***
Мама и папа Мари всегда удивлялись тому, как их годовалая дочь умудрялась ввязываться в неприятности. Она то скатывалась с невысокого дивана, запутавшись в пеленках, то роняла кружки с недопитым родителями чаем, то наступала ручкой на собственную игрушку, то, не заметив, врезалась головой в ножку стола… Таких историй у мсье Дюпена и миссис Чен было предостаточно, хотя маленькой девочке тогда не исполнилось и тринадцати месяцев. Но с определенного момента их стало еще больше. Темноволосая голубоглазая малышка тогда сидела недалеко от батареи и тщательнейшим образом рассматривала какую-то силиконовую игрушку, ощупывая на ней каждую неровность. Это был апрель и батарея еще работала, хотя грела уже не так сильно, как ей было положено. Сабина тогда готовила на кухне суп, периодически поглядывая на свою дочь, но, в который раз убедившись, что с ней все нормально, полностью погрузилась в готовку. Тем временем маленькой Маринетт надоела та безделушка и она решила переключиться на что-нибудь другое. Этим другим оказался красивый, ярко-красный рычажок на батарее, до которого девочка как раз дотягивалась. Сабина повернулась на ее веселый смех именно в тот момент, когда миниатюрные ручки поворачивали быстро поддавшийся кран, из которого секундой позже полилась вода. Женщина вскрикнула и, огибая барную стойку, бросилась к своему чаду, да так и застыла, не доходя трех метров. По своей амплитуде вода должна была если не бить, то хотя бы заливать вытянутые вверх ручки и лицо Дюпен-Чен, но этого не происходило. Горячая жидкость словно встречала преграду на уровне ладошек и, неестественно извиваясь, обходила хохочущего ребенка стороной. Тем не менее, некоторым временем позже Сабина оттащила свое дитя от батареи и закрыла кран, все еще отходя от шока. Вечером ей и ее мужу предстоял серьезный разговор. Да, в прошлом они уже говорили на тему магов-родственников, еще до того, как поженились, но… У Ченов в семье были только маги огня, и то Бог знает в каком поколении, а это означало, что склонность к магии воды у их дочери могла происходить лишь по папиной линии. Обстоятельный разговор состоялся, все недомолвки были рассказаны, обид не имелось. Том сказал, что когда она спрашивала тогда, он действительно не думал, что у него в семье могут быть маги, но потом он узнал от отца, что его прадед был магом воды, но решил уж не акцентировать на этом внимание — в конце концов в каждой семье когда-то были маги. Он и не думал, что гены могут себя проявить через столько поколений. Сабина смягчилась и признала, что если их девочка будет сдержано себя вести, то никто ничего не узнает, но она явно поспешила с выводами. После этого инцидента с краном у Маринетт словно сорвало предохранители — теперь она если и влипала в различные ситуации, то именно из-за своего дара. Ее родителям пришлось продать бывшую квартиру и выкупить здание нынешней пекарни, чтобы постоянно держать дочь в поле зрения, ведь ее нельзя было даже отдать в детский сад. Казалось, что чем дальше шло время, тем сильнее становилась малышка и тем сложнее ей было себя сдерживать. Если раньше вода, с которой она игралась чаще всего (от остальных игрушек она просто напросто отказывалась) немного каталась из стороны в сторону усиленными стараниями девочки, то к двум годам она уже научилась ее поднимать и перемещать по воздуху. Разумеется, в небольших количествах. Двухгодовалому ребенку сложно было объяснить, почему ей нельзя использовать магию — ведь это ее природа и в этом постоянно была потребность. В три года Мари все-таки попыталась слушать родителей и быть «хорошей девочкой», но ничего из этого не вышло. К тому времени она уже сравнительно хорошо говорила и могла объяснить происходящее. А произошло нечто из ряда вон выходящее. Следует напомнить читателю об истинной причине беспокойства Сабины и Тома: магия повсюду была запрещена и уголовно наказуема. Уравнители, Хранители Гармонии или просто ХеГи, как их все называли, четко исполняли свои обязанности. По их мнению (которое им