Бритва Оккама

Существует пять стадий принятия неизбежного, и я как раз добралась до пятой. Первая стадия – отрицание – была до одури банальной. Едва за мной захлопнулась злосчастная дверь, оставив за порогом любимого человека, я тут же принялась убеждать себя в том, что это дескать была одна большая ошибка, и никакой он не любимый, а сама история была до того пошлой и скучной, достойной разве что бульварных романов, что ее и так следовало закончить как можно скорее. Длилась эта стадия недолго, несколько часов, которые я потратила на сбор вещей и дорогу до аэропорта. Ибо доводы, мягко говоря, были довольно слабыми, да и приводила я их скорее из врожденного упрямства, нежели всерьез надеясь себя хоть в чем-то убедить. Также ее значительно сократила скребущаяся в подсознании и надвигающаяся неотвратимой лавиной стадия номер два. Гнев. Тут я разошлась на полную катушку. Первыми жертвами пали сотрудники авиакомпании, чью жизнь за несколько часов перелета я умудрилась превратить в полнейший беспросветный ад. Никогда не замечала за собой подобных талантов, будучи довольно неконфликтным человеком, но не без гордости могу утверждать, что одну стюардессу таки довела до слез, а вторую до лишения премии. Видимо, у дамы тоже день не особо задался – нам удалось знатно пособачиться. Возможно, эту историю бы и замяли, но злобное чудовище, поселившееся во мне, не преминуло воспользоваться шансом кому-то хорошенько подгадить, и последние сорок минут полета мы с ним на пару самозабвенно писали развернутую жалобу на так не вовремя подвернувшуюся стюардессу. Следующим был конечно же пулковский таксист, который и ехал медленно, и права непонятно где купил, и вообще, валил бы к себе назад в Среднюю Азию. Таксист отвечал мне вполне достойно, чем неслабо скрасил наш совместный досуг в пути, поэтому предполагаю, что претензий у него ко мне не осталось. Впрочем, на него я жалобу писать уже не стала, хотя и зашла первым делом по приезду на сайт таксопарка как раз с этой целью. Меня отвлек брат, с которым мы благополучно обсудили все накопившиеся друг к другу за последние лет десять претензии. Затем была подруга Алиса, посланная в пешее эротическое весьма витиеватыми метафорами. Папуля благоразумно не звонил. Вообще никто больше не звонил, видимо, слухи расползлись быстро, а навлекать на себя шквал моих злобных лингвистических потугов желающих больше не было. За неимением более достойной цели я наконец начала злиться на себя. Это заняло еще несколько дней посыпания головы пеплом, солью, перцем, и вообще чем придется. Сама виновата, сама дура, надо было думать головой, а не пи***ой, в общем, особым разнообразием мои мысли на тот момент не отличались. На него злиться почему-то не получалось, хотя я и пыталась, даже специально себя накручивала – нет, вот вообще, даже чуть-чуть. Зато эти попытки, навевавшие так старательно отгоняемые воспоминания, быстренько подвели меня к третей стадии. Торг. Около недели я пыталась убедить себя в том, что ситуацию можно было разрешить и по-другому. Мол, зачем нужно было уходить – можно было бы договориться. Рациональные доводы о том, что человек с самого начала четко дал мне понять, что ему нужно от наших отношений, а чего он совершенно не приемлет, работали слабо. В тот период меня спасло то, что сим-карту я выбросила еще в Хитроу, а его номер так и не удосужилась выучить наизусть. В попытках осадить саму себя, в мыслях я сотворила из него какое-то жуткое безэмоциональное чудовище, захватившее в свой жестокий плен юную непрочную деву. А с таким чудовищем, как водится, и пытаться договориться не стоит. Так я перешагнула на четвертую ступень. Депрессия. Вот тут я разошлась не на шутку, а затянулось сие действие аж на долгих два месяца. Сначала я горько рыдала под бокал-другой винишка, бесконечно жалея себя такую замечательную и любящую, такую вот совсем никому не нужную и всеми брошенную. К слову, робкие звонки от дражайших родственников и друзей я без зазрения совести сбрасывала. Особенно задевала меня тогда собственная незавидная перспектива в поисках личного счастья – конечно, кто же такую клушу полюбит. Со временем, впрочем, мне надоело солировать в одиночестве перед зеркалом. Поэтому я начала выползать из своей берлоги, болтаясь по сомнительным барам и кабакам, где, изрядно поднабравшись, конечно же выливала весь груз своих проблем, все свои страдания и накопившуюся боль на очередного бедолагу, которого так неудачно угораздило повестись на смазливую мордашку молодой женщины. Не оценив степени эмоционального отклика случайных собутыльников, я вспомнила, что родня у меня все-таки имеется. Сначала по традиции был брат, с которым мы в очередной раз обсудили все наши взаимные претензии, а также их несостоятельность. Потом была все та же Алиса, несколько часов кряду выслушивавшая пространный монолог о мужиках и их роли в наших никчемных жизнях. О эта жестокая женская доля, как же тяжело нести твой крест! Алиса, кстати, была в полнейшем шоке, но на ее робкий вопрос о причинах столь радикальной смены взглядов я, кажется, лишь горько всхлипнула и отключилась. Папуля не стал брать трубку, видимо, рассудив, что все равно ничего хорошего не услышит. Закидав его полными отчаяния сообщениями, я благополучно отправилась спать. На следующий день я отправилась в последнюю инстанцию на своем пути боли и страданий – в гости к бабушке. Бабуля, будучи мудрой женщиной, на все полные горести всхлипывания реагировала лишь осуждающими покачиваниями головы. Причем, кого именно она осуждала в этой без всякого сомнения сложной ситуации, я так и не поняла. Все мои завывания в тот момент сопровождались накладыванием в тарелку всяких бабушкиных домашних вкусностей, и к вечернему чаю (впрочем, разбавленному рижским бальзамчиком) страдалось уже как-то не так. Без надрыва, без искры. И проснувшись утром, я вдруг поняла, что лить слезы в подушку как-то больше не хочется. Пришла пятая стадия – принятие. Кажется, я наконец осознала то, что вообще-то было ясно с самого начала – нет и не может быть у нас какого-то совместного будущего. Ну серьезно, откуда бы ему взяться? Вот только и лить слезы о безвременно почивших отношениях нет никакого смысла. Лить слезы конечно все еще хотелось, но впервые за последние пару месяцев (вообще, конечно больше) разум взял верх над эмоциями, и мне вдруг очень сильно захотелось узнать, какие именно из череды собственных неосторожных действий завели меня в эту полную и беспросветную жопу, загнали в этот треклятый круг сансары, состоящий из жалости к себе и любви к нему. Я поплотнее завернулась в плед, выходя на открытую террасу, и осторожно пристроила кружку кофе на маленький журнальный столик. Петербургское небо переливалось всеми оттенками серого, не пропуская сквозь облака ни единого солнечного луча, что очень гармонировало с моим душевным состоянием. Прикурив, я задумчиво перекатила между губами фильтр сигареты, не решаясь сделать затяжку. Пожалуй, на пару сеансов мазохизма меня все-таки хватит, ведь я очень даже слабо себе представляю, как жить дальше, не разобравшись с теми чувствами, которые до сих пор перекрывают сознание. Может, я и приняла тот факт, что его в моей жизни больше не будет, но разобраться в себе до сих пор представляется крайне необходимым. А ведь чтобы что-то понять, всегда нужно вернуться в самое начало.