После рассвета

Ей снились змеи. Теплые шершавые тела вились под ногами, касались босых ступней, смотрели из темноты немигающими блестящими глазами. Будто зачаровывая ее и заставляя замереть, остановиться навсегда в этом мире без проблеска света. Глухое шипение было сродни шепоту, успокаивающему и загадочному, обещавшему раскрыть все тайны мироздания. Но стоило лишь сделать шаг, как тихое наваждение превратилось в кошмар. На босые ноги посыпались укусы, десятки зубов раздирали кожу. Крик, зародившийся в горле и сорвавшийся с губ, затерялся в злобном громком шипении. Темнота окрасилась кровавыми пятнами. Скорчившись и потеряв равновесие, она рухнула в шевелящееся море под ногами. Тяжело дыша, Вирна проснулась. Дрожащими руками она сбросила одеяло на пол и взглянула на свои ноги – все еще босые, но целые и невредимые, если не считать пары царапин и светлых полос шрамов. Страх постепенно начал отступать, а дыхание выровнялось, хотя липкий пот все еще холодил лоб. «Проклятье». Вирна поднялась и налила себе воды из кувшина. Руки уже почти перестали трястись, когда она сделала последний глоток. Жаль, что брат вчера не позволил ей забрать бутылку вина – сейчас оно пришлось бы кстати. Помогло бы забыться и уснуть наконец-то спокойно. Вирна присела на край кровати, рассеянно смотря на стену перед собой. Серый камень украшала затейливая каменная мозаика, выполненная явно с большим прилежанием настоящими мастерами. Разноцветные плитки складывались в изображение горы, над которой всходило солнце. Мифрил Холл, конечно же. Вотчина дварфов, стоящая на реках серебра и корнями уходящая в Подземье. За те недели, что Вирна прожила здесь, она, кажется, успела выучить каждую черточку этой мозаики. И все равно не уставала смотреть на нее. Четкие грани и монументальность изображения успокаивали. Мысли, тревожно разбегавшиеся после кошмара, наконец-то приходили в порядок. Оставалось надеяться, что это был именно кошмар, а не внезапно прорезавшийся пророческий дар. Разнообразные жуткие сны мучили Вирну уже давно. Они начались не сразу после ее воссоединения с братом в Мифрил Холле и с каждым днем становились все ярче, пугали по-новому. Сперва Вирна не придавала им значения – ей ведь пришлось немало пережить, и страхи, вроде одолевающих змей или ползающих по коже пауков, вполне понятны. Тем более, она настолько утомилась, что обычным эльфийским грезам предпочла презренный, хоть и восстанавливающий силы быстрее, сон. Однако кошмары не проходили, и Вирна всерьез начала подозревать, что виной им не усталость. Паучья Королева никогда не прощала обид – Вирна знала это даже слишком хорошо. Быть может, теперь Ллос взялась не только за непокорного дроу-отступника, что бросил вызов ее заветам, но и за свою мятежную жрицу? Как далеко способна зайти ужасная богиня, чтобы свершить месть и удовлетворить собственные извращенные прихоти? Чрезвычайно далеко. Так далеко, что и представить себе невозможно. Горе тому, кто осмелится тягаться с Паучьей Королевой. Вирна поднялась и сделала несколько шагов по комнате, пытаясь успокоиться. Ей очень не хватало возможности выскользнуть из четырех стен, но увы – дварфы Мифрил Холла предпочитали не играть с огнем и не выпускать сдавшуюся на их милость дроу по ночам дальше ее комнаты. А если и выпускали – то исключительно под присмотром. Вирну это немало злило, хотя возражать она не смела: от расправы озлобленных дварфов ее отделяло лишь заступничество брата. Даже в такой поздний час за дверью дежурила парочка бородатых коротышек. Вирна слышала их тихое бормотание, но слов разобрать не могла. О предмете разговора, впрочем, догадывалась. Все эти «сторожа» обсуждали одно и то же. Вирна встала, тихо подошла к двери и присела у стены рядом. Отсюда было слышно гораздо лучше. Спать все равно не хотелось, а болтающие дварфы могли выдать много полезной информации, к которой у Вирны не было доступа. К сожалению, стены приглушали часть слов. – ...