Зеркало во тьме

Когда Уилл вынырнул из густого болота бессознательности, он лежал на больничной кровати с привязанными к ней запястьями. Разум был чист и безмятежен, и это значило, что он на седативах. Зашла медсестра и сообщила Уиллу режим приёма болеутоляющих, он кивнул. Ноги были скрыты покрывалом, да и вообще Уилл не знал, что происходит. — Что со мной не так? — спросил он, и медсестра вздрогнула от смеси ужаса и отвращения. Она начала рассказывать о проведённой на левой ноге операции, в ходе которой были восстановлены артерии, о значимой потере крови и о том, что Уилл «везунчик». Информации было достаточно, чтобы началась паника. Паническая атака на успокоительных означает лишь то, что нет выхода и возможности двигаться, исключительно переполняющие разум образы. Только сердцебиение слегка участилось. Уилл взглянул в потолок и ощутил себя погребённым заживо. По мере того, как действие успокоительных ослабевало, появилось учащённое дыхание, и боже, как он хотел потерять сознание от нехватки кислорода, но пришли медики и накрыли лицо кислородной маской. Это было хуже, чем любой ночной кошмар. Уилл помнил всё в мелочах, но не знал, что из этого произошло на самом деле. Лес с горящими огоньками у корней каждого дерева казался более реальным, чем инсталляция в комнате с рогами, проволокой и кровью на его собственных руках. Паника накатывала волнами, она была жёсткой и охватывала всё его тело. Уилл был уверен, что умирает. Он извивался в ограничителях, пытался пинать медиков ногами, но те только прижали его посильнее и вкололи ещё одну дозу седативов. Теперь его ноги тоже были привязаны. Боль в левой ноге была приглушённой, но раз уж к нему вернулось сознание, было неплохо чувствовать хоть что-нибудь реальное. С ограничителями на руках и ногах и кислородной маской на лице Уилл ощущал себя пойманным в ловушку и выставленным напоказ больше, чем когда-либо прежде. Он вежливо попросил медсестру снять ограничители, и когда та ответила отказом, больших усилий стоило не расплакаться. Это всё не могло быть реальностью. Уилл ждал, когда же стены начнут кровоточить и покрываться ранами, прислушивался к цокоту копыт по больничному линолеуму, несоответствие этой реальности настоящему должно было проявиться само собой. Вместо этого пришла Алана, и цокот её каблуков сопровождался ещё одной парой шагов позади. Она вошла в палату в сопровождении агента, который установил камеру на штатив. Это был допрос. Желчь поднималась по пищеводу. Подозреваемый. Опасность. Уилл смотрел на лицо Аланы, надеясь прочесть на нем ответ. Она плакала, глаза покраснели от слез. Она была безутешной, убитой горем, но при этом выглядела решительной. Алана села не рядом с кроватью, а чуть поодаль. Дистанция. Опасность. Агент включил камеру и вышел. — Здравствуй, Уилл, — сказала она надломленным голосом. Первый вопрос возник сам собой, он был самым важным. Жизненно важным. Слова Уилла приглушала кислородная маска. — Ганнибал. Она закрыла глаза, набираясь решимости. — Что Ганнибал? — Он жив? Глаза распахнулись. Алана выглядела смущённой, но обнадёживающей. — Да. Уилл с облегчением откинулся на кровать, закрывая глаза. Но там, за закрытыми глазами его уже ждала картинка: Ганнибал, растянутый на крюках и связанный колючей проволокой, обнажённый, как жертва на алтаре. Но была не одна жертва. — Эбигейл? — слабым голосом спросил Уилл. Когда Алана не ответила, он открыл глаза. В её же глазах стояли свежие слёзы, тем не менее, она старалась держать себя в руках. — Мы не нашли тело, — сообщила она осторожно. Значит, мертва. Уилл помнил брызги артериальной крови. Так много крови. Он помнил, как насаживал Эбигейл на рога, но это была галлюцинация, и когда он очнулся, Эби не было в комнате, не было и кровавых следов на рогах, только кровь повсюду, а ещё сплетённые в косы и развешенные на проволоке волосы. — Я не знаю, что произошло, — сказал он Алане, отчаянно пытаясь сохранять спокойствие. — Я потерял время, затем были галлюцинации. И я не знаю, что именно из того, что я помню происходило на самом деле. Алана отвернулась, только желваки напряглись. — Ты напал на Ганнибала. На месте преступления нашли кровь Эбигейл и обрезанные волосы, её кровь под твоими ногтями. Уилл смотрел на ладони и чувствовал подступающую тошноту, когда представлял, как кто-то соскребал с него улики, пока он находился без сознания. Была ли это Беверли? — Ты проходишь подозреваемым по убийству Эбигейл, — сообщила Алана. Уилл кивнул, и грудь сдавило от ужаса содеянного. Стены начали