Зеркало во тьме

Стоило Уиллу взглянуть на свои руки — и гораздо чаще они оказывались в крови, чем чистыми. Кровь была менее осязаемой, чем при галлюцинациях, скорее навязчивые кратковременные видения, вспыхивающие в уголках его глаз. Фантазии об измазанных кровью руках были гораздо приятнее стёртых наручниками запястий или вырванных с мясом ногтей. — Что ты видишь? — спросил Ганнибал. Уилл оторвал взгляд от собственных рук и осознал окружающую его действительность: просторный офис Ганнибала, барабанящий в окна дождь, привычное расположение кресел. — Вероятности, — ответил он. — Отражения. — Ты видишь себя в тех людях, которых ты изучаешь? — Мне следовало бы просто изучать их. — Но ты не можешь. — Взгляд Ганнибала прямой, пристальный. — Ты чувствуешь себя так, как будто смотришь в зеркало. В горле пересохло. — Я чувствую себя так, будто бы я — зеркало. Уилл занервничал, он снова сконцентрировался на собственных руках, последовательно соединяя пальцы правой руки с пальцами левой, переходя от одного к другому. — Чистейшая поверхность, в которой другие могут отчётливо видеть своё отражение, — задумчиво продолжил Ганнибал. — При таком сценарии твой собственный взгляд несущественный либо несуществующий. — Боюсь, что не могу быть полностью беспристрастным, когда дело касается моей работы, — с нажимом произнёс Уилл. — Ни одно зеркало не может быть беспристрастным, — заметил в ответ Ганнибал. — Вглядываясь в него, мы созерцаем свои собственные желания и страхи. Коль ты зеркало, кто смеет осуждать тебя? Уилл улыбнулся какой-то странной ломаной улыбкой и переиначил услышанное на свой лад. — Я привык, что люди ищут во мне ответы, и обычно им не нравится то, что они находят. Он ощущал на себе взгляд Ганнибала, но не пересекался с ним глазами. К этому моменту Уилл уже привык к их зрительному контакту — смотреть на Ганнибала было чуть менее утомительно, чем на других. Ганнибал олицетворял собой нейтральность, исходную, нулевую точку. Словом, когда они встречались взглядами, Уилл видел перед собой бесконечный коридор, состоящий из двух отражающих друг друга зеркал. В самой глубине отражения ровные линии искривлялись и затем тонули во тьме. — Какие вероятности ты видишь? — осведомился Ганнибал. Закрыв глаза, Уилл запрокинул голову на спинку кресла. — Обычно всё происходит не так. Я не зацикливаюсь. Просто добываю необходимую информацию и подшиваю её к делу. А теперь я не могу остановить собственное воображение. Он закрылся руками от света и прижал их к лицу настолько сильно, что вскоре под веками заплясали разноцветные огоньки. — Что ты воображаешь, Уилл? — Мы ведь уже говорили об этом, — он горько рассмеялся. — Я хотел бы узнать детали. Ганнибал олицетворял собой спокойствие. Во время их бесед создавалось впечатление, что Ганнибал всегда идёт на шаг впереди, дожидаясь, пока Уилл его догонит. Изредка они двигались нога в ногу. Сейчас Уилл чувствовал, как к его шее подкрадывается жар. Воображению хватило всего нескольких слов, чтобы обыграть происходящее: тело Уилла обёрнуто толстыми верёвками, натяжение их настолько сильное, что плоть готова лопнуть, как будто она стянута проволокой; отёкшие багровые рубцы расползаются по коже; своими собственными руками он затягивает ловушку всё туже и туже. Уилл крепко стиснул зубы. — Что ты видишь? — повторил Ганнибал свой вопрос. Уилл тревожно заёрзал в кресле. Он всё ещё мог чувствовать впивающиеся в тело провода и от безысходности обхватил себя руками. — Я не хотел бы это обсуждать, — только огрызнулся в ответ. — Но будешь. От спокойного, излучающего уверенность голоса Ганнибала Уилл начал трястись и недоумённо моргать глазами. — Что? Я не… — Если ты начнёшь испытывать неудобство, всегда сможешь остановиться. — Я уже испытываю неудобство, — произнёс Уилл вместо заслуженного «Ты что, мне приказываешь?» — Ты можешь с удивлением обнаружить, что с