Ри

      — А где гостиница? — громко удивился протирающий глаза Ри, через поднятое стекло рассматривая медленно открывающиеся, массивные железные ворота в высокой, бетонной стене, напротив которых остановилось такси. Всю дорогу из аэропорта утомленный бессонным ночным перелетом — попались в соседи по ряду двое альф с тремя маленькими, почти без перерыва плачущими щенками — подросток продремал. — Больше на какую-то военную базу похоже!       Кар потрепал мужа по бедру и вздохнул — тоже не выспался.       — Какая страна, — буркнул без особой охоты, — такие и гостиницы. Чтобы вас, фиялочек, не воровали.       Ри подпрыгнул, округляя рот, и омега хихикнул, довольный его реакцией.       — Это и есть база, — успокоил племянника сидящий сзади, с рюкзаком на коленях, Май. — Только не военная, а пустующий портовый склад. Принадлежит частному лицу. Еще точнее — моему старому доброму должнику. Хозяин — шакал, альфа, зовут Гого, пустил нас сюда забесплатно пожить на недельку, почему — скоро узнаешь. Хорошее место, тебе понравится.       Ворота, наконец, раскрылись до конца, пропуская машину, и такси въехало в полутемный, заставленный черными контейнерами, безлюдный двор. За контейнерами виднелось приземистое серое, бетонное здание с рядами забитых досками окон, щетинящееся по крыше антеннами.       — Выгружаемся, — велел расплатившийся с водителем мэсс Кар. Ри, после Мая, вылез из кондиционированного салона такси в местную влажную жарищу и брезгливо поежился, мгновенно покрываясь липким потом, подхватил протянутый мужем рюкзак с вещами, закинул его на плечо и пошел за дядей по неширокой заасфальтированной дорожке между контейнеров. Кар шагал следом, неся свой рюкзак в здоровой, левой руке за лямки.       Дорожка вывела их к боковой двери здания. Поднявшись на невысокое, из четырех металлических ступеней, крыльцо, Май сделал спутникам знак подождать, достал мобилку и кому-то позвонил. Там ответили спустя два гудка, и омега, тявкнув «хатку, боско», сразу сбросил вызов.       Буквально через полминуты дверь распахнулась. Симпатичный оборотень, крепкий, бритый налысо, пахнущий дорогим зерновым кофе, лет тридцати на вид, босой, одетый в синюю футболку без надписей и короткие, черные шортики, отступил вбок, пропуская гостей в недлинный коридор, ярко освещенный болтающейся на проводе под чисто выбеленым потолком голой лампочкой. Стены здесь были аккуратно выкрашены голубой краской, пол под ногами оказался выложен серой плиткой. Потянуло прохладой — в помещении работал кондиционер.       Омеги и хозяин обменялись звонкими кифами.       — Знакомься, Ри, — сказал Кар переминающимуся у порога мужу. — Гого. Прошу не обижать без причины.       Ри опасливо протянул шакалу ладонь и получил в меру сильный киф.       — Давай рюкзак, щен, помогу? — обаятельно улыбнувшись, предложил парень подростку с приятным акцентом. — Тяжелый же, наверное?       Застеснявшийся привлекательного чужака Ри едва заметно покачал головой — он не нуждался в помощи, вполне справлялся сам.       — Нет-нет, — отказался, невольно принюхиваясь к бритому альфе и обоняя в его кофейной ауре горьковатые, принадлежащие — странно — еще одному альфе цитрусовые нотки. — Спасибо.       Гого равнодушно пожал плечами, мол не хочешь так не хочешь, повернулся корпусом и ладонью толкнул дверь позади себя, приглашая дальше.       — У нас ничего не изменилось, — парень двигался легко и бесшумно, с опасной грацией хищника. — Продукты свежие подвезли вчера вечером. Сейчас завтраком вас накормим, Мэкса уже приготовил…       Он ввел гостей в просторную комнату, напоминающую гостиную, только лишенную привычной Ри мебели, с на восточный манер устланным плотными, ворсистыми коврами полом и разбросанными там и сям яркими, вышитыми цветочными узорами подушками, и показал взмахом руки в ближайший угол.       — Вещи кидайте сюда, до кучи, — велел. — Сначала — пожрем, вы не против? А потом уже — в душ?       Проголодавшиеся после самолета гиены хором предпочли завтрак гигиене, и Гого распахнул перед ними еще дверь. Оттуда повеяло ароматом какао и горячего хлеба.       — Ававия! — шакал засиял сразу всем своим существом и почти вбежал на кухню, где у покрытого простой клетчатой клеенкой стола возился, расставляя фаянсовые белые тарелки, стройный, довольно высокий, темноволосый альфа явно гиеньего племени. Оба обнялись и обменялись нежным, далеким от братского поцелуем. — Встречай босков! И знакомься, — он указал на Ри, — это тот самый знаменитый Ри. Вылитый покойник Кап, точная копия…       После завтрака, весьма плотного и вкусного, состоявшего из пышного омлета, «живого», заправленного зеленью и сметаной салата и домашней выпечки ржаного, ноздреватого хлеба, Мэкса небрежным, несказанно удивившим Ри кивком отправил Гого убирать на кухне и поманил гостей за собой.       — Вот, номера, — сказал, проведя их по длинному коридору с рядами закрытых дверей и в самом его конце отперев ключами из связки две. — Остальные на данный момент заняты. Вид из окон, простите, никакой, но наша гостиница не для туристов предназначена. Заходите, располагайтесь. Горячая вода есть, полотенца и белье свежие. А, впрочем, — он чуть устало подмигнул Кару, — перед кем я тут распинаюсь… Ваши вещи уже здесь, Бабра разнес, когда мы ели.       Кар принял у альфы два ключа, белый и медный, с круглыми деревянными бирочками, и еще один, на витой серебряной цепочке, который сразу же повесил себе на шею.       — Код от оружейного сейфа, — Мэкса вздохнул, — получите позже, ты или Май, но лучше бы вам на этот раз обойтись без стрельбы, обстановка в городе… напряженная.       Маю он ключа с цепочкой не выдал, зато протянул на ладони пару запечатанных сим-карт.       — Новые, нигде не светились, — уверил, сохраняя озабоченное выражение лица. — Помойтесь, уложите Ри, и Гого вас ждет наверху.       Вот так. Нежных фиялок «мутные» воины-не воины, содержатели странных, явно подпольных баз-гостиниц, в секреты не посвящают. Отстаивать права на знания сейчас у пошатывающегося от усталости Ри совсем не имелось сил, глаза закрывались самопроизвольно, но ведь речь шла о Лэ! Потому альфочка протестующе мотнул головой и крепко ухватил мужа под локоть здоровой руки, демонстрируя готовность продолжать бодрствовать.       — Господин Кар! — взмолился, буквально прилипая к омеге боком. — Я с вами! Иначе… Иначе… — он с трудом подавил прорывающийся зевок и топнул обутой в кроссовку ногой: — Тебе плохо будет!       Что именно он, хрупкий, не умеющий толком драться и непривычный устраивать истерик с криками, сотворит, Ри пока не придумал, но сдаваться без боя не собирался.       Мэкса уставился на подростка с нескрываемым изумлением.       — Ого… — только и вякнул. — Характер-то прослеживается…       Ри вернул соплеменнику твердый, приценивающийся взгляд через прищур и фыркнул. Неделя на военной базе среди колючих кактусов кое-чему успела его научить, например — хищно оскаливаться при надобности.       — Из какого клана тебя изгнали и за что, хир-ха*? — осведомился ледяным тоном, демонстрируя зубки. — А может, ты вообще выкупной раб из «веселого дома»?       Мэкса отпрянул, словно получил пощечину, и вспыхнул.       — Никто меня ниоткуда не изгонял, Ри, — ответил тихо и очень-очень печально. — Я сбежал сам, из гарема мужа, ночью, без гроша денег, зимой и босиком по снегу, со сломанными ребрами и рукой, к Гого. И не пожалел, что тогда сбежал. Но в вашем клане официально с тех пор считаюсь покойником… — зелень в зрачках альфы погасла, и он продолжил, пялясь куда-то в пол, с дрожащей, трепетной нежностью: — Не всем сразу везет выйти замуж за истинного, как тебе, щеночек. Не у всех есть такие умные, заботливые дяди и папА, как у тебя, и не все, как Кар, свято чтут истинность. Некоторых просто сначала продают, не разбираясь, за звонкую монету, а потом не отпускают и сажают под замок, избив до полусмерти.       Ри огненно, пятнисто покраснел до корней волос и попятился к стене, прикрывая ладошкой рот. Подросток, наконец, узнал стоящего напротив него.       Таким будет он сам лет через… несколько, если вставит в глаза темные линзы и перекрасит волосы в каштановый цвет.       Кап, сменивший ради любви имя, страну обитания и судьбу, не выглядевший на свой возраст — без морщинок вокруг глаз, подтянутый и свежий — неуверенно потянулся и кончиками пальцев коснулся плеча сына.       — Единицы знают правду обо мне, — выговорил бросивший когда-то щенков и ненавистного мужа оборотень-гиена сквозь задушенный всхлип. — Теперь знаешь и ты. Прощения не жду, не маленький, только понимания: я и Гого — истинная пара, хотя мы оба и альфы. Мне пришлось сбежать — твой папА ни с кем и никогда не делился собственностью…       Тот зимний вечер Ри помнил, хоть и довольно смутно, разрозненными кусками. Он и его братья однопометники сели ужинать под приглядом тяти Исэ, тятя Вис, самый младший в гареме, укладывал в соседней комнате спать помет мелких, еще не умеющих ходить щенков-сосунков.       ПапА с ними не было — тот почему-то заперся в кабинете с тятем Капой, довольно давно, и к столу не спустился. Лэ, на правах любимчика Исэ, баловался, немножко капризничал и строил тяте противные рожицы, потихоньку скармливая ненавистную ему тушеную рыбу крутящейся под стульями, трущейся об икры кошке и нагло подтаскивая с тарелок Ри и брата-оми Сапши, по очереди, обожаемый им до колик «салатный», сырой лук. Тятя Исэ, обычно весьма приметливый, странно, в упор не видел маневров сына, рассеянно ковырялся в своей тарелке без признаков аппетита и будто все время к чему-то напряженно прислушивался.       А потом услышали и щенки — закричали страшно, отчаянно, явно от сильной боли. Наиболее громкий, исполненный ужаса голос принадлежал тяте Капе, папА же гудел низко и хрипло, сплошными ругательствами. Судя по доносящемуся сопутствующему шуму, папА нещадно бил тятю Капу и колотил в стены мебелью, наверное, стулом…       — А ну сели обратно! — грозно рыкнул балансирующий на грани оборота Исэ на вскочивших, испуганных щенков, хлопая ладонью по столешнице с такой силой, что задребезжала посуда. — Ешьте! Вас это не касается!       Ри подчинился воле старшего, хотя горло сжало предчувствием беды. Под не умолкающие, истошные вопли тяти Капы аля заставил себя проглотить еще немного салата с картошкой, после чего ему вдруг стало плохо — затошнило, закружилась голова и скрутило живот. Тятя Исэ заметил плачевное состояние щенка, забрал из-за стола, отвел в спальню и уложил в постель.       Из спальни шум был почти не слышен, да и затихло вскоре. Ри лежал один, мучимый нарастающей тошнотой, натянув одеяло до носа, смотрел в темноту и размышлял, чего такого страшного натворил тятя Кап, если папА орет матюгами и дерется. Вряд ли потратил лишние, сверх дозволенного, деньги, порвал какую-нибудь вещь или разбил чашку. За подобное папА просто бурчал. Тогда что?!       