винтерфелле всегда должен быть Старк. Сандор показался ему подходящей кандидатурой. Он сделал его лордом Дредфорта.       Долгое холодное молчание было ей ответом. Внезапно каждый волосок на коже Сансы встал дыбом – она ощутила взгляд женщины куда-то себе в живот и интуитивно прикрыла его ладонью.       - Наследник? – прохрипела Бессердечная. – Уже?       - Да, мама. Я ношу его дитя.       Костлявые высохшие пальцы погладили бронзовый ободок короны.       - Я понимаю твои чувства, мама. Не об этом вы с отцом мечтали. Вы хотели, чтобы я стала королевой… Но вот я здесь, в Винтерфелле. И несмотря ни на что, я живу. Сандор – мой муж, мама. Этого уже не изменить. Да если бы я и могла изменить, то не стала бы – я люблю его.       Помолчав, она добавила:       - Он нашел Брана.       Из горла женщины вырвался долгий свистящий выдох – Санса поняла, что в этом странном теле, так мало напоминающем живое, все еще теплятся чувства, и это сердце все еще способно болеть. Санса, стараясь щадить эти чувства, рассказала ей всю историю поисков Брана и Джона, начиная с того момента, как услышала голос Брана из дупла старого сердце-дерева. И о том, как Джон поехал за Риконом на Скагос более двух лун тому назад, хотя она до сих пор томилась в напряженном ожидании – от них до сих пор не было никаких вестей.       Женщина, скрытая под ветхой тканью темно-серого плаща, слушала внимательно, ничем не выдавая своих эмоций, – а в том, что они были, Санса не сомневалась, – и поглаживая высохшими пальцами тонкий бронзовый обруч. Когда Санса закончила рассказ, не зная, что еще добавить, Бессердечная все еще сидела неподвижно в своем кресле, словно о чем-то думая. Наконец, в жутком сипении, к которому Санса пока никак не могла привыкнуть, исходящем от этой чужой и незнакомой ей женщины вместо любимого маминого голоса, она услышала:       - Арья?       Пришлось Сансе рассказать без утайки и то, что она знала об Арье, до того момента, когда Сандор видел ее в последний раз живой у Солеварен.       - Леди Бриенна Тарт считает, что Арья могла отправиться в Эссос. Потому что ни живой, ни мертвой ее с тех пор не видели. Эта леди любезно вызвалась узнать о ней информацию в порту Солеварен. Мы по-прежнему надеемся, что Арья вернется.        Санса не чувствовала по отношению к женщине, которую звала матерью ничего, кроме страха, смешанного с толикой сочувствия, но вспомнив о Бриенне, решилась спросить, прикусывая в волнении нижнюю губу:       - Мама… Бриенна говорила, что ты отпустишь Джейме Ланнистера и других заложников, если убедишься, что со мной все в порядке.       Санса заметила, как подобралась и натянулась словно тетива лука, сухая женская фигура под складками плаща.       - Пусть найдет Арью, - различила она в свистящем сипении, снова сжав пальцами острые зубцы.       - Мама… Сир Бринден Талли, твой дядя, хочет выменять Ланнистера на твоего брата Эдмара. Ты же не допустишь, чтобы с заложником что-нибудь случилось? В конце концов, Ланнистера не было в Королевской Гавани, когда исчезла Арья, и он не имел отношения…       Бессердечная встала, издав злобный хрип на необычно высокой ноте, который, вероятно, должен был быть криком, и протянула к лицу Сансы бронзовый обруч.       - Имя Ланнистера произнес убийца Робба! Ты забыла, что они уничтожили нас всех?!       Санса лишь интуитивно могла угадать, какие слова пыталась произнести эта пугающая женщина. Ей стало страшно, а в своем чреве она ощутила, как маленькая рыбка слабо затрепыхалась и забилась, словно в испуге. Санса снова интуитивно приложила руку к животу и поднялась.       - Я ничего не забыла, мама. Отец мертв, и Робб тоже мертв. Я хорошо помню их убийц – двое из них уже покинули этот мир. Но я жива, Бран жив, возможно, жив и Рикон. И все мы надеемся, что Арья тоже вернется. Мой дядя Эдмар жив, страдая в заточении от разлуки со своей семьей. Не должны ли мы думать о живых вместо того, чтобы лелеять старые раны от утраты мертвых?       