началом разговора твой дискомфорт пропадёт. — Сомневаюсь. — Уилл глубоко вдохнул, а затем прошёлся руками по собственным рёбрам, чтобы отогнать навязчивые фантазии о связывании, убедиться в отсутствии воображаемых верёвок. — Я жертва. Я чувствую впивающиеся в меня провода, разрезающие моё тело, шинкующие меня на части. Куски меня под силой притяжения валятся на пол, но я сам только сильнее затягиваю провода вокруг собственного тела. — В этой фантазии ты видишь себя в двойственной роли — и жертвы и убийцы одновременно. — Всё гораздо сложнее. — Всё слишком затянулось. Ты ведь вынашиваешь в себе эти мысли ещё с прошлого места преступления. — Да. — Возвращаясь к делу, ты также видишь эту двойную картинку в своей голове? Уилл облокотился на колени и взглянул Ганнибалу прямо в глаза. Он по-прежнему притягивал к себе, словно тёмный глубокий омут. — В том-то вся и загвоздка. Не думаю, что дело в моей работе, ведь на месте преступления я легко разделял личности жертвы и убийцы. Более того, я едва ли ощущал себя добычей. — Но к текущему моменту какой-то другой фактор исказил общую картину. — Словно рябь на воде. Уголки губ дёрнулись, и на лице Ганнибала возникла едва заметная улыбка. — Скажи мне, Уилл, в своих сексуальных фантазиях ты часто представляешь себя жертвой? — О боже, Ганнибал! Уилл возмущённо отвёл взгляд, прикусывая нижнюю губу. Вот только резких прыжков с расчленённых трупов к сексуальным фантазиям его гиперактивному мозгу и не хватало! Они редко обсуждали интимную жизнь Уилла (да и нечего было, собственно говоря, обсуждать). Уилл давно довёл до сведения, что близость любого плана, определённо, не его случай. Но Ганнибал упорно старался добраться до вещей, о которых Уилл сознательно предпочитал не думать. — У многих обычных людей возникают подобные фантазии, — продолжил Ганнибал, словно пытался его успокоить, но Уилл в ответ дерзко рассмеялся. — Я точно знаю, каковы они — обычные мужчины и женщины. — Не нравится, когда тебя называют обычным? — Не особенно. — Ты ощущаешь неправильность собственных мыслей, — заключил Ганнибал. Уилл заметно вздрогнул, а затем прошептал сквозь зубы: — Существует слишком много вещей, которые я не могу себе позволить. — Желания осаждают нас, — плавно продолжил Ганнибал. — Одним удовольствиям мы даём доступ в собственную жизнь, другие же, запрещённые, склонны искажаться, не теряя при этом собственной навязчивости. Такие преобразованные желания и находят выход в иных, самых неожиданных сферах жизни. Уилл ухмыльнулся, потирая рукой подбородок: — Получается, если бы я был сексуально удовлетворён, то не фантазировал бы о собственной смерти через повешение? Ганнибал прищурился, и в его голосе появились игривые нотки: — Ты прекрасно понял, что именно я имел в виду. — Да, это было бы слишком по Фрейду. — Его позабавило, с каким неудовлетворением хмыкнул Ганнибал. — Ты подразумеваешь глубинную причину, в виду которой я зацикливаюсь на жертве, ту же самую причину, по которой меня посещают фантазии о… — Уилл не смог произнести это вслух. — Для тебя вполне естественно сопереживать жертве точно так же, как и окунаться в глубины разума преступника, — произнёс Ганнибал. — Боль, страх, насилие, смерть. С целью защиты ты вынужден прокручивать эту фантазию внутри своей головы — чтобы обрести контроль над пережитым болезненным опытом и быть в состоянии избавиться от него в дальнейшем. — Моя голова не кажется слишком уж защищённой, — пробормотал Уилл в ответ. Ганнибал прищурился. — Методы, которые мы используем, чтобы избавиться от чудовищ, могут быть чудовищны сами по себе. Когда ты переполнен эмоциями, твой разум стремится защитить тебя, и, возможно, ты видишь себя жертвой в своих фантазиях исключительно с целью предотвратить такую возможность в реальной жизни. — Или предотвратить возможность почувствовать себя убийцей. — Две причины сливаются в одну. Когда ты