Ловушка демона.

Весь этот день я провёл в ржаке над Владимиром. Пока он уделял знаки внимания приходящим людям, я то и дело подкалывал или «случайно» подставлял ему ногу. Его глаза горели адским желанием пришить меня к стенке, но я бессмертный, смерти не боюсь. — Бессмертный что ли? — ворчал он, изредка давая оплеуху или ставя такие огромные шалбаны, что от головы точно ничего не останется. — - Влад, вы только что это поняли? — посмеялся я, понимая что в такие моменты разрешено обращаться на «ты» и никакие возмущения хрыща не помеха, ведь мы — товарищи по службе. — Молчи, недоросль. — Больше фантазия ни на что не идёт? — Это подкол к тому, что у тебя нет имени? — я похлопал в ладошки и искренне восторгался его развитостью ума. Его это выбесило, что он отвернулся и случайно сказал первому попавшему, видимо, очень важному лицу, — сволочь, — это было последней каплей его великого терпения и моей великолепной выдержки. Это было слышно на улице, на десятом этаже, что даже оттуда соизволили спуститься. Мой ор смеха его доканала, что он решительно погнался за мной. Во время нашей игры чего только не случилось: и миниатюрный с узорами выполненный из стекла столик разбился, опрокидывая вазочку с розой, картина вылетила как минимум на километр и дальше, небольшие часики из чёрного дерева с золотыми стрелками от нашего шума сами по себе сломались и упали, често говоря не помню как мы умудрились их сломать, хрустальная люстра пошатнулась, вот-вот упадёт, шторы, сшитые из натурального шёлка, превратились в половую тряпку, кафель или фигня какая-то под ногами треснула, гости пытались сторониться, но мир жесток, попадали нахер. Вот я делаю офигенную сальтуху, точнее подскользнулся, полетел и (прим. умер) умудрился врезаться носом в стену. Круто, — поросёнок несчастный! — Е-е-е, я несчастный, но не поросёнок. — Гто-о-о-о-о-о!!!!!!!!!!!! — пришла смерть. По голосу слышу. Влад нервно вздрогнул осторожно повернул голову, его пот капнул мне в глаз и получилось так, что я выпустил слезу, дабы избавиться от его кислоты. Чел приближался, словно непредвиденная буря, и орал на нас так, как орут на живодёрне, мне досталось больше всего, потому что я был весь мокрый и без пиджака, по дороге выронил, когда цунами близко было. Ну сижу тут мокренький, голенький, плачу сижу тут и в общем голодный, живот резко заболел, уставая предупреждать об опасности, и он молит мозг, вымогая информацию — письку получит. Тем временем ранее выпрямившийся Владимир стоял, как протухшая козявка на единственной тоненькой паутинке жизни, и лизал пол. Я умилялся его виду, взгляду, всем, что у него есть и кое-как сдерживал смех, глядя на чупачупса. Стене везёт — стоит и ржёт, и плачет, и кряхтит. А когда чупсик закончил, прошло минут пятнадцать, ну нахер, вот почему попа онемела, — понял!!? — Да, — не-а, опять я всё проспал. Вспоминать, не вспоминать ничего не вспомню. Чупс сузил глаза, мол, без головы останешься. Я надул щёки, чем больше, тем лучше, дикий хохот лез сквозь горло. Кажись заметил. Уходи, хуже будет… мне. Я весь покраснел, даже рак, лёжа на серебряной посуде завидовал моему окрасу, дрожал, как Тузик в грелке, видимо даже козявка соизволила заметить меня из-за дрожащего пола, с которого он, естественно в соответствии со своим именем козявки, убирал своё говно, моё не считается, он виноват. Чуписа сильнее сузил глаза и сделал шаг в мою сторону. Его лицо. Я ошибался. Есть люди хуже лимона, но Владимира ему не победить, он святой мастер........... Меня осенило! Я понял, почему в голову пришла первым