А ты сначала догони

Он обгоняет его на третьем круге, отрывается, становится первым из пяти, оставляя его позади, вторым. Когда же две гонки подряд был первым он, а сейчас, пытаясь выжать максимум из своего мотоцикла, матерится вслух, заглушая своё рычание красным шлемом на собственной ноющей тёмной голове. Он нервничает, со всей ярости сжимая в кожаных перчатках руки на руле, и взгляд от его спины не отрывает, дыру сквозную прожигая, как будто это как-то поможет ускориться. Громкие выкрики поддержки для обоих как красная тряпка для быка — вот-вот, и глаза от злости лопнут у каждого. Ведь победитель здесь один, значит, кого-то другого поддерживать не смеют. Всё восхищение дарите одному из двоих, а о тех остальных трёх толпа даже задумываться не имеет никакого права. Просто-напросто не замечайте и взгляд, прикованный к чёрному и красному мотоциклам, не отрывайте, хозяева которых готовы за победу глотки друг другу перегрызть. Ну потому, что недолюбливают они, когда твой самый злейший конкурент и враг выигрывает, награждая тебя самым высокомерным и брезгливым взглядом. Мол, смотри, я снова победил, а ты снова второй, снова за мной, как хвостик, который не имеет никакого значения; так, что-то мешающее под колёсами моего байка. И это до боли в зубах сводит челюсть, ведь… «Блять, какого хуя побеждаешь сегодня ты?!» Чёрный мотоцикл отрывается на добрый один километр. Желание его обогнать растёт с бешеной скоростью, хотя лучше бы эта скорость росла в этой груде металла, которую уже давно надо было заменить на что-то более стоящее. Тогда не пришлось бы сейчас наблюдать за своим поражением, которое уже так явственно виднеется. На четвёртом круге ничего не меняется: всё такое же разделяющее их расстояние действует ему на нервы, которые скручиваются по всему телу, как черви, невыносимо щекоча. Трое оставшихся даже и не пытаются как-то выгрызть победу в этом заезде, наблюдая с самого начала за пылающими взглядами зелёных и голубых глаз, обладатели которых кидались ими в друг друга через каждую минуту, выжигая дыры где-то на уровне лба (ну или же губ, как дело шло). Перед началом они и слова не проронили, схватившись за рули своих байков, ожидая старта. Они знали, что конкурентов у них в этом заезде нет, кроме как этого слащавого мудозвона и этого ублюдка длинноногого, которые каждый раз при любой встрече подпорчивали себе жизни. По крайней мере, им так хотелось думать. Ведь дело было совсем в другом, но кто в этом сам себе признается? Последний круг и расстояние между ними уменьшается, можно даже сказать, что красный мотоцикл дышит в спину чёрному, но это только можно сказать. Ведь как только он замечает опасность, то выжимает максимум, снова отрываясь, немного обернувшись назад, глядя, как он ударяет кулаком по рулю, — и ухмыляется. «Сегодня победа за мной, павлин хуев». Он отрывается сильно, сжимает руль как можно больнее для себя, чтобы хоть как-нибудь заглушить пламя, сжигающее даже органы внутри, превращая их в угольки, которые застревают где-то в глотке. Это отвлекает, дурманит голову и глаза пылью забрасывает. У него кожа зудеть начинает, кусает свои пухловатые губы под чёрным шлемом и чувствует, как светлая чёлка хочет упасть на глаза. Не отрывает голые руки, жмёт на этот чёртов газ, видя перед собой финишный флаг, который держала очень хорошенькая девочка. «Так бы и засадил…», но определёно не ей. Он снова оборачивается назад и даже подвисает на секунд пять: он сдался. Он больше не гонит со всей скорости, но при этом оставаясь вторым, не горбится так сильно и взгляд свой с дороги не сводит, не просверливая дыру в чужом затылке. Он просто едет вторым, уступив первое место. Но пускай он не рассчитывает — это первый и последний раз, когда он жертвует своей гордостью. Хуй ему за щёку, а не победа больше. — Воу, а сегодня горячая гонка! Даже горячее тебя, куколка, — Армяш почти на месте прыгает, придерживая одной рукой за талию рядом стоящую девушку. На ушко пошлости разные ей шепчет, при этом взгляд тёмных глаз с трассы не отрывая. — Шаст, нарываешься, — шепчет себе под нос, когда чёрный байк резко тормозит на финише, становясь победителем. Сергей от девушки отходит, ожидает