Санса тактично не упомянула о самой Кейтилин, не причисляя ее ни к мертвым, ни к живым, а также о Джоне, которого, как она знала, мать никогда не любила. Бессердечная осталась стоять возле кресла, не шелохнувшись, лишь вперив злобный взгляд в лицо той, которая в прошлой, давно забытой жизни была ее дочерью. Санса почувствовала безмерную усталость. Она слишком много времени и душевных усилий посвятила этому непростому для нее разговору.       - Я сегодня очень устала, мама. С твоего позволения, я оставлю тебя здесь и пойду спать. Давай встретимся завтра утром – я провожу тебя в крипту. Думаю, ты захочешь увидеть отца.       Не дождавшись ни ответа, ни какого-либо движения навстречу, Санса вышла из бывшей родительской опочивальни с тяжелым чувством на душе. И лишь в собственных покоях, свернувшись калачиком и обхватив себя за плечи, одинокая в широкой супружеской кровати, она позволила себе горько расплакаться. Она так многого ожидала от этой встречи… В ее душе теплилась надежда, что все слухи о той женщине, Бессердечной, в которую превратилась ее мать после смерти, были лишь преувеличением, присущим людской молве, и мать, конечно же, обрадуется встрече с ней… Но лед отчуждения так и остался стоять нерушимой стеной между ними, причиняя ей невыносимую боль… Только теперь, наедине с собой, она могла признаться себе, насколько скучала от разлуки с матерью, и как ей хотелось вернуть то спокойное ощущение детства, почувствовать себя маленьким ребенком, о котором есть кому позаботиться… Слишком рано навалилась на нее взрослая жизнь, слишком рано пришлось ей брать бразды правления большим замком в свои руки… И она по-прежнему одна была ответственна за него.       - Сандор, - шептала она, роняя слезы в подушку и прижимая ее к себе, – Сандор… Вернись ко мне.       Он был единственным человеком, которому было дело до нее самой в этом жестоком и враждебном мире. И она не могла его потерять.       ххх       Утро нового дня не принесло желанного облегчения – камень, который лег на сердце вчера, после встречи с матерью, все так же продолжал лежать тяжелым грузом. Но вчерашние слезы высохли, и Санса с новыми силами заставила себя встать с постели и достойно прожить еще один день.       Леди Бессердечную она в отведенных ей покоях не застала, но слуга, пойманный в коридоре, заикаясь от страха, сказал ей, что женщина еще на рассвете ушла в крипту. Санса некоторое время колебалась между желанием спуститься в крипту вслед за матерью и нежеланием видеться с Бессердечной. Малодушие победило, и Санса, чувствуя угрызения совести и еще большую тяжесть на сердце, отправилась в Великий Чертог на завтрак. Места в обеденном зале после отъезда Станниса и его людей было хоть отбавляй. Но Санса, памятуя заветы отца, любившего сажать за стол вместе с собой и своей семьей людей, состоящих на службе в замке, теперь делала то же самое, стараясь приглашать их к себе на трапезы.       Сегодня за завтраком в Великом Чертоге к ней и ее людям присоединилась и компания рыцарей-оборванцев, составлявших свиту ее бедной матери. Она с удивлением узнала среди них семерых человек, которые прежде служили ее отцу в Винтерфелле, а затем поехали с ним в Королевскую Гавань в числе свиты Старков; среди них был бывший гвардеец отца Харвин, сын Халлена, служившего здесь ранее мастером над лошадями. Когда она встречалась с ним взглядом, то видела в нем легкую презрительную усмешку, которая словно бы говорила: «Раньше я был здесь слугой, а теперь ты принимаешь меня как равного. Даже эти семеро вызывали в ней потаенный страх, как и все остальные члены Братства.       