So trust me, trust me Darling dear I'm so sincere There's no need to tear Trust me, trust me Honey, do Just like I trust you
—
Лучшей работы, понятное дело, ни один здравомыслящий человек и желать не мог. Так весело, как в «Черном Крыле» Жрецу не было ни в АНБ, ни в ФБР (служил он там недолго и отовсюду вылетел за грубое нарушение субординации, но все же). А уж места, где молодой человек двадцати трех лет с большею свободой и за большее вознаграждение находил применение собственным (несколько нестандартным) талантам, просто не существовало. «Черное Крыло», зачастую остававшееся загадкой и для тех, кто в нем трудился, и для тех, кто его финансировал, для Жреца представляло ясную и четкую карту без единого белого пятна. Секьюрити, надзиратель, младший ассистент самого Риггинса, старший ассистент самого Риггинса, охотник за головами, чей департамент поглощал большую часть бюджета, — бурный, если не сказать исключительный карьерный рост. Исключительный хотя бы потому, что из соображений нацбезопасности, обычные работники «Черного Крыла» никогда и ни при каких обстоятельствах не получали доступ к информации, не касавшейся их служебных обязанностей напрямую. Впрочем, Осмунд Жрец и «обычность» состояли в крайне напряженных отношениях. Бартин Кёрлиш возглавляла списки разыскиваемых уже пятый год. Найти ее, несмотря на хаотические перемещения между штатами, было легко (выдавала тропинка мертвецов, остававшихся за Барт, и заявления жалостливых домохозяек, замечавших в окно беспризорного, ужасающе немытого ребенка), а вот поймать трудно. Три раза Жрец отыскивал ее, и трижды же дело заканчивалось побегом одной и выговором другому. В этот раз он гнал ее на юг. Водители работали посменно, и три тяжелых HMMWV, петляя между Вайомингом, Небраской и Колорадо, мчались вперед круглые сутки. — Ну, как? Устали, парни? — интересовался Жрец, вихрем пролетая возле команды, члены которой во время каждого пересменка целомудренно выстраивалась спиной к дороге для справления естественных нужд. — Так точно, сэр, — откликались не слишком бодрые голоса. — На том свете отдохнете, — жизнерадостно заверял Жрец, забирался в машину и, достав из-за пазухи фонарик, принимался в тысячный раз перелистывать дело Бартин Кёрлиш, чья сверхъестественная сила, как видно, начала проявляться с нечаянного убийства обоих родителей в возрасте восьми лет. За это Риггинс заочно окрестил ее «Мареной», хотя обычно кодовые имена присваивались объектам уже в «Черном крыле». Чтение было занимательным, команда послушной, охота интересной. Причин для недовольства или беспокойства у Жреца не находилось, о чем он бравурно докладывал в управление каждые два дня. Однако уже на въезде в Нью-Мексико от беззаботной легкомысленности его не осталось и следа. Измотанная команда, по большей части состоявшая из мужчин чуть не в полтора раза старше, с удивленным неодобрением косилась на то, как Жрец, не выпуская из рук бинокля, по пять-шесть часов кряду только и делал, что оглядывал окрестности, приказывая то сбавить скорость, то наоборот дать газу. От сосредоточенности рот его приоткрывался, и челюсть, и без того квадратно-тяжелая, словно у глубоко положительного героя комиксов, становилась совсем уж бульдожьей. Чем южнее, тем меньше зелени попадалось на глаза. Деревья исчезли вовсе. Грязно-ржавая степь, покрытая выцветшей щетиной низких кустарников и редкими занозами кактусов, развалилась по обе стороны дороги, вгоняя в уныние своей неряшливой запустелостью. Пару раз мрачная колония «Черного Крыла», задыхаясь в песке, прорезала самое сердце хабубов. Жрец чуял жертву