несколько секунд второго и между ними становится, поворачивается к толпе и улыбается хищно. Ждёт ещё с минуту остальных и руку левую вытягивает, указывая пальцем на чёрный мотоцикл. — Итак, дамы и господа, поприветствуем нашего сегодняшнего победителя! — толпа орёт, выкрикивая всё не самое цензурное. А Армяш к снявшему шлем парню подходит и к уху его красному тянется. — Шастун, тебе пизда. Антон хмыкает и спину неестественно выпрямляет, самодовольно глядя на красный шлем, который почему-то ещё находился на тёмной голове. У него оскал хищный и взгляд пожирающий, готовый в любой момент накинуться. Парень думает, что под шлемом он свой позор прячет, но он не знает, насколько сильно ошибается. — Да ладно? И от кого же? — обращается к ехидно ухмыляющемуся Сергею, спрыгивая с байка, но… «Ты так и будешь на меня, блять, смотреть, Шастун?». — Не от тебя ли, Попов? Арсений ухмыляется, слазит, к шлему своему потянувшись. Он злится, потому что в глаза Арса посмотреть не может, взглядом этим своим испепеляющим требует лицо показать. А Попову что? А Попову поражение, хули он тогда до него доебался? — Шаст, с победой тебя, братан! Когда выставляться будешь? — к Антону остальные проигравшие подходят, руку пожимают, даже улыбаются искренне, как будто рады, что проебали этот заезд. Парень в ответ всем ухмылочку свою фирменную посылает и плечи гордо выпрямляет, облокотившись задницей о свой байк. — Попов, ты чё, онемел? Или настолько сильно подавлен из-за своего второго места? Ну, сорян, чувак, и тебе иногда полезно в дерьмо упасть. Шастун смеётся противно, вызывая мурашки эти мерзкие. Арсений плечами передёргивает, шлем свой наконец сняв, сразу рукой упавшую на глаза тёмную чёлку откинув. Улыбается, прикусив уголок нижней губы и взгляд на отошедшего обратно к девушке и с любопытством наблюдавшего Армяша переводит. У него в голове набатом «въеби» стучит, когда он смеяться всё никак не перестаёт. Но Попов очень сдержанный парень, даже порой сам удивляется своей выдержке. Особенно сейчас, когда Шаст замолкает и притягивает к себе за ремень на юбке ту самую девчонку с флажком, уткнувшись ей в шею губами. — А я смотрю, тебе моё присутствие всё покоя не даёт… Наверное, возбуждаю, вот ты и бесишься, — вскинув голову и заглянув в потемневшие зелёные глаза, Арсений улыбается широко, упираясь руками на сиденье своего байка. — По пидорской части это ты у нас, Попов, — парень щурится, пальцы больно сжимая на женской талии — девушка даже зашипела. — А ты что, не знал, что пидорство передаётся воздушно-капельным путём? Так что думаю, можно тебя поздравить, — Арс тихо смеётся, почти про себя, когда сжавшуюся челюсть замечает. Поиграть с огнём — одно удовольствие. — Какой же ты кусок говна, ненавижу! — Так сильно ненавидишь, что порой не можешь оторвать взгляд от моей задницы? Хотя да, наверное, сложновато от такой красоты оторваться. Прости, не подумал. И хохот этот вокруг как будто хлопки по щекам. Такие раздражающие и вызывающие желания каждому нос перебить. Антон дышит шумно, не моргает и на самодовольно ухмыляющегося Попова смотрит, уничтожая того мысленно. Какого вообще чёрта он смеет его позорить перед всеми, особенно в такой момент?! Когда он, блять, нос ему его ёбанный утёр! Шастун пиздец как злился, казалось, ещё чуть-чуть и пар из ушей пойдёт. Ещё одна блядская минута и парень бы заехал по его красивому лицу — иногда Антону сложно контролировать свои мысли, а если те к тому же ещё касаются Арсения, то тогда вообще труба течёт, вентиль сорвало. — Ладно, Шаст, удачно тебе отметить победу и не отравиться палёнкой. До встречи на следующем заезде, — Арс улыбается ему в последний раз и снова на мотоцикл запрыгивает, надев шлем и резко тронувшись с места. Петух ёбаный. Парень вслед ему смотрит, на его спину напряжённую, явно всю раздражением покрытую. Попов умело играл безразличие ко всему происходящему, Антон почти даже ничего не заподозрил. Злился и почти ничего не понимал. Он за глазами его наполнившимися агрессией наблюдал и какого-то чёрта вёлся на эту провокацию некачественную. В венах кровь, казалось, вскипела и плавила-плавила внутри каждую клетку. Не иначе, как пиздец. — Анто-он, — девчонка в ухо