***
В понедельник перед экономикой я был весь на нервах. Никак не мог решить, применять ли мне разработанный Ханем план по соблазнению ничего не подозревающего однокурсника или бросить все это, пока не поздно. Цаньле вошел в аудиторию передо мной, и я заметил, как он бросил взгляд на мое прежнее место рядом с Ифанем, который уже явился. На то, чтобы принять решение, у меня оставалось секунд тридцать. В субботу мы, к счастью, быстро доехали до общаги, но после этого Хань и Чондэ не сразу успокоились. Подначивая друг друга и распаляясь все больше и больше, парни твердили, как им завидно из-за того, что я вот-вот сделаю. Или из-за того, кого я вот-вот сделаю. Поскольку в клубе Хань ничего, кроме газированных напитков, не пил, наутро он бодро вскочил с постели и принялся разрабатывать план операции «Фаза плохих парней». Чтобы отделаться от друга, я преувеличивал свое похмелье, но от Ханя, если ему что-то взбрело в голову, так просто не избавишься. В твердом намерении передать мне весь свой опыт по части соблазнения парней (не важно, хочу я этого или нет) он сунул мне в руки бутылку апельсинового сока, и я, ворча, принял сидячее положение. Мне хотелось спрятать голову под одеяло и заткнуть уши, но было уже поздно. Лу плюхнулся возле меня и начал свою лекцию: — Главное — это не бояться. Они чуют страх и из-за этого сбиваются со следа. Я нахмурился: — Сбиваются со следа? Это же… — мне хотелось просто сказать: «А-а-а-у!», потому что более подходящего слова мой сонный мозг выдать не смог. — Это правда! Послушай, плохие парни как волки. Они не любят, когда на них охотятся. Они сами охотники. Поэтому, если ты хочешь одного из них сцапать, ты должен сделать так, чтобы он за тобой гонялся. Я покосился на него. Вместо «а-а-а-у!» мне стали приходить в голову слова «примитивно», «пошло», «вульгарно», но поезд ушел. Рассуждения Ханя не должны были меня удивить: он и раньше говорил подобные вещи. Только я думал, что это просто болтовня, а оказалось, это часть мировоззрения моего лучшего друга. Пока Лу разглагольствовал, я успел выпить полбутылки сока. Наконец я спросил: — Неужели ты серьезно? Хань изогнул бровь: — С этим не шутят!***
Час пробил: пора было начинать операцию. Я сделал глубокий вдох. До звонка оставалось три минуты. Хань говорил, что мне понадобиться одна-две минуты. — Две — это, пожалуй, многовато. Лучше ограничиться одной, — объяснял мой наставник, — а то он может подумать, что ты к нему неровно дышишь. Я присел рядом с Цаньле на краешек стула, чтобы было заметно, что я не собираюсь здесь застревать. Он тут же поднял на меня взгляд, а брови его исчезли под волосами, небрежно падавшими на лоб. Ни у кого еще я не видел таких светлых глаз: они были почти прозрачными. Цаньле явно не ожидал, что я к нему подсяду: если верить Ханю и Чондэ, то это хорошо. — Привет! — сказал я с легкой улыбкой, пытаясь изобразить нечто среднее между интересом и безразличием. Как сказали мне парни, это ключевая деталь нашего плана. — Привет. Он открыл учебник и спрятал под ним свой блокнот. Но я успел заметить детальное изображение всеми почитаемого старого дуба, который рос посреди кампуса, и окружавшей его кованой решетки. Я сглотнул «заинтересованно и безразлично»: — Знаешь, а я, оказывается, забыл, как тебя зовут. Видимо, позавчера немного не рассчитал с коктейлями. Он облизал губы и несколько секунд смотрел на меня, прежде чем ответить. Он специально так делает, чтобы мне стало еще труднее изображать равнодушие? — Меня зовут Цаньле. Но, по-моему, я тебе этого не говорил. Тут в аудиторию шумно вошел доктор Чжан. Его портфель прихлопнуло дверью, и мы услышали отчетливое «Черт возьми!»: в аудитории была прекрасная акустика. Все прыснули, и мы с Цаньле улыбнулись друг другу. Я прочистил горло, не сдвинувшись с места, чем опять удивил Цаньле, судя по выражению его лица. — Рад