делом мысль о чупа чупсе при виде этого человека! И тут раздался зверский, поистине дьявольский хохот. Самый лучший день в моей жизни! Окружающие сначала были ошарашены, но похоже вскоре смирились и делали попытки успокоить меня, не будь психом, даже стены ржут уже не от боли, а от моего хохота. — Идиотина… -…думаю, тут и говорить не стоит, кто жертвует психикой. — Вставай. Открывая глаза полные слёз, я увидел над головой людей в чёрном. Реально в чёрном из них был только один. Эмигрант? Ага, а другие похоже тоже самое, только вспотели слегка. Шли такие за границей с ног до кончиков волос чёрные, перешли границу Великой Российской Федерации и начали потеть или холодеть (прим. именно холодеть) и вот остался один. Прям бессмертный, как я. — Алло, это агент 007 пришёл на место преступление. Пока чисто. Осматриваю помещение. Стоит козявка, пол лижет, маль.. пацан лопает от смеха, — поставя одну руку к уху типа телефон, а другой прикрывая рот типа скрытый микрофон, говорю я сквозь смех. — Недавно нашли мальчика с неизвестной родословной. Это ты? — Так точно! — опять мальчик! — Вставай. — Никак нет! — живот от смеха болит. -… — Здравствуйте… Ёжики, — вставая протянул я руки, жаль третьей нету, — вы уж простите за ожидание. Давайте познакомимся, я люблю а. — Апельсины, коноплю, — перебил меня водичка, с*ка, да я убью тебя! — Абрикос, — продолжил я. — Апельсин, — сказал пришелец, прилетевший из туалета. — Фу, терпеть не могу! — Ч-ч… — негодовал засранец, состоящий из соплей. — Ошибка вышла, капитан, — вновь изображал я спецагента, — человек-помойка на свободе, вызывайте подмогу! — Агент 008 на связи, подмога не в силах вам помочь, — сказал негроид, с сарказмом невиданной мощи, — проследуйте за нами. Я — придурок, побежал за пиджаком и, реально убедившись, в каком он состоянии, плюнул на него, оставляя свои помои в мусорке. Ну-с, бессмертный как никак, пошёл прочь за дверь, дальше побежал, моля о помощи. И я — жопа, и он — жопа. Пошёл за мной, мол, в машину сел, но, выйдя на улицу, не застал меня, объявил о розыске. А я тем временем, следуя традициям Англии, спокойно попивал чаек, правда, как говорят татары, кежеде урамда. Я остановился, как козёл встал в позу и лизал асфальт. Вокруг бегали молокососы, крича что-то на китайском, потому что слов уже не разбирал. Вдруг на меня полетел сферической формы предмет, и я упал. Они схватили мячик и как ни в чём не бывало погнались играть. Бесчеловечье! Расизм! Как так можно? Оставить человека умирать! Пофиг, им же хуже будет. Я встал и решительно… упал, разодрал коленку, снова решил встать — упал. Те стоят, ржут, смотрите, пьяный ребёнок, как шалтай-болтай шмякает. Куда катится мир. Упав наверно раз десять, я пополз, но сил не было, заснул. И тут такая картина перед детьми: бежит орангутанг, упал в позу рака, мячом изнасиловали, разлился по земле, встаёт — падает и так 10 раз, как обезьяна танцует, как чебурашка ползет и спит. И тут встаёт вопрос: где таких выращивают? Конечно же в лаборатории под кроватью. Я проснулся, но не на мягкой тёплой постели, согретом моим телом, а в мусорном баке. Какой чёрт сюда меня припёр, известно только ему. Голова была засунута в какое-то отверстие, где сильно воняло, рука оказалась в чём-то жидком и липком, ноги подняты кверху. Я попытался вылезти оттуда и опрокинул бак. Человек с удивлённой гримасой смотрел на меня. — Чё зыришь? Бомж еду ищет, вали отсюда. После моих слов он быстренько свалил, а я начал вспоминать, где мой обезьянник. Сволочь, Владимир, похуже моего положения окажешься, не