мурчала и руками своими шаловливыми по груди водила. — Антон, может быть, поедем уже, м? — Шаст, погнали, а то бухнуть хочется. Мне надо срочняком своё поражение залить. Шастун губу свою нижнюю жуёт и в декольте девушки смотрит с секунд пятнадцать, а после взгляд на Сергея не сдвинувшегося с места переводит. Тот со своей куколкой целуется и на парня смотрит, ухмыляясь всё время. А потом, отпустив девушку, на часы на левой руке своей взгляд карих глаз опускает и заливисто смеётся. Чёртов Армяш, вечно лезет, куда его не зовут и никогда, блять, не позовут. Взгляд свой этот проницательный пускай себе в задницу засунет. Шаст ему два средних пальца показывает и за шлем свой хватается, отодвинув от себя и от своего байка девчонку. — Пацаны, едьте без меня, я попозже подъеду… Возможно, — Антон немедля запрыгивает на мотоцикл, шлем надев и на газ жмёт, резко двинувшись с места. — Э-э-э… Ну и куда его понесло, бля? Выжимает максимум из своего новенького байка, и глаза прищуривает, дабы в темноте разглядеть чужой силуэт. Где-то вдали видит нужную заднюю красную фару на пустой дороге. Вокруг лес густой, шумный, ни единой блядской души. Он весь напряжённый, пальцы на руле сжимаются до побеления, хотя, возможно, это из-за ветра холодного, который пробирает до костей, забираясь в самую глубь. Арс едет на средней скорости, объезжая все препятствия, раздумывает, где взять денег на новый мотоцикл до следующей гонки, которые обычно проходят через каждые две недели. Потому что проигрывать он больше не намерен, особенно этой швабре наглой. Он в голове своей копается, злится на что-то, даже отчасти почему-то на себя. Шея ноет, и в ушах какой-то лишний звук; какой-то такой знакомый и в голову ныряет, подбираясь ближе к памяти. Попов резко поворачивает, уходя на полевую дорогу и оборачивается, но упорно заезжает всё глубже и глубже, подальше, а через минуту жмёт на тормоз, ногу вытянув и опираясь на неё. Шастун тормозит следом, спрыгивает с байка, шлем на ходу снимая с головы и кидая его в траву. Он взгляд свой напряжённый с парня не сводит, который медленно шлем на руль вешает и слазит с мотоцикла, лицом поворачиваясь, удивлённо уставившись. Антон размашистыми шагами доходит до него и резко кулаком по губам мажет со всей злости. Какого хуя, конечно, он и сам не понимал. Но ему надо было, вот пиздецки и всё. — Блять, за что? — Арсений шипит, тыльной стороной ладони кровавой губы касаясь. — За всё, уёбок, хорошее, — парень руку потирает и скалится, наступая на сжавшегося Попова. — Нахуй ты поехал за мной? Обычно ты гонишься, когда проигрываешь… Сейчас-то, блять, зачем, долбоёб? — Да потому что нехуй так много пиздеть на меня при всех! — шипит, взглядом хищным дыру выжигает в чужих лихорадочно мечущихся глазах. Он к байку своему спиной отступает, уперевшись задницей, пока Шастун наступал на парня плавно, кулаки то разжимая то сжимая. — А что, правда глаза колет? Или ты думаешь, трахая мужика, натуралом останешься? А вот нет, сорян, ты такой же пидор, как и я, Шастун. Так что нехер мне тут права качать. — Ты даже себе представить не можешь, Попов, как сильно у меня чешутся кулаки, в желании ещё раз заехать тебе по твоему сильно выёбистому лицу, — шипит в самое ухо Арсению, своими пальцами резко и сильно впивается в чужие запястья, оставляя красные отметины. Парень хмыкает, закусывает ухмыляющиеся в крови губы, дёрнув немного руками, знаете, так, для вида. Если бы он и хотел вырваться, то заехал бы своей голой коленкой между ног этому зазнавшемуся петуху. — Да пошёл ты на х… Антону больше не хочется нянчиться: он резко разворачивает парня к себе спиной и в кожу не прикрытую кожанкой на шее зубами впивается, руки Арса на сиденье опустив, а свою одну на шею чужую поперёк, а другую на ягодицу прикрытую джинсовой тканью брюк — его только так затыкать и нужно. — Завали или трахать буду больно. Арсений что-то мычит в ответ и перчатки со своих рук наспех стягивает, чтобы через секунду коснуться чужого бедра, сильно вцепившись. Парень по скуле его ведёт носом, мочку кусает и губами к шее холодной прикасается. Попов многое не понимал, но ответы всё равно пытался найти, но то что происходит сейчас — он понимать