Вот она — цена непонимания. Либо Бог, либо — дьявол. Ричард Бах
Двенадцать лет назад
Гермиона пришла домой и застала Драко растянувшимся на мягкой софе аки кот. Живоглот в свою очередь развалился на залитом солнцем подоконнике за его спиной. В руках у её мужа была небольшая книжица в мягком переплёте с синей обложкой. — Что читаешь? — Привет, — он улыбнулся, не отрывая глаз от раскрытой на середине книги. — Твоя мать разобрала чулан в твоей старой квартире перед тем, как выставить её на продажу, и прислала несколько коробок со всяким барахлом. Никогда бы не подумал, что ты способна оставить книгу. Гермиона, наконец, вспомнила эту обложку. — «Чайка по имени Джонатан Ливингстон»? — Я сперва подумал, что тут должны быть ноты, судя по фамилии на обложке, но, к моему удивлению, это оказалась книга. Гермиона фыркнула и снисходительно улыбнулась: — Это не тот Бах, там даже имена разные. — Но ещё больше меня удивили заметки на полях и подчёркнутые строчки… Казалось невероятным, но взрослая замужняя Гермиона Малфой, которая уже два года занимала пост министра магии волшебной Британии, всё ещё умела краснеть и стесняться. — Я позволяла себе подобное только с «карманными» изданиями и только маггловским карандашом! При желании его можно стереть. Драко позабавила её реакция даже сильнее, чем он ожидал. — Вот послушай: «Чем выше летает чайка — тем дальше она видит». Что-то определённо в этом есть. Или вот ещё:«Ты можешь знать всё что угодно, но пока ты не доказал это на практике, ты не знаешь ничего!»
— По-моему, очень в духе Грейнджер и её отношений с квиддичем. Гермиона подошла ближе, села с ним рядом и, сбросив туфли, зарылась ногами в мягкий ковёр. Но Драко всё не унимался, листая страницы и выискивая старые пометки: — «Каждая птица имеет право летать, свобода есть сущность каждого, и потому всё, что её ограничивает, должно быть отметено прочь, будь то традиция, суеверие или любое другое ограничение в какой угодно форме». — «Почему самое трудное на свете дело — убедить свободного в том, что он свободен и что он вполне способен сам себе это доказать, стоит лишь потратить немного времени на тренировку?», — продолжила цитировать Гермиона даже не пытаясь заглянуть в книгу, а оперевшись на спинку софы и закрыв глаза. — «Не верь глазам своим. Ибо глазам видны лишь ограничивающие нашу свободу оковы. Чтобы рассмотреть главное, нужно пользоваться пониманием. Ты всё знаешь, необходимо только понять это. И тогда сразу станет ясно, как летать». Я читала эту книгу на втором году обучения в академии. — Я думал, в академии ты читала «Историю О». Чуть повернув к нему голову, Гермиона открыла глаза и сузила их до маленьких щёлочек. — Ладно, я пошутил, — у Драко было отличное настроение в этот день, и он шутливо поднял руки вверх, показывая, что не намерен спорить. — Невероятно, что маггловская литература настолько подходит под описание вековых проблем волшебного мира. — В этом истинная ценность искусства, Драко. Оно применимо ко всему и оттого вечно. Трудовые договоры для эльфов Мэнора уже готовы. Ты действительно позволишь мне это сделать? — Они де-факто уже свободны, мы лишь закрепим это документально. И она действительно его поцеловала. Не страстно или сексуально, а по-настоящему трепетно. С благодарностью и любовью.***
— Я ненавижу просить об этом, но ты мог бы договориться с Андромедой насчёт интервью со мной и Тедди для «Ведьмополитена»? — После всего, что ты сделала для оборотней, уверен, они будут только рады немного поулыбаться и попозировать. — Гарри взглянул на подругу поверх очков, чем-то неуловимо напоминая ей Дамблдора. — Просто ненавижу всё это: фальшивые улыбки на колдокамеру, пустая болтовня, глупые вопросы… — Как и я, — Гарри тепло улыбнулся и подошёл ближе. — Общественность жаждет подробностей о твоей личной жизни, чтобы умиляться и чувствовать свою причастность. Гермиона скептически подняла бровь. — Ладно, иногда — чтобы злорадствовать и чувствовать себя немного лучше на фоне чужих проблем. — В это мне проще поверить. — Гермиона тоже улыбалась в ответ. Она заклинанием увеличила небольшое дамское зеркальце и хотела приступить к укладке причёски, но Гарри положил руку ей на плечо, взглянув на неё в отражении: — Не надо, время ещё есть, я соскучился по твоим таким волосам. В кабинете главы Аврората Гарри Поттера Гермиона всегда чувствовала себя спокойно и в безопасности. Во всём Лондоне не было места защищённее. А когда они оба были внутри, наложив несколько дополнительных защитных заклинаний на стены и двери, министр Малфой была полностью уверена, что никто нежелательный ни за что сюда не проникнет. — Тебя действительно так огорчает необходимость давать интервью в «Ведьмополитен»? — Нет, не только это. Я вынуждена также пообщаться с неким Хейзелем Скитером на радио в прямом эфире. — Он какой-то родственник Риты? — Кажется, её брат, я не копала глубоко. — Ты должна очень аккуратно отвечать на его вопросы, Джинни говорит, что он тот ещё мудак. Он брал интервью у Оливера Вуда и вместо того, чтобы говорить о квиддиче, всё норовил порыться в его грязном белье. — Ну, фамилия обязывает, — улыбнулась Гермиона. — Иногда приходится смириться с фамилией и идти дальше. — Прошу, не начинай снова. Почти пятнадцать лет прошло. — Я даже не знаю, во что мне сложнее верить день ото дня: в то, что ты вышла за него замуж, или в то, что вы продержались так долго. — И всё ещё держимся, Гарри. Всё ещё.***