сжиматься. Он не мог обхватить себя руками или сжать лицо, чтобы облегчить подступающую панику, Уилл был пойман в ловушку больничной койки и леденящего душу осознания, которое тонуло в его лежащем ничком теле, утягивало его ещё ниже. Глубже. — Уилл? Эбигейл Хоббс, жизнерадостная, с оленьими глазами. Засыпающая клубочком на заднем сидении его машины и даже во сне сжимающая в руках книгу. Обыгрывающая их с Аланой в шашки го. Глядящая на Уилла с нарастающим ужасом, узревшая в его глазах монстра. Мёртвая. Убитая. Его руками. Алана терпеливо ожидала, пока Уилл выберется из зарослей собственного разума. — Я никогда не хотел навредить ей, — оцепенело проговорил он. — Я не был собой… — Ты помнишь, что случилось с Эбигейл? Уилл покачал головой. Гаррет Джейкоб Хоббс хотел убить Эбигейл, и он находился в голове Уилла… и сам Уилл представлял, как убивает её, все эти вызывающие тошноту навязчивые мысли. Его фантазии не были реальностью, хотя, вопреки всему, они вырвались в реальный мир. — Есть ещё кое-что, — сказала Алана, бледнея. — Ты также подозреваемый в пяти других убийствах. Несколько мучительных секунд Уилл не мог сообразить, что именно сказала Алана. — Как это? — просипел он, полностью подавленный. — В твоём доме найдены человеческие останки, примотанные к приманкам, — продолжила она дрожащим голосом. — Кесси Бойл, Марисса Шур, Максин Хиггенс, Сэмюэл Гросс и Дональд Сатклифф. Все имена принадлежали жертвам Подражателя. Уилл уставился на Алану. Подозреваемый. Серийный убийца. Он думал, что уже достиг всех глубин ужаса, но тут дно приоткрылось. — Не помню ни одного из них, — еле слышно прошептал он. Алана говорила с ним так, словно верила его словам. — Нужно пройти тесты. Стандартная психодиагностика. Тематический апперцептивный тест. Миннесотский многоаспектный личностный опросник. — Мне нужно ещё одно сканирование мозга. Он был болен, и это могло послужить единственным объяснением. — Я хочу верить, что ты не осознавал свои действия, — сказала Алана. — Верить, что ты болен. — Тогда поверь мне, — произнёс Уилл почти умоляющим голосом. Она закусила губу и вновь прикрыла глаза. — Посмотрим, смогу ли я помочь со сканированием мозга. — Спасибо тебе. — Уилл не стал спрашивать, сможет ли она помочь с ограничителями. Он и сам себе теперь не доверял. — Ты и дальше будешь моим терапевтом? — Я ещё не решила. — Тогда для чего эта встреча? — Тебе нужна помощь, Уилл, — сказала Алана, выпрямляясь и снова глядя на него ровным взглядом. — Каким бы ни был источник деменции. — Ты ведь не думаешь, что я психопат. — Сложно поверить, что разумный психопат попытается убить себя, оставив жертву в живых. Кровь в жилах застыла, и Уилл подумал, что он и вправду болен. Он не чувствовал суицидальных порывов, когда проехался ножом по собственному бедру. Это не поддавалось логике, он просто должен был сделать это. — Если бы в тот момент я находился в сознании, я придумал бы более эффективный способ покончить с собой, — сказал он. — Если бы я находился в сознании, я бы вообще ничего этого не делал. В первую очередь я бы освободил Ганнибала… Уилл закашлялся и плотно сжал веки. Алана продолжала говорить, но Уилл не мог сфокусироваться на её словах. Паника росла, будто нож, приставленный к коже. Была ли это его фантазия? Но только перевёрнутая, отражённая — Ганнибал должен был рыдать и истекать кровью, проходить сквозь заросли, чтобы добраться до Уилла, должен был страдать и бороться за то, чего он желал; а Уилл умирал вне зоны его досягаемости, раненый прямо перед ним так, чтобы его было невозможно спасти. Он мог представить себе это во всех красках: кожу Ганнибала разрывало крюками, кровь лилась по его рукам, как только он прикладывал усилия, чтобы освободиться из сплетения колючей проволоки, Ганнибал истекал кровью так быстро, что наложил на ногу Уилла жгут из первого попавшегося материала, лишь бы успеть самому добежать до телефона, не упав от кровопотери. — Что я сделал с Ганнибалом? — спросил Уилл обречённым, сломленным голосом. — Я помню крюки и колючую проволоку, но всё будто во сне. Алана в ужасе побледнела. Она открыла рот, потом закрыла. Будто не имела ни малейшего чёртового представления, что ответить. — В чём меня обвиняют? — спросил Уилл, когда она так и не собралась с духом. — Пожалуйста, Алана, я должен знать. Она заставила себя встретиться с ним взглядом, и в её глазах Уилл прочёл, что Алана уже похоронила его, похоронила их всех — его, Эбигейл и Ганнибала. — Ты пытал его, — сказала она вслух, и слёзы хлынули по щекам.

