***
В управлении всегда было шумно и многолюдно. Сотрудники и посетители суетились, то и дело вступали в споры и проносились по коридорам, будто опаздывая на пожар. Сейчас эта бестолковая беготня очень раздражала Гарруса, болезненными вибрациями отзываясь в голове и нашептывая советы о выстреле в воздух из дробовика для прекращения броуновского движения. К счастью додумать эту мысль турианцу не дали. Не прошло и четверти часа с тех пор, как Лиара исчезла в противоположном конце коридора, когда из дверей напротив выскользнула девочка-секретарь. Судя по её виноватому виду и опаске, с которой она посматривала на турианца, что-то было не так. — Офицер Вакариан, добрый день, - затараторила она, сцепив пальцы в крепкий замок. – Простите, пожалуйста, но пока офицера Ларсон нет. Её в срочном порядке вызвали к начальству, подождете? Она очень хотела что-то с вами обсудить. — Разумеется, - кивнул Гаррус, постаравшись, чтобы голос звучал менее угрожающе. Шепард как-то говорила, что ей нравятся вибрирующие и рычащие ноты его голоса, но многим людям это казалось угрожающим. – Когда она вернется, вызовите меня, я подойду. Дети все еще в больнице? Схожу взглянуть на них. — Да, мальчика еще не поставили на ноги, - кивнула девушка, украдкой выдохнув, - но он быстро идет на поправку, его жизнь вне опасности. Его сестра и их друг наверняка там. – Секретарь улыбнулась, мимолетно, но тепло, - они все время там. Им пытались запретить, но они как-то ухитряются всё равно туда пролезать. Но врачей слушаются беспрекословно, так что им разрешили с ним сидеть. От этого куда меньше шума, чем когда их пытались там найти и изловить сотрудники центра размещения беженцев. Гаррус усмехнулся, вспомнив, как на «Нормандии» они брали в осаду лазарет, когда желали убедиться, что с Шепард всё в порядке после миссии. Да и она – если верить Джокеру – была близка к штурму обители доктора Чаквас, когда сам Гаррус поймал лицом ракету. Турианец непроизвольно потер искалеченную половину лица, на секунду с пугающей яркостью ощутив на ней теплую ладонь любимой женщины. — Офицер? – голос секретаря выдернул его из воспоминаний, и турианец с недовольством отметил, что совершенно не слышал, что она только что сказала. Будь они сейчас на поле боя, такое отвлечение закончилось бы для него пулей в голове. – Вы в порядке? У вас такое лицо… или…простите, я не очень разбираюсь в турианской мимике, мне просто показалось… — Не беспокойтесь, - Гаррус попытался улыбнуться, но судя по лицу девушки, она сочла это скорее оскалом. – Я в норме. Вызовете меня, когда Ларсон вернется. Не дожидаясь новой неловкой реплики, он отправился дальше по коридору, пытаясь отрешиться от мыслей и воспоминаний и не слишком преуспевая в этом. Память стала его проклятьем, она словно обрела свой собственный, ненавидящий его разум и то и дело распускала когти глубоко внутри, оставляя на сердце глубокие, пульсирующие царапины. В такие моменты буквально всё напоминало о Шепард и том времени, что он провел рядом с ней. С самой первой встречи на ступенях Президиума и до последнего момента, до её последнего прикосновения, до последнего «буду любить вечно». Взгляд турианца цеплялся за пробегающих мимо женщин: эта такого же роста, а у этой похожая прическа, но неправильный цвет волос; тот солдат знакомо скрещивает руки на груди, говоря с врачом, а в боковом коридоре кто-то в задумчивости застыл, опираясь на перила – точь-в-точь как Шепард в доке после вечеринки… она тогда сказала, что, быть может, вечеринка была последней. Нестерпимо хотелось ударить по чему-нибудь кулаком. Прямо как тогда, после Алкеры. Нескончаемое дежа вю. Но тогда, на Омеге, Шепард появилась, и была вовсе не галлюцинацией. Гаррус снова и снова напоминал себе об этом. Если возможно один раз, возможно и второй. Хотя сейчас увидеть её хотелось столь нестерпимо, что турианец согласился бы