***
— Акон-сан, доброго вечера… не помешаем? — осторожно приоткрыла дверь в лабораторию Рукия. Замерший за ее спиной брат с интересом заглянул ей через плечо. В «святая святых» двенадцатого отряда ему бывать не доводилось. — О, Кучики-сан, рад вас видеть! Проходите, проходите… да вы не одна! Добро пожаловать, Кучики-тайчо! Вы редкий гость в нашем отряде! Прошу меня простить, я сейчас освобожусь, и побеседуем, — донесся из глубины лаборатории голос ученого. Девушка потянула брата за руку. — Идемте, нии-сама… — Кучики-сан, проходите на кухню, и ткните кнопку на чайнике, — попросил Акон, выныривая из-за ширмы в углу. Шинигами смущенно улыбнулась. — А можно… — Ну что с вами делать… — сокрушенно вздохнул офицер, укоризненно качая головой. — Идемте сюда. За ширмой на узкой высокой лежанке, больше похожей на операционный стол (которым она, собственно, и являлась), лежал на животе крепко спящий Хисаги. Пострадавшая левая рука его была зафиксирована, рядом с правой лежал чуть заметно светящийся меч в ножнах. На самом краю столика сиротливой кучкой лежали свернутый шеврон и взрывной набор Шухея — «ошейник» и два браслета. На лице спящего лейтенанта застыла легкая улыбка. — Не пытайтесь его разбудить, хорошо, Кучики-сан? — попросил Акон прошедшую к самому столу девушку. — Сон, хоть и медикаментозный, сейчас единственный способ для Шухея не чувствовать боль. — Сильно? — еле слышно поинтересовалась Рукия. — Что «сильно»? — не понял офицер, убирая от койки капельницу и расставляя на маленьком столике очередную батарею пузырьков и склянок — явно для последующих манипуляций. — Сильно болит? — уточнила шинигами, осторожно касаясь черных растрепанных волос. Парень на столе продолжал спать, но его улыбка стала чуточку шире. — Странный вопрос, Рукия, — произнес Бьякуя, тоже подходя к раненому. — Мне не понятно, как он на месте не погиб от болевого шока. А ведь во время операции анестезия вряд ли действовала как должно… — Вы совершенно правы, капитан. Больше вам скажу — она практически не действовала! Некоторый анестетический эффект, возможно, оказал введенный непосредственно в рану яд Ашисоги Джизо, но не больше… Самому интересно, как он это выдержал! — в черных глазах ученого плясал фанатичный огонек, и глава клана Кучики как-то сразу вспомнил, что представителей двенадцатого отряда не случайно подавляющее большинство шинигами обходят стороной… Отставить пустые страхи, возьми себя в руки, мысленно приказал сам себе Бьякуя. Он друг моего будущего родственника! Не боится же его Хисаги? Так чего я трясусь?! — А как дела у его занпакто? — поинтересовался капитан. — Лучше, чем у его хозяина… по сути, именно Казешини сейчас не дает Хисаги проснуться. И правильно делает! Кучики-сан, прошу вас, оставьте Шухея! Легче ему от этого не станет, а вот хуже — вполне! С его-то везением — вообще не удивлюсь! — офицер осторожно увел девушку под локоть от стола. Усмехающийся Бьякуя двинулся за ними. Уже на кухне, за чашкой чая с принесенными братом и сестрой Кучики сладостями, Акон рассказал в подробностях, что с его «вечным пациентом». По его словам, надеяться на выздоровление Хисаги можно разве что через пару недель. — Само собой, он придет в сознание раньше. Естественно, будет пытаться улизнуть к вам, Кучики-сан. Допустить подобное я не имею права, и со своей стороны сделаю все, чтобы удержать этого ненормального, насколько смогу. Учитывая, что я знаком с Хисаги много лет, могу сказать с уверенностью — у меня мало что получится. — Получается, тогда на поляне вы не шутили, Акон-сан? — изумленно расширил глаза капитан. — Ни капли. Шухей гарантированно сбежит, как только сумеет принять вертикальное положение. Я потому и просил вашей помощи. Мне не удержать и тем более не поймать боевого офицера. Как бы обидно ни звучало наше прозвище, а «кабинетниками» нас кличут не случайно… — устало опустил голову ученый. — У меня есть одно предложение, которое, возможно, сможеть вас заинтересовать, Акон-сан, — в глубине темно-синих глаз главы клана играла гранями улыбка.***
