Демонический предел

      Расчесав свои влажные волосы, Иллидан взял со стола несколько страниц, вырванных из своей записной книги, и сел на край самодельной кровати, набросив на заросшие густой шерстью ноги несколько шкур. Несмотря на непогоду снаружи, в шатре полудемона было тепло не хуже, чем в некоторых жарких районах Запределья. После ванны его царапины на лице сильно щипало, и это неслабо раздражало охотника на демонов. Отложив в сторону несколько листов, он оставил у себя только один рапорт, заинтересовавший его больше всего.       Услышав знакомые шаги еще до того, как Майев оказалась в его шатре, Иллидан отложил все письма шпионов на перевернутый ящик у своей кровати, в котором некогда доставляли доспехи для людей. Теперь сколоченные вместе доски служили для лидера Иллидари отличными прикроватными столиками, заваленными многочисленными картами, отчетами и книгами. Несмотря на свою слепоту, Иллидан продолжал писать работы на тему друидизма, осуждая своего брата и его взгляды на природу. Майев переступила порог как раз в тот момент, когда полудемон пытался аккуратно сложить все свои бумаги в одну стопку.       — Не занят?       Ее голос заставил его невольно вздрогнуть. Порой Иллидан забывал, что он мог звучать мягко, но также зловеще, как и ранее. Майев продолжала быть его личным кошмаром, пусть Предатель и старался как можно скорее избавиться от страхов прошлого. Отрицательно покачав головой, он приглашающе махнул рукой, выдавив из себя жалкое подобие улыбки.       Майев, по привычке скрестив руки на груди, прошла к кровати, по дороге разглядывая раскиданные на полу книги, рапорты и пустые пергаменты. Она знала, что Иллидан продолжал заниматься научной деятельностью даже в такие трудные времена, но не понимала, зачем ему это нужно. Подняв с накиданных на землю шкур какой-то чертеж, Стражница задумчиво хмыкнула:       — Не помню, чтобы ты что-то творил со времен твоего заключения. Тогда ты просил у меня слишком много бумаги, которую мы нигде не могли достать.       Иллидан прочистил горло:       — Многое меняется, Майев. Различные исследования помогают мне отвлечься.       Майев, опустившись рядом с ним, потянулась к зажатой в руке Предателя бутылке. Иллидан подал ей вино. Отпив немного слабого алкоголя, Стражница скривила губы. Дарнасское вино не нравилось ей с тех самых пор, как она первый и последний раз побывала в этом городе, где чуть не убила Малфуриона и своего брата. С новой столицей ночных эльфов у Майев ассоциировались только воргены, предательства и Высокорожденные — в общем, та смесь, какую эльфийка терпеть не могла больше всего в силу своего недоверия к другим расам. Если бы там были еще и эльфы крови, то Майев бы окончательно свихнулась, но точно бы не удивилась — «доброта» Тиранды простиралась настолько, что Стражница не сомневалась, что жрица вполне могла бы приютить и их кровных врагов, если бы тем понадобилась помощь. Вспомнив о Шелест Ветра и ее внутренней слабости, Майев ухмыльнулась, жалея, что не расправилась с ней тысячелетия назад, когда была такая возможность. Вернув бутылку Иллидану, Песнь Теней вернулась к разглядыванию его местообитания. Всякий раз, когда она приходила сюда, Предатель менял обстановку. Выбрав Майев своей женщиной, он неосознанно согласился делить с ней абсолютно все, кроме своего шатра. Все-таки после десяти тысяч лет уединения Иллидан любил личное пространство и предпочитал спать в одиночестве. Иногда эльфийка оставалась у него, но она все равно уходила под утро, хоть это не всегда нравилось Предателю.       Вновь отобрав бутылку у Иллидана, Майев сделала глоток и довольно улыбнулась. От ее сурового взгляда полудемону стало не по себе. Иллидан приподнялся с кровати, забрал у Стражницы вино и поставил его на стол.       — Раздевайся, Майев.       Сложив на своем столе несколько бумаг, Иллидан повернулся к своей любовнице, ожидая от нее очередное фырканье или оскорбление, однако женщина не высказала ничего против. Освободившись от ножен с кинжалом, Майев положила оружие на прикроватный ящик, затем быстро избавилась от набедренников, бросив их на стул у входа в шатер. Предатель молча наблюдал за ней и ее резкими движениями, попивая вино из бутылки. Он уже не один десяток раз видел свою тюремщицу обнаженной, но все равно восхищался ее неженственным телом, покрытым шрамами, синяками и царапинами от его же когтей. Без доспехов Майев бы могла сойти за жрицу, но сильные руки, местами поседевшие в результате сражений белые волосы и изуродованное глубокими полосами лицо выдавали в ней воина. Война сказалась не только на ее некогда красивой внешности, но и на поведении и характере: эта эльфийка всегда дергалась, вела себя агрессивно и не проявляла никакого уважения к представителям других рас. Только сейчас, во время очередного вторжения Легиона, Иллидан готов был признать, что по-настоящему восхищается ей. Как только Стражница сняла с себя рубаху и прикрыла руками свою небольшую грудь, Предатель отошел от стола и вернулся к кровати, заставив женщину упасть спиной на мягкие шкуры и широко раздвинуть ноги. Почувствовав, как когтистые пальцы коснулись ее лона, Майев попыталась привстать, чтобы понаблюдать за его действиями, но Иллидан придавил ее собой, не давая возможности сопротивляться. Его сухие губы скользнули по ее шее, оставив на бледной коже влажный след от языка. Эльфийка тихо застонала. Иллидан знал, что ей нравятся его осторожные прикосновения и поцелуи в шею — Майев почти всегда возбуждалась, когда он подходил к ней не с привычной для них обоих грубостью, а с нежными ласками, не свойственными для охотников на демонов. Не всякую любовницу Ярость Бури мог усмирить с помощью заботы. Ртом прикасаясь к ее ключицам и груди, полудемон чувствовал, как между ног у Стражницы постепенно становится влажно и как его пальцы с легкостью начинают проникать внутрь. Иллидан с трудом сдерживался, чтобы не взять женщину прямо сейчас. В конце концов, он мог брать ее в любое время, обойдясь лишь поверхностными прелюдиями без поцелуев. Но что-то пробуждалось в нем всякий раз, когда эльфийка оставалась с ним наедине. Бывший маг хотел не просто иметь ее так, чтобы она выкрикивала его имя; впервые за столько тысячелетий, проведенных вместе, у него возникало желание, которое он испытывал только рядом с женой своего брата — желание доставить, а не получить удовольствие. Тюремщица велась на все его прикосновения, изредка перехватывая его руку и сплетая с ним свои пальцы, отвечала на каждую нежность тихим стоном и шептала имя, которое ненавидела многие годы. Помнила ли она в такие моменты, что когда-то он чуть не убил ее брата, а ее саму чуть не похоронил в древнем храме, обрушив потолок на отряд Смотрящих? Иллидан часто задумывался об этом. Оторвавшись от ее груди, он впился губами в ее искусанные от волнения губы, сильнее придавливая любовницу к кровати и окончательно лишая ее рассудка. Он чувствовал, как она жмется к нему, как пытается удобней обвить его бедра ногами и направить его, изнемогая от мужского бездействия. Если бы не ее гордость, то Майев бы умоляла его дать ей то, что нужно, но она не могла этого сделать. Стражи никогда не ломались, и все попытки Иллидана довести ее до такого состояния всегда проваливались.       