разрушаешь себя, ты предотвращаешь возможность нанести вред другим людям, и аналогично никто не может причинить боль тебе самому. Уилл неуверенно вздохнул, ведь все произнесённые Ганнибалом слова звучали слишком правдиво. Он наклонился, чтобы посмотреть на ладони: никакой крови или воображаемых ран, только дрожат немного. Подняв глаза, он встретился с глубоким и решительным взглядом Ганнибала. Ганнибал всегда был таким сдержанным, таким собранным, в то время как уделом Уилла оставались потёртые на швах вещи, нервный тик и рваные слова. А еще полное неумение выдерживать зрительный контакт. Стоило Ганнибалу склонить голову, и Уилл ощутил, что способен заглянуть в него гораздо глубже. Светотени мерцали по краям зрения, отвлекая Уилла, но тот настойчиво сохранял контакт. — Я предпочёл бы фантазировать о роли убийцы, — признался он, и вытекающие из его уст слова казались ядом. — И тут же я чувствую, будто должен ощущать вину за подобное желание. — Вместо этого ты ощущаешь вину за ту свою часть, которая стремится испробовать роль жертвы. — Ганнибал склонился вперед, и его голос звучал мягко и отзывчиво. — Почему ты дрожишь от стыда, описывая мне сцены убийств, раз ты понимаешь самих убийц настолько хорошо? Ты предвидишь осуждение, описывая себя в роли их добычи. Уилл сломался и опустил взгляд на губы Ганнибала, прежде чем снова осмелился посмотреть ему в глаза. — Я не знаю… не знаю, какую именно реакцию я предвижу. Ганнибал сжал губы в одну напряжённую линию, а затем прочистил горло. — Не хочу, чтобы ты ощущал дискомфорт, но позволишь ли ты мне исследовать твои фантазии в дальнейшем? — Теперь ты просишь? — хмыкнул Уилл и откинулся на спинку кресла. Отодвинув в сторону своё чувство стыда, он обнаружил, что сам желал бы раскрыть Ганнибалу эту часть своего существа. — Тогда с чего бы мне отказывать? Вслед за этим Ганнибал выпрямился в кресле и дотошно расправил складки пиджака. — Наш убийца выставляет своих жертв в паутине из металлических проводов. Тебя привлекает идея быть связанным и обезвреженным? — Не думаю, что я полажу с какими бы то ни было ограничителями, — отвечает он с издёвкой. — Твой разум сразу же воскрешает в тебе страх оказаться запертым в психиатрической лечебнице. Не легко очутиться в клетке и быть связанным, упакованным в смирительную рубашку, неспособным самостоятельно передвигаться. Уилл прикусил губу. Он ощущал на своей коже витки верёвки, затем изящные надрезы, и в то же время это возбуждало. — Так получилось, что я пробовал наручники и стяжки, — встряхнул он головой. — Никакого эффекта. Это напоминало низкопробную имитацию чего-то настоящего. Казалось театром, перформансом. — Что же тогда настоящее ты увидел сегодня? Как твоё тело вынуждают принять форму, угодную кому-то другому? От этого вопроса Уилл дёрнулся и ещё крепче обхватил себя руками. Кожа казалась сверхчувствительной и горела огнём, стоило вообразить впивающиеся в неё провода. — Временами я мечтаю перестать бороться, — выдавил он сквозь стиснутые зубы. — Покончить со всем. Обратиться в прах. — Отпустить контроль. — Сейчас это не более чем фантазия, — Уилл спрятался в клетке из рук. — Я никогда не смогу отпустить ее полностью. — Это может произойти при правильном стечении обстоятельств, — возразил Ганнибал. — Ты устал от постоянных попыток держать себя в форме, боишься того, что случится, когда ты прекратишь борьбу и поддашься волнам, затягивающим тебя на самое дно. Было бы полезно научиться отпускать контроль в безопасном для тебя окружении. — Ты предлагаешь мне связывание в качестве терапии? — недоверчиво переспросил Уилл, нахмурив брови. Невозмутимость Ганнибала не знала пределов. — Это не обязательно должно быть именно связывание, к тому же непрофессионально с моей стороны предлагать тебе обмен властью в качестве терапевтического воздействия. Уилл рассмеялся. — Зато терапевтично сообщать мне