Без внутреннего содрогания она могла смотреть лишь на четверых: в одном из них, седом, исхудавшем и помятом она не сразу узнала Тороса из Мира, жреца, выступавшего на турнире в честь ее отца с запоминающимся огненным мечом; другой, юноша лет шестнадцати на вид, еще по-детски стройный и гибкий, но уже раздавшийся в плечах, открыто смотрел вокруг своими фиалковыми, почти лиловыми глазами под нависавшей над ними густой светлой челкой; третьим был синеглазый мускулистый парень с длинной гривой вьющихся крупными кольцами волос – Сансу слегка озадачил контраст между его крепкой мужской фигурой и какой-то детской наивностью хмурого лица, хотя на вид ему можно было дать лет двадцать или даже больше; четвертый же привел ее в замешательство – это был ни кто иной, как сир Шадрик по прозвищу Бешеная Мышь, которого в последний раз она видела в Орлином Гнезде, якобы на службе у Роберта Аррена, но на самом деле у Бейлиша. Увидев маленького рыцаря, который не сводил с Сансы прищуренных из-за легкой усмешки глаз, давая ей понять, что тоже ее узнал, она ощутила, как ее сердце взволнованно забилось. Как он оказался в этой компании, среди людей Бессердечной? Санса дала себе слово, что сразу же после завтрака, без промедления, поговорит с ним и узнает о причинах, приведших его в Винтерфелл.       Но прежде, чем она смогла подойти к сиру Шадрику, ее перехватил Торос из Мира.       - Леди Санса, - учтиво поклонился он, сохраняя манеры рыцаря, в одном ряду с которыми он сражался на турнирах в далекое и мирное время долгого лета, – весьма рад видеть вас в собственном замке в добром здравии.       - Я тоже рада видеть вас, сир Торос, - так же учтиво ответила Санса.       Красный жрец рассмеялся.       - Можно обойтись без этих приставок, миледи. Я не был посвящен в рыцари в истинном смысле этого слова. Мое рыцарство находится в моей душе. Можете называть меня просто Торос.       - Очень рада слышать это, Торос. К рыцарям с некоторых пор я не питаю особой любви.       - Именно поэтому вы выбрали себе в мужья не рыцаря? – снова засмеялся жрец.       - Вы хотите поговорить о моем муже? – обреченно поинтересовалась Санса.       Улыбка Тороса стала чуть более сердечной.       - Если только вы этого пожелаете, миледи. Начистоту, я хотел бы поговорить о помощнице вашего короля Станниса Баратеона, леди Мелисандре.       - И что вам хотелось бы узнать, милорд? – при упоминании о красной женщине Сансу слегка передернуло.       - Может быть, нам будет удобнее поговорить в другом месте, более уединенном?       - Конечно, - нехотя согласилась Санса, предпочитавшая сначала перемолвиться словом с сиром Шадриком, который не выходил у нее из головы. – Но, может быть, вы сперва представите меня вашим людям? К сожалению, моя матушка не присоединилась к нам за завтраком и пожелала почтить память своего мужа, моего отца, в крипте, поэтому не может оказать мне такую услугу.       - С удовольствием, миледи, - Торос подвел ее к людям из Братства, которые, впрочем, частично уже рассредоточились, закончив завтракать, но кое-кто еще оставался на месте. – Сиры, позвольте представить вам леди Сансу, гостеприимную хозяйку Винтерфелла. Леди Санса, я хотел бы представить вам лорда Эдрика Дейна.       Мальчик со светлыми волосами и фиалковыми глазами, который вчера предлагал себя в переводчики, поднялся со своего места и почтительно склонил голову.       - Да-да, миледи, это и вправду наследник Звездопада, и имени он такого же благородного, как и ваше. Кровь самих Таргариенов разбавлена кровью его рода. А это – Торос посмотрел на худого рыжеволосого мужчину - еще один дорниец, по имени Энги-Лучник. Рода он не столь высокого, как лорд Дейн, но доблестью и меткостью не уступит никому.        Энги-Лучник также склонил перед ней голову, правда, взгляд его был не столь любезен, как у Дейна.       - Это Джендри Уотерс, рыцарь и знатный кузнец, - указал он на черноволосого мускулистого парня с бычьей шеей.       - А это, - Торос указал на высокого неопрятного человека с косматой бурой бородой, – наш Лим Желтый Плащ. Правда, плаща такого цвета у него уже нет, но имя так и осталось.       Жутковатого вида мужчина даже не потрудился встать, а когда его кривые губы тронула презрительная усмешка, Санса увидела, что его рот полон черных гнилых зубов.       