***
«Привет, Чанель! В прикрепленном файле — план моей работы. Как появится возможность, посмотри его, пожалуйста, и скажи: может, я понимаю проблему слишком широко или, наоборот, чересчур узко? Не могу решить, сколько экономик, кроме американской, брать для примера. Еще у меня вопрос про J-кривую: если не ошибаюсь, она получается уже после девальвации, но разве экономика, как метеорология, не должна предсказывать будущее? Кому нужна эта кривая, когда все уже случилось? Метеоролог, который не умеет предсказывать погоду, точно никому не нужен. Его, скорее всего, уволят… Вопросные листы тоже прикрепляю. Извини, что посылаю тебе столько всего сразу, да еще и в понедельник. Надо было раньше, но не получилось: мы с друзьями в субботу были в клубе. ББ» «Привет, Бэкхен! Ничего страшного. День недели для меня значения не имеет: я в любой день почти постоянно учусь или работаю. Надеюсь, на вашей вечеринке было весело. Посылаю тебе статью из «The Wall Street Journal». Там про J-кривую написано лучше, чем в учебнике. Ты абсолютно прав: если экономика не предсказывает будущее, это не экономика, а обычное сочинение. И она не поможет тебе решить, в какой валюте хранить сбережения, как плохой метеоролог не подскажет, брать ли зонтик, выходя из дому. Кстати, экономику с метеорологией ты удачно сравнил — я могу похвалить твою фантазию :). ПЦ» Я смотрел на это письмо, пытаясь сопоставить Цаньле и Чанеля. В итоге решил, что сравнивать их бесполезно: они казались разными, как день и ночь. Правда, с ними обоими я был знаком не слишком хорошо. Про Цаньле я знала только то, что у него пронзительный взгляд и что он из кого угодно может сделать отбивную. На истории искусств я подумал: «Если бы Цаньле сегодня вышел из кафетерия со мной вместе, то как бы повел себя Тао? Точно не посмел бы тогда на меня пялиться и говорить, что я классно выгляжу». Я вспомнил, как он изучал меня своими холодными глазами, и у меня защекотало живот. Потом я, стал гадать, как выглядит Чанель и изменится ли мое мнение о нем, если я его увижу. Мне всегда так легко с ним общаться, что я улыбнулся, глядя на экран ноутбука. Он говорил, что мой бывший — идиот. Наверное, ему любопытно, почему мы с Ифанем расстались. Ему интересен я. Или я просто слишком много фантазирую. «Чанель! На самом деле, меня не должно быть здесь, и я не должен обсуждать экономику с тобой. Моя фантазия объясняется моей творческой натурой. Я поехал в этот колледж за своим парнем, вместо того чтобы поступить в Институт искусств где-то в Калифорнии. Когда мой руководитель об этом узнал, он был в шоке. Он уговаривал меня сдать экзамены в Берлинскую или Джульярдскую консерваторию, но я не стал. Теперь, конечно, мне некого во всем этом винить, кроме себя самого. Я сделал это ради школьной любви и теперь чувствую себя не на своем месте. Не знаю, почему так вышло: слишком сильно верил ему, или не доверял себе. Сейчас я понимаю, каким я идиотом был. Вот так. Спасибо за статью! ББ» «Бэкхен! Ты не идиот. Возможно, ты слишком доверчив, но это делает виноватым не тебя, а человека, который не оправдал твоего доверия. Что касается того, на своем ли ты месте, то, возможно, ты попал сюда по воле Провидения, если оно, конечно, существует (мне, как ученому, не полагается в это верить, но все же). Как бы то ни было, ты теперь принадлежишь самому себе и, раз уж ты здесь, тебе стоит извлечь урок и максимум пользы. Это ведь все, что ты можешь сделать, верно? На этой ноте я с тобой прощаюсь и иду готовиться к контрольной по статистической механике. Кто знает, вдруг я смогу научно доказать, что твой бывший тебя не достоин и что ты находишься именно там, где и должен быть. P.S. И мне обидно вообще-то! Не учился бы у мистера Чжана — не знал меня! А я один на миллион!!! ПЦ» Я рассмеялся. «Чанель! Ох, извините. Какой я неблагодарный, само Провидение потрудилось и познакомила меня с таким ученым, как ты. ББ» «То-то же! ПЦ»***