давным-давно навязали) маги были монстрами, мутантами, непростительной ошибкой природы, сбоем программы. Они были опасны, а их способности — необъяснимы, а все, что человек не понимает, он отрицает, как известно. Магов уже осталось очень мало — особенно по сравнению с временами Аватаров Аанга и Корры — их традиции и культуры были забыты, памятники истории уничтожены или запущены… Но в семьях все равно продолжали рождаться маги, которых их родители всячески пытались скрыть от властей. Все это происходило, разумеется, не только в столице Франции, но и по всему миру. В один из самых обычных четвергов семья Дюпен-Чен по своему обыкновению торговала в пекарне. Это был вечер февраля, когда солнце еще заходит рано, и темнеет уже в шесть часов. Луна, а она была полной, давно взошла на небосвод, разбрасывая свою чудотворную энергию на километры вокруг. Возле кассы стоял парижанин, уже собиравшийся расплачиваться, и попросил добавить в счет бутылку газированной воды. Именно в этот момент в прихожую, обставленную всевозможной выпечкой, вбежала жизнерадостная Маринетт с плюшевым котиком подмышкой. Еще из коридора она начала традиционно звать маму, чтобы что-то ей сказать, но все ее слова потонули в небольшом взрыве. Когда она подбежала к кассе, с которой мужчина уже взял газировку, крышка напитка не выдержала и вся вода, за исключением, разве что, десяти капель, фонтаном рванула из пластиковой упаковки. Голубоглазка ничего не понимала (она ведь даже не хотела ничего такого!), пока Сабина вытирала воду на пиджаке покупателя, бормоча что-то про «слишком много газа в воде». Мужчина, видимо, не был конфликтным человеком, поэтому не стал акцентировать на этом происшествии внимания и трясти с «TS» компенсацию, но женщина тогда очень нервничала — они должны были испечь ему на свадьбу два шикарных торта — и боялась, что он отменит заказ. Этим же вечером состоялся импровизированный совет, на котором было решено, что так продолжаться не может. Взрослые не могли винить свою дочь в ее неумении управлять своей силой, но они решили, что эту проблему надо было как-то решать — ведь нельзя же навечно запереть ее в комнате? Решение пришло само собой: через полтора часа к ним приехал младший брат Тома — Тео — со своей женой Камилой. Они поженились два месяца назад и из-за того, что были в Париже проездом, были приглашены на ужин. Маринетт очень понравилась Камиле, поэтому большую часть вечера она проводила с ней, заставляя ее родителей кусать локти, переживая, как бы она ничего не натворила. Их опасения не были напрасны: когда девочка испачкала руки в салате и пошла со своей тетей в ванную умыться, она была подвергнута нещадной пытке щекоткой, которая была одним из величайших страхов Маринетт. Она начала истошно хохотать и брыкаться, и в какой-то момент ударила кулачком по мокрой поверхности раковины — все капли, которые были в радиусе десяти сантиметров, тот же час отодвинулись, образовав окружность. Камила не могла этого не заметить. Она прекратила щекотать свою племянницу и с поразительным спокойствием отметила это про себя, лишь спросив ее о том, хорошо ли у нее получается играть с водой, на что та, разумеется, ответила утвердительно, подробно обо всем рассказыв. Наверное, стоит подробнее описать Камилу: она была стройной, длинноногой девушкой среднего роста со светло-голубыми глазами и темно-русыми волосами, которые струились волнами до талии. Эдакий ангел, к которому потянуло бы любого трехгодовалого ребенка. Она была одета в серое платье, к которому была элегантно приколота брошь с инициалами К. К. Через полчаса гостья со своим супругом ушла, подмигнув и помахав на прощание Маринетт, которая уже буквально таяла от ее внимания. — Камила такая холосая! Она ведь есё плиедет, да, мам? — Я не знаю, милая. — А чем она тебе так понравилась, а, проказница маленькая? — сзади к синевласке подошел ее папа и взял на руки, вглядываясь в раскрасневшееся от постоянного смеха и бега лицо. — Она со мной много иглала, мы стлоили замок из кубиков, иглали