Пальцы полудемона, орудующие у нее между ног, уже покрылись женской влагой, и охотник на демонов, оставив женщину без ласк, поднес руку к своему рту, слизывая с нее солоноватые выделения и наслаждаясь уже знакомым вкусом желания и нетерпения. Он уже готов был плюнуть на прелюдии, чувствуя, как его плоть слегка касается горячего лона, доводя эльфийку до большего отчаяния. Член с легкостью скользил по смазке, из-за чего Стражница готова была убить Иллидана за такие сладкие пытки, особенно когда он входил внутрь и тут же выскальзывал, оставляя ее ни с чем. Майев мучительно дергалась, пытаясь приподняться, но тяжелый эльф не позволял ей даже пошевелить рукой. Сдавшись ему, Страж откинула назад голову, позволяя Иллидану вернуться к поцелуям и полностью завладеть ей. Однако ни шея, ни грудь женщины больше его не интересовали. Спустившись чуть ниже, Иллидан раздвинул ноги тюремщицы еще шире и подался губами вперед, касаясь ее влагалища и проникая в нее длинным шершавым языком, вызывающим у Майев тихий, но долгий стон. Ее вкус будоражил Иллидана всякий раз, когда он ласкал ее ртом, поглаживая ладонями внутреннюю сторону бедер, и опьянял лучше любого кал’дорайского вина. Быть может, раньше полудемон ненавидел эту эльфийку больше всего на свете, но сейчас наслаждался ей так, как хотел бы наслаждаться только с Тирандой. Последний раз поцеловав ее там, Иллидан приподнялся на колени, схватил женщину за ягодицы и подвинул к себе поближе, не спрашивая у нее разрешения. Майев молча закинула ноги на сильные плечи охотника на демонов, стараясь не задевать его крылья, и раскинула руки в стороны, пальцами поглаживая шкуры, на которых лежала перед ним, чувствуя себя уязвимой и слабой. В такие моменты Иллидан ощущал явное превосходство над своим Стражем. Пусть он почти всегда проигрывал ей в сражениях, в постели она позволяла ему брать первенство, не сопротивляясь его прирожденному лидерству. Да и какая бы женщина на ее месте была против? Даже Майев, равнодушная к любовным играм, готова была признать, что любовник из Иллидана был куда лучше, чем тот же стратег или воин, и, если на поле боя полудемон не мог демонстрировать свои умения, то в постели делал это отменно.       Хоть в чем-то Иллидан считался лучше Малфуриона, редко притрагивающегося к собственной жене. Наверное, поэтому Тиранда всякий раз кривила губы от зависти, видя, как Иллидан уделяет достаточно внимания той, кого презирал десять тысяч лет, в то время как муж Верховной жрицы занимался очередными друидскими проблемами и предпочитал общество деревьев.       Отвлечься Иллидана от мыслей заставил приятный для ушей женский стон, когда полудемон полностью вошел в бывшую тюремщицу, тут же попытавшуюся сжать его внутри и больше никуда не отпускать. От столь ярких ощущений у Ярости Бури всегда начинала кружиться голова — осознание того, что недоступная Стражница отдается ему так, словно в последний раз, вызывало у Иллидана чувство гордости и тешило его самолюбие. С каждым толчком погружаясь в эльфийку все глубже, он слушал ее вскрики, терпел, когда сломанные ногти Майев впивались в его запястья, оставляя на коже кровавые отметины. Изредка Песнь Теней ловила на себе его пустой взгляд и сжимала его шею ногами, поддаваясь каждому медленному движению и выгибая спину от приятных ощущений. Если бы не столь неудобная поза, Иллидан бы давно оставил несколько засосов на ее обнаженном теле. С трудом сдерживая себя, полудемон не переходил на грубость, соблюдая спокойный, но постепенно нарастающий умеренный темп. Стражница доверяла ему; он замечал это в ее поведении, когда Майев, двигаясь навстречу, не сдерживала громких стонов и выкрикивала его имя, цепляясь пальцами за разбросанные по всему ложу шкуры.       