Идея Бьякуи привела Акона в восторг. Разместить раненого фукутайчо в поместье Кучики вместе с частью лаборатории, да еще и временно поселиться там самому — о таком подарке судьбы третий офицер не мог и мечтать. Более того — капитан шестого отряда выбил для «лечащего врача его будущего родственника» право уходить со службы на час раньше. Куроцучи поворчал, поговорил со своим офицером и согласился — по признанию самого Акона, постоянное присутствие Хисаги, даже спящего, на его рабочем месте существенно отвлекало. Теперь же, оставляя пациента под фамильным кеккаем Кучики, наложенным собственноручно главой клана, он спокойно отправлялся на службу в полной уверенности — ничего не произойдет. За выданное в первый же вечер разрешение от Кучики пошарить в клановой библиотеке третий офицер и вовсе готов был препарировать собственную душу и продать по частям! А какое удовольствие им обоим, и аристократу, и ученому, доставляли неспешные беседы по вечерам за чашкой чая! Не хватало лишь Шухея, замечал Акон. Им, давно и прочно дружащим, порой так не хватало вот такого стабилизирующего элемента, каким мог стать — и непременно станет! — Кучики Бьякуя… Клановая медицина тем временем творила чудеса. Ничем иным не объяснялся тот факт, что Хисаги пришел в себя на три дня раньше намеченного Аконом срока. Вызванный капитанской Тентейкурой ученый застал бледного до синевы Шухея беседующим с Бьякуей. — … рад, что ты не против. Его отсутствие на рабочем месте существенно вредит работе отряда… о, проходите, Акон-сан! — Кучики-старший осторожно пожал руку улыбающегося лейтенанта, приветливо кивнул вошедшему и покинул комнату. — Ну, привет, загадка природы! — поприветствовал офицер просиявшего приятеля. — Ты в курсе, что шинигами не бывают зомби? Ты же вопреки всему именно на недобитый труп и похож… — Так я им не являюсь исключительно благодаря тебе, — сверкнул зубами в улыбке Хисаги. — Спасибо, Акон! — Рано благодаришь, — присел тот к постели, встряхнул руками, принимаясь за кидо-диагностику. — О чем беседовали с Кучики? — О Ренджи. Он, оказывается, до сих пор в карцере… — по лицу Шухея пробежала тень. — Капитана интересовало мое мнение насчет его наказания. — И что ты ответил? — этот вопрос был весьма любопытен, и предположения строили все, кто присутствовал при трагедии. К единому мнению шинигами так и не пришли. — Что наказывать его не за что, нам просто нужно поговорить. Я надеюсь, ты меня никакой дрянью не накачаешь? Не хотелось бы проспать весь вечер! — Надо бы вообще-то… но ладно, подожду, пока наговоришься. Не сомневаюсь, Рукия тоже примчится, — чуть прищурившись, ученый с удовольствием наблюдал, как смущенно краснеет его друг. — Еще бы, — проскрипел из угла знакомый голос. Обернувшемуся офицеру во все клыки скалился только что материализовавшийся Казешини. — Ни за что бы не подумал, что скажу подобное, но я рад тебя видеть, и очень тебе благодарен! Акон кивнул, принимая похвалу. Нечасто такое услышишь, особенно от этого ветряного поганца! — Значит, так, Шухей… держать тебя под препаратами круглосуточно более не имеет смысла. Так что по вечерам будешь бодрствовать. Вставать не пробуй, узнаю — усыплю еще на неделю. На левый бок, я думаю, сам не ляжешь… на правый ложиться пробуй, только потихоньку и при ком-то. Если не выйдет, рядом должен кто-то быть, кто поможет вернуться обратно на живот и не порваться еще раз. — Нет уж, не надо повторения… прошлого раза хватило, — заметно передернулся Шухей. По лицу его занпакто тоже словно судорога пробежала. Видимо, впечатлений от последнего разрыва этим двоим хватит надолго.***