с водой… — Стой, стой, стой, я надеюсь, ты без нас не использовала магию? — Вы же заплесяете мне делать это одной, — оба родителя облегченно вздохнули, но после следующих слов своего чада округлили глаза и раскрыли рты, — А так я была с Камилой. На это невозможно было ничего ответить. Да, Камила стала родственницей, но это же не значит, что ей можно раскрывать самую большую тайну, которая у них имеется! Сабина тут же бросилась к телефону, а Том поставил Мари на землю и побежал к жене. А она уже приставила телефон к уху и, закусив губу, ждала ответа. Наконец, гудки закончились. — Да? — Ало, это Сабина… Сабина Чен, ты сейчас у нас была… — Да-да, я в курсе. Успокойтесь. Я все знаю. Не волнуйтесь, я никому не скажу, что Маринетт фанатеет от водяного. — Что? — Только своему папе, он какое-то время тоже увлекался собиранием плакатов с водяными и русалками, вашей дочери понравится. Я даже думаю, ей будет полезно на них взглянуть. Я сейчас скину вам его электронный адрес, обязательно наберите, он как раз в городе. — Что? Подожди, подожди… Зачем нам звонить твоему отцу? — Я уверена, вы сами знаете о своей проблеме, — каждое слово было произнесено с нажимом, — Мой папа поможет ее решить. Простите, я больше не могу говорить. До свидания! Камила быстро сбросила трубку, а Сабина осталась стоять в полном недоумении, пока ее телефон не пискнул, известив о новом сообщении, которое состояло из одной лишь ссылки и имени «Корнелий Кодо».***
Корнелию позвонила не только миссис Чен, но и его дочь, которая смогла произнести больше трех слов в разговоре с владельцем одной из крупнейших фирм Франции. На давно оговоренном языке она донесла до Кодо весть о том, что Маринетт — маг воды, и как она поняла, очень перспективный. Следующим вечером он на машине своей фирмы подъехал к пекарне и познакомился с девочкой, о которой ему рассказала Камила. Мари определенно его удивила, в ней четко чувствовался потенциал, который было бы грехом оставить без внимания. В три года она делала то же, что другие дети в семь-восемь лет. И, разумеется, мастер вцепился в это сокровище мертвой хваткой. Первая их встреча вышла слегка… неожиданной. Родители Маринетт разумеется предупреждали ее о том, что придет очень важный дяденька, которому нужно понравится, но она как-то упустила тот момент, когда он действительно пришел. «Мама, мама, смотли, я научилась делать салик!» — именно с этими словами она вбежала в зал, поддерживая в воздухе перед собой маленький круглый кусочек льда. Сабина Чен тут же ахнула, переводя взгляд то на мастера, то на дочь, которая была сосредоточена на застывшей воде, пытаясь поднять ее как можно выше. «Ты ведь говолила, сто мне отень надо кому-то понлавиться… Этого будет достатотьно?» — на эти слова своего ребенка женщина приложила руку ко лбу и тяжело вздохнула, а Корнелий решил наконец прекратить мучения мамаши. «Более чем» — на эти слова, произнесенные ранее неизвестным голосом, девочка вздрогнула, уронила свой «салик» и повернулась на звук. Перед ней стоял высокий, подтянутый, среброволосый мужчина в белом смокинге, по-доброму ей улыбавшийся. «А вы кто?» — синевласка недоуменно склонила голову, прищуриваясь. «Меня зовут Корнелий Кодо. Я буду твоим учителем» — бизнесмен так же наклонил голову, повторяя за юным магом воды, пока та не улыбнулась ему, растягивая губы до ушей. «Знатит, я вам понлавилась?» — глаза Маринетт искрились детской радостью. «Определенно, — ответил мастер, — Но тебе нужно практиковаться». Он легонько повел рукой, собирая осколки льда на кафеле в один тугой комок и поднял его на уровень глаз Мари. Она захохотала, магией подхватила его и убежала в другую комнату. «Вы действительно будете ее обучать?» — в голосе Сабины ясно слышались волнение и облегчение. «Конечно. Я буду стараться находить для нее время каждый день» — ответив этой фразой, Корнелий слегка поклонился и ушел. Так же, как и его дочь, Кодо был очень дружелюбным и открытым, особенно для крупного начальника, пост которого он занимал на всех правах. В