А Торос все продолжал и продолжал представлять ей разбойников – тирошийца Зеленую Бороду, Тома-Семерку, Джека-Счастливчика, Безумного Охотника – так, что у Сансы рябило в глазах и путалось в голове. Остальных представленных она просто не запомнила.       - Очень приятно, сиры. Надеюсь, дорога на Север не доставила вам серьезных неудобств, - Санса чувствовала, что слегка лицемерит, но не смогла удержаться от легкой колкости, в отместку за столь многочисленные насмешливые ухмылки.       - Что вы, миледи, - дружелюбно ответил за всех Торос, - ваш край вполне дружелюбен к путникам, не то, что Речные Земли. Пусть там и теплее, зато здесь не встретишь Фреев.       Вся компания дружно заржала, кое-кто даже поперхнулся элем.       - Что ж, надеюсь, ваша добрая матушка, миледи, не будет против, если я займу вас ненадолго скучной болтовней. Давненько мне не приходилось бывать в приличной компании.       Санса не разделяла его восторга от предстоящей встречи, однако вежливость вместе с неосознанным страхом вынуждали ее придерживаться правил гостеприимства.       - Так что же вам хотелось бы узнать о леди Мелисандре, Торос? – повторила она свой вопрос, когда за ними закрылась дверь ее кабинета.       - О, миледи, только то, что вам захочется мне рассказать. Я слышал, что у нее были видения… о короле Станнисе. Якобы она считает его возрожденным Азором Ахаем?       - Мы не были особенно близки, поэтому она не слишком-то откровенничала со мной. Но вы правы, она так считала. И у него есть Светозарный – сияющий меч.       - Ну, у меня у самого есть сияющий меч, - хмыкнул в седые усы Торос. – Однако, это не означает, что я и есть Азор Ахай. А не случалось ли… скажем… чудес, которые были связаны с леди Мелисандрой?       Санса поймала себя на том, что кусает нижнюю губу. Она не знала, с какой целью Торос выпытывает у нее все эти подробности.       - Ну… иногда она смотрит в огонь и видит там то, что случится в будущем. Однажды и я это видела…       - Правда? – заинтересовался Торос. – И при каких же обстоятельствах?       - Это… касается моей семьи и слишком личное, чтобы обсуждать это с теми, кто моей семьей не является, - тактично вывернулась Санса – ей действительно не хотелось удовлетворять любопытство жреца ценой собственных душевных переживаний.       - Понимаю. Простите меня за мой интерес, миледи. И еще один, последний вопрос – не случались ли в ее практике случаи… оживления?       Санса одарила его долгим внимательным взглядом. Он понимал, что она знает нечто большее, о чем хочет говорить, но она не была готова раскрываться.       - Случались. Вернее, случался. Один раз, насколько мне известно. Но это было задолго до того, как я приехала.       - И… кто же этот человек? Он здесь? – по тому, как красный жрец затаил дыхание, она могла судить, насколько сильно он заинтересован в ответе.       - Нет. И после воскрешения я его не видела. Не спрашивайте меня о том, кто он. Быть может, вы узнаете об этом позже.       - Что ж… благодарю вас за беседу, миледи.       - Простите, что не смогла быть полезной, милорд, - холодно ответила Санса.       ххх       Она все еще хотела разыскать сира Шадрика, которого видела за завтраком, но ей не удалось – новоприбывшая компания вольно разбрелась по всем закоулкам замка и двора, и те члены Братства, который встречались ей на пути, не могли указать ей местонахождение Бешеной Мыши.       Во время скитаний по коридорам и лестницам она встретила и свою мать, возвратившуюся из крипты. Сансу вновь обдало леденящим холодом, и все волоски на ее теле встали дыбом, когда женская фигура в темно-сером плаще остановилась перед ней. Когда женщина вдруг подняла свою синюшно-бледную костлявую руку и протянула к ее лицу, Сансе показалось, что она хочет ее задушить… но женщина лишь снова коснулась ее волос, как и вчера вечером, при первой встрече, медленно провела по ним пальцами, а затем, так и не попытавшись ничего сказать, обошла Сансу и скрылась у нее за спиной, уходя в свои покои.       - Миледи! – вдруг услышала она взволнованный крик юного караульного и обернулась. – К вам снова гости!       - Гости? – удивилась Санса, и в следующее мгновение ей вспомнились одновременно две вещи – пророчество Мелисандры, сулящее ей опасность от незваных гостей, и письмо Сандора, обещающее радость от неожиданной встречи. – Кто?       - Девушка, миледи. Говори, что она ваша сестра, Арья Старк.       Ноги Сансы внезапно стали ватными, и она едва удержалась на них, схватившись за стену. Неужели об этой встрече писал Сандор?       - Арья? Где она? – Сансе казалось, что она кричит, но услышала лишь слабый шепот, вырвавшийся из похолодевших губ.       - У восточных ворот, миледи. Ее задержала стража и велела позвать вас, чтобы вы подтвердили ее слова. Ведь всем известно, что ваша сестра… считается мертвой.       - Да… я иду… а ты, вот что… ступай и позови мою… вчерашнюю гостью. Она только что поднялась в свои покои. Скажи, что… то же самое, что и мне.       Совладав с волнением, охватившим ее после услышанной новости, Санса отошла от стены, пригладила волосы и направилась к выходу, с каждым шагом заново обретая пошатнувшуюся уверенность.       В невысокой хрупкой фигурке, одиноко стоящей между двумя стражниками у Восточных ворот, Арью она узнала сразу. Но даже если бы не узнала, то стоило лишь взглянуть на огромную лютоволчицу с темно-серой шерстью на спине и загривке, чтобы понять, что девушка не может быть никем иным, кроме как Старком.       Санса сама не заметила, как ускорила шаг, почти сорвавшись на бег, путаясь в свежей не утоптанной еще соломе, брошенной поверх очищенных от снега каменных плит; дыхание было неровным и сбивчивым, у нее почти потемнело в глазах, когда она, наконец, подбежала к сестре.       - Арья! – крикнула она грудным, незнакомым ей криком, чувствуя, как слезы внезапно подкатили и брызнули из глаз. – Арья! Это ты!       Не дожидаясь ответа, не в силах сдержаться и вытряхивать из затуманенного радостью сознания манеры и правила приличия, Санса, путаясь в подоле длинного шерстяного платья, на ходу раскрыла объятия и сомкнула их за спиной сестры, прижимая ее к себе как самое драгоценное в мире сокровище. В тот момент ей было совершенно все равно, найдут ли ее эмоции отклик в сердце сестры – она просто не могла вести себя иначе.       Но все же, роняя слезы прямо во всклокоченные и спутанные колтуном слишком короткие для девушки волосы на макушке Арьи, она почувствовала ответное объятие – неуверенное, робкое, едва заметное, но все же объятие.       Санса заставила себя на мгновение ослабить хватку и взяла лицо сестры в ладони, всматриваясь в настороженные серые глаза, мимолетно напомнившие ей глаза отца.       - Арья? Боги, ты жива! Значит, это правда!       - Правда, – Арья впервые подала голос, который совсем был не похож на голос ее сестры, который она помнила, этот был холодный и безэмоциональный, – я жива. А ты надеялась на обратное?       Холодный тон Арьи, которая уже убирала руки с ее спины, разрывая объятие, больно кольнул Сансу в самое сердце.       - Нет! Я надеялась на твое возвращение – это все, что мне оставалось. Тебя разыскивали по всему Вестеросу, но безрезультатно. Бран… ты знаешь, Бран жив! Но он не может вернуться домой… он предвидел, что ты вернешься. Я расскажу тебе все… боги, ты так выросла! Ты виделась с Сандором?       Санса уже не могла себя остановить, ее мысли лихорадочно метались в голове от одного факта к другому – ей не терпелось расспросить Арью о том, как ей удалось спастись и где она скрывалась все эти годы, услышать ее рассказ о том, где она нашла Нимерию, и при каких обстоятельствах она встретилась с Сандором; рассказать, в свою очередь, о себе, о Винтерфелле, о короле Станнисе, о братьях, об отце и матери… Но она лишь глотала слезы счастья, заикаясь и не зная, с чего начать.       Губы Арьи тронула едва заметная гримаса, похожая на улыбку, но глаза ее остались такими же холодными и колючими, как лед на жгучем морозе:       - Виделась. А ты, я вижу, неплохо освоилась тут в роли леди.       - Боги, Арья, это все, что ты можешь сказать? – воскликнула Санса, искренне удивленная, но все еще не способная испытывать ничего, кроме захватившей ее радости. – Неужели ты не рада, что вернулась? Я в это не верю.       - Я рада, - Арья отчеканила это слово, будто это была какая-то повинность. – Ты здесь все перестроила?       Сестра обвела внимательным, но каким-то равнодушным взглядом замок, на мгновение остановившись на чем-то, что скрывалось далеко за спиной Сансы. В душу впервые заползло легкое, но саднящее разочарование – очевидно, что Арья не разделяла ее радости.       - Скорее восстановила, да и не только я. Винтерфелл был сожжен Теоном и Рамси Болтоном.       Арья остановила немигающие глаза на Сансе, заставив ее почувствовать спиной почти такой же холодок, который она ощущала при встрече с матерью. Совершенно растерявшись, Санса поникла, и в невольном защитном жесте положила руку себе на живот, едва заметно скользя по нему ладонью. Арья мгновенно перехватила взглядом этот жест и приподняла бровь.       - Как? Ты уже носишь щенка Пса?       Санса закусила губу – грубые слова сестры больно обожгли ее душу.       - Да, я беременна от Сандора.       Она внутренне сжалась, уже готовясь к следующей насмешке или колкости, вспоминая ту, прежнюю Арью, которая никогда не щадила ее чувства в их постоянных ссорах, стараясь задеть ее как можно больнее. Неужели она так и не повзрослела? Неужели все эти годы, разбросавшие их по свету, ничему не научили ее? Неужели их встреча здесь, в родительском доме, ничего не значила для нее? Губа заболела – Санса прикусила ее едва ли не до крови, не готовая к отпору в случае нападения… но в один короткий миг все изменилось.       Арья вдруг бросила быстрый взгляд ей за спину, за ничтожные доли мгновения ее лицо сменило выражение, и Санса необъяснимым чутьем поняла, что все плохо. Но ни удивиться, ни сказать что-либо она не успела – Арья толкнула ее в грудь так сильно, что чуть не вышибла из нее дух. Не ожидая ничего подобного, Санса упала на спину, едва успев подставить под себя руки и пытаясь схватить ртом воздух, краем глаза заметила, как метнулись к Арье охранники, и в следующее мгновение в шее Арьи торчала стрела, вернее, самый ее оперенный кончик, а большая часть окровавленного древка маячила где-то за затылком. Нимерия зарычала и рванулась куда-то прямо с места, перелетев в широком прыжке через Сансу.       - Не-е-е-ет!!! – закричала Санса во все легкие, когда сумела вдохнуть. – Не-е-е-ет!!!       Стражники бросились куда-то за спину Сансы, но ей не было дела до того, кого они собирались ловить. Ее глаза видели только Арью, все еще стоящую на месте, – она почти не пошатнулась, пронзенная стрелой, и смотрела то на Сансу, то на кого-то позади нее, царапая пальцами основание стрелы, пробившее сонную артерию. Из-под тонких грязных пальцев толчками вытекали струйки крови, Арья судорожно пыталась вздохнуть, и ее тихие хрипы резали на части переставшее биться сердце Сансы.       Санса кричала так, что потеряла голос. Сумев, наконец, подняться, она бросилась к Арье, но та уже оседала на каменные дворовые плиты, покрытые свежей соломой. Одновременно с ней к Арье бросилась темная тень, издавая душераздирающее надсадное сипение: помутившееся от шока сознание Сансы отстраненно отметило – Бессердечная способна страдать.       - Позовите мейстера! – прохрипела Санса сорванным голосом, в ужасе глядя на сбегающуюся к месту трагедии челядь, но вдруг вспомнила, что мейстер уехал со Станнисом. – Позовите Магги!       Кто-то побежал, сломя голову, а Санса, не зная, правильно ли поступает, приложила пальцы к шее Арьи под раной, пытаясь передавить артерию.       Арья смотрела остановившимся взглядом на склонившееся над ней лицо женщины, скрытое под капюшоном. Ее серые глаза расширились, но так и не моргнули, а губы беззвучно шевельнулись:       - Мама…       Клокочущий звук из давно перерезанного горла был ей ответом.       