и слепо мчался по невидимому, едва существующему следу, словно обезумевший от голода зверь. Водительские смены приказано было увеличить вдвое. Разговоры и шутки в команде стихли сами собой, все двадцать человек томились напряженным ожиданием. Следуя указаниям Жреца, они въехали в маленький город. Крошечный, если сказать точнее, — центром ему служил одноэтажный супермаркет со стоянкой в сотню парковочных мест, от которого лучами отходили несколько улиц, ведущих к жилым кварталам, церкви и единственному, по всей видимости, центру досуга, умело сочетавшему в себе боулинг и микроскопический аквапарк. Горожане, казалось, вымерли. Жрец, решивший размяться, пешком вел за собой темные машины, походившие в окружающей их миниатюрности на глянцевитых тараканов, бесцеремонно заползших в хорошенький игрушечный домик. Силуэты до смерти перепуганных кукол мелькали в окнах домов, но на улицу носа никто не показывал. Со ступеней чистенькой церкви неторопливо капала густеющая кровь. Расплывшись в улыбке, Жрец игриво пнул сухощавое тело священника, покоившееся на пороге, и, нагнувшись к самой земле, принялся высматривать вишневые капли. Что, впрочем, было совершенно излишне. Единственная тропинка, остававшаяся свободной от доблестных защитников родины, вела в пустыню. Сказочно-белая, будто состоящая не из песка, а из кокаина, пустыня текла до самого горизонта. Утопая ногами в переливчатых складках, Жрец мчался к темнеющей у горизонта точке. — За мной! Быстро! — радостно прикрикивал он, уловив нерешительность команды периферийным зрением. — Это не кварц, парни, только гипс и сульфат кальция. Не обожжетесь. Бегом! Бегом! Бегом! На слово ему, как человеку, выросшему в Аризоне, не верили (особенно после того случая, как он назвал прохладной температуру в сто семь градусов). Поэтому Жрец поднял горсть песка, с силой сжал ее в руке и, не сбавляя скорости, продемонстрировал здоровую, даже не покрасневшую ладонь команде. Потуже нахлобучив шлемы и гремя автоматами, «Черное Крыло» перешло на быстрый шаг, а затем и на бег. Долго плутать им не пришлось — темная точка не двигалась с места. Белое солнце палило в ослепительно белый волнующийся кум. В дырявой тени чапараля сидела едва заметная фигурка и, сжав банку костлявыми коленями, с тоскливым прилежанием уничтожала какие-то соления. Вскинув коричневатую от спекшейся крови голову, она рассматривала черную волну безглазых и безликих. — Вперед, — просто скомандовал Жрец, лицо которого светилось сосредоточенным предвкушением. Жертвоприношение, одобренное Риггинсом, началось так внезапно и легко, словно о нем не только знали все участвовавшие стороны, но и несколько раз репетировали. Оружие давало осечки, пули промахивались, стеклянная банка со звоном разбилась о шлем одного из солдат. Барт поднимала осколки с земли и с размаху всаживала их в лица, шеи и животы. Кровь била, пузырилась и мягко скользила по искрящейся перламутром бесконечности. Закусив нижнюю губу, Жрец изо всех сил старался не расплакаться от восторга. Черные фигуры падали на землю и, как сухопутные киты, поднимали фонтаны песчаных брызг. Ряды тех, кто еще держался на ногах, редели так стремительно, что не прошло и минуты, как в живых остались лишь трое — Барт, солдат, безуспешно тыкающий в нее дулом автомата, и Жрец. — Бартин! — крикнул он, подняв руки. — Барт! — Чего тебе опять?! — сорванным голосом отозвалась та. — Кто тебе сказал, как меня зовут? — Послушай! Блеснув на свету, пролетел осколок, но вместо живота Жреца попал в предплечье. — Я все о тебе знаю, Барт! И о таких, как ты, — продолжил он, с деликатным