ИК. Только знай...

      Танец остановился, безобразно частое дыхание смешалось в единое. Кацалапов был максимально близко, как в те важнейшие секунды их триумфов, прижавшись своим лбом к ее, обхватывая ладонями раскрасневшееся лицо и чуть соприкасаясь носами.       Первой пришла в себя девушка, отталкивая от себя растерянного фигуриста. Уголки ее рта дернулись в неудачной попытке что-то сказать, но на деле ничего не получилось. Она просто хватала ртом воздух, будто выброшенная на берег рыба. Да и что она могла сказать?       «Привет, давно не виделись! С каких пор решил почтить меня своим присутствием?» или «Видеть тебя не желаю, Кацалапов», а может закатить неоправданную сцену ревности и спросить вдобавок про Синицыну, вдруг через пару секунд и она здесь мистическим образом появится.       Нет, хватит, довольно. Раз решила, Лена, тогда действуй до конца.       Никита непонимающе наблюдал, как его Лена Ильиных, разворачиваясь, уходит. Но отпускать ее так просто он не был намерен, поэтому стоило ей только коснуться своей спортивной куртки, висевшей на бортике, как в ту же секунду на ее пальцы приземлилась рука Кацалапова, а он сам уперся второй рукой по другую сторону дверцы, не позволяя девушке пройти.       Проследив за его движением, она с вызовом взглянула в светлые глаза, чуть не упираясь головой в мужской подбородок.       — Ты даже ничего не скажешь? — расстроено проговорил он, хотя надеяться на что-то более благосклонное было глупо, оставалось радоваться, что Ильиных не вздумала огреть его бутылкой воды, также стоявшей здесь.       — А это так обязательно?       — Тебя это может удивить, — кареглазая приподняла бровь, — но да. Да! Мы не виделись почти три года и…       — И что? — вступила фигуристка, пытаясь придать своему голосу уверенности. — Не знаю, зачем и как ты оказался здесь, но давай забудем этот танец. Эта песня была лишь поводом, чтобы выпустить эмоции, ничего более, — настаивала она на своем.       — Так ли это на самом деле?       — Именно, ты просто оказался в данном месте в данное время, вот же совпадение! Но тебя это, Кацалапов, — добавила она, чуть сузив свои темные глаза, — не должно беспокоить в принципе. Это всего-навсего наваждение, было и прошло, как и наше партнерство.       — Может, хватит?       — Что, прости?       — Врать, — да, не слишком гладко начался диалог, и не так фигурист представлял себе их встречу. Но Никита постарался не растеряться и говорить то, что чувствует. Какого-то заранее выстроенного алгоритма невозможно спланировать, когда дело касается чувств. — Я же видел, как загорелись твои глаза, ты не оттолкнула мою руку.       — Ни тебе меня упрекать. Тебя не было! За такой огромный промежуток времени я не услышала от тебя и слова, ты даже не удосужился сказать, что тебя не устраивало: катание, программы, требования тренера… А может тебя не устраивала именно я как партнерша? — все больше распылялась девушка изо всех сил борясь с комом обиды, так не вовремя застрявшим в горле. Ее кулаки нервно сжимались, а глаза опасно блестели.       — Лена, я… — не мог вымолвить Кацалапов, внутренне съеживаясь от этого ее взгляда. Он думал, что легче провалиться на месте, чем видеть ее лицо, полное горечи. И вызвал он все это сам.       — Да, — быстро закивала шатенка, и печальная улыбка тронула ее губы, — не стоит сейчас искать оправдания, ты уже давно опоздал. К чему этот цирк…       Она хотела было развернуться, но звенящий в тишине голос вот уже второй раз заставил ее остановиться.       — Я вернулся. Вернулся навсегда, Лена… Ради тебя, — он сжал ее ладонь еще крепче. -Сколько бы не пытался привыкнуть, выбросить все из головы — не мог. Меня тянуло сюда, на родной лед, к тебе — домой. Я виноват, тут уж говорить нечего. Струсил, — усмехнулся, — побоялся того, что полюблю тебя настолько, что уже не смогу отпустить, жить как раньше: от тренировки к тренировке, и даже походов в кино и поездок на море окажется мало. Эти проклятые чувства — из-за них я перестал разделять спорт и личную жизнь, все вдруг стало единым целым и даже наши разногласия касательно программ стали доставлять мне какое-то мазохистское удовольствие, я видел, как ты злишься, дуешься, забавно сводишь брови и хмуришь лоб — сродни какому-то умилению… Но… Ты правда не задумывалась, как часто мы стали ссориться, даже по ничтожным пустякам, подготовка к прокатам зиждилась на еще больших неврозах, чем обычно. Мне было жаль… Пойми, я не хочу говорить, что в первую очередь думал только о тебе — нет, как я уже сказал, я полный кретин и эгоист, но я не мог не думать и о твоем благополучии, пускай, хоть только и в спортивном развитии. Мы все меньше стали друг друга понимать, и ты никак не могла справиться. Признай, ты устала тащить нас обоих. Каждые день, утро, вечер, видя твой усталый взгляд и ободряющую улыбку, слыша твой надтреснутый голос: «Все будет хорошо». Я знал, что ни черта не будет, и ты знала, но все равно верила… А я больше нет. И не хотел обременять.       