и на галлюцинацию. Резкая боль пронзила ладонь, и Гаррус споткнулся. Он замер посреди коридора и с удивлением взглянул на руку. Когти впились в ладонь, разодрав кожу и окрасившись синим. Память снова колыхнулась, начав формировать образ того, как он дразнил Шепард, проводя когтями по мягким изгибам её тела, почти оставляя отметины…а иногда и оставляя их. Это заставляло её дыхание сбиваться, а глаза наполнялись жаром и… Турианец дернул головой, прислонился к стене, пытаясь абстрагироваться от этой памяти. От какой бы то ни было памяти. Он шел взглянуть на детей, которым дал обещание. Важное обещание. Гаррус глубоко вздохнул и быстро пошел дальше. Нужное ему отделение оказалось совсем недалеко, и дежурный санитар указал палату. Подойдя ближе, Гаррус замедлил шаг и посмотрел внутрь сквозь большое окно. Хоаким уже пришел в себя, и они с Арсусом оживленно о чем-то болтали, жестикулируя и ухмыляясь. Гаррус не слышал слов, но сейчас они были похожи на детей. Возможно, впервые. Это вызвало улыбку: раз они могут так смеяться – значит, хоть что-то от прежней жизни война в них пощадила. Турианец шагнул было к двери, но потом передумал и направился к зоне отдыха, где стояли скамейки. Обычно в таких местах были и большие растения – почти деревья – в кадках, но сейчас возле панорамных окон примостились только покрытые подпалинами цветочные горшки. Впрочем, взгляд турианца лишь мельком скользнул по ним, остановившись на тощей детской фигурке, закутанной в безразмерный больничный балахон неопределенного цвета. На фоне него особенно контрастно выглядели черные кудряшки. — Привет, - сказал Гаррус, подходя к Изабель и кивая на место рядом. – Не занято? — Неа, садись, - улыбнулась девочка. — Чего это сидишь тут одна? – поинтересовался турианец, с интересом отмечая, что в руках малышки потрепанный альбом, исчерканный набросками какой-то техники. — У них там мальчишеские разговоры, - фыркнула Изабель. – Иногда я им разрешаю секретничать. А ты что тут делаешь? — Пришел проведать вас. — Правда? – Изабель удивленно моргнула и стушевалась. – Ну… спасибо, наверное… - она подняла было карандаш, чтобы провести ещё одну линию, но остановилась, прищурилась и посмотрела на Гарруса странным взглядом. Одновременно он показался турианцу и по-детски наивным, и по-взрослому серьезным, запрещающим ложь, даже во благо. – Ты же не соврал, да? Про то, что они не попытаются нас разделить? Это «попытаются» звучало решительно, красноречиво и без малейшего вызова. Не гневное: «только попробуйте!», а спокойное: «у вас не получится». — Я сделаю всё, что будет в моих силах, - ответил Гаррус честно, а потом спросил, надеясь перевести разговор в более нейтральное русло. – Кем ты хочешь стать, когда вырастешь? Изабель ответила куда быстрее, чем можно было ожидать. — Раньше я хотела быть художницей, чтобы мои картины показывали в новостях и вешали в больших залах. Ну, знаешь, как их… верасаши… родители водили нас с братом туда. — Вернисажи, - кивнул Гаррус, про себя усмехаясь тому, как иронична бывает жизнь. Он тоже когда-то думал о подобном будущем. - Раньше? А теперь? — Теперь мы решили, что будем солдатами, - твердо сказала Изабель. – Пойдем учиться вместе и служить будем тоже вместе, мы – команда. – Она гордо улыбнулась и расслабилась. Гаррус за последние годы привык внимательно наблюдать за языком тела людей и заметил это без труда. — А если воевать будет негде и не с кем? — Тогда будем что-нибудь изобретать, - девочка ответила без промедления. Так говорят только о заранее созданном и продуманном плане. – Я неплохо придумываю всякие штуки и могу нарисовать эскизы, - она приподняла альбом. - Но у меня не получается всё рассчитать и представить, как надо сделать на практике, чтобы работало. А Хоук может. Папа говорил, что в нем есть инженерная жилка, когда он был еще совсем мелким и конструкторы собирал. – В