был познакомиться, — снова улыбнулся я, перед тем как броситься на свое место. Не отвлекаться от лекции и подавлять желание оглянуться было для меня настоящим мучением. Мне казалось, я чувствую, как глаза Цаньле сверлят мой затылок. Ощущение было такое, будто у меня что-то зудит. Чтобы терпеть такое целых восемьдесят минут и ни разу не обернуться, от меня потребовались прямо-таки титанические усилия. Чонин, сам того не зная, помогал мне в этой борьбе, развлекая меня своими замечаниями в адрес доктора Чжана. Каждый раз, когда тот говорил «э-э-э…», мой сосед ставил галочку у себя на полях тетради, а еще он заметил, что на профессоре один носок темно-синий, а другой коричневый. Как только лекция кончилась, я закинул рюкзак на плечо и, ни на кого не глядя, чуть ли не галопом понесся к выходу: не стал проверять, как поведет себя Цаньле, не стал ждать, пока не выйдет Ифань. Выскочив на улицу через боковую дверь, я глубоко вдохнул в себя бодрящий осенний воздух. Далее в моем плане значилось: ланч и «Старбакс». Хань: «Как операция ФПП?» Я: «Спросил, как его зовут. Вернулся на место. Больше не смотрел на него». Хань: «Молодец! Встретимся через занятие. Перед кофе обсудим стратегию :)».***
Мы с Ханем заняли очередь в «Старбаксе». Цаньле не было видно. — Черт! — Хань вытянул шею, выглядывая его за прилавком. — Он ведь был здесь в прошлый понедельник, так? Я пожал плечами: — Да, но, может, у него подвижный график? Тут Лу легонько подтолкнул меня локтем: — А вот и нет. Это ведь он, верно? Цаньле вошел в служебную дверь с большим мешком кофе. Его появление обескуражило меня. Мне показалось, будто мои внутренности скрутило в тугой узел, а когда эта судорога прошла, все запустилось по новой: сердце стало часто биться, а мозг начал как ненормальный генерировать волны. — Ух ты, Бэк, да у него татуировки! — одобрительно пробормотал Хань. — Он и без того сексуальный, а так вообще отпад! Пока Цаньле открывал пакет, я посмотрел ему на руки: действительно, какой-то узор, состоявший из символов и букв, был нанесен на оба запястья и поднимался до локтя, исчезая под закатанными рукавами серого трикотажного джемпера. Во время всех наших предыдущих встреч руки Цаньле были закрыты. Даже в субботу вечером на нем была белая футболка, а поверх — черная рубашка с длинным рукавом. Мне никогда не нравились татуированные парни. Я не понимал, как можно втыкать себе под кожу иголки с чернилами и зачем наносить на тело какие-то рисунки и надписи, от которых потом не избавишься. Интересно, у Цаньле тату только до локтя или и выше, на плечах? А может, еще и на спине? Или на груди? Тут очередь продвинулась вперед, и Хань дернул меня за руку: — Ты сейчас весь наш план сорвешь! Забыл про безразличие? Хотя я тебя, конечно, понимаю, — вздохнул он. — Может, лучше слиняем, пока он не… — я посмотрел на него. Он замолчал и, хитро улыбнувшись, повернулся ко мне. — Продолжай смотреть на меня, — сказал Хань и засмеялся. — Он на тебя пялится, да еще как. Прямо раздевает взглядом. Чувствуешь? — спросил он. «Чувствую ли я, как Цаньле на меня смотрит? Теперь да, спасибо», — подумал я, и лицо у меня загорелось. — Боже мой, ты краснеешь! — прошептал Хань, вытаращив свои темные глаза. — Еще бы! — процедил я сквозь стиснутые зубы. — Зачем было говорить мне, что он… он… — Раздевает тебя взглядом? — он снова засмеялся, и мне, как никогда, захотелось дать ему пинка. — Ну ладно-ладно, Бэк, не волнуйся. Парень готов. Уж не знаю, что ты там с ним сделал, но он скоро будет бегать за тобой. Можешь мне поверить, — он взглянул в сторону Цаньле. — Ну, а сейчас он занялся новой партией кофе, так что теперь ты можешь на него поглядеть. Мы подошли к прилавку еще ближе. Перед нами оставалось только два человека. Я стал смотреть, как Цаньле меняет фильтр, отмеряет кофе и задает на аппарате нужные параметры. Зеленый фартук был