Lifebuoy

— Почему ты приковываешь себя к плохим? Вопрос довольно актуален. И я попытаюсь тебе разложить мой ответ по полочкам. Недавно я понял одну вещь, которая уже ничуть не удивляет меня. Гнилые пустышки живут дольше, они переживут тебя. Люди, которые будут пользоваться добротой до последнего, до тотального опустошения. Ты ведь знаешь, что станешь не нужен, будь у тебя проблемы. Настолько привык их прятать внутри себя, что эта вещь стала обыденной. Привык улыбаться, смеяться на людях. Некоторые думают, что это проявление силы. Нет, мой друг, это неистовая беспомощность и слабость. Маска двуличия — твой единственный защитный барьер. Опустошая себя ею, человек становится пустым телом, убив всё, что совсем недавно делало тебя прекрасным. Прекрасные люди, как трудно с ними, правда? Я встречал таких. Может, всего-навсего пару в жизни. Я сам их убил. Прекрасных людей забирает время. Ведь, как правило, такие всегда страдают. Прекрасных забирает мгновение, которое ты никогда не запечатлишь. Гнилые пустышки будут снова садиться на шею и свешивать ножки. А ты будешь смиренно терпеть, позволяя это. Ты с гнильем, потому что считаешь, что прекрасных тебе уже никогда не достичь, ведь ты сам их убил. Счастье не для тебя, искренность для лучших. А ты катишься вниз за вереницей двуличия и внутренней неутолимой боли. Ты с плохими, потому что сам считаешь себя плохим. Убил в себе всё то, что делало тебя человеком, когда-то делало. Поднося к другим зеркало с вопросом «что ты видишь?», они будут говорить про свои красивые глаза, губы, нос. Очередь дойдет до тебя, ты невольно посмотришь на свое отражение и внутри проснется всё та же, уже родная ненависть к себе. Тихо ответишь:«ничего», покачав головой и опустив глаза. Ты никогда не откажешься от своего культа и тебя нереально переубедить. Ты уже тот бесполезный, использованный мусор, который будут пинать из стороны в сторону. Прекрати плакать и винить в собственных ошибках других. Прекрати резать руки и искать причины для смерти. Смирись, ты сам себя таким сделал. Миша снова сжимается от грубого голоса Дани. Он готов прямо сейчас расплакаться и убежать, не возвращаться никогда в этот проклятый дом. Ему плохо, ему грустно, он хотел просто побыть с другом, который поддержал бы его, который помог бы ему. Глупый. Он просто сказал правду, а его облили чем-то склизким, противным, жгущим дыры в его худощавом тельце. Миша опускает голову, сильно прикусив губу, старается, как может, потому что уйти сейчас не получится. Даня ждёт ответа. До неприличия терпеливо. Он даже не продолжает свою прекрасную речь о том, что Миша сам испортил себе жизнь, выбирая не тех людей. — А… А ты? У-у тебя всё… хорошо. Тог-гда ты — пус-стышка? — паренёк хлюпает носом, постоянно заикаясь, медленно поднимая взгляд на Даню. Точнее, он был когда-то милым и добрым Даней, сейчас всё иначе. Абсолютно. Он сильно изменился за последние… полгода? И теперь вместо веселого, милосердного парня здесь стоит серьезный и жестокий к чужим чувствам человек. Неужели со всеми так происходит в определенном возрасте? Это называют «взрослением»? Если да, то Миша определённо не хочет взрослеть. Даня оставляет вопрос мальчика без ответа и просто уходит. Молча. Он проиграл, попав в свою же ловушку, но идёт грациозно, победоносно. — Что? Я не слышал хлопок двери… — Да, потому что он там стоит. — Даня, блять, ты… — другой парень осекся, тяжело вздыхая, — потом напишу. Миша слышит чьи-то шаги и быстро рукавами куртки вытирает слёзы с щек, и снова старается успокоиться. Ему вообще противопоказано сильно нервничать, но, видно, судьба против тихой жизни домоседа. Высокий. Волосы светлые. Глаза, кажется, голубые… Или серые? Милые щечки. Тонкие губы. Миша