Разобранные среди выкриков главного родителя слова «афай»*, «извращенец» и «поганая, мерзкая тварь» ничего не объяснили чистому, неискушенному второкласснику, ученику закрытой школы для алей, «убью» же и «позор» произвели неизгладимое впечатление. Заснуть и забыть кошмар помешал резкий приступ рвоты. Ри выворачивало наизнанку, прямо в постели, полночи, поднялась температура.       Вызванная под утро тятями — папА так и не появился — скорая помощь забрала беспрерывно рвущего, пылающего жаром щенка в больницу, где Ри провалялся несколько суток под капельницей с кишечной инфекцией, а когда вернулся домой, тятя Кап исчез. Ри сказали — он покончил с жизнью, выбросившись из окна мансарды. И Ри, разумеется, поверил взрослым…       — Дядя, — толчком осознавший произошедшее много лет назад подросток отпустил локоть мужа и всем корпусом повернулся к стоящему слева Маю, сцепляясь с ним горящим, испытующим взглядом. — Это ты помог тятю Капе тогда сбежать, да? Сам бы он вряд ли сумел выбраться, через окно комнаты на четвертом этаже, со сломанной рукой, плюс ты упоминал — Гого твой должник…       Май смотрел на племянника чуть исподлобья, покусывая губу, подкидывал на ладони медный ключ с деревянной бирочкой. Помолчал несколько мгновений — и кивнул, подтверждая.       — Амси (так звали покойного папА Ри), — вздохнул омега, — жутко взбесился, узнав, что истинный Капы — альфа. Брат никогда не принимал афай и омаф* отношений. Он собирался накачать Капу снотворным, вывезти в горы и там придушить без лишних свидетелей, а тело закопать в песчаном, заброшенном карьере, чтобы не позорил наш клан. Нам с Юли это показалось неправильным, и мы вмешались. Я спустился с крыши по веревке, — воин криво улыбнулся в потолок, вспоминая прошлое, — Юли страховал наверху, Кар внизу. Гого подогнал машину к воротам, сдали ему его любимого в лучшем виде…       — Ага, — подхватил хмурящийся Кар. — А сдав, вернулись. Ох, и досталось от нас троих твоему папА, Ри — документы Капы спрятал. Так и не нашли, зря махались и перерыли ему кабинет. Пришлось в результате подделывать удостоверение личности — иначе бы Капу из страны не выпустили. Именно тогда, Ри, я тебя и унюхал впервые, случайно, и решил: подрастешь — непременно женюсь.       Разрозненные части паззла с щелчком сошлись в мозгах у Ри в целостную картинку. Именно после «якобы самоубийства» тяти Капы и той рвотно-поносной больницы Май начал забирать племянника к себе, тренировать и учить стрельбе по мишеням, без братьев однопометников и скрытно от папА, а папА нежданно разрешил потерявшему тятю сыну заниматься математикой и даже нанял ему соответствующего репетитора. Готовили, значит, Кару, каждый по-своему, достойную пару…       Интересно. «Думай, аля, думай и сопоставляй известные тебе факты, ты умный.»       — Каким боком к вам относится Гого? — выпалил альфочка на одном дыхании, пугаясь собственной новорожденной решительности, Кару в лицо. — Он — иностранец и шакал. Кто убил мужа Лэ и за что — он ведь погиб не в поединке крови? Что это за странная гостиница и кто в ней останавливается на самом деле? Контрабандисты, шпионаж? И куда ты, мэсс Кар, мой муж, носящий мною поставленную истинную метку, планируешь меня отправить учиться с согласия моих дядей? Ведь не на физ-мат факультет, верно? Или мне показалось и я — выдумщик и фантазер? Лгать не смей. Я почувствую. Панакх*.       — Прямо сразу в лоб и панакх? — пока Май изумленно моргал, а побледневший Кап в ужасе хватал ртом воздух, Кар разглядывал развоевавшегося подростка со светлым любопытством. — Просто спросить было нельзя? — омега примирительно поднял раскрытые ладони и помахал ими, изображая трепыхающую крыльями птицу. — Поспать бы тебе часов пять, Ри, а?       Успевший сообразить, что малость погорячился с объявлением истинного развода, но пока не готовый сдавать позиций, Ри вздернул брови и попятился: его гордость и до предела взвинченные нервы уперлись и требовали скандала.       