Прошло несколько дней. Освобожденный из карцера Абараи шел за своим капитаном, как на эшафот. На душе скребли кошки и завывали меносы, встреченные на улицах коллеги отводили глаза, как от прокаженного. Он это заслужил. Кучики-тайчо двигался без спешки, вот только явно не на территорию шестого отряда. И не к Соукиоку… Куда мы идем?.. — В мое поместье, — ответил капитан, и Ренджи запоздало сообразил, что свой последний вопрос он задал вслух. — Хисаги-фукутайчо пришел в себя и хочет с тобой поговорить. — Хай… — тихо откликнулся Абараи. Дальнейший путь они проделали в полном молчании. Привычно окинув взглядом знакомый дом, Ренджи сбился с шага. Дальнее крыло было укрыто мощнейшим барьером, явно стационарным, может быть даже артефактным. Неужели фамильный?.. Проходя следом за капитаном, лейтенант убедился — да, клановый, из медицинских. Семпай проходит лечение и реабилитацию в поместье Кучики, под защитой клана… это может значить только одно. Он считается членом семьи. Нужно будет поздравить Рукию с прекрасным выбором, подумалось Абараю. С Хисаги-семпаем она будет как за каменной стеной, он вернейший и надежнейший из всех шинигами, кого он только знает. Во имя Короля Душ, что же я натворил… Капитан остановился перед одной из дверей, приоткрыл, заглянул… и, сдавленно рыкнув под нос что-то явно непечатное, бросился внутрь. Ренджи осторожно сунул голову в дверной проем. — Как тебя угораздило, Хисаги?! Держись… — сквозь недовольство в ворчании Кучики явственно сквозила забота. — Я задремал на боку, видимо, во сне пошевелился… ксо… как же… больно, — в едва различимом шепоте лейтенант шестого отряда с трудом узнал голос Шухея. — Как тебе помочь?.. — чуть растерянно спросил Бьякуя, опасаясь даже прикасаться к тяжело дышащему Хисаги. — Сам… справлюсь… — так же, чуть слышно, прохрипел раненый. Абараи не выдержал. — Я могу помочь, капитан?.. — негромко заговорил он, не входя, правда, в комнату. Кучики вскинул голову, обернулся… на его лице недоумение сменилось искренней радостью. — Я про тебя совсем забыл… иди сюда, Ренджи. Поможешь. Вдвоем они с максимальной осторожностью перевернули скрипящего зубами от боли Шухея на живот, и капитан поспешно вскинул над раненым засветившиеся зеленоватым светом руки. — Порядок там, Бьякуя-сама, — выдохнул едва слышно Хисаги. — Поверьте, разрыв я бы не пропустил! Такое ни с чем не перепутаешь! — В который раз соглашаюсь с Аконом. Тебя проще зафиксировать, Шухей! — по всегда холодному лицу Кучики-старшего скользнула улыбка. — Даже лежа приключения находишь… Может, тебя и впрямь на цепь посадить? — От кровати я сейчас даже если захочу, не отойду, — усмехнулся раненый. — По крайней мере пару дней точно. А вот потом посмотрим! — Не вздумай, — рыкнул капитан, уже смеясь. Как ни крути, Рукия сделала замечательный выбор! — Не поймаете, Бьякуя-сама. Готов спорить! — рассмеялся этот нахал, правда, тут же осекся — смеяться было больно. — Через две недели проверим, чего стоит твое бахвальство, Шухей. Пока же — лечись и приходи в себя. И не пугай так больше! Хорошо, что тебя я нашел в таком виде, а если бы Рукия?! Хисаги виновато вздохнул, отводя глаза. Крыть было нечем. Его взгляд упал на безмолвного свидетеля их с Кучики разговора. Ренджи был в шоке. Увидеть дело рук своих он оказался не готов. Как семпай еще смеяться ухитряется?! Это ж какая боль… — Оставлю вас вдвоем, пожалуй, — понимающая улыбка скользнула по лицу Бьякуи. — Вам определенно есть о чем поговорить. Стукнули, закрываясь, расписные двери, скрывая уходящего главу клана. Замерший с опущенной головой Абараи рухнул на колени. — Семпай… — Здравствуй, Ренджи, — отозвался Хисаги. — Рад тебя видеть… — Я… я так перед тобой виноват, семпай! Ты столько раз нам помогал! Собой рисковал, нас, дураков, спасал… а я… — А ты хотел защитить Рукию, Ренджи, — тихо произнес Шухей, осторожно