голосе Изабель проскользнули ноты глубокой, ранящей печали, но она не запнулась, и спина её не дрогнула. Гарруса поражала сила, заключенная в крошечном, хрупком существе. Он даже завидовал, совсем чуть-чуть. – Так что я буду придумывать, Хоук - делать основные чертежи и все такое, а Арсус умеет рассчитывать, он очень внимательный, все замечает – в голосе Изабель прозвучала гордость, - так что он будет отвечать за цифры и все проверять. Вот. – Девочка обернулась, посмотрев через коридор в сторону палаты брата. Потом снова на Гарруса. – Скажи им, что не надо нас никуда распределять, мы уже взрослые, мы можем быть полезны. Не важно, что надо будет делать, мы приспособимся. Мы быстро приспосабливаемся. Скажешь? — Обещаю, - Гаррус улыбнулся, не подумав, что это может её напугать, но Изабель не шарахнулась от его оскала, а улыбнулась в ответ и деловито протянула руку, неотрывно глядя в глаза. — Уговор? — Уговор, - кивнул Гаррус серьезно и пожал крохотную ручку. На душе почему-то стало легче, и глубокий вздох в кои-то веки не отозвался болезненным уколом между ребер. Какое-то время они сидели молча. Изабель вернулась к своим эскизам, а Гаррус наблюдал то за отточенными движениями ее карандаша, то за непрестанным движением по ту сторону окон. Там строился новый мир, и Изабель с её набросками странных летательных аппаратов и причудливых башен была его частью. Частью будущего, столь удивительного, что не хватало воображения, чтобы представить. Сидя на скамейке рядом с ней Гаррус впервые по-настоящему захотел стать частью этого будущего. А потом инструметрон сообщил о входящем сообщении из секретариата, и Гаррус поднялся, попрощался с Изабель и направился обратно. Он уже почти покинул отделение, когда услышал позади звук торопливых детских шагов. — Гаррус, погоди! – Изабель едва не вписалась в него из-за того, что её шлепанцы заскользили по кафельному полу. Но турианец вовремя поймал малышку за плечи, порадовавшись про себя, что за время, проведенное с Шепард, научился прикасаться к хрупкой человеческой коже достаточно аккуратно, чтобы не ранить. – Вот, возьми. – Она сунула ему в руки сложенный вчетверо лист. – Это я тебе нарисовала. Ну… срисовала, знаешь. Я не очень хорошо срисовываю, но… Слушая её бормотание в пол уха, Гаррус развернул лист и замер. С рисунка на него смотрела Шепард. Не совсем такая, какой она была, но несомненно узнаваемая. Но она улыбалась. Широко и беззаботно – улыбка, которая через секунду превратится в смех. Изабель не без изъянов изобразила черты, но ей удалось поймать ту редкую улыбку, которую Гаррус так любил у Шепард, и которую так редко видел. Он смотрел на рисунок, казалось, целую вечность, и оторвать от него глаза было почти физически тяжело. Из транса его вывел голос Изабель, ломкий, неуверенный, совсем не похожий на то, как она говорила обычно. — Тебе не нравится? – она поморщилась, вертя в пальцах карандаш. – Я не очень хорошо рисую лица…и она на всех плакатах такая серьезная…а мне хотелось, чтобы улыбалась. Чтобы… — Спасибо, Изабель, - Гаррус опустился на одно колено рядом с девочкой. – Мне очень нравится. И у тебя получилось лучше, чем ты можешь представить. Девочка вдруг шагнула к нему и обняла, порывисто и крепко. Гаррусу показалось, что она всхлипнула, но в тихих словах этого не было слышно. — Ты очень грустный. Скучаешь по ней? Я тоже скучаю по маме и папе. И у меня не получается их нарисовать… я рада, если она получилась похожей. Гаррус осторожно обнял девочку, несмело погладив по пушистым волосам, и пообещал себе, что перероет все доступные ему самому и Серому Посреднику базы данных и найдет для этих детей фотографии их родителей.***