Миг, и мэсс Кар подшагнул вплотную к не по делу бунтующей паре.       — Мое сердечко, — сказал ласково, беря отпихивающегося локтями альфочку в кольцо объятия. — Я с удовольствием отвечу на все-все твои вопросы без всяких панакхов, но с одним, непременным, условием — ты сначала немного отдохнешь. Давай так, — бархатистый голос воина обволакивал, расслабляя и навевая дрему, словно укачивал на своих волнах, губы касались виска Ри, — мы с тобой сейчас пройдем в наш номер, ополоснемся в душе, под теплой водичкой, переоденемся в чистое… Потом ты ляжешь полежать…       Ненавязчиво подталкиваемый к двери номера, альфочка жалко шмыгнул носом и перестал сопротивляться. Сил у него совсем не осталось, отяжелевшие веки повлажнели. К тому же, напала вдруг икота.       — Мэсс… ик… Кар…       — Да, малыш?       — Почему… ик… ты умиляешься любой сделанной мной глупости? Это… ик… неправильно…       — Неверно, малыш, не любой. Порку за мотоцикл забыл?       — Нет… ик…       — А ты говоришь — любой. Не любой. Но я умею отличать «сделал, не подумав» от «сделал, смертельно устав и переволновавшись», понимаешь?       — П-понимаю… ик… Спасибо тебе, любимый… Т-ты лучший… ик… Бастион из порога пал незаметно — за разговором, перемежая слова поцелуями, Кар ненавязчиво впихнул Ри в номер, ногой захлопнул дверь, и вот супруги уже в душевой и раздеты донага.       — Вымою тебе волосы, — ворковал омега, распуская мужу косу, — и тебя целиком помою, заверну в полотенчико…       Ри отвечал едва слышную несвязицу и жмурился от удовольствия. Напряжение последнего часа схлынуло, на душе звенела пустота, под руками мэсса Кара было уютно.       — Ничего плохого не случится, — негромко напевал омега, так он, наверное, пел и своим щенкам, нежа их у груди, — если тебя любят и хранят… Этот день для нас не повторится, зло и боль за горы улетят…       Вот только воин, увы, обращался, все же, не к щенку…       — Ты напрасно считаешь меня маленьким, господин, — укорил подросток, выныривая из дремы и аккуратно перехватывая правое запястье мужа двумя пальцами. Его прояснившийся взгляд был прикован к повязке на плече вожака — та намокла, по бинтам расплывалось свежее алое пятно. — Я, конечно, намного младше тебя, но… Посмотри, ававия сэу, у тебя снова кровь. Не бережешься…       Кар принял выговор согласным молчанием — он чувствовал себя нехорошо еще с самолета, мучился головокружением и невнятными болями внизу живота, но показывать недомогание юному супругу не хотел, боялся напугать. Уловивший изменение настроения возлюбленного Ри мягко потянул омегу за руку в комнату и толкнул на постель. Кар подчинился воле подростка — коленки-то откровенно тряслись.       — Ты беременый и ранен, — Ри, встревоженно покусывая губу, присел рядом. — Хотя бы передо мной героя не строй, пожалуйста, или не жди взаимного доверия. — Кар смущенно сморгнул, и альфочка продолжил, дрожащим, прерывающимся голоском. — Иначе и правда проще развестись. Давай я сейчас сбегаю к Гого за аптечкой, если здесь нет, сделаю тебе новую повязку, и ты тоже ляжешь и поспишь, пока не хлопнулся где-нибудь в обморок? Очень-очень прошу, могу даже заплакать.       Первая изнеможенная и абсолютно искренняя слезка заблестела, медля, сорвалась с трепещущих ресниц подростка и покатилась по его щеке, оставляя влажный след на коже. Не привыкший к подобной заботе омега лишь кивнул, разрешая. Сложно быть сильным, когда глаза застилает темная, тошнотворная пелена, а измученное тело жаждет упасть на спину и отрубиться. Вожаки ведь имеют право прихворнуть чуток? Ненадолго, до вечера…