его голосе четко слышалась твердость руководителя, когда он делал замечания, и забота отца (во всех остальных случаях), из-за чего-то, что Маринетт к нему тянуло, не было удивительным. Сначала Корнелию не удавалось часто заскакивать к своей подопечной, но примерно с четырех с половиной лет их занятия начали перерастать в нечто большее. Теперь он начинал учить ее не только поддерживать воду в воздухе и не отвлекаться на игрушки, он постепенно, даже особо не уделяя этому внимания, начал рассказывать историю их народа, их вековые традиции, сказки и предания, легенды. Их родство было седьмой водой на киселе, но несмотря на это, Кодо стал для Дюпен-Чен одним из самых близких родственниках, наравне с матерью и отцом, возможно, даже опережая их. Ему она могла доверять то, что не решалась говорить родителям — например о том, как ей нравился мальчик из садика, в который она теперь могла запросто ходить. Но одно правило мастер вбивал в голову маленькой девочки четко: ей ни за что и никогда нельзя использовать свою магию вне дома, и даже вне своей комнаты… А лучше вообще не использовать ее без него. Начиная с пяти с хвостиком лет, когда она уже начала лучше осознавать себя, он начал объяснять ей этот закон тем, что повсюду были, есть и будут чужие глаза и уши, которые смогут на нее донести, навредив не только ей, но и всей ее семье. Это была чистая правда, Корнелий не считал нужным скрывать ее. Учитель и ученица всегда были очень близки, но им предстояло пережить некоторые события, после которого они должны были стать еще более близкими друг для друга. Ровно за неделю до седьмого дня рождения Маринетт их семью постигло великое несчастье: дочь Корнелия Кодо — в прошлом Камила Кодо, но уже давно Дюпен — была мертва. Мастер был безутешен. Особенно учитывая то, что она находилась на втором месяце беременности. Камила тоже была «счастливой» обладательницей магии воды и погорела на одной из миссий, которую проводила вместе со своей близкой подругой — прекрасным магом воздуха — которая так же была убита. Корнелий, у кого больше не осталось никого, наотрез отказывался рассказывать, что это была за «миссия», поведав лишь о том, что основана она была на благородстве и доброте и что из ста не имела и тридцати шансов на успех. Единственная, кому Кодо мог доверить правду, была маленькая Маринетт, но она была слишком юна для нее. По крайней мере, в том возрасте. Корнелий все те два месяца был в необычайно приподнятом настроении: радость от осознания того, что у него скоро родится внук, казалось, передавалась всем остальным, но со смертью дочери, ни о чем таком и речи идти не могло. Единственным лучиком света в его жизни стала его подопечная, которая заменила ему не рожденного малыша. С семи лет, когда она числилась не только его ученицей, но и год как ходила в настоящую школу, Корнелий начал усиленно ее готовить: каждые каникулы они уезжали на дачу Кодо, где было больше места для отработки настоящих приемов, каждые выходные они вместе выбирались на их тайную базу, на которой, правда, Мари не разрешено было раскрывать никому, что она маг. В общем, развитием своей названной «внучки» мужчина занимался не на шутку. Но только к тринадцати с половиной годам она узнала истинную причину, по которой он так усердно показывал ей древние боевые приемы и секретные техники, различные стили и тонкости. Именно в тринадцать с половиной лет родилась Ледибаг, бесстрашная героиня Парижа. Еще в самом начале родители Маринетт знали главное желание Корнелия — вернуть справедливость и «свергнуть» уравнителей. И они определенно понимали, что когда-нибудь он не упустит возможности воспользоваться их талантливой дочуркой. Но тем не менее, не помоги он им, она бы в очень скором времени выдала и погубила себя, а так у нее еще был шанс… Одним из теплых летних дней Корнелий Кодо посвятил голубоглазку в свой план, в котором она, как превосходный маг воды, должна была исполнять главную роль. Она должна была стать символом не только удачи, сопутствующей магам, но