Войдя в комнату, Хань застал меня полусонным. Я был завален цветными карточками с испанскими глаголами, большую часть которых успел перебрать до того, как друг запрыгнул на край моей кровати. — Ну что? Ты ему позвонил или написал? Сделал, как мы с Дэ тебя учили? И что он тебе ответил? — Я не звонил и не писал, — вздохнул я. Хань повалился на кровать, театрально раскинув руки, а я принялся сердито вытаскивать из-под его спины карточки, пока он их все не помял. — Значит струхнул! — Может и так. Я уставился на бумажный квадратик, который держал в руке: yo habre, tu habras, el habra, nosotros habremos…* — Хм… А знаешь, так даже лучше. Пусть он на тебя поохотится, — тут я приподнял бровь, а Хань засмеялся. — С такими парнями, как Се, намного проще. Черт, да ему иногда достаточно просто сказать: «Беги за мной!» — и он бы побежал. Представив себе эту картину, мы оба засмеялись. Я подумал об Ифане: к какому типу принадлежит он? Поначалу он за мной ухаживал, но ему не пришлось очень-то напрягаться. Он сбил меня с ног, и я понесся вместе с ним в потоке его надежд и планов, частью которых был и я сам. До недавнего времени. — Ну что опять?! Бэк, я знаю, о чем ты сейчас думаешь! Перестань, выбрось это дерьмо из головы. Пойду приготовлю какао, а ты занимайся своими… — он сел и взял в руки карточку, которую я не успел вовремя прибрать, — испанскими глаголами. Хань налил в чашки воды из-под крана и сунул их в микроволновку. Я уставился в свои карточки, но перед глазами у меня все плыло. Черт бы побрал этого Ву Ифаня! Черт! Черт! Черт! А если он увидит меня с Лукасом? Пусть знает, что мне и без него хорошо. Итак, операция «Фаза плохих парней» началась. Но я не буду ни звонить, ни писать Цаньле. Если мой друг прав, и он действительно охотник, то он еще недостаточно за мной побегал. Когда Хань подал мне чашку, я глубоко вздохнул и улыбнулся: заботливый сосед насыпал на мое блюдечко целую горку зефирок из нашего тайничка, куда мы оба частенько наведывались, даже если и не собирались пить какао. — Хорошо, я не буду ему писать. Что дальше? Хань торжествующе улыбнулся и хихикнул: — Он должен заценить, какой ты хорошенький… — он тыкнул мой нос пальцем и внезапно вытаращил глаза. — Бэкхен, а может быть, он заметил тебя на лекции еще до вашего разрыва с Ву? А теперь ты ведь пересел, да? Значит, о том, что вы расстались, догадаться нетрудно. Это же здорово! — я снова пришел в замешательство, а Хань расхохотался. — Он уже на тебя охотится. Ну, а тебе остается от него убегать. Только не слишком быстро. Я слизнул какао с верхней губы. — С тобой опасно иметь дело. Он лукаво улыбнулся: — Я знаю.***