столько же! Вроде бы и нет, но... Бездна побери… – Неважно. Если нету шлифовки – считай, пропала работа... – ...ушел, подлец. Лучше бы Серди с собой забрал... – ...а ведь как сын... – ...темноты не боится. Вот заживем... Изо дня в день дварфы не уставали снова и снова говорить о металле, кузницах, драгоценных камнях и о том, как Мифрил Холл под рукой короля Бренора начнет процветать, «будто в былые времена». Вирну эта зацикленность коротышек на своем наследии порядком утомила. А ведь Мифрил Холл и правда был хорош. По крайней мере, та часть, которую Вирне позволяли увидеть. Огромные залы с уходящими ввысь колоннами – настолько монументальными, что могли бы держать на себе всю земную твердь. Шумные кузницы, запомнившиеся стуком молотов и жаром постоянно работающих горнов. Шахты средних уровней – глубокие, почти достающие до Подземья и содержащие скрытые от глаз несметные сокровища и мифрильные жилы. Плавильные цеха, где в огромных домнах и сыродутных печах создавали металл, чтобы затем отослать его в кузницы. Коридоры же Нижнего города, приютившего за крепкими дверями сотни обитателей Мифрил Холла, были заполнены тенями, а где тени разбегались от света настенных факелов – тьма пряталась в щелях между камнями и плитами. Здесь, в отличие от прочих мест, было тихо. Кухни, храм во славу дварфийского бога Клангеддина, церквушки для других богов – гораздо меньше размером, оружейные комнаты, кладовые, сокровищница, залы для приемов и торжеств... Тут дварфы проводили все свободное время, однако по сравнению с тем, сколько часов они тратили на работу – это было ничтожно мало, и оттого в Нижнем городе почти всегда стояла тишина. Обычно от яркого света, вечно окружающего залы и коридоры огня факелов и отсветов из огромных печей глаза Вирны побаливали, но по-настоящему плохо было, только если она смотрела прямо на пламя. Дриззт утверждал, что спустя почти год на поверхности его перестало это терзать. Оставалось надеяться, что он был прав. Те первые разы, когда Вирна пыталась приспособиться к свету солнца, вспоминались с раздражением. Слезы катились по ее лицу градом, а братец вертелся под ногами и просил быть осторожнее, но Вирна упорно привыкала смотреть на свет. Если уж она решила оставить прошлое за спиной, то избавляться от него надо как можно скорее и без всякой жалости. Тем временем дварфы продолжали беседу, и наконец-то чуткое ухо Вирны уловило знакомое имя. – ... знамо дело! Эти эльфы же – как гоблины: только одного пригрел – сразу остальные набегают... – Ну Дриззт-то, допустим, ничего плохого не делал нам. Он свой уже почитай, только безбородый совсем. Ты лучше вспомни как в Долине... – ...зато из-за дровки Вульфгар погиб. На месте дочки Бренора я б порвал уже обидчицу на куски... – ...Кэтти-бри из уважения к Дриззту... – Навлечет она беду на нас, клянусь молотом Клангеддина. Король Бренор слишком много спускает Дриззту. А если за этой последуют другие, как в тот раз? Помню, лет пятьдесят назад... – ...