не хотел. Обычно секс у них происходил, когда Шастун проигрывал и злился, вколачиваясь в его тело, а после уходил молча, оставляя Арса одного как какую-то использованную вещь. Зато он отомстил ему за его победу. Лёгкие разрывает, дышать становится всё труднее, и тело выкручивать начинает, когда пальцы чужие, окольцованные, расстёгивают твою кожанку и под чёрную рубашку забираются, касаясь живота содрогающегося. Парень толкает его чуть вперёд, и корпус наклоняет, всё так же держась одной рукой за шею, надавливая на кадык. Попов за кожаное сиденье пальцами цепляется и ноги чуть в стороны разводит, голову назад запрокидывая. Ноющая, разбитая губа кровит ещё больше из-за покусываний собственных. Он сглатывает тяжело, облизывается, а потом матерится тихо, когда рука наглая, чужая забирается под кожаный ремень, накрывая член через ткань нижнего белья. — Блять, нахуя ты такой на голову мою свалился, сука?! — Антон рычит на ухо, резко вынимая руку из чужих штанов и бляшки на ремне касается. Он убирает вторую руку с шеи и наспех расстёгивает все препятствия и на своих, и на чужих джинсах. Приспускает до колен вместе с бельём и снова руку на шею опускает, а второй требует губы распахнуть. Запихивает пальцы в рот, а Арс, как по команде сосать их начинает, смачивая. Стонет от плавных движений на своём члене, прикусывает чуть пальцы чужие и с хлюпающим звуком отпускает, снова голову запрокинув, укладывая её на плечо позади. Он на кадык его давит, щеки колючей губами касается и в колечко мышц сразу два пальца проталкивает. Вместе, сука, с кольцами. — Шастун, бля, больно, — Попов через сжатые зубы цедит, пальцами до побеления впиваясь в сиденье. У него внутри металл: холодный, царапающий стенки. Но Антону не похуй ли? — Не пизди, ты хорошо растянут… Трахался уже сегодня, да? — парень уголка его губ касается своими, надавив пальцами на бугорок внутри, который вызвал такой стон оглушающий, что Шастуну уже сейчас спустить хотелось. — Не твоё… придурок, дело-о-о… — Пока я буду хотеть трахать тебя, то все остальные члены, которые побывали в тебе, моё, блять, дело! Усёк? — И Арсений молчит, бёдрами подаваясь назад. Антону ответ не нужен, потому что он сам этот ответ. Если разрешает ему себя касаться, то какие нахер возмущения против? Пускай засунет их себе туда, куда сейчас Шастун настойчиво засовывает свой член, повернув большим пальцем его голову и губами коснувшись чужих, слизав перед этим капли крови языком. Член внутрь скользит легко и совсем не осторожно, сразу же скорость набрав. Парень опускает одну руку на бедро Арсу, а вторую на плечо его, корпус вперёд наклонив. Тот на локти облокачивается, боясь, что под всем этим байк упадёт, и они вместе с ним. Антон не нежничает совсем: вбивается со шлепками и рычит, сжимая пальцы на теле холодном, оставляя следы красные, которые потом в синяки превратятся. Губы оба свои кусают, стонут сквозь зубы сжатые и от жизни охуевают. Ну потому что, блять, нельзя трахаться с человеком, которого по сути недолюбливаешь, мягко говоря. Которого вот уже как два года обогнать хочется, рот ему заткнуть своим кулаком, или байк ему сломать, чтоб — о, Боже! — нечаянно с дороги ушёл. Что происходит сейчас, даже самый сообразительный человек не разберёт. Наверное, внутри шестерёнки металлические сдвинулись чуть в сторону, и что-то жидкое и тёплое впустили, заставляя ржаветь весь этот металл. Шастун чужой член свободной рукой обхватывает, надрачивает резкими движениями и в спину лбом утыкается, ускоряясь. Трахает, забывается окончательно и кончает внутрь, ощущая на своих пальцах горячее и липкое. Но, сука, не мерзкое, хотя для такого, как Антон, должно быть наоборот. — Как же ты меня заебал, Шаст, — и Шастун даже ухмыляется на слове «заебал», ну потому что реально он его только что (за)ебал. Антон резким движением разворачивает его к себе лицом, голой задницей на мотоцикл усаживает (и это всё при том, что на улице осень и холодно пизда) и в губы кровавые впивается своими, рыча в поцелуе. В ноги цепляется пальцами и кусает-оттягивает-кусает… «Боже мой, блять, Шастун, ну почему ты такой невыносимый?..» — Заткнись, Арс, пожалуйста, заткнись, пока я снова тебе не вмазал.