В среду я подошел к аудитории еще до того, как закончилось предыдущее занятие. Когда звонок наконец прозвенел и большинство студентов вышли, я проскользнул на свое место в твердом намерении не обращать внимания на Цаньле, когда он войдет. Чтобы у меня был повод его не заметить, я принялся просматривать карточки с глаголами, хотя к тесту по испанскому и без того был готов на все сто процентов. Чонин пробрался на свое место слева от меня, но я не пошевелился: я была игнорированием Цаньле, хотя даже не знал, пришел ли он. Отвлекаться от этого занятия я не собирался. — Привет, Бэкхен, — это был не голос Чонина. Цаньле сидел на месте моего соседа, облокотившись о столик и придвинувшись к самой границе моей территории. У меня перехватило дух, но я постарался не выдать своего волнения: — А, привет! Он куснул нижнюю губу: — Ты, наверное, не заметил мой номер на кофейной чашке. Я взглянул на свой мобильный, лежащий поверх учебника: — Заметил. Я посмотрел на Цаньле, ожидая его реакции. Теперь я ведь почти прямым текстом сказал: «Хочу, чтобы ты за мной побегал». Он улыбнулся, и возле его светлых глаз появились едва заметные морщинки. Вау. — Ясно. Тогда, может, ответишь мне тем же? Оставишь свой номер? Я изобразил недоумение: — Зачем? Тебе нужна помощь по экономике? Он опять прикусил губу, на этот раз посильнее, и подавил смешок: — Да вроде нет. А почему ты так решил? Я нахмурился: и как мне может нравиться парень, которого так мало заботит учеба? — Не важно, это не мое дело. Он оперся подбородком о ладонь. Пальцы у него были серые — видимо, от карандаша, который он носил за ухом. — Спасибо за заботу, но твой номер мне нужен совсем даже не из-за экономики. Я взял свой сотовый, нашел в нем номер Цаньле и отправил сообщение со словом «привет». — Старик, ты сидишь на моем месте, — сдержанно произнес Чонин. Почувствовав, как телефон завибрировал у него в руке, Цаньле улыбнулся: мое sms пришло, теперь у него был мой номер. Вылезая в проход, он сказал Чонину: — Извини. — Все ОК. Чонин был одним из самых легких и спокойных людей, каких я когда-либо встречал. Можно было подумать, что он лентяй, но, заглянув в листок с его аттестационной работой, я увидел, что там стоит твердая «B». И хоть мой сосед и изображал из себя соню и прогульщика, ни одного занятия он еще, как оказалось, не пропустил. Цаньле не спеша направился к своему месту, а Чонин уселся и, придвинувшись ко мне еще ближе, чем это сделал его предшественник, сказал: — И что это было? Он так выразительно пошевелил бровями, что я еле сдержал смех. — О чем это ты? Не понимаю, — ответил я. — Осторожней, дамочка, — протянул Чонин, — этот тип довольно опасный, — он откинул со лба прядь волос, падавший ему на глаза, и улыбнулся. — Хотя немного опасности — это иногда не лишнее, правда? Мои губы растянулись в улыбочке. — Правда. Когда половина лекции прошла, я оглянулся. Цанлье в этот момент на меня не глядел, поэтому я мог спокойно смотреть на него. Он сосредоточенно рисовал: сначала наносил штрихи карандашом, а потом растушевывал их пальцем. Темные волосы падали ему на лицо. Цаньле не обращал внимания ни на преподавателя, ни на сидящих вокруг — можно было подумать, что он в аудитории один. Я представил себе, как будто он сидит с ногами на кровати, держа блокнот на коленях. Интересно, что он рисует? Или кого? Цаньле поднял глаза. Он поймал и несколько секунд удерживал мой взгляд. На его лице появилась уже знакомая мне тень улыбки. Продолжая смотреть на меня, он вытянул шею и повел плечами. Потом вернулся к своему блокноту: постучал по нему кончиком карандаша и оценивающе оглядел рисунок, откинувшись на спинку стула и опустив ресницы. Доктор Чжан закончил чертить на доске диаграмму и продолжил лекцию. Цаньле заткнул карандаш за ухо и взял ручку. Переключая внимание на профессора, он еще раз мне улыбнулся. От радостного волнения у меня кольнуло внутри. Когда занятие закончилось, Цаньле перехватила какая-то девушка (не та, что разговаривала с ним в коридоре на прошлой неделе), и я, глядя прямо перед собой, рванул к выходу. Мощный выброс адреналина в кровь придал мне ускорение. Бросив быстрый взгляд через плечо, я нырнул в боковую дверь и только тогда сбавил скорость. Я чувствовал себя глупо. Хань и Дэ настаивали на том, чтобы я побегал от Цаньле еще несколько дней. Но он, похоже, не собирался меня догонять, во всяком случае не в буквальном смысле слова. Я написал Ханю, что сегодня не пойду в «Старбакс»: буду пить дерьмовый кофе в буфете. Он ответила: «Хорошо. Я тоже туда приду».***