и революции в целом. Имя Божьей Коровке тоже досталось не случайно: уже на закате жизни Корры некоторые книжные издания начали выпускать комиксы, в которых главной героиней была Ледибаг. Конечно, нарисованы комиксы были не так хорошо, да и поколение, читавшее их, давно исчезло, но смысл эти разукрашенные страницы, нарисованные еще во времена равноправия между людьми и магами, имели схожий с данной ситуацией: два героя сражались против бесконечного потока все новых и новых злодеев, прислуживающих одному главному антагонисту. Конечно, у нынешней Ледибаг в паре никакого Кота Нуара не было, но в теории он когда-нибудь мог появиться, на что Корнелий и уповал. А пока Божья Коровка и одна справится. Первая операция Ледибаг была не особо сложной и опасной — это был своеобразный дебют, которым девушка должна была заявить всему миру о своем неповиновении. Она из хорошо подобранной ткани почти самостоятельно сделала себе костюм, на который гордо прицепила красный значок с пятью черными точками. Двадцать седьмого июля она совершила вылазку к одному из сторожевых пунктов, где вырубила дежурных и поломала все оборудование, кроме единственного сигнального маячка, сообщающего о том, что на данном участке все хорошо. Сигнал шел непрерывно. Через час на этой границе, отделяющей территорию Парижа от остальной территории Франции, проезжал грузовик с эскортом из одной машины. Почти одновременно их днища были изрезаны водяными хлыстами, движение прекратилось. Сначала в темноту вечера вышли пассажиры более легкого автомобила, держа наготове руки в электрических перчатках и пистолеты с холостыми и электрическими снарядами. Они не могли никого убить из соображений безопасности (и опасаясь судебных исков), а вот оглушить или ранить — всегда пожалуйста. Вокруг было темно, и разглядеть темно-синюю тень, в тот момент притаившуюся в кустах, было практически невозможно. Она, по совету Кодо, ждала пока уравнители рассредоточатся, и только потом начала атаку, используя понемногу воду из набедренных фляжек. Почти бесшумно ступая по траве, она вогнала лед в дуло оружия ближайшего противника, после чего, не жалея водного запаса, приложила его как следует. Пригнулась и оказалась возле машины, пока сбоку на шум прибежал новый ХеГ. Сражаться небольшим количеством воды было очень неудобно, учитывая, что она не могла никому наносить кровоточащих ран, но она справлялась: этому резко заморозила голову, лишив координации, следующему, убирая воду с лица предыдущего, пригвоздила ноги к земле, сбивая назад корпус и голову, другого приложила головой о машину… Весь урон был небольшим — максимум сотрясение и ушибы, но его следы присутствовали на каждом уравнителе спустя десять минут. Маринетт, бесконечно уставшая, наконец могла спокойно зайти внутрь грузового отсека первого автомобиля и увидеть, ради чего она здесь была: две стопки отборнейших книг и свитков, каким-то чудом сохранившихся и не сожженых. Да, кому-то это могло бы показаться сомнительной целью для вылазки, но это было необыкновенно полезно для магов их тайного лагеря, в котором каждая буковка, каждый рисунок был огромным сокровищем. Дюпен-Чен и подумать не могла, почему эти бесценные знания не уничтожили, зная, что где-то есть на них желающие. Уходя с «места преступления» девушка на лед прицепила к лобовому стеклу свой значок, разукрашенный в стиле божьей коровки, и вырезанный из статьи заголовок, в котором красной пастой надпись, ранее гласившая «Гармонии — быть!», была изменена на «Вашей гармонии — не быть!». С такого приключения началась карьера Ледибаг, которая продолжалась до ее четырнадцатилетия, и если быть точным, с половиной, ведь после ноября, после той злосчастной операции, от героини Парижа не было ни единой весточки. Да и самой героини в городе не было.***