Стоило переступить порог офиса, как Гаррус ощутил висящее в нем напряжение. Знакомое, кислое и раздражающее. Турианец хорошо знал это напряжение, он много раз ощущал его, когда директор Паллин возвращался с совещания неудовлетворенным результатами и искал на ком бы сорвать злость. Жертва находилась всегда, как бы сотрудники СБЦ ни старались сидеть тише воды, ниже травы. Глядя в скуластое лицо офицера Романды Ларсон Гаррус видел то же выражение. Губы – и без того тонкие – сжаты в линию, брови то и дело хмурятся, движения пальцев по датападу более отрывисты, чем это необходимо. — Офицер Ларсон, - турианец учтиво кивнул, - вы хотели со мной поговорить? — Да, да, - она кивнула на кресло по другую сторону от своего стола. – У нас ожидаемо возникли проблемы из-за вашего распоряжения не разделять тех троих детей. И мы должны решить это как можно скорее. — Какого рода проблемы? – невозмутимо поинтересовался Гаррус, постукивая по колену сложенным листом с рисунком Изабель. — Сами не понимаете? – раздраженно дернула плечом Ларсон. – У нас тут уйма народа, который надо пристроить по разным уголкам Галактики, барахлящая связь, перебои с поставками и масса бюрократических проволочек. А вы хотите, чтобы я оставила вместе детей разных видов. Я могу оставить их так на какое-то время, но потом-то куда вы планируете их девать? – Гаррус нахмурился, понимая, что резон в словах Ларсон несомненно есть, а готового ответа у него нет. Но пока что она, похоже, и не требовала ответа. – Вы понимаете, что найти усыновителей, готовых принять в семью детей разных видов, вообще довольно сложно, а сейчас сложно вдвойне? Может, вы привыкли к такому на Цитадели, но на Земле многие люди вообще впервые увидели турианцев вживую и весьма смутно себе представляют особенности вашей биологии и условия, которые надо обеспечивать вашим детям. И, полагаю, на Палавене и в ваших колониях сейчас тоже хватает проблем, чтобы кто-то решил отяготить себе жизнь заботой о парочке человеческих детей, которым к тому же требуется психологическая помощь. – Она раздраженно качнула головой и скривила губы. – Они многое пережили, это понятно, но обстоятельства вынуждают говорить откровенно: эти дети – все трое – далеко не те, кого ищут люди, желающие взять на воспитание ребенка. — Неужели? – холодно переспросил Гаррус, ощущая внутри нарастающую неприязнь и собственное раздражение. Но Ларсон, похоже, не заметила этого в его тоне. — Несомненно. Как я и сказала, им требуется психологическая помощь. Они – далеко не самые спокойные из наших подопечных. К примеру, они то и дело воруют и прячут еду. В принципе, учитывая, в каких условиях им приходилось выживать, это объяснимо, но это проблема, требующая неустанного контроля. Все трое тащат и левоаминную и декстро-еду. Наш психолог беспокоится, что если что-то выведет их из равновесия, и они куда-нибудь спрячутся или просто от стресса решат подкрепиться… — Вы думаете, они настолько идиоты, что не видят, что едят? – Гаррус раздраженно дернул мандибулами. - Очнитесь. Они провели без «неустанного контроля» уйму времени в агрессивной среде и выжили. А там было куда больше причин для стресса. Знаете, почему они прячут и ту и ту еду? Потому что они – чертов отряд. За проведенное так время мысль: «подумай о тех, кто тебя прикрывает» вплавилась им в мозги. Они прячут и ту и ту еду, чтобы в случае, если товарищ по какой-то причине лишится своего запаса, было что ему предложить. — С каких пор вы стали экспертом в детской психологии, Вакариан? — С тех пор, как сам стал частью команды, офицер Ларсон, - с холодной твердостью отозвался турианец, смерив её непроницаемым взглядом. — В команде предполагается подчинение приказам. Эти трое – воплощение фразы «неуправляемость». — В команде предполагается и наличие командира, чей авторитет достаточен, чтобы ему подчинялись беспрекословно. И это явно не вы. Вы им никто. Вас не было с ними, когда они выживали там. Вы сидели в своем офисе, и когда вы говорите им, что понимаете, что они чувствуют – это пустой звук. – Гаррус не заметил, как поднялся