— Некоммерческая организация «Нимфадора» основана мной почти пятнадцать лет назад и занимается по большей части благотворительностью. У нас есть программы помощи оборотням, стипендии детям-сиротам (как из магических родов, так и магглорождённым). Большая часть средств идёт на помощь домовым эльфам… — Что интересно, мистер Малфой, — Эббигейл Бэгшот сидела в его кабинете в деловом бежевом костюме и классических ботинках от Stella McCartney, старательно делая пометки прытко-пишущим пером в небольшом блокноте, — всем известно, что до того, как стать министром магии, Гермиона Малфой неоднократно заявляла, что освобождение домовиков на законодательном уровне — это первоочередная её цель. Тем не менее к концу подходит второй её срок, а единственным учреждением, где над этим вопросом усердно работают, остаётся лишь ваш фонд. Драко намеренно задержал взгляд на стройных ножках молодой писательницы, плотоядно улыбнулся и абсолютно спокойно принялся объяснять: — Вы правы, Эббигейл. Несмотря на проделанную работу по пропаганде освобождения домовых эльфов, магическое общество всё ещё не готово пойти на это в обязательном порядке. Но нами с госпожой министром было сделано небольшое открытие о человеческой природе. — И в чём же это открытие заключается? — Порой важнее результат, а не средства его достижения. Взять хотя бы вашу обувь. Эббигейл непонимающе уставилась на собственные ноги. — А что с ней? — Это ведь маггловский бренд, который в рамках Статута о Секретности выпускает небольшую зачарованную серию для волшебниц Британии, верно? — Ну да, но что в этом такого? Драко снисходительно улыбнулся, но улыбка его не коснулась серых серьёзных глаз. Он продолжил, разговаривая с ней словно с маленькой глупой девочкой: — Мало кто, особенно столь очаровательные юные особы, помнит, что ещё каких-то семнадцать лет назад большинство магов носили исключительно магическую, консервативную, но зачарованную обувь. И так случилось, что именно благодаря Гермионе, тогда ещё Грейнджер, всё изменилось настолько, что теперь большинство известных маггловских обувных компаний в обязательном порядке выпускает партию для волшебников и особенно волшебниц магической Англии. — Очень интересно, но какое отношение это имеет к домовикам? — Дело в том, что совершенно случайно, попав на первую полосу «Ведьмополитена» в качестве моей невесты, Гермиона невольно создала огромный ажиотаж среди волшебниц — подвигла их покупать маггловские туфельки и босоножки и самостоятельно их зачаровывать. Своим примером она показала, что маггловские босоножки гораздо изящнее смотрятся, нежели старомодная обувь от той же госпожи Малкин. — Кажется, я читала об этом. Разразился большой скандал, ведь производители магической обуви в считанные месяцы оказались на грани банкротства. — Именно, и вот тогда общество само пришло к тому, что нужно тесно взаимодействовать, без всякого урегулирования со стороны министерства. Волшебные производители стали тесно сотрудничать с магглами, заказывать, зачаровывать и перепродавать их изделия наравне с собственными, сохраняя марку и авторские права известных дизайнеров. Смешно, но такие понятия как «мода» и «тренд» оказались куда более действенным двигателем, нежели закон. — Я, кажется, начинаю понимать, к чему именно вы клоните, господин Малфой. — Насильно вынуждать древние семьи волшебников в обязательном порядке отказываться от вековых традиций, учитывая то, что больше половины домовиков и сами пока не желают становиться свободными, по меньшей мере, глупо. — Но сделать это «модным»… — На собственном примере, чтобы другие эльфы могли видеть, как это происходит, и постепенно привыкать к мысли о том, что всегда есть альтернатива найма — вот что разумно и, главное, действенно.***
Разведённая и увлечённая работой в министерстве, Полумна Лавгуд наконец-то получила список вопросов для Гермионы на предстоящем интервью. Она бегло просматривала список, составляя в голове краткий план умело сформулированных ответов на заковыристые вопросы мистера Скитера. Большинство из них были стандартными, некоторые, касались той злосчастной статьи и мужа госпожи министра. Но самый последний вопрос в списке, весьма щекотливый, был очень-очень личным. Луна, тот же час прибежав в кабинет миссис Малфой, улыбнулась её секретарю и наспех пробормотала, что дождётся Гермиону из Аврората в её кабинете. Когда спустя двадцать минут Гермиона выходит из камина и видит на своём столе пергамент, ей не составляет большого труда сопоставить его наличие с беспокойством в затуманенных серебристых глазах Лавгуд. — Насколько всё плохо? — На «десерт» он спросит тебя о детях…