об этом. К тому же мне становится дискомфортно — не из-за разговора, а… — он резко встряхнул головой и сжался всем телом. — Я ощущаю это физически. Стоит мне только задуматься о связывании железной проволокой. — Ты чувствуешь боль? — Нечто вроде, — отмахнулся Уилл. — Отражение боли. И это нервирует. — Тогда нам следует отвлечься. — Ганнибал поднялся с места и одёрнул манжеты. — Прогуляемся? — Отличная идея. Ночь была ветреной, Уилл ёжился и прятал руки поглубже в карманы пальто. Но холод успокаивал его, и вызванные болезненными фантазиями ощущения отступали прочь. Некоторое время они прогуливались в тишине, до тех пор, пока Уилл не смог окончательно расслабиться. Он глубоко втягивал носом холодный ночной воздух. — Тебе получше? — осведомился Ганнибал. — Да. — Уилл сделал ещё один глубокий вдох. — Я не задерживаю тебя? Моё время сеанса давно истекло. Ганнибал покачал головой. — Не заботься об этом. Едва ли есть место, где я находился бы охотнее. — Как сильно я сомневаюсь в этом, — фыркнул Уилл. — Удивлён тем, что я нахожу твою компанию приятной? Уилл скользнул по нему беглым взглядом. Он знал, что Ганнибал не лжёт, но отчего-то приукрашивает действительность. — Большинство людей с тобой не согласились бы, — ответил он. — Мы не большинство, — воспротивился Ганнибал. — Уверяю тебя, нет никого другого, с кем бы я проводил время с бо́льшим удовольствием. Уилл ощутил, как краска приливает к лицу. Он облизнул губы. Раз Ганнибал не добавил «сейчас», значит, Уилл имеет неограниченную временными рамками привилегию. Или же, как многие другие, он подзадоривает Уилла из любопытства, любезно дожидаясь момента, когда тот злоупотребит гостеприимством, и его можно будет списать со счетов? — Мы друзья? — Уилл поставил вопрос ребром. — Вне всякого сомнения, станем ими, — ответил Ганнибал. — Я считаю тебя своим другом. — Как-то не слишком профессионально. — Технически ты не мой пациент. — При этом ты обсуждаешь меня с Джеком. — Это его условие. Но гораздо сильнее я заинтересован в том, чтобы помочь тебе выжить во всех тех тёмных местах, которыми Джек вынуждает тебя следовать. — Используя меня как зеркало, — процедил Уилл. — Именно так. — Тебе хотя бы платят за наши сессии? — поймал себя на мысли Уилл. — Нет. Мне предложили, и я отказался. Уилл остановился, и Ганнибал вслед за ним. — Всё это время? — переспросил он недоверчиво. — И как? Я насыщаю твоё любопытство в той мере, чтобы это считалось достаточным вознаграждением за наши сессии? Лицо Ганнибала стало нечитаемым, и его голос показался удивительно тихим, когда он решился ответить. — Ты самый интересный собеседник, которого я встретил за длительное время. Уилл покраснел, а рот перекосился в усмешке. — Ты… Но Ганнибал сделал предупреждающий жест рукой, и Уилл прикусил язык. — Пожалуйста, Уилл, — сказал он. — Мой интерес не только профессиональный. Я никогда не притворялся, что наше совместное времяпрепровождение — лишь рутина. Наши беседы приносят громадную пользу, и к тому же я наслаждаюсь твоей компанией. Уилл нахмурил брови, когда заметил, как лицо выдаёт его настоящие чувства: недоверие, неловкость и ещё одно странное желание. — Что ты видишь в зеркале? — переспросил он дрожащим голосом. Взгляд перестал быть нейтральным, глаза Ганнибала сверлили его, в них читалась решимость и страсть. — Я вижу то, что желал бы отполировать до совершенства. *** Напротив Уилла стоял пернатый олень, он возвышался подобно маяку во тьме. Олень топтал копытом землю, раздувая ноздри, полностью готовый к нападению. Сердце Уилла встало в груди. Он видел себя насаженным на его рога подобно Кэсси Бойл, пронзённым насквозь, вывешенным напоказ на стене офиса Ганнибала. Страх и желание струились подобно вязкой крови, стекающей по рогам. Олень вздёрнул копыто, склонил голову и ринулся в атаку. Уилл побежал. *** Дорожная полиция доставила Уилла домой. Он ходил во