и подступил ближе к столу женщины. – Вы не понимаете. И когда вы говорите им, что делать – это тоже пустой звук, потому что – да – они - дети, но они уже увидели и пережили столько, что простого «так надо» в качестве обоснования им недостаточно. Хотите помочь им - попытайтесь спуститься с высоты вашего «взрослого» опыта и поговорить с ними на равных. — Слушайте, Вакариан, - женщина поднялась, и только сейчас Гаррус обнаружил, что опирается ладонями на её стол и чуть нависает над ним. – Знаете, сколько у меня тут таких детей? У каждого из них есть собственная трагическая история и собственные изломы в голове. Со временем – когда мы разгребем весь этот бардак и наладим систему – каждым из них не торопясь займется психолог. Узнает, что им пришлось пережить, выпишет рецепт, поставит на учет и так далее и так далее. Но сейчас у меня нет ресурса, чтобы нянчиться с каждым. Ни временного, ни человеческого. Моя задача тут: направлять потоки и следить, чтобы никто не выбивался из него. – Её глаза блеснули. - Не нравятся мои методы – нет проблем, двумя этажами выше мой начальник, напишите ему прошение и нянчитесь с этим «чертовым отрядом» сами. Я думаю, ваше прошение удовлетворят, и всем станет легче. Уполномоченный по беженцам-турианцам должен прибыть сегодня. Но думаю, и с ним вы утрясете эти дела без проблем. Все трое, включая мальчика-турианца – круглые сироты, близких родственников нет, это мы проверили. Вашей должности в Иерархии и воинских заслуг наверняка хватит, чтобы вам разрешили присматривать за одним хмурым мальчишкой. Этого добра сейчас… — Какая сердечность, - раздалось от двери, и Гаррус не поверил своим ушам, резко разворачиваясь. – А еще нас обвиняют в черствости. Высокая, стройная турианка шла к столу Ларсон не торопясь, но и не медля. Текучая грация её движений казалось неуловимо агрессивной, эта особенность появлялась в движениях женщин, которым чаще доводилось бывать в сражениях, чем на танцполах. Хотя эта турианка и в танцах знала толк. — Солана Риминус, новый уполномоченный по делам беженцев от Иерархии, - проговорила она, протягивая Ларсон документы. — Наконец-то, - с видимым облегчением сказала женщина, забирая датапад, напряжение слегка схлынуло с ее лица, и Гарруса почему-то кольнула совесть. Эта женщина все еще совершенно ему не нравилась, но он подумал, что черствость может быть результатом эмоционального истощения. Сколько горя и опустошенности она видела в этом центре? Становится ли всего этого слишком много в какой-то момент? Так много, что разум предпочитает отключить чувства, чтобы сберечь рассудок. Безжалостная математика войны. — Вы нам очень поможете, - сказала Ларсон, пересылая какие-то данные с инструметрона. - У нас тут целая толпа турианцев всех мастей, которых не могут отправить дальше сугубо из-за бюрократических проволочек и барахлящей связи…- она явно хотела сказать еще что-то, но тут взгляд наткнулся на Гарруса. – Это офицер Вакариан с «Нормандии». Вакариан, поговорите с уполномоченной Риминус о ваших протеже. Я все понимаю, вы их спасли и хотите помочь, но у меня действительно нет возможности найти семью, которая примет всех троих. Либо забирайте их под свою опеку, если договоритесь с вашими властями, либо подыщите им место в ближайшую неделю. В противном случае брат с сестрой отправятся в пункт приема беженцев на Роганусе, а турианец переходит на попечение офицера Риминус. — Я вас понял, Ларсон, - рыкнул Гаррус и развернулся к Солане. – Офицер, можем мы поговорить? — Да, подождите меня в коридоре, я приду через пару минут, – деловито отозвалась она.***