могли же дети своими тоненькими ручонками поднять меня, а спецназовцы если бы и нашли, то с собой потащили бы. Тёплые тона вечернего заката приятно влияли на глаза, давая им спокойствие. Городской шум понемногу стихал, и можно было услышать голоса, раздающиеся далеко отсюда. Приятное время. Всё красиво, но я, говно, всё порчу. Стали зажигаться фонари, в зданиях появился свет. Мимо меня проходят влюблённые парочки, закрывая нос рукой и оборачиваясь, я же крутой, умею портить настроение. Вот знакомая улица. Только здесь было чисто. Так случилось, что во время побега я умудрился разбить фарфоровые горшки с цветами. Похоже, что они уже закрылись. Ну и похрен, мне же лучше. Я поплёлся дальше, а дальше, как говорится, интереснее. Я прошёл как минимум несколько километров, но них*я не нашёл ничего интересного. Вот ночь настала, грибной дождь покапал, словно по своим делам и не хотел, НО я, с*ка, намок! Я и так весь в говне, так ещё на меня пописила какая-то тучка. Прошло ещё только 30 минут и тогда я успокоился. Быстро, скажем. Иду, иду, иду, а за мной собака тащится, она и потерпела крушение моего разрушенного психоза, но собака умная, поняла и отстала, негодуя на мир, о котором я рассказал со всей душой бомжа. Не понимаю животных, их намерения, чувства. Инстинкты — единственные, что движет им, но так ли это? Если бы человеком двигала та же сила, то стал бы он превращаться обратно в человекоподобную обезьяну? Такими чудиками, как вампир, оборотень, distroy, зомби и так далее, управляет жажда плоти и крови, демонами — жажда живой души, мной — жажда мести и издевание над другими, особенно над водичкой, людьми — жажда выполнения цели, страсть к определённой вещи, к будущему, к знанию, быть любимым и найти свою, счастье, удовольствие, но если он перейдёт эти рамки, то появится желание, съедающее, делающего его жестоким, способным на насилие, поглощающее не только его душу, но и убивающее окружающих. И это всё — человек, такая слабая с виду, но какая разнообразная и интересная. Возможно, этим он и отличается от остальных, в своих слабостях, чувствах, и никакие инстинкты не смогут повлиять без ущерба в его душе. Оставшееся глубокое пятно может зажить, но душу не вылечить, она определяется самим личностью, обладающего ей, поэтому никакая нечисть или боль не сможет потревожить. Врезался я, короче, в стену здания, кровь из носа, как обычно, вылетели мысли первым рейсом, высиживая в первом классе яйца моих трудов, забыл о времени, обернулся и вспомнил вид из моего окна, и знаете, как резанный радуется же, что ему пришили на место все органы, так и я поступил, только для большей правдоподобности ещё в ладоши похлопал, не дай Бог, подумают, что придурок на улице счастливым стал от поцелуя с кирпичом, я быстренько влез в своё драгоценное окошечко, барабанная дробь, и я на полу. — Земля! — шёпотом сказал я вставая со стула, на которое упал и я, и я, что всё со мной, и небольшое происшествие, состоящее из битого стекла и тех помоев, что принёс. Конечно же все прибежали, как обычно несутся при запахе вкусной еды, но, почувствовав аромат моей души, упёрлись обратно кто за чем, впрочем, бежали лучше, чем от фашиста. Подошёл блондин, он, оказывается, бессмертнее, чем я думал, понюхал и сказал, что типа влип в говно (про происшествие в высшем обществе), я отвечал, что знаю, не нужно подробностей и в знак подтверждения привёл тот факт, что воняю. Он доверчиво улыбнулся и пошёл готовить мне ванну. Он мастер, конечно же, но не лучше ли было бы в душе? Но, Бог с ним, он поможет.