***

Ганнибал подошёл к хижине, которая совмещала в себе прошлую и настоящую истории, гравий на дорожке перекатывался под туфлями. Лишённые листьев деревья ещё не отошли от зимы и обречённо раскачивались на ветру. Они окружали хижину со всех сторон, напоминая Ганнибалу тот самый лес, где он впервые познал голод. Сейчас та история казалась настолько же вымышленной, мифической, как и сегодняшняя. Ганнибал опустил телефон в карман, взволнованный после разговора с Аланой: та предупредила о подозрениях Джека. Подозрениях относительно Эбигейл, его самого и Уилла. Время настало. Когда он направился в хижину, Эбигейл пулей вылетела из двери, тёмные волосы обрамляли бледное от страха лицо. Она подбежала к Ганнибалу и рухнула прямо в его объятия, дрожа всем телом. — С Уиллом что-то не так. Мне кажется, у него припадок. — Эбигейл беззвучно всхлипывала, хватаясь за его плечи. — Это я во всём виновата. Я рассказала ему про охоту с отцом. Он знает. У меня было ощущение, словно он хочет навредить мне. — Эбигейл, — ласково произнёс Ганнибал. — Взгляни на меня. Она посмотрела на него снизу вверх широко раскрытыми глазами, напуганная, но готовая сражаться. Ганнибал медленно убрал прядь ей за ухо, излучая само спокойствие. — Это крайне важно, чтобы ты сейчас делала то, что я скажу, — мягким голосом продолжил он. — Сохраняй спокойствие и принеси из багажника мой чёрный чемодан. Я буду в хижине. Эбигейл кивнула, сделала глубокий вдох и направилась к машине. Ганнибал зашёл в хижину и вдохнул знакомый запах пота, лихорадки и Уилла. Из сумки он достал пару перчаток и затем поднялся по ступенькам. Уилл оцепенело стоял по центру комнаты с рогами и дрожал, глаза закатились глубоко под верхние веки, волосы прилипли к потному лбу. Ганнибал измерил его пульс и проверил зрачки, затем усадил на сухой пол. Из сумки он достал мигающий метроном и разместил его перед Уиллом, включил и наблюдал за тем, как вспышки света отражаются от болезненного лица напротив. — Уилл. Слушай мой голос. К тому времени, как Эбигейл поднялась по ступенькам с чёрным чемоданом в руках, Ганнибал уже погрузил Уилла в глубокие воды гипноза и тихо вёл с ним беседу. Эби нахмурилась. — Что ты делаешь? — с опаской спросила она. — Пожалуйста, присаживайся, — сказал он ей, взглядом указывая на металлический стул, стоящий рядом с разделочным столом. Она послушалась и села, глядя на Уилла со спины, мигающие вспышки света обрамляли его плечи и тёмные волосы. Ганнибал встал и направился к Эбигейл. Он открыл чемодан, в котором обнаружился целый набор различных приспособлений, медицинских в том числе, а ещё связанная пластиковая трубка. — Мне нужно взять у тебя кровь, Эбигейл, — спокойно пояснил он. — Зачем? — спросила она с легким испугом. Ганнибал ответил ей любопытствующим наклоном головы. Эбигейл была не столько напугана, сколько зачарована; страх не захватил её полностью, она скорее разведывала границы ловушки, в которой оказалась. И Ганнибал не давал ей четких ответов, предоставляя возможность додумывать всё самой. — Ты не собираешься везти его в госпиталь, — продолжила Эбигейл, впиваясь взглядом в равнодушное лицо напротив, в то время, как в ее голове яростно крутились возможные варианты событий. — Не собираюсь. Ганнибал достал шприц и ампулу, набирая лекарство в иглу. Может, это было лишним, Эбигейл и так сохраняла спокойствие. — Уилл сказал, что Подражатель это кто-то, близкий к моему отцу и к ходу расследования. Ты звонил отцу. Почему ты звонил? Ганнибал остановился и прямо взглянул на Эбигейл. — Хотел посмотреть, что случится потом. Эби моргнула, а затем молча наблюдала, как Ганнибал укладывает её руку на стол, тыльной стороной вверх, как смазывает антисептиком сгиб локтя, как перетягивает жгутом руку. — Покачай кулак, — приказал он и принял довольный вид, когда она подчинилась. Ганнибал легко нашёл вену и скользнул внутрь иглой. — Что будет дальше? — спросила Эбигейл. — Ты собираешься убить нас? — Нет, дорогая, — ответил Ганнибал, поглаживая её щеку. Этот жест смутил её, вывел из строя. Отлично. — Пока ты не дашь мне повода поступить так с тобой. Дядюшка Джек подозревает тебя. Тебя поймают и арестуют. Пока мир считает, что ты жива, я не смогу защитить тебя. — Но я не хочу умирать, — сказала Эбигейл, когда Ганнибал прикрепил к трубке контейнер и стал сцеживать кровь из вены. — Вот поэтому тебе и нужно делать в точности то, что я скажу.