сне. Собаки скулили у двери, чувствуя беспокойство. Уилл проследовал прямо на кухню и плеснул в лицо холодной водой. Лунатизм. Он бежал точно так же, как во сне, и Уилл знал бы это, даже не будь его колени стёсаны. Уилл очнулся, стоя на коленях, если, конечно, он хоть когда-нибудь мог очнуться по-настоящему. Дрожа от холода, Уилл набросил одежду и с отсутствующим видом покормил собак. Время едва близилось к шести утра. Он сел в машину и направился в Балтимор. Только стоя на пороге дома Ганнибала Уилл задумался, что же он творит. Стоило бы позвонить для начала. Подождать более удобного времени для визита. Ганнибал прежде приглашал его к себе домой, но сейчас Уилл вовсе не был уверен, что он станет желанным гостем. Он дрожал, когда нажимал на дверной звонок. Ганнибал встретил его в чёрно-белом халате, сонный, но куда более собранный, чем обычно бывал по утрам сам Уилл. Сначала его глаза расширились, но потом он даже заставил себя улыбнуться, когда произнёс: — Доброе утро, Уилл. Чем обязан визиту? Уилл спрятал руки в карманы брюк и отвернулся в сторону. — Сейчас рано, мне не стоило приезжать. Но Ганнибал приоткрыл дверь, и он прошёл внутрь. — Я сделаю кофе, — сказал Ганнибал, проводив Уилла на кухню. Было приятно наблюдать за тем, как Ганнибал управляется с кофемашиной, точные движения его рук пленяли Уилла. — Полиция нашла меня сегодня утром, — выдал наконец Уилл, стиснув челюсти. — Лунатизм. Меня обнаружили в миле от собственного дома. Ганнибал прекратил свою работу, чтобы взглянуть на Уилла. — Такое случалось прежде? — Никогда, — прошептал Уилл. Его ноги дрожали. — Присаживайся. Придерживая рукой за плечи, Ганнибал устроил Уилла в кресле. Тот даже не обратил внимания на прикосновение. Наконец Уилл позволил себе отдышаться. Ганнибал находился рядом и смотрел на него с некоторым беспокойством. — Мои ноги, — бормотал Уилл. — Они стёсаны. Я бежал во сне. Ганнибал присел перед ним на колени и коснулся отворота брюк. — Позволишь? Уилл кивнул, наблюдая за тем, как Ганнибал аккуратно закатывает штанину, чтобы осмотреть неглубокие раны. — Хмм, — лёгкое неодобрение прозвучало в его голосе. — Что, если я попрошу тебя снять брюки? Уилл слегка покраснел. — Да, конечно… всё так плохо? — Нужно окончательно вычистить гравий. Уилл чертыхнулся и вспыхнул. Как глупо было прийти сюда, даже не позаботившись о собственных ранах. Ганнибал встал и направился в кабинет, а Уилл быстро избавился от брюк. Он так и остался сидеть в своих серых боксерах, с недоумением рассматривая собственные ноги. Царапины оказались серьёзнее, чем он предположил изначально, ссадина на правом колене начинала окрашиваться в фиолетово-багровые тона. — От чего ты убегал? — Ганнибал вернулся с аптечкой в руках и снова опустился на колени. — Ночной кошмар, — ответил Уилл, не желая давать оленю имя. Он заёрзал на сидении. Ганнибал не предупреждал, будет ли больно, пока чистил раны. Движения были изящными и аккуратными, как, впрочем, и всегда. В какой-то момент Уиллу стало жарко — наблюдать за тем, как Ганнибал очищает и бинтует его ноги, в то время как его широкая ладонь покоится на лодыжке Уилла. Как он видит Уилла уязвимым, как заботится о нём. Когда Ганнибал всё же поднял глаза, Уилл вынужден был отвернуться. — Тебе хотелось, чтобы я разобрался с твоими ранами, — наблюдательно отметил Ганнибал, и Уилл закашлялся. — Я не… я просто забыл о них, извини. — Тут не за что извиняться. Я рад оказаться полезным. — Прекрати. — Как много говорит о тебе то, что ты направился в мой дом, даже не разобравшись с порезами. Я польщён. — Ганнибал окончил перевязку и взглянул на Уилла. — Чего ты желал сильнее — чтобы я перевязал твои раны, или чтобы увидел тебя ранимым? — Ганнибал… — Уилл предупреждающим жестом прикрыл ему рот. Звучал ли его голос взволнованным? Слишком уж быстро воображение Уилла начало строить картинки внутри головы. Спотыкаясь