видит этого парня, кажется, Диму, второй или третий раз в своей жизни. Во все разы он был рядом с Рэнделлом и всегда был хмурым, как сама Смерть, но Миша готов поклясться, что у него самая прекрасная улыбка на Земле. Даже несмотря на то, что он её ни разу не видел. — Не уходи, ладно? — Миша кивает. Ему идти-то некуда, если так подумать. Домой, к отцу, возвращаться совсем не хотелось, поэтому будет плестись за Димой, как за спасательным кругом. Парень быстро одевается и, хватая за руку Мишу, выходит из квартиры, захлопнув дверь, — Проклятый эгоист. — К-кто? — Даня. Миша снова молчит. Просто не знает, что сказать. Дима тихо ругается, шепча что-то себе под нос. Вдох. Выдох. Вдох. Парень хватает другого за рукав, останавливая и заставляя обернуться. Он боится, но тщетно старается не показывать этого. — З-зачем? Зачем ты забрал меня? — Миша хлюпает носом, снова вытирая слезы с щек и глаз. — Ты хороший. Я знаю это. Даня рассказывал мне о тебе иногда, когда напьётся. Рассказывал о том, как вы ходили по разным тусам, и вас всегда считали парой, хотя у обоих были девушки. Вы дружили так, как никто другой. А потом всё резко изменилось, и он поменялся, ты стал ему чужим, но он не может сказать тебе этого прямо. И… я не могу оставить ещё одного человека в таком положении. Я хочу, чтобы ты нашел себе опору и не упал. Никогда. Я не допущу этого. — Дима поджал губы, стараясь утихомирить эмоции. — А ты? Чем ты лучше? — он сел на ближайшую лавочку и закрыл лицо руками, — Знаешь это параноидальное чувство, которое постоянно рвет тебя на куски? Когда после многих долголетних предательств и издевательств, ты уже просто никому не доверяешь. Когда появляется человек, который действительно любит тебя, но это недоверие ко всем людям, включая себя, мешает наслаждаться жизнью. Эмоции, пожирающие все изнутри. Когда постоянно ищешь подвох, в каждом слове, в каждом движении. Когда не можешь принять то, что тебя действительно приняли, поняли, полюбили. Просто не можешь. Потому что не веришь, не можешь верить. Все ждешь, ждешь, ждешь и ждешь, когда тебя бросят, снова обольют грязью, как и всегда. Ждешь. Ждешь. Каждый новый день словно мясорубка. Больно. И тошно. — замолкает на секунду, поднимая взгляд на Диму, — Я не смогу тебе доверять, как бы ты не хотел помочь. — Я понимаю, Миш, понимаю. Но у тебя есть выбор, я даю тебе его: либо возвращаться домой, в злосчастный отцовский дом, который тебе явно не дорог, — парень коснулся кончиками пальцев синяка на скуле, — либо заехать домой, забрать все вещи и поехать ко мне. Я не буду бить тебя, не буду унижать. Ты будешь человеком, которого я обязан оберегать. — Не обяз-зан. — Я сам себя обязал. Ты должен понять это. Хотя бы принять тот факт, что у меня будет тепло, уютно и не будешь жить в страхе, что папа снова придёт к тебе в комнату. — Он рассказал, да? — Миша снова опускает голову скорее от стыда и такой жалости к нему, но… Дима прав. Действительно прав, — Пообещай, пожалуйста. — Я обещаю, что, находясь у меня, ты будешь в безопасности, окруженный только заботой. хХх Неделя. Прошла неделя и Миша не стал доверять Диме, но больше не боится его. Дима считает, что это тоже хорошо. Думает, что всё придет со временем. После стольких раз сложно довериться снова кому-то, сложно выйти на контакт, даже если понимаешь, что человек хороший. Дима знает это. Миша впервые заходит в димину комнату и с лёгким страхом осматривается. Хозяин замечает его, но молчит, стараясь не напугать. Мальчик подходит в компьютеру и садится на стул рядом. Молчит. Малинов привык к такому, поэтому тоже молчит и просто продолжает делать то, что делал до его прихода. Миша смотрит. Миша проверяет правдивость обещания Димы и, пока что, оно не