Под конец занятия по истории искусств я засомневался в том, что Цаньле действительно хочет играть со мной в игру, которую навязал мне Хань. Может быть, он не собака. Или я не кот. Или я просто плохо справляюсь со своей ролью. Я вздохнул, пряча телефон в сумку: как минимум раз тридцать за занятие я проверил, не пришло ли sms. Я всегда довольно пренебрежительно относился к играм, которые люди ведут, чтобы добиться любви. Или секса. Мне виделся в этом своеобразный спорт. Мол, кто куда допрыгнет. И я никогда не понимал, от чего зависит успех в подобном соревновании: от умения, везения или от удачного сочетания того и другого. Люди редко говорят то, что думают и чувствуют. Все обычно врут. «Тебе легко так говорить с высоты твоих идеальных отношений с Кеннеди!» — упрекнул меня Лу, когда несколько месяцев назад я сказал ей, что он смешно ведет себя с парнем: перед тем как начать тщательно спланированное наступление, он долго выяснял, чего Сехун хочет от отношений с кем-либо. Сейчас я признаю, что именно так и нужно делать. Ну, а тогда я не знал, каково быть одному, и поэтому не имел права судить. Теперь все изменилось. Мое беспокойство было напрасным, но я не мог от него избавиться. На лекции Цаньле на меня смотрел. Уходя с экономики, я был так уверена в себе, а теперь чувствовал себя жалкой. Почему? Потому что после занятия он не отпихнул с дороги ту рыжую девицу и не пошел за мной? Потому что за какие-то три с половиной часа ни разу мне не написал? Бред какой! Разогревая суп в микроволновке, я признался себе в том, что мои попытки управлять вниманием Цаньле провалились. Я представил, как он выходит из аудитории с той симпатичной девушкой, держа ее за руку (это еще в лучшем случае), и тут же отогнал эту мысль. «Идиот!» — выругал я себя. Тут звякнул лежащий на кровати ноутбук: пришло новое сообщение. У меня внутри что-то встрепенулось. Может, это какая-нибудь ерунда: письмо из нашего медицинского центра с предложением сделать прививку от гриппа или обо мне вдруг вспомнил кто-то из школьных друзей, которые поголовно «так потрясены» тем, что мы с Ифанем расстались. Конечно, не обязательно поддерживать отношения с ним самим, но у нас слишком много общих знакомых. Поэтому совершенно оградить себя от напоминаний о нем никак не получалось. На следующий же день после нашего разрыва мне начали приходить снисходительные письма с изъявлениями сочувствия. Неудивительно, что меня стало тошнить от необходимости проверять почту. Поморщившись, я открыл папку входящих… и улыбнулся. «Привет, Бэкхен! Ты не сможешь выбраться на семинар в четверг (то есть завтра)? Если нет, посылаю тебе вопросный лист по завтрашнему материалу. Тема новая, не связанная с предыдущими, и твои пропуски не помешают тебе в ней разобраться. Кстати, на то, чтобы все наверстать, у тебя остается около недели. ПЦ P. S. Я думал, как доказать тебе, что ты попал именно туда, куда и должен был попасть. И вот что мне пришло в голову: почему ты так уверен, будто где-то в другом месте тебе было бы лучше? Уехав в другой штат, ты