на ходу, он приходит на порог Ганнибала, избитый и истекающий кровью, а затем, открытый и беззащитный, падает к его ногам. — Я не думал об этом, — повторил он, стараясь игнорировать руку на лодыжке. — Скажи мне, лунатизм может быть вызван стрессом? Ловко сменил тему, ничего не скажешь. Ганнибал встал и направился к кофемашине. — Всё возможно, — нанёс он ответный удар. — Лунатизм также может являться выплеском подавляемых эмоций — ярости, страха, желания. — Ну сколько можно-то про подавляемые эмоции? — кинул Уилл в ответ, спешно натягивая штаны. — Тебя преследовали во сне. Есть что добавить? Уилл сглотнул и перед тем, как ответить, принял чашку кофе из рук Ганнибала. — Я был насажен на рога, — беззвучно произнес он. — Оленьи рога. Он торопливо отхлебнул кофе, в то время как Ганнибал занялся приготовлением собственного эспрессо. — Сны, навязчивые мысли — твоё подсознание пытается достучаться до тебя. Ты выслушаешь или же отвергнешь его послание? Кофе помог. Уилл окончательно проснулся и перестал дрожать. — Будто бы у меня есть выбор, — отмахнулся он. — Возможно, мне следовало бы сказать «примешь» вместо «выслушаешь», — прояснил Ганнибал. — Попытаешься проработать проблемы, на которые так явно указывает твоё беспокойство, и рассмотреть их при свете дня? Уилл прикрыл глаза. — Я не знаю, чего желаю прямо сейчас. — Быть может, завтрак? — улыбнулся Ганнибал. Уилл молча наблюдал за тем, как тот готовит еду, и грохочущие волны разума затихали под действием кофеина и отлаженных, точных движений Ганнибала. Ганнибал позволил наблюдать за собой, ничего не комментируя и не пытаясь наладить зрительный контакт. Он приготовил яйца пашот и поджарил тонкие ломтики бекона. Позавтракали они в столовой, затем Уилл уехал в Куантико, ощущая себя гораздо более живым, чем во все предшествующие дни. *** Ганнибал придержал дверь, пропуская Уилла в свой офис. Приветливо улыбаясь, он отметил про себя, что Уилл смотрит прямиком в глаза. Они решили сразу же начать сеанс: Ганнибал ничего не расспрашивал, просто устроился напротив Уилла. — Как твои дела? Губы Уилла сами сложились в улыбку, а глаза сузились. — Я побаловал себя, — в его голосе сквозила насмешливость, правда, не имеющая ничего общего с привычным самоуничижительным юмором Уилла. Он сцепился взглядом с Ганнибалом, позволяя тому видеть и быть увиденным. — Я разрешил себе фантазировать, — продолжил Уилл. — Вместо того, чтобы просто послать куда подальше свои неуместные фантазии. — Очень рад это слышать, — ответил Ганнибал. — Я был бы благодарен за более детальный рассказ. Уилл насмешливо улыбнулся, криво дёрнув губой. Ганнибалу нравилось наблюдать за его лицом: нервные подёргивания, неловкие движения, попытки собрать себя в единое целое и привычка пережёвывать слова перед тем, как произнести их вслух. Он хотел рассказать Ганнибалу о своих тревожных желаниях, и в то же время испытывал его. Когда Уилл заговорил, его слова звучали как поэзия. — Я фантазировал о Чесапикском Потрошителе, — ядовито произнёс Уилл. — О том, как он берёт меня в плен и делает со мной ужасные вещи. Не убивает меня, не унижает так же, как делал это с другими. Он жаждет от меня понимания и вознаграждает за это понимание чем-то прекрасным. Ганнибал ощутил, как дыхание сбивается, а кровь стынет в жилах. Пришлось приложить некоторое усилие, чтобы привести себя в норму. — В других моих фантазиях… — Уилл облизнул губы, на минуту замешкавшись. — В них присутствуешь ты. Губы Ганнибала приоткрылись, и он позволил себе выпустить очарованный вздох. А вот то, что Уилл ассоциировал Ганнибала с Потрошителем, пусть и косвенно, было неприятным звоночком. Ганнибал кивнул, поощряя Уилла продолжать рассказ. Сам Уилл медленно выдохнул. — Иногда я прихожу к твоему порогу израненный и в крови, за шаг от гибели. Ты видишь меня искалеченным и умирающим. Видишь всё, через что я прошёл. И