Заставив ее перевернуться на бок и сжать ноги, Иллидан склонился над тюремщицей, продолжая вбиваться в ее тело, и укусил за ухо. Пряди его распущенных темных волос лезли ей в лицо, мешаясь с ее собственными белыми волосами, более мягкими на ощупь, из-за чего Майев постоянно пыталась отвернуться. Иллидан сжал рукой ее шею и прижался губами к скуле, лаская женщину простыми поцелуями и вызывая у эльфийки легкую улыбку.       — Предатель, я тебя ненавижу…       Усмехнувшись, Иллидан провел языком по ее щеке, обводя темную татуировку под глазом:       — Твои стоны говорят об обратном, Песнь Теней. Ты вся горишь, когда я доставляю тебе удовольствие и делаю то, что действительно нравится твоей извращенной душе.       — Думаешь, ты такой особенный? — ее пальцы сжали прядь его волос.       Майев застонала, когда Иллидан вошел в нее полностью, заполнив ее собой и сделав несколько неторопливых движений.       — А я и не думаю, Майев… — повернув ее к себе за подбородок, полудемон накрыл губы Стражницы страстным поцелуем, изредка отстраняясь от нее, чтобы понаблюдать за тем, как она снова тянется к нему. — Я это знаю.       Последних слов Майев уже не расслышала. Оторвавшись от его губ, она уткнулась лицом в кровать, пытаясь сдержать вырывающийся из груди крик. По телу тюремщицы прошла ощутимая дрожь. Вцепившись зубами в шкуру, эльфийка громко застонала, пытаясь ухватиться пальцами за нависшего над ней полудемона. Иллидан довольно улыбнулся. Прижав руки Стражницы к постели, он расправил крылья от нахлынувших ощущений, чувствуя приближающуюся разрядку. Несколько секунд Майев лежала молча, но затем, как только обжигающее демоническое семя заполнило ее разгоряченное лоно, издала еще один стон, измученно пытаясь отстранить от себя Иллидана.       Охотник, выйдя из ее тела, опустился на кровать рядом, наблюдая за тем, как Песнь Теней сжимает свои ноги еще сильнее, не желая расставаться с остатками его тепла. Семя медленно стекало по ее бедру на шкуру; сама эльфийка не шевелилась и просто тяжело дышала несколько минут, жадно глотая необходимый ей воздух. Иллидан уткнулся лицом в ее волосы, наслаждаясь моментом.       Окончательно придя в себя, Майев встала с ложа и направилась к столу, где среди кучи бумаг и пустых бутылок они с Иллиданом хранили еще одну бутыль, неприметную для других гостей шатра. Откупорив сосуд, эльфийка поднесла его к своим губам и сделала несколько глотков. Травяной отвар неприятно горчил, и Стражница всякий раз морщилась, когда ей приходилось пить эту гадость после каждой близости с полудемоном. Благо друиды не задавали лишних вопросов, когда готовили для нее это зелье. Если только Малфурион им не проболтался. Подумав об этом, Майев чуть не поперхнулась настоем. Вытерев губы ладонью, она закрутила бутылку и поставила ее на место, направившись к стулу со своей одеждой. Стоило ей взять набедренники в руки, как кровать позади скрипнула под весом севшего Иллидана.       — Майев, останься на ночь.       Эльфийка бросила штаны обратно и вопросительно повернулась к любовнику:       — Остаться?       Поднявшись с кровати, полудемон прижался лбом ко лбу Стражницы, расположив ладони на ее широких плечах. Женщина не отстранилась, хоть и не признавала подобную нежность от Иллидана.       — Тебе же нравится, когда я признаю тебя своей собственностью, разве нет? — убрав за ухо свою прядь темных волос, Ярость Бури погладил Майев по щеке.       Страж прижималась к его пальцам, с нескрываемой охотой отвечая на ласку и прикрывая глаза от его прикосновений:       — Это ты моя собственность, Иллидан.       — Это мы еще посмотрим.       Обхватив тюремщицу руками, Иллидан потащил ее в сторону кровати, даря женщине жаркий поцелуй и осторожно опуская ее обратно на постель…