врёт. Ни разу. — Не хочу привязываться к людям. Каждый раз я привязываюсь слишком сильно, слишком крепко, а затем люди уходят и будто бы отрывают часть меня, забирают с собой. Несколько раз так случалось, и, естественно, я закрылся в себе. Я никому не доверяю, не верю в любовь, в дружбу, отношения, я убеждаю себя ежедневно, что мне это не нужно, что я самостоятельная личность, что я могу найти себе другое развлечение или дело, в целом, так и есть. Но часть меня, хочет, чтобы хоть кто-то и где-то принял меня, понял, заступился, обнял в нужную минуту, поддержал. Я упорно пытаюсь выжечь это в себе, искоренить, превратиться в камень. Очевидно, что для таких людей как я, это лучший вариант. Нам редко кто-то нравится, и каждые отношения даются нам с трудом, но если что-то получается, то мы цепляемся за это слишком крепко, слишком сильно, мы делаем человека смыслом своей жизни, и в конце концов теряем его. Я очень боюсь, что мне снова кто-нибудь понравится, кто-нибудь более реальный, чем книжный персонаж, поэтому я и пытаюсь себя убедить, что мне всё это не нужно, пытаюсь убить в себе это или превратить во что-то новое, что станет хорошей заменой таким чувствам. — он говорит тихо, стараясь не сильно нарушить ту атмосферу, что была, но выходит плохо. — Я знаю, Миша, знаю и надеюсь, что смогу переубедить тебя. Ты можешь доверять мне. Я постараюсь не врать тебе, как и другим, просто… Просто знай это. хХх Миша впервые улыбается уже через пару недель. Дима просто рад этому, потому что его рассмешила какая-то глупая шутка. Ему стало весело, а это уже однозначно маленькая победа на стороне Димы. — Так значит, да? Да? — Миша пытался быть возмущенным из-за слов нового друга, но смеялся. Тихо, пытаясь подавить веселье, но не получалось, — Ясно-ясно, можешь выйти в окно. — Миша кинул подушку в Диму, а тот едва ли её поймал, удивлённо вдохнув. — Это уже не совсем честно, молодой человек, — Малина с серьезным видом подходит к Мише, пока тот мило улыбается, — а знаешь, что обычно бывает за фальшь где-либо? Правильно, наказание. Дима кинул подушку обратно на диван и положил руки на плечи Миши. Чуть надавил на них, чтобы тот сел на пол. Парень, хоть и не хотел, сделал это. Дима наклонился к его уху, прошептав: «За твою вину можно придумать и большее, но, к сожалению, я добрый сегодня». Немного молчания и Малина внезапно начинает щекотать друга. Миша забавно выгибался, катаясь по полу, вымаливая прощения, обещая, что больше этого не будет. Его отдающий нездоровой хрипотой смех был чертовски заразителен и, если ты не засмеешься, то, как минимум, улыбнешься, что и делал Дима. Звонок в дверь, и парни разочарованно остановились. Малинов поднялся и пошел к двери, а Миша, повторив первое действие друга, ушёл на кухню. — Я… помешал? — до боли знакомый голос. Миша резко останавливается, переставая наливать чай. — Нет, всё нормально. Ты за флэшкой? Миша быстро заканчивает и идет с большой кружкой на диван. Ставит её на столик рядом и выходит в коридор. Зачем? Возможно, чтобы увидеть того, о ком думал почти каждую ночь, того, кто последний доставил ему столько боли. — Так… Миша? — Даня чуть хмурится, переводя взгляд с одного на другого, — Нет, я всё-таки помешал. — Чему ты мог помешать? — Дима недоуменно смотрит на гостя. — Да вы видели себя? Будто только что потрахались, серьезно, — Дима нахмурился и пошел к зеркалу. — Блять. — Именно так. — Что ты хотел?.. — в разговор вмешивается Миша. — А… Точно. У вас есть запасной джойстик? Мой накрылся, а я игровой стрим обещал. — У нас? — Да, есть. — Дима идет в свою комнату, — Сейчас. — Ага. Вы ж вместе живете, разве нет? Миша задумался и ушёл обратно в глубь комнаты. Очень вежливо. Не поздороваться, не попрощаться.