ещё… ещё я задумываюсь над тем, в каком именно виде Потрошитель оставит меня тебе, чтобы ты нашёл меня — быть может, связанным на твоём обеденном столе. — Ты будешь моим подарком, — выдохнул Ганнибал. — Комната была бы продезинфицирована, — тем временем продолжил Уилл. Его губы озаряла улыбка, а подбородок дрожал — Уилл возбуждался от самой возможности этой насильственной фантазии. — Потрошитель уже разрезал меня, оставив мою грудную клетку вскрытой. Рядом он оставил бы тебе простерилизованные медицинские инструменты. Ты склоняешься надо мной, чтобы проверить, жив ли я ещё. Потрошитель не забрал у меня никаких органов, зато он оставил кое-что для тебя. Тонкую металлическую проволоку, обвивающую мои внутренние органы. Или же осколки стекла. Рыболовный крючок. Ни один орган не повреждён… пока что. — Это ловушка, — констатировал Ганнибал низким голосом. — Я должен оперировать тебя, чтобы спасти. И при этом велика вероятность, что я убью тебя, если попытаюсь. Уилл расслабился в кресле, полуприкрытые веки дрожали. А затем он заставил себя взглянуть на Ганнибала. — Я в сознании, а не под наркозом, и чувствую всё. Чувствую, как твои руки проникают в мои внутренности. — У меня получилось? — спросил Ганнибал, изо всех сил пытаясь расслабить руки, которыми он жаждал сжать подлокотники кресла. От Уилла исходил запах желания, смешанного со страхом, и этот аромат напоминал гниющие под дождём яблоки. — Или же ты умер на моих руках? Уилл прошёлся рукой по волосам, стараясь проморгаться, при этом постоянно возвращаясь взглядом к Ганнибалу. — Не знаю, я так и не добрался до конца этой фантазии. Если бы ты спас меня, то только продлил мучения, ведь вылечить меня было бы невозможно. Раз я не досмотрел фантазию до конца, значит, я не умер, но у меня было смутное ощущение, что ты потерпишь неудачу, спасая меня. На щеках Уилла вспыхнул лёгкий румянец. Ганнибалу хотелось преодолеть короткое расстояние между ними, обеими руками обхватить его лицо, почувствовать этот румянец под своими пальцами. Уилл выглядел таким чувствительным, таким ранимым. Он желал, чтобы Ганнибал видел его именно таким. В Ганнибале проснулись инстинкты хищника, и на минуту он задумался над тем, чтобы продемонстрировать их Уиллу, стиснуть зубы на подставленном ему незащищённом горле. Он прикрыл рукой глаза, восстанавливая утраченный контроль. — Уилл, — вымолвил он, практически умоляя. — Я заставил тебя ощутить дискомфорт? — Нет, — спохватился Ганнибал, и их глаза встретились. Потребовалось некоторое время, чтобы сформулировать полный ответ. — Я нахожу странного рода утешение в твоей фантазии и полагаю, что мог бы оказать помощь, разобрав её с тобой по косточкам. В ответ Уилл хмыкнул и отрицательно покачал головой. — Каламбуры не твой конёк. Если бы ты только знал, подумал Ганнибал. — Мучительные зрительные ассоциации? — Они задевают тебя? — поставил вопрос Уилл, уже чётко зная ответ на него. — До глубины, — признался Ганнибал. — Меня привлекает сама идея отсутствия барьеров между нами, даже если это барьеры твоей кожи. Привлекает та откровенность, с которой ты позволяешь себе быть полностью уязвимым передо мной. — Ты видишь, насколько я разбит, и как сильно это задевает меня. Ганнибал сделал глубокий вдох. Ещё не мазохизм, отметил он про себя, но со временем, если боль вызовет позитивное или сексуальное возбуждение… — Я желаю видеть. Ты сможешь показать мне? Уилл мешкал с ответом, его уверенность разбивалась на множество неопределённых эмоций. Он не мог поднять глаз, остановившись взглядом где-то на уровне губ Ганнибала. — Постараюсь, — произнёс Уилл с легко читаемыми нотками отчаяния в голосе. — Это не то, что.. не то… Он склонил голову, но был уже не в состоянии спрятать расползающийся румянец стыда. — Господи, я не слабак, нет… — Слабак? — переспросил Ганнибал. — Определённо нет. Уилл недовольно хмыкнул и закрыл руками