Она действительно вышла в коридор всего через пару минут. Издевательски пунктуальна как всегда. Гаррус не описал бы словами того, как рад её видеть. Он знал, что и отец и сестра выбрались с Палавена, но видеть её в шаге от себя совсем не то же самое, что читать скупые строки сообщений. И в то же время турианца не оставляло ощущение подвоха. Они списывались всего несколько дней назад, и сестра ни словом не обмолвилась о своей новой должности. А еще не спросила, собирается ли он возвращаться, хотя Гаррус ждал этого вопроса. Плохой знак, надо было обдумать это еще тогда. — Какого черта ты тут делаешь, Солана? – прищурился Гаррус, внимательно следя за выражением лица сестры. – И зачем эта конспирация? Риминус? Серьезно? Он-то в курсе? — Более чем, - усмехнулась Солана, глядя на брата со снисходительной иронией. – Во всяком случае, нынче утром мне показалось, что у него нет провалов в памяти. — Не понимаю… - опешил Гаррус. Его растерянность заставила черты лица сестры смягчиться, а потом раздался её переливчатый, беззлобный смех. — Мы поженились, – ответила она вскоре, и поспешно добавила, коснувшись его плеча. – Не сердись, что не сказала. Все было очень спонтанно. Перед самым отправлением к Земле. Мы решили, что раз уж это может быть… - Солана запнулась, но Гаррусу и не нужно было продолжение. Он понимал. Он и сам думал об этом, и если бы события не завертелись слишком быстро… если бы… Гаррус тряхнул головой, фокусируя взгляд на лице сестры. — Я рад за вас. Правда, Солана. – Он скупо улыбнулся. Улыбки последнее время удавались ему из рук вон плохо. - Вы ходили вокруг друг друга кругами слишком долго. Но ты не ответила, что делаешь здесь? — Прилетела координировать работы с беженцами. — Неужели? А мне казалось, что ты должна была приглядывать за отцом. — Серьезно? – Солана иронично фыркнула. – Ты слишком долго не был дома, старший брат. Отец не нуждается в няньке. Он сам кому хочешь станет нянькой, тебе ли ни знать? Сейчас, кстати, он тем и занят – тоже работает с беженцами в одной из колоний. Я прилетела по трем причинам: потому что это не самое престижное место службы, но кто-то должен делать эту работу; потому что мне эгоистично не хотелось быть вдалеке от мужа, если есть возможность этого избежать; и потом что я хотела увидеть тебя. Солана задержала на нем внимательный взгляд. В глубине позеленевших глаз скрывалось беспокойство. Гаррус криво усмехнулся: — Так ты собираешься быть моей нянькой? — А тебе нужна нянька? – она приподняла надбровную пластину. — Определенно нет. — А по тебе не скажешь. – Это Солана произнесла с усмешкой, но после голос её зазвучал серьезно и твердо. - Людям не понять, но выглядишь ты паршивее, чем когда-либо, братец. И я не хочу, чтобы пережив эту войну, ты подох от… Духи тебя знают от чего. — Узнаю свою сестру. — Всегда пожалуйста. А теперь выкладывай, что у тебя тут? Можешь начать с проблемы с какими-то детьми. Чем я могу помочь? Колкий ответ уже плясал на языке, но Гаррус проглотил его, решив, что разобраться с проблемой сейчас куда важнее. Однако ничего не успел сказать, потому что в коридор влетела – по-другому не скажешь – Лиара. Азари затормозила, ухватившись за его плечо, и тяжело дышала, ничуть не беспокоясь о том, что о ней подумают окружающие. Солана, быстро окинув молодую азари взглядом, шагнула в тень и замерла, сливаясь с обстановкой. Возбужденная чем-то Лиара, кажется, её даже не заметила. — Посмотри, что у них было, Гаррус! – быстро заговорила она, как только перевела дыхание. В ладонь турианца легла небольшая вещица. — Духи… - прохрипел Гаррус, немигающе глядя на пластину в своих руках. Он был почти уверен, что неоднократно видел её, висящей в поле вакуума в каюте Явика на «Нормандии». Но ведь это невозможно… Турианец повернулся к Лиаре. Она касалась ребристой поверхности самыми кончиками пальцев, так аккуратно, словно это был сгоревший лист бумаги, в любой момент готовый рассыпаться пеплом. — Это может быть другая? – слова прозвучали, будто со стороны. — Нет… - шепотом отозвалась Лиара, - …я много раз видела эту. А после того, как он объяснил мне, что это такое, я проверила все архивы, которые