расстался бы со своим молодым человеком и, наверное, укорял бы себя за это. Ты ведь не знал бы, что он все равно собирался с тобой порвать. Ну, а так ты здесь. Парень тебя бросил, ты стал прогуливать лекции и познакомился с лучшим из всех ассистентов преподавателей экономики в университете! Кто знает — может, я заставлю тебя полюбить этот предмет. Да, забыл спросить: какая у тебя специальность?» «Привет, Чанель! Моя специальность — преподавание музыки. Терпеть не могу, когда говорят: «Кто умеет что-то делать, делает это, а кто ничего не умеет, учит других». Знаю, что это чушь: сам ведь даю уроки. И все-таки я больше хотел бы делать, чем учить. Я мечтал поступить в оркестр или в какую-нибудь продвинутую группу. Но вместо этого буду преподавателем.! На семинар я прийти не смогу: у меня завтра ученики. Не хотелось бы тебя расстраивать, но я собираюсь сдать зачет и на этом покончить с экономикой. Тем не менее ты гениальный преподаватель, честное слово! Спасибо за вопросник. И вообще за то, что помогаешь мне, ты хороший человек. :) ББ» «Бэкхен! Если ты хочешь делать, а не учить, тогда вперед! Что же тебе мешает? Говоришь, я хороший человек? Первый раз слышу о себе такое. Обычно люди считают меня надутым индюком. И надо признаться, я даю основания для таких отзывов. Так что, пожалуйста, ни с кем не делись своим мнением обо мне. А то еще разрушишь мою репутацию. :) ПЦ P. S. Заполни вопросник. До пятницы. Сейчас я очень сурово смотрю на тебя через экран. ЗАПОЛНИ ВОПРОСНИК! Будут какие-то проблемы — пиши.» «Чанель! Ты спрашиваешь, что мне мешает? Я промотал возможность поступить в консерваторию. Я застрял в штате, где искусство не в большом почете. И возможно, мне, как учителю, придется всю жизнь с этим бороться. Осуществить мои мечты не так просто, как кажется. Надо все хорошо обдумать. Можешь не опасаться за свою репутацию надутого индюка. На мне печать молчания. P. S. Вопросником я занимаюсь, но при этом тоже смотрю на тебя очень сердито. Такое ощущение, что я раб, а ты надсмотрщик. Ух!» Отправляя письмо, я усмехнулся. Кажется, у меня начинается новая игра. Так, может, послать подальше Цаньле с его до неприличия загадочной улыбкой? Пусть Хань и Чондэ друг другу рассказывают про охоту и погоню: эта ерунда не для меня. Я и без их советов могу завязать отношения — правда, по электронной почте. Когда до меня дошло, что я флиртую с кем-то по Интернету, торжествующая улыбка сползла с моего лица. Я вернулся к суровой реальности. Я ведь понятия не имею, как выглядит этот Чанель и что он за человек. Хотя нет. Я знал, что он за человек. Не нужно было на него смотреть, чтобы понять, какой он добрый. И умный. И прямодушный. Конечно, Чанель не спас меня от потенциального насильника и не сделал из него кровавое месиво. Чанель не танцевал со мной, от его прикосновения у меня не таяли внутренности. Наверное, у него нет ни татуировок на руках, ни прозрачных серых глаз и он не умеет бросать пламенные взгляды. В десять часов вечера мне пришло sms. Цаньле: «Привет. :)» Я: «Привет. :)» Цаньле: «Как дела?» Я: «Нормально. Занимаюсь». Цаньле: «Хотел поговорить с тобой после лекции, но ты испарился». Я: «Торопился на другое занятие. Преподаватель, если опоздаешь, замолкает и таращится на тебя, пока не усядешься». Цаньле: «Я бы тогда нарочно шел помедленнее, ахах. Приходи в пятницу в кафе, народу будет мало, угощу американо». Я: «Бесплатный кофе? Мне нравится! Постараюсь прийти. Во сколько ты там будешь?» Цаньле: «С обеда до пяти». Я: «ОК». Цаньле: «До пятницы, Бэкхен».