Пальцы Сансы, скользкие от крови, все еще зажимали рану возле стрелы, но совсем остановить кровь не получалось. Онемевшая от горя, она бессильно наблюдала, как ясные серые глаза сестры постепенно затягивались полупрозрачной поволокой, замирая, останавливаясь на какой-то видимой только им точке.       - Арья!!! – хрипела Санса, только сейчас заметив, что свободной рукой лихорадочно трясет сестру за плечо. – Арья… пожалуйста, держись… не умирай… Прошу тебя, Арья! Ты не можешь так поступить! Ты должна жить! Нет, нет, только не сейчас!!!       Но взгляд Арьи уже остановился, неумолимо стекленея, а грудь ее, еще мгновение назад слабо приподнявшаяся для последнего вздоха, неподвижно застыла. Женщина в плаще, бывшая когда-то их матерью, держала в своей костлявой синюшной руке пальцы Арьи, опуская плечи под тяжестью горя все ниже и ниже…       - Не-е-е-ет! – сипло рыдала Санса, уткнувшись лицом в грудь сестре.       - Отойдите, миледи, - услышала она над собой требовательный голос Магги.       Санса немедленно повиновалась, с безумной надеждой взирая на черноволосую женщину. Магги отстранила ее решительным жестом, но когда она приложила руку к шее Арьи, уверенные движения ее замедлились, а рука скользнула на лицо девушки, поправив упавшую на лоб прядь темных волос.       Из общей толпы вышел Торос из Мира и присел на корточки перед неподвижно лежащей девушкой.       - Слишком поздно, - покачал он седой головой. – Девочке не повезло – рана была смертельной.       Рассудок Сансы не хотел принимать эти слова, и она повернулась к жрецу.       - Вы! Вы ведь красный жрец! Вы можете оживлять людей! Прошу вас! Верните ее!       - Я попробую, миледи, - мягко ответил он. – Только прошу, отойдите.       Санса послушно отпрянула, уступая место жрецу. Бессердечная осталась сидеть на коленях рядом с Арьей, словно каменное изваяние – Сансе помимо воли вспомнилась легенда об Алиссе Аррен, потерявшей мужа, братьев и всех своих детей, но так и не проронившей ни слезинки при жизни, за что боги повелели ей не знать усталости, орошая неиссякаемым водопадом слез Долину Аррен после смерти… Слез Бессердечной она тоже не видела, как и ее лица, но кожей ощущала, как истекает давно застывшей в жилах кровью материнское сердце.       Кусая губы и до боли впиваясь ногтями в ладони, Санса наблюдала, как красный жрец вынул из шеи Арьи стрелу и как безвольно дернулась при этом ее голова; как он произносил над телом Арьи распевные молитвы на незнакомом ей языке; как зажег наскоро сложенные вокруг тела костры смолянистыми факелами, как склонился над погибшей девушкой, даруя ей поцелуй огня, снова и снова…       Но ничего не случилось. Арья все также лежала, уставившись невидящими помутневшими глазами в свинцовое небо, и не шевелилась.       - Не понимаю, - наконец, покачал головой Торос, отстраняясь от неподвижного тела. – С Бериком это работало всякий раз… А ведь его раны были куда хуже этой.       Хриплый всхлип почудился несчастной Сансе из-под темно-серого капюшона Бессердечной. Сквозь мутную пелену слез девушка вдруг увидела, как мать берет на руки голову Арьи, прижимает к изможденной высохшей груди и баюкает свое дитя. В тоскливом скрипе, доносившемся из ее горла, Сансе почудился жалобный погребальный вой. Женщина слишком близко приблизила свое лицо к лицу дочери: пыльно-серые седые волосы выпали из-под капюшона Бессердечной и скрыли Арью от посторонних глаз.       Санса оцепенела, не в состоянии осмыслить и принять произошедшее, в отчаянии воздела глаза к небу и безмолвно закричала старым богам: «Вы не можете так поступить с ней!»       - Мама? – услышала она слабый голос и испугалась, что он ей лишь померещился.       Бросив непонимающий взгляд на две женские фигуры, она увидела, что теперь Бессердечная мягко и почти бесшумно легла на землю, словно тряпичная кукла, а Арья рядом с ней приподнимается на локте и держится за кровавую рану на шее.       Больше Санса ничего не увидела – она потеряла сознание.