выдохом вытянув стекло из раны. — Как я? — с изумлением переспросила девочка, выронив из руки только что поднятый с земли пистолет. — Ты не одна, — с энтузиазмом продолжил Жрец. — Тебе не нужно быть одной. Я на твоей стороне. Вытянув из голенища сапога нож, Жрец проворным, почти театральным жестом ударил дрожащего солдата под лопатку. Липкая, теплая жидкость заструилась и по пальцам здоровой руки. — Видишь? Это все для тебя, — приветливо улыбнувшись, произнес он, когда тело, закончив издавать изумленные звуки, осело в песок бесформенной мясной кучей. — Я на твоей стороне. Поковыряв свалявшиеся колтунами волосы, Барт скептически уставилась на Жреца, отирающего нож о штанину. Глаза ее, красные от засушливого ветра, на чудовищно исхудавшем лице выглядели непропорционально огромными, почти мультяшными. — Нужно было нам сразу поговорить и всего делов, а, Барт? — успокаивающе-шелковым голосом проговорил Жрец и тут же хихикнул как-то невпопад, почти непроизвольно, будто подавился или чихнул смешком. Кивнув, Барт побрела куда-то вбок, шаркая по земле и набирая песок в разодранные кеды. Жрец, не обращая ни малейшего внимания на медленно сочащуюся рану, последовал за ней. — Я ни с кем уже больше не разговариваю, — призналась наконец Барт. — Говори со мной. В ответ на его заискивающий оскал Барт только хмыкнула и неуклюже пожала костлявым плечом. — Туда. — Чутье? — подсказал Жрец. — Чего? Просто я иду, куда иду. А не туда, куда не иду. — Чутье. У таких, как ты, идти, куда идешь, называется чутьем. Задумчиво потерев вздернутый нос ладонью, Барт испытующе взглянула на Жреца. — Много их? — Достаточно, — уклончиво ответил тот, взмахнув здоровой рукой так, будто под этим «достаточно» подразумевал какие-то скрытые и чрезвычайно заманчивые перспективы. — Хочу к ним. Они будут со мной дружить? — Будут, Барт. Обещаю, — и снова рассыпался крупчатым, частым хихиканьем.—
В машине Барт было скучно. Она зевала и иногда, к ужасу проезжающих, выглядывала из окна, размахивая руками, и со смехом выкрикивала диковатые приветствия. Жрец тоже стал скучным. За рулём он почти не разговаривал, да и радоваться особенно было нечему — после поимки неуловимой тринадцатилетней «Марены» охотничий азарт мгновенно сошел на нет, и все ему вдруг стало казаться до одури унылым. Порез на руке ныл при каждом движении. Вспучив губы, Барт пыталась считать кактусы, флегматично зеленеющие на фоне дымчато-синего неба. Ничего не получалось. Раньше, дома, она умела считать до десяти, но теперь что-то совсем разучилась. — Я ухожу, — вдруг выпалила она и, толкнув дверь, выпрыгнула из движущейся машины прямо на раскаленный асфальт. — Твою мать! Ударив по тормозам, Жрец тоже выскочил на дорогу. Тусклые соломенные волосы его тут же начали мокнуть от жары. Барт брела к придорожной забегаловке довольно уверенно. По тому, что она не хромала и потирала только левый локоть, можно было заключить, что подобного рода выходки вполне вписывались в границы ее ежедневных привычек. То, что на почтительном расстоянии за ней следовал Жрец, судя по всему, ее тоже не смущало. Прозвенел колокольчик, грохнула тяжелая дверь забегаловки, Барт скрылась из виду. Внутрь Жрец заходить не стал — прислонился к стене и с благосклонной улыбкой наблюдал в окно, как Барт прошмыгнула на кухню, откуда тут же послышались вопли. — Что тут происходит? — вытирая руки об отчаянно пошлый клетчатый передник, из-за угла показалась девушка. Вероятнее всего, официантка. — Ничего, — небрежно уронил Жрец, обнажив едва-едва тронутые желтизной резцы и клыки. Вопли смолкли, Жрец оставался