Смерть Корнелия перевернула весь мир Маринетт с ног на голову. И не только ее личный мир. Повсюду говорили о неожиданном исчезновении одного из крупнейших бизнесменов Парижа, о чьей брендовой марке знали без исключения все. Всегда, когда некоторые бесследно пропадали, знающие люди понимали, что они либо как-то были причастны к магии, либо сами были магами. Так же всем было известно, что ранее невероятно роскошную и богатую фирму внезапно объявили банкротом, полностью закрыв и изолировав. А еще повсюду ходили слушки о том, что недавно база уравнителей загадочно пострадала по неизвестной причине — все-таки как не старайся, невозможно заставить замолчать всех. Каждый был напуган и взволнован, ведь если уж и такой влиятельный человек не смог откупиться от предоставленных ему обвинений, то что может произойти с ними, простыми людьми.? Но горе и опасения одной маленькой синевласки отличались от чувств большинства. Она не давала, не могла дать волю эмоциям пока находилась в роли Ледибаг. Было что-то такое в ее альтер-эго, что заставляло ее быть сильнее, чем она была на самом деле. Да и нельзя ей было отвлекаться — нужно было придумать хоть какой-нибудь план и решить, что делать дальше. Но сейчас, когда подбадривающей маски на лице не было, девушка могла вдоволь пореветь, заперевшись в своей комнате. У нее было всего лишь несколько часов, чтобы полностью собраться и стереть с лица все следы слез, которые все не хотели прекращаться. Она ходила из стороны в сторону, то сжимая руки в кулаки, то бессильно роняя их. Вспоминалось все самое лучшее, что было в их совместной истории: первый боевой прием, совместные веселые баталии, рассказы про нее маленькую, его улыбка… Вспомнился и ее последний день рождения, когда мастер помимо основного подарка подарил ей праздничную открытку, которую, похоже, сам сделал, и бенгальскую розу, в данный момент притянувшую взгляд Маринетт. Та стояла на подоконнике, где явно замерзала: листья потемнели, а цветы необычно застыли, будто держались изо всех сил, собираясь уйти так же, как и тот, кто их подарил — отвоевав свое с честью. Девушка медленна подошла к цветку и почувствовала ветерок, дующий из не до конца закрытого окна, за которым отстраненно сияли звезды, не обращая никакого внимания на мир под собой. Эта безучастность еще больше разозлила голубоглазку, ведь в голову пришла мысль о том, что кому-то совершенно плевать, что умер человек. Даже, возможно, тому, кто убил его. — Мне не все равно… Мне не все равно, слышишь! — неизвестно кому был адресован ее яростный шепот. Казалось, Маринетт проклинала весь мир. Как по команде один из верхних цветков упал — его мороз настиг, когда он был на пике своей красоты — замерев возле ладони хозяйки комнаты. Слез больше не было, лишь покрасневшие глаза, на фоне которых голубая радужка казалась еще более яркой и пронзительной, отчаянно смотрели перед собой немигающим взором. — Пусть всем воздастся за то, что они совершили. И пусть ни один преступник не избежит правосудия, — все ее существо пылало ненавистью и праведным гневом. В голосе четко слышалась боль. Кулаки вновь неосознанно сжались, словно она лично душила того, кто метнул в ее учителя тот злосчастный нож, — Моего правосудия. Послышался тихий хруст. Девушка вздрогнула и словно очнулась ото сна. Она посмотрела вниз, на свои руки, лежащие на ледяном подоконнике и увидела бутон с поломанными лепестками, к которому даже не прикасалась. Его ярко-малиновый цвет казался еще ярче, чем на соседях, оставшихся на своих черенках. Мари неуверенно тронула поверхность лепестка, но она не была податливо-мягкой и бархатной, как обычно, она была тверда и холодна. Маг воды взяла в руки это замерзшее чудо, чувствуя, как оно начало теплеть там, где его касались пальцы. Да ведь этот цветок заледенел! Неужели это она, Маринетт, заморозила соки внутри него? Раньше ничего подобного не было… Нет, она, конечно, могла вытягивать из растений влагу, но лишь ее натуральные частицы — молекулы чистой воды, а здесь… В любом случае практиковаться, особо поражаться или хвалить себя времени не было, и девочка, напоследок пару-тройку раз всхлипнув, начала собирать вещи. Ей и ее друзьям предстоял долгий путь — шутка ли, пройти от Парижа до самой Сибири*.?