пойди да скажи ему об этом. Погляжу я, как Бренор тебя пинком с лестницы спустит. – Бренор хоть и суров, но понимать должен. Ничего хорошего не выйдет... Вирна продолжала прислушиваться к недовольному бормотанию дварфов, но те перешли к обсуждению цен на руду и железо, а потому интерес быстро пропал. Упреки в свой адрес она слышала и раньше, но не испытывала по этому поводу угрызений совести. Да, Вирна стала причиной гибели многих дварфов и даже приемного сына короля Бренора, но тогда ее действиями руководило желание угодить Ллос. Не вина Вирны, что погибшие оказались столь слабыми противниками. И вовсе не ради убийства именно приемного сына короля Бренора она вызвала тогда йоклол, нет – просто так совпало. И уж конечно Вирна не могла воскресить никого из павших, ныне лишившись благословения своей богини. Братец говорил что-то об искуплении и раскаянии, но Вирна не чувствовала в себе желания искупить что бы то ни было или раскаяться в содеянном ранее. Столетия зла и боли так просто не сотрешь из памяти и существования. Даже если бы ей этого хотелось. Может быть, Вирна и жалела немного о том, что своими руками обратила Дайнина в драука... Но совсем немного. Дайнин был глупым и злобным, он никогда бы не посмел встать на сторону Дриззта, если только это не сулило ему могущества или возможности в будущем оного добиться. Но Дриззт бы попытался достучаться и до него, и, скорее всего, при этом бы бесславно погиб. Или, что вероятнее, сам прирезал бы Дайнина, защищаясь. А потом страдал бы от этого целыми днями, мучая и себя, и Вирну. Потому, можно сказать, она избавила слюнтяя-братца от лишних угрызений совести. Совершила доброе дело. Стоило ли оно того – Вирна пока не поняла. Но душу больше не терзало на части желание мести или страх оказаться неугодной. Теперь там поселилась пустота. Будто бы изнутри все выжгло пламенем, оставив только угольки воспоминаний и бесконечную усталость. Что же, Вирне было не привыкать строить жизнь заново. Только теперь вместо Ллос у нее есть брат. Который – удивительно! – никогда не воткнет ей в спину кинжал. С этой мыслью еще предстояло свыкнуться. Единственный, кто после падения Дома До’Урден относился к ней с уважением и вниманием, был Джарлакс. Лидер наемников, приютивший ее и позволявший творить, что взбредет в голову. Тогда все мысли Вирны были направлены на попытки вернуть милость Ллос, и она не обращала внимания больше ни на что. А ведь Джарлакс всегда был рядом и даже пытался помочь. Совсем как Дриззт. Конечно, преследуя свои цели, но все-таки… Теперь это в прошлом. Джарлакс остался в Подземье вместе со своей бандой, а Вирне предстояло понять, как жить дальше на поверхности. Хотя иногда она признавалась сама себе, что немного скучает по отчаянной улыбке лидера Бреган Д’Эрт. И даже временами вертит в пальцах фибулу от пивафви – единственное, что осталось у нее от прошлой жизни среди наемников. Дварфы наконец-то замолчали, и мир погрузился в привычную тихую темноту. Конечно же, совсем не такую, как в Подземье. Та темнота была опасной и дикой, очередным врагом, с которым необходимо бороться. Темнота же эта отличалась каким-то жутковатым спокойствием и уютом. За дверьми комнаты начинался длинный коридор, где мирно спали обитатели Мифрил Холла, совершенно не опасаясь за свои мелкие жизни. Откуда-то едва слышно доносился раскатистый дварфийский храп, приглушенный лишь стенами и расстоянием. В былые годы Вирны за столь противные звуки в ее присутствии этот коротышка лишился бы головы, причем отнюдь не быстро и безболезненно. Но наземники не убивали просто так. Вернее, конечно же, убивали, только считалось это чем-то вроде дурного тона и совсем не поощрялось. И калечить тоже было нельзя. И пытать. И еще существовало множество других правил, которые вывалили на нее новые знакомые во главе с братом. Не то что бы Вирне и правда постоянно хотелось убить кого-нибудь, но такое количество не всегда понятных ограничений после родного и ясного мира Подземья сбивало с толку. Дварфы снова заговорили, совсем тихо. Убаюкиваемая их размеренным бормотанием, усталостью и спокойствием вокруг, Вирна наконец-то задремала. И ей снова приснились змеи.