невозмутимым, официантка конфузливо мялась — он был молод и хорош собою, даже очень. — Мне послышалось… — Никогда не знаешь, чем обернется встреча с незнакомцем, верно? — перебил Жрец, оделив девушку лучезарной ухмылкой. Та перекатила жвачку во рту, и на мгновение между губ ее влажно блеснул язык. — Бывает, встретишь кого-нибудь в первый раз и сразу чувствуешь, что это оно, верно? — он почти не моргал и разговаривал с какой-то тошнотворной, гипнотизирующей пренебрежительностью. — С первого взгляда, я имею в виду. Снова звякнул колокольчик, и на улице показалась Барт. — Мистер Жрец? — тяжело дыша, словно после долгой пробежки, позвала она. — Да, Барт? — не сводя огнистого взгляда с официантки, отозвался тот. — Это ее я искала. — Меня? — ошарашенно уточнила девушка и инстинктивно сделала крошечный шаг назад. — А еще бывает, встретишь кого-нибудь, и он оказывается очень-очень опасным и плохим, — закончил Жрец таким тоном, будто Барт и не появлялась. — Я вызову поли… Под кулаком Жреца хрустнул тонкий веснушчатый нос девушки, брызнула кровь. Потом громче и неприятнее хрустнула свернутая шея. — Прелесть в том, что никогда не знаешь наверняка, — устало ухмыльнулся Жрец, почтительно уложив безжизненное тело девушки на землю. Играть в «Красную Шапочку и Серого волка» ему быстро наскучило. — Говорил же, что я на твоей стороне. Видишь, уже делаю за тебя всю работу. — Ты тоже такой? — Как вы? Не совсем. Пойдем-ка, поглядим, что у них тут есть. Умираю с голоду. В забегаловке было мерзковато. На столах красовались высохшие пятна кетчупа, от одного вида которых Жреца передернуло. На неделю просроченные говяжьи котлеты для бургеров, сыр, изошедший маслом, сморщенные огурцы, кетчуп и горчица, полбанки арахисового масла — ничего более съестного на кухне, по которой Жрец вальсировал, осторожно переступая через труп предприимчивого малого, некогда умело совмещавшего карьеры шеф-повара и держателя забегаловки, обнаружить не удалось. — А это что? — донесся из зала голос Барт. Выглянув из кухни, Жрец обнаружил ее возле подтекающего холодильника со снэками. — Мороженое. — Вкусно? — подозрительно покосившись на стаканчик, осведомилась Барт. — Спорный вопрос. Тут вот немного арахисового масла, — предложил Жрец, хлопнул по барной стойке открытой банкой и уселся на стул. — Нужно уходить как можно скорее. Жарко. Скоро будут вонять. Не выношу вони. — Хочу мороженое, — огрызнулась Барт, отодрав крышку с картонного стаканчика. — Как скажете, мэм, — пожал плечами Жрец. — Никто тебя не будет заставлять делать то, чего ты не хочешь. — И там, где они? — Там, где они — особенно, — кивнул он. — Я сам буду следить за каждым твоим шагом. В конце концов, мы-то с тобой совсем одинаковые, а, Барт? — У тебя глаз чешется? — озадаченно поинтересовалась та. — Что? Нет. Я просто… подмигнул. Так люди делают. — Я не очень много людей знаю, — оборонительно отрезала Барт. Аргумент был справедливым. Жрец даже не нашелся что ответить. — Передай-ка мне тоже мороженого, — после минутной паузы попросил он. — Поедим и поедем. Бросив ему пестрый стаканчик, Барт нахмурилась и принялась вдумчиво ковырять талое мороженое пластиковой ложкой. Несмотря на жару, ей мерещилось, что Жрец весь, от ступней до макушки, был покрыт седым инеем. Казалось, что если сделать надрез на грудине, то под ребрами его окажется не сердце, а черная дырка с кровяным сгустком, как от выпавшего зуба. Интересно, у нее так же? Наверняка. Он же сказал, что они одинаковые. — Ладно, — наконец выдохнула Барт и, бросив опустевший стаканчик на пол, потянулась к холодильнику за новым мороженым.