***

Дни проходили мучительно медленно. Прикосновения стерильных перчаток, тесты, инъекции морфина и густой осадок мыслей. Уилл подхватил ещё одну лихорадку, сопровождавшуюся микро-судорогами. Приходил Джек и сообщил ему некоторые детали, в которые не стала вдаваться Алана, рассказал, чего ожидать от перевода в Балтиморскую клинику для невменяемых преступников. ФБР хотело замять дело как можно быстрее, но вряд ли так получится. Уиллу никто не приносил цветы. В конце концов он был подозреваемым в серийных убийствах. Доктора обнаружили энцефалит, правое полушарие мозга было воспалено. Ну значит, он не сошёл с ума. Это было слабое утешение после всего учинённого им насилия и эпизодов с потерей времени; раз уж он убил Эбигейл и почти убил Ганнибала, какая разница, восстановят его разум сейчас или нет? Вина всё равно съест мозг по-своему. Ганнибал не приходил. Ну конечно же. Разумеется, Уилл не ожидал увидеть его, просто это был единственный человек, с которым ему хотелось поговорить; единственный, кто помог бы ему выбраться из этой ямы отчаяния и наделил бы смыслом все произошедшее. Уилл хотел видеть его, он нуждался в том, чтобы смотреть, как Ганнибал дышит, убедиться в том, что он жив. Уилл не смог бы существовать в мире, в котором не было бы Ганнибала Лектера. Такой мир был бы скучным и лишённым всякой красоты. Времени на раздумья было предостаточно, и когда Уилл оглядывался на последние четыре месяца, детали убийств, в которых его обвиняли, обретали зловещий смысл. Подражатель добывал из его головы те мысли, которые никому другому не были доступны, отражал его фантазии — суррогат Фредди Лаундс, суррогат его самого, доктор Сатклифф, на которого Уилл был зол за невозможность поставить диагноз. Но он не был болен, когда убили Кесси Бойл, по крайней мере не осознавал этого. Всё следовало подвергать сомнению. С помощью Ганнибала Уилл мог принять свои мрачные фантазии, но сейчас подобные желания только отталкивали. Больше не было никаких ролевых игр, ведь насилие вышло за рамки его головы. Хотя Уилл никогда и не был самым безопасным человеком на планете. Каждый раз, когда он отталкивал Ганнибала, в глубине души Уилл осознавал, что является монстром. Он душил Ганнибала во время ночного кошмара, но не спасая свою жизнь, а наслаждаясь самим удушением. Возбуждаясь от этого. Уилл был Подражателем. Он был зеркалом, обращённым к наиболее гротескным проявлениям человеческого насилия, и он не просто отражал, а задерживал картинку в себе. Возможно, если бы огни погасли, и ничего не отражалось бы в темноте, Уилл по природе своей всё равно пронёс бы насилие через всю свою жизнь. Он посмотрел в бездну, и вместо ответного взгляда бездна просто поглотила его целиком. Ганнибал верил в Уилла, и он заблуждался. Плакал Уилл только по ночам, когда в больнице было тихо, и можно было притвориться, что у него есть хотя бы толика личного пространства. Щёки становились липкими от слез, которые он никак не мог вытереть, кожа вокруг глаз раскраснелась и жгла. За день до того, как Уилла должны были перевести в Балтиморскую клинику для невменяемых преступников, пришёл Ганнибал. Уилл узнал его по походке, по темпу, с которым тот ступал по больничному полу, и сердце ускорило ритм. Ганнибал открыл дверь в палату и грациозно вплыл внутрь, каждое движение было тщательно просчитано. Выглядел он как всегда — безукоризненно одетый и неестественно уравновешенный. Мрачный тёмно-коричневый костюм без дополнительной нотки другого цвета. Волосы недавно подстрижены и уложены гелем, пробор налево, ни единой выбившейся из причёски пряди. Но руки его были перевязаны, да и вся медленная поступь свидетельствовала о многочисленных заживающих