только смогла, ища похожие по всей галактике. На Цитадели не было ни одной. А те, которые были в музеях других планет, выглядели немного иначе. Это его диск. — Как такое вообще возможно... – пробормотал Гаррус, глядя в пространство. Да, они нашли тех детей в районе, который после всех обрушений и сдвигов предположительно находился неподалеку от места, где остались следы присутствия Шепард, но… - надо с ними поговорить. Турианец и азари поспешили в направлении клиники. Солана прищурилась, наблюдая за их одинаково напряженными спинами и стремительными движениями, казалось, оба едва сдерживаются, чтобы не перейти на бег. И ни один не заметил, что она последовала за ними. Зайдя в отделение, Гаррус сразу же приметил тех, кого искал: Арсус и Изабель стояли у стены возле палаты Хоакима и негромко переговаривались, наклонив головы друг к другу, но не оборачиваясь полностью. Благодаря этому Арсус почти сразу заметил знакомых взрослых, и они с Изабель подобрались, внимательно наблюдая и оценивая настрой идущих к ним. Гаррус коротко поздоровался с Арсусом, кивнул Изабель и, взяв из рук Лиары диск, показал им. — Откуда у вас эта вещь? – Он постарался, чтобы в голосе звучало меньше напряжения, не нужно, чтобы они подумали, что в чем-то провинились. Дети стояли прямо, плечом к плечу, Арсус был больше, чем на голову выше девочки, но маленькой Изабель рядом с ним не выглядела. Этот эффект Гаррус тоже знал, сейчас казалось, что знал даже слишком хорошо. — Нашли на Цитадели. Когда искали припасы, - ему ответила Изабель. Говорила она короткими, рубленными фразами, спасибо, что не настолько быстро, как Мордин в свое время. - Она показалась красивой. И была легкой. Так что я её взяла. — Это что-то ценное? – спросил Арсус, наблюдая за Лиарой цепким взглядом. — Это протеанский диск памяти, - ответила азари, приблизившись. – Он принадлежал… нашему другу. Может, вы заметили в том месте еще что-то примечательное? Дети синхронно покачали головами, и Гаррус с Лиарой отошли на пару шагов в сторону. — Как он мог там оказаться? – турианец глянул на подругу. – Явик был со мной, он не попал на Цитадель, и – насколько я знаю – после тоже не бывал там. — Он отдал его, - прошептала азари, загипнотизированным взглядом глядя на пластину. - … отдал Шепард. Я… я рассказала ему о тех блоках данных, которые оставляла на планетах на случай, если мы проиграем. Он сказал тогда, что Шепард заслуживает не просто нескольких предложений. Он сказал, что её память должна жить, как живет память о его народе в этих дисках… — …и после Иден Прайм и Фероса она была единственной из людей, кто способен использовать протеанские технологии такого рода, – закончил Гаррус, вспоминая, как часто Шепард просыпалась по ночам в холодном поту. Это было ещё до катастрофы на Земле, и он знал: в такие ночи в её сны пробирались воспоминания гибнущих протеан. Гаррус потянулся к пластине, она почему-то стала казаться горячей – раскаленной добела, но коснуться её хотелось почти нестерпимо. Он тряхнул головой и сжал руку в кулак. В глотке застрял ком, с трудом турианец выдавил, повернувшись: — Вы помните, где именно нашли это? Могли бы показать… - он запнулся, глянув на детей и подумав, каково им будет туда вернуться, - …на карте? Арсус и Изабель переглянулись, ведя между собой молчаливый диалог с помощью мимики и едва уловимых движений, потом синхронно кивнули друг другу и посмотрели на взрослых. — На карте – мы не уверены, - сказала Изабель, - там же всё перекособочило, а мы в картах и так-то… не очень. — Но мы можем показать на месте, - закончил Арсус. И что-то было в их серьезных, заостренных пережитыми событиями лицах, что не дало Гаррусу и Лиаре задать вопрос об их уверенности и готовности. В одинаково зеленых глазах были решимость и потребность попасть туда еще раз, еще раз взглянуть и увидеть, что то место осталось в прошлом.