дергая уткнувшегося лбом в пол коллегу за мозолящую глаза торчащую алую прядку. — Я же помню твои слова… ты бы убил меня, если бы я ее зацепил. — Ты не причинил ей вреда! Ты берег ее весь поединок! Так берег, как она сама себя не бережет! И я так не уберегу, потому что не сумею… как? Как у тебя так получается, Хисаги-семпай?! И как я мог тебе причинить такой вред в благодарность?.. — Встань, Ренджи, — позвал раненый. — Поднимись и посмотри на меня. — Семпай… — смущенный Абараи неуверенно поднял голову. — Послушай меня. Не ты ранил меня, пойми это. — Ч-что?! — Меня так плохо слышно? Я говорю, что ты меня не ранил. Это след не твоего меча. — Но… — С тем же успехом можно было в моем первом разрыве винить Изуру… тогда, на тренировке. — Он говорил, ты был ранен… — Да не рана это! И то, что со мной сейчас — это тоже не рана! — попытался вскинуться забывшийся Шухей, но сдавленно охнул и снова лег. — Знаешь, в чем разница между ранением и разошедшимся швом? А между чистой раной и отравленной? Вот и хватит дурить! Закрыли вопрос! — Но… — Вот же… тебе подзатыльник отвесить, как в старые добрые студенческие времена? — глаза Хисаги смеялись. — Тогда ползи ближе, я не дотянусь! Еще не хватало снова порваться… меня тогда в шесть рук убивать будут. — В шесть?.. — потирая затылок, несмело улыбнулся Ренджи. Дружеская качественная затрещина, полученная от такой знакомой руки, казалось, сбросила громадный груз с его души. — А то… Рукия первая начнет, брат ей охотно поможет. Если после них от меня что-то останется, Акону будет, что расчленить… кстати, о Рукии… — искоса глянул Шухей на Абарая. Тот не изменился в лице. — Мы с Рукией друзья, Шухей. Она мне как сестра… хотя на место брата Кучики-тайчо я не претендую! — замахал он руками на хитро заулыбавшегося друга. — Я много думал в эти дни. Обдумывал, анализировал… блин, не смейся! — Ой, не могу… ты и анализирование… — задыхался от сдерживаемого смеха Хисаги. — Извини… — Тьфу на тебя… — отвернулся, скрывая улыбку, Ренджи. Облегчение разливалось бальзамом по израненной угрызениями совести душе. *** За расписными створками старинных сёдзи силуэты лежащего в постели Шухея и пытающегося продолбить лбом полы Ренджи видно было плохо. Однако звукоизоляция у бумажных дверей была никакая. А если их ещё и потихо-о-онечку чу-у-уточку раздвинуть, то вполне можно разобрать, о чем идет речь… тем более что данный прием, облегчающий подслушивание, нынешним главой клана был отработан в детстве до совершенства. Чувствуя себя шестилетним мальчишкой, весело усмехающийся Бьякуя внимательно слушал разговор двоих лейтенантов и настолько увлекся, что едва не пропустил появление новых слушателей. Приложив когтистый палец к губам, по полу мимо остолбеневшего Кучики подполз на четвереньках поближе и приник к едва заметной щели острым длинным ухом Казешини. Следом за ним с заговорщическим видом подкралась Рукия, беззвучно хихикнула в ладошку и удобно уселась на спине у шухеева занпакто. Тот возмущенно оглянулся на нахалку, притворился, что сейчас цапнет за ногу острыми клыками, дождался щелчка по затылку и махнул рукой — сиди, мол. Последним подошел озадаченно почесывающий рога Акон и взглядом поинтересовался у давящегося смехом капитана, какого меноса здесь творится. Бьякуя, чувствуя, как впервые за долгие годы от смеха начинает болеть живот, просто приглашающе махнул ему рукой. Так что картина перед неожиданно раздвинувшим двери Абараем предстала весьма комичная. В глубине комнаты то смеялся, то постанывал от боли Шухей, к нему тут же метнулась Рукия, повалив своим рывком возмущенно шипящего Казешини, Акон улыбался девушке вслед, понимая, что его неспокойный пациент просто потревожил смехом заживающую спину. Бьякуя смотрел на свою такую неспокойную, не всегда мирную, но неизменно любящую семью и понимал — все будет хорошо…