лицо. Ганнибал наконец позволил себе расслабиться. Уилл не шокировал его своими фантазиями, более того — он готов был принять и прорабатывать их, мешало только чувство стыда. Ганнибал уже знал, что следует делать, и едва ли не урчал от удовольствия. — Посмотри на меня, Уилл, — сказал он тоном, не подразумевающим возражений. Уилл стиснул зубы и поднял взгляд на Ганнибала, встретив в его лице исключительно расслабленное добродушие. — Ты желаешь испробовать роль жертвы, только чтобы доказать себе, что ты не такой, как Гаррет Джейкоб Хоббс или Потрошитель. В безопасном мире твоих фантазий Уилл-убийца и Уилл-жертва сливаются в выверенном равновесии танца, отпуская контроль над полностью контролируемой реальной средой, независимо от того, разрываешь ли ты сам чужую плоть, либо представляешь себя полностью подавляемым и контролируемым. Уилл вздрогнул, сжимая горло, чтобы подавить стон. Ганнибал даже не пытался скрывать плещущееся в его глазах удовольствие. — Такие фантазии нельзя назвать особенно тревожными либо редко встречающимися, но твоя близость к настоящим убийцам и их жертвам истончает вуаль между воображением и реальностью. Полагаю, беспокойство вызывает как раз твоё яркое воображение, способное прорисовывать такие события во всех детальных подробностях. Скажи, ведь Потрошитель нашинковал твоё тело как раз теми рыболовными крючками, к которым ты собственноручно делаешь приманки? Бывало ли, что во время рыбалки ты натягивал леску так сильно, что она разрезала кожу на пальце? — Ганнибал, — умоляюще прошипел Уилл. — Я хочу дать тебе то, что ты желаешь, — сказал он в ответ, наблюдая за тем, как удивлённо расширяются глаза напротив. — Вот только я опасаюсь, что мои личные чувства к тебе сделают неуместной мою работу в качестве терапевта. Сомневаюсь, что смогу сохранить непредвзятость, когда дело дойдёт до проработки твоих фантазий. Уилл закрыл глаза, и Ганнибал возжелал срезать его веки, лишь бы утонуть в том мире, который сейчас представлял себе Уилл. — Ты… — Борьба противоречивых чувств на лице его визави была восхитительна. — Что… что ты хотел бы сделать? — Для начала было бы неплохо связать тебя на моём обеденном столе. Уилл обхватил голову руками. — Это безумие. — Вовсе нет, — возразил Ганнибал. — К тому же, разве я разрешал тебе закрывать глаза? Уилл возмущённо уставился на него. — Что… Ганнибал… ты хоть изредка можешь быть серьёзным? — Ты прекрасно знаешь, насколько я серьёзен. — Я никогда… не занимался ничем подобным. Ганнибал взглянул на него, удовлетворённый тем, что Уилл всё-таки поднял глаза, вопреки собственному желанию поступить наоборот. — У меня есть некоторый опыт. К тому же, мы не будем делать то, чего ты не захочешь. — Это… это должно носить сексуальный характер? — Разве что ты сам захочешь. — А чего хочешь ты? Ганнибал пристально всмотрелся в лицо напротив. — Прямо сейчас я желаю притронуться к тебе. — Господи, ну это абсолютно бесплатно! Ганнибал улыбнулся. — Я знаю. Полагаю, когда ты будешь лежать связанным на моём столе, ты позволишь делать с тобой всё, что мне понравится. Уилл сглотнул, наблюдая за сидящим в кресле Ганнибалом. Ожидая, когда тот встанет, чтобы взять желаемое. — Ты не похож на человека, который отказывает себе в том, чего он хочет, — завороженно прошептал Уилл. Излучаемая Уиллом страсть была практически осязаемой. Ганнибал покачал головой. — Не здесь и не сейчас. Завтра вечером ты придёшь ко мне на ужин. А пока даю тебе время подумать о том, чего ты по-настоящему от меня хочешь, об остальном я позабочусь сам. Следовало вознаградить Уилла за его хорошее поведение. Прощаясь у дверей, Ганнибал крепко обхватил ладонью его щёку и склонился, чтобы вдохнуть аромат: страх, возбуждение, дешёвый лосьон, и под этим всем — приторно-сладкий запах расползающейся болезни. Ганнибал улыбнулся, не скрывая свой тёмный, жаждущий взгляд. — До завтра, Уилл.