Сказать, что Ильиных была поражена — ничего не сказать, она смотрела на спортсмена широко раскрытыми глазами и, казалось, пыталась найти какой-то подвох. Но Никита все говорил, а она не в силах была остановить, потому что это было искренне, пусть местами и зверски больно. Больно ее разбитому, так и не зажившему сердцу.       — А Вика, она подвернулась внезапно, хотя, грубо, конечно, так говорить… — девушка тихо, беззлобно хмыкнула. — Еще со времени награждения на Олимпиаде… Знаешь, она же давно клинья подбивала, глазки строила. Тогда я, дурак, думал: «Странная она, на что рассчитывает? Мы только друзья». Но в один момент все изменилось, я отпустил тебя и принял ее предложение, потому что тренировки в Детройте, пускай на немного, но должны были отвлечь от тебя и всего, что с тобой и нашими общими воспоминаниями было связано. Теперь-то я понимаю, что просто искал себе оправдание…       Кареглазая сглотнула, услышать такую взволнованную, наполненную беспокойством речь было для нее в новинку. Да еще и от кого, самого Никиты Кацалапова, Никиты, которому легче в лепешку расшибиться, чем признать свою неправоту. И вот теперь он стоит перед ней открытой книгой, а она, признаться, не знает, что делать и как реагировать на все происходящее.       — Со временем Синицына и сама осознала, что между нами, что как парой на льду, что как парой в романтическом смысле не может ничего быть. Мы спокойно расстались, без истерик и скандалов, пусть с тренерами и было сложнее. Но у них все также остались брат и сестра Шибутани…       Никита на несколько секунд замолчал, переводя дыхание, а затем, выдохнув, продолжил уже спокойнее:       — Я был очень благодарен Руслану за то, что он был с тобой все то время, — парень замялся, кожей ощущая через прикрытые веки, как внимательно Лена следит за ним, — когда я не смог. Он действительно классный партнер, спокойный и вдумчивый, такой тебе больше подходит, — с губ девушки уже хотело сорваться: «Неправда! Руслан мне дорог, он очень хороший, но ты для меня много значил и значишь даже больше, чем думаешь!» — но, конечно, дать сейчас слабину Лена не могла. Она боялась. И этот страх был вполне обоснован.       — Я так много наговорил, но не сказал самого важного. Мой приезд был по двум причинам. И первое — это…       На секунду в его глазах промелькнуло сожаление, и дыхание девушки замерло, что если не сдержится? Как бы она себя не настраивала, не внушала, что больше Кацалапов ее не интересует, что сейчас она может постоять за себя, больше не будет плакать и реагировать на него, но это была ложь.       Она его любила. Всегда.       — Лена, прости меня. Прости, если сможешь. Я накосячил так, что в жизнь не искупить. Но я не могу без тебя, я готов ждать столько, сколько будет нужно, даже всю жизнь, только прости и позволь вновь быть рядом. Мы нужны друг другу, ты и сама это чувствуешь, я хочу кататься только с тобой, — на этом его исповедь закончилась. А девушка все продолжала молчать, заставляя парня от напряжения сжимать угол бортика до побеления костяшек. Спустя несколько напряженных минут, когда казалось, что надежды нет, фигуристка заговорила:       — Ты говоришь, что хочешь вновь встать со мной в пару, — получив утвердительный кивок на свои слова, она продолжила, — а если я откажусь?       — Я уже сказал, больше ни с кем кататься я не собираюсь. Либо ты, либо никто, — уверенность в голосе Никиты и его убедительность поражали.       — Захотел пришел, захотел ушел — так выходит? Нет, Никита, мир не крутится вокруг тебя, — устало выдохнула она, проводя рукой по волосам.       — Верно, он крутится вокруг тебя!       Непонимающий взгляд со стороны девушки вынуждал пояснить.       — Мой мир крутится вокруг тебя. И как бы я не бежал, куда бы и как далеко, судьба сведет нас все равно… Вторая причина, о которой я уже упомянул — быть моей девушкой, однозначно и бесповоротно.       — Шансов было достаточно, как ты не понимаешь, предавший раз, предаст второй, а это уже по сути третий, Кацалапов, третий! — она показала три пальца, сотрясая ими в воздухе, — боль никуда не ушла, и мозг девушки никак не мог принять его слова всерьез. Казалось, это было слишком неправильно.       — Я знаю, такого прощать нельзя. Лена, я сделаю все, что в моих силах.       — У меня партнер…       — Жиганшин ведь ушел. Ты думала, я не знал?       — Да, Жиганшин ушел, но ничего, я желаю ему здоровья. Если возникнет надобность, то буду выступать даже в одиночном, если на то пошло, я в этом и начинала. Не нужно жалеть меня. Не ты же виноват, что все так у меня складывается, — он хотел еще что-то сказать, но девушка остановила его одним движением руки. — Я просто хочу покоя, Кацалапов. Предоставь хоть его мне.       Она, наконец, освободила руку из его ладони и, стараясь избегать с ним встречи взглядами, оставила фигуриста стоять на месте.       — Прощай, — девушка удалялась, а вслед ей неслась последняя фраза:       — Тогда скажи, что безразличен тебе. Скажи, что ненавидишь. Скажи, Лена, и я больше тебя не потревожу! — но она больше не обернулась, уходя от ответа.       Спортсменка спокойно дошла до раздевалки и только там дала волю чувствам. Девушка трясущимися пальцами ввела код на замке и потянула дверцу шкафчика на себя. С ее ресниц сорвалась соленая влага, темными пятнышками впитываясь в спортивную форму. Лена закусила губу, пытаясь сдержать отчаянно рвущиеся всхлипы, но это мало помогало. Она была окончательно разбита.       Глупая, думала, что собрала себя по кусочкам, вновь склеила, намертво, но одно его появление и все — твоя каторжная трехлетняя работа ничего не значит, ее больше нет, стены крепости разрушены, король убит. В глубине души ты же так хотела, мечтала, чтобы он был рядом… — твердили внутренние демоны.       Днем нося улыбку, а одинокими вечерами заливая слезами подушку, перебирая в счастливом ворохе воспоминаний его отличительные черты: улыбку, смех, вечно взъерошенные волосы и серо-голубые глаза — безумие. Непостоянство мучило, ранило колюще-режуще, заставляло медленно сходить с ума. Она не понимала, чего же ей хочется на самом деле.       Все оказалось ло-о-ожью. Ты сама, Лена, сама пропиталась враньем и обманом от края до края, лгунья, — голова гудела от нарастающего шума, фигуристка закрыла уши, стараясь не поддаваться.       В один миг все прекратилось так же стремительно, как и началось. Причиной послужили безумно родные, безумно теплые и убаюкивающие объятия.       — Ты не ответила.       Все еще находясь в каком-то трансе, Ильиных попыталась вырваться, но была прижата спиной только крепче к сильной груди парня, он аккуратно покачивал ее из стороны в сторону, нашептывая на ухо слова успокоения, вдыхая до боли в легких цветочный запах ее прекрасных темных волос.       Спустя время тонкий голос девушки, еще подрагивающий от слез, тихонько произнес:       — Ты знаешь, что это вообще-то женская раздевалка, — Никита только хмыкнул, слегка улыбнувшись, а после аккуратно, чтобы ненароком не спугнуть, повернул к себе Лену за плечи, практически невесомо касаясь руками ее острых лопаток, выпирающих даже из-под плотной ткани туники.       — Ты нужна мне, я нужен тебе.       — Я уже сказала, что…       — Не отрицай, — тише, так тихо, чтобы даже здесь, верно, в абсолютно пустом помещении, слышала только она, — я докажу тебе, что мне можно верить, ты больше не усомнишься никогда.       — Я боюсь… Я так устала быть сильной, боюсь снова обжечься, на этот раз все будет еще больнее.       — Леночка…       — А что… Что, если это все сон, самый настоящий! Я проснусь, а тебя не будет рядом, ты все также готовишь новую программу с Синицыной в штатах.       — Дурочка, — так добро-добро, будто маленькому ребенку, улыбнулся ей парень, стирая остатки слез с румяных щек, — Хочешь, докажу, что не сон?       Она осторожно кивнула.       Три секунды, две, одна… И робкий, будто первый снег, поцелуй впитал в себя все не выговоренные слова любви, сожалений и боли вместе с солью.       В эту самую секунду что-то, словно призрачной рукой, тронуло сердце девушки, она явственно ощутила, как ключик в ее сосудистой скважине поддается, как начинают ходить шестеренки исправленного механизма, быстро-быстро, словно со скоростью взмахов крыльев колибри.       Она поверила.       Отстранившись, она снова заплакала, но на этот раз на ее лице сияла та самая любимейшая улыбка Кацалапова. Поэтому, все, что осталось парню — это счастливо прикрыть глаза, прижимая к себе свою девушку/партнершу, заботливо целуя в висок.       Что ж, она проиграла. Но не жалеет. Все это стоило того, чтобы быть рядом с тем, кого так любишь. Возможно, судьба выделила им еще один резервный шанс, и теперь она его не потеряет. Они не потеряют.       — Не отпускай.       — Никогда больше.

***

      Судьба в лице рассказчика лишь сплела еще одну пару коньков красными шнурками, но никто не знает, что сукно для этих шнурков создали сами ребята своей верой и силой чувств друг к другу.       Теперь они обрели свое счастье.       А в будущем… А что, собственно, в будущем?       Громогласно заревет до отказа полный стадион, вынимая из сердец срывающиеся с губ крики «Россия!» и долгожданные «Снова первые!»       …Трехкратные призеры чемпионата Европы, олимпийские чемпионы: Елена Ильиных и Никита Кацалапов.