завязан на спине как попало — скорее на узел, чем на бант. С тесемок я перевел взгляд на ноги в поношенных джинсах. К кошельку, засунутому в задний карман, была приделана цепочка, которая исчезала под фартуком. Видимо, другой ее конец крепился к петле для ремня. Цаньле подошел ко второй кассе и запустил ее, нажав несколько кнопок. Мне не терпелось узнать, проигнорирует ли он меня, как я его на занятии. Если да, то так мне и надо, раз я играю в эту дурацкую игру. Стоявший передо мной парень принялся обстоятельно излагать свой заказ девушке за первой кассой. В этот момент взгляд Цаньле встретился с моим. — Следующий! — стальной цвет его джемпера гармонировал с серыми глазами. — Бэкхен, — он произнес это с улыбкой, и я испугался, что он читает мои мысли и знает все хитроумные планы, которые навязал мне Хань, — снова американо или сегодня что-нибудь другое? Значит, он запомнил, какой напиток я заказал на прошлой неделе! Я кивнул. Он еле заметно усмехнулся, увидев, как я онемел, потом пробил нужную сумму и пометил чашку маркером, но вместо того, чтобы передать ее напарнику, сам сделал мне кофе, пока Ханя обслуживал другой сотрудник. Цаньле надел на стакан крышку и предохраняющий чехол. На лице у него была едва различимая улыбка, смысла которой я не мог понять. — Удачного дня! — он посмотрел поверх моего плеча. — Следующий! Хань стоял у прилавка, где выдают готовые заказы. Я подошел к нему со смешанным чувством смущения и досады. — Он сам сделал тебе американо? — спросил он, забирая кофе, и мы отошли от прилавка. — Да, — я снял с чашки крышечку, чтобы положить сахар и налить молоко, а Хань посыпала корицы на свой латте. — Но он попрощался со мной так, будто я обычный покупатель, и стал обслуживать следующего. Мы наблюдали, как Цаньле работает. Он даже ни разу не взглянул в мою сторону. — Готов поклясться: парень так запал на тебя, что у него в глазах было темно, когда он на тебя смотрел. Под эти рассуждения мы вышли из кафетерия и, повернув за угол, слились с толпой, наводнившей студенческий центр. — Привет, детка! — Сехун вывел нас обеих из раздумий, выдернув Ханя из общего потока. Он радостно взвизгнул, и я было рассмеялся, но вдруг увидел, кто стоит рядом с О. Я почувствовал, что у меня кровь прилила к ушам и все лицо горит. Хань и Сехун поцеловались и принялись выяснять, кто во сколько вернется вечером с работы. В это время Тао уставился на меня, криво улыбаясь. Я задохнулся, постарался не поддаться панике и подавить приступ тошноты. Хотелось развернуться и убежать, но меня как будто парализовало. «Здесь он меня не тронет, здесь он ничего мне не сделает», — успокаивал я себя. — Привет, Бэкки! — он прошелся по моему телу своим буравящим взглядом, и у меня по коже поползли мурашки. — Классно выглядишь, как всегда, — он делал вид, что флиртует со мной, но мне в его словах послышалась скрытая угроза (не знаю, была ли она на самом деле). Его синяки побледнели, но еще не исчезли. Одно желтоватое пятно обрамляло левый глаз, а другое, похожее на грязь, красовалось возле носа. О том, что Цаньле был к этому причастен, знали только мы трое. Я молча в упор посмотрел на Тао, продолжая сжимать в руке стакан с кофе. А ведь когда-то этот парень казался мне симпатичным и обаятельным: этот его внешний лоск ввел меня в заблуждение, как и многих других. Я поднял подбородок, подавляя страх: — Меня зовут Бэкхен. Тао удивленно приподнял бровь: — Да? Наконец Хань схватил меня за локоть: — Пойдем, красотка! У тебя ведь через пять минут история искусств! Я развернулся и, слегка запнувшись, пошла за другом. Тао заливисто рассмеялся мне вслед и издевательски крикнул: — До встречи, Бэкхен! Услышав свое имя, произнесенное этим человеком, я содрогнулся. Ко мне вернулась способность двигаться, и я вслед за Ханем влился в студенческое море, стараясь как можно скорее в нем исчезнуть.