ранах. Лицо было лишено любого выражения, разве что выглядело решительным, когда их взгляды с Уиллом встретились. Но Господи, это был Ганнибал — и он был жив. — Здравствуй, Уилл. Уилл позволил себе мягкий вздох облегчения. — Не думал, что ты придёшь. Голос выдавал всю его нужду и то как сильно он жаждал Ганнибала. Сам Ганнибал остановился у кровати и сложил руки перед собой. Он осмотрел ограничители на лодыжках и запястьях, прежде чем снова взглянуть Уиллу в лицо. — Мне советовали не приходить, — сказал он искренним, но ничего не выражающим тоном. Уилл сглотнул, чувства корчились и трепетали в груди. Он заставил себя выровнять дыхание. Заставил посмотреть на Ганнибала. — Мне так жаль. — Уилл пытался вложить искренность и нажим в каждое своё слово, но со стороны все его извинения звучали неадекватными. Недостаточными. — Я никогда не хотел… Стоило Ганнибалу приподнять ладонь, как Уилл сразу же умолк. — Я понимаю. Ты не контролировал свои действия. Он всё ещё был пустым листом — никаких чувств, никакого притворства. Просто стены крепости вернулись на своё привычное место. Дверь в дворец разума закрылась на ключ. Уилл хотел, чтобы Ганнибал не обрывал его, а позволил высказать все свои извинения. Уилл нуждался в том, чтобы Ганнибал его понял. Медленным движением Ганнибал опустил руку и накрыл ею вторую ладонь. — Я был удивлен той ненасытной жестокости, с которой мир твоих фантазий прорвал кожу реальности. Ты, кажется, и вправду исключительный. Уилл попытался сморгнуть слёзы и уставился на потолок. Он понимал, что Ганнибалу нужно было выговориться, и поэтому ничего не отвечал. А что он мог сказать? Только внимательно слушать, вложив во взгляд всё своё отчаянное сожаление. Ганнибал ждал, пока Уилл снова посмотрит на него, прежде чем продолжить. — Я сбил тебя с пути, Уилл. Когда ты был болен, я подталкивал тебя. Когда ты пытался оградить меня, я привлекал тебя обратно к себе, взращивая в тебе зависимость. — Это всё не твоя ошибка, — проговорил Уилл, голос казался резким от попытки сдержать готовые пролиться слезы. Ганнибал замер, смакуя слова. Раздумывая. — Я провалил попытку провести тебя сквозь тьму. Ты как-то выпросил у меня обещание, что я не позволю тебе поранить себя, а я не сдержал его. — То, что я сделал. С тобой. — Челюсть Уилла дрожала, а дыра безысходности мощно расползалась внутри, полая и болезненная. — Я не смогу это пережить. Без тебя не смогу. Ганнибал смотрел на него в полном спокойствии. Только пульс на шее напрягся, это был единственный признак, по которому можно было заметить, что происходящий разговор вообще хоть как-то его волнует. Он сделал шаг вперед, достал что-то из кармана и положил на прикроватную тумбочку. Это был засушенный бутон красной гвоздики, увядший и осыпающийся. Ганнибал засмотрелся на него, проведя двумя пальцами по гладкой поверхности тумбочки, в то время как Уилл рассматривал в деталях черты его лица — возможно, это последний раз, когда у него была такая возможность. — Ответ о том, как пережить происходящее, уже лежит внутри твоего разума, — сказал Ганнибал, бросая в сторону Уилла прощальный взгляд. — И только ты сам можешь найти его. А затем он ушёл, оставляя Уилла с отражением своего лица на сетчатке — эта картина будет часто посещать его в грядущие месяцы. В глубине этих тёмно-янтарных глаз Уилл не встретил глубин разочарования или потери, лишь проблеск надменной удовлетворённости, спрятанной за отражением страждущего лица самого Уилла. Уилл смотрел, и смотрел, и смотрел. В бездну человеческой жестокости. В Ганнибала. Он терялся в отражениях. Его разум поймал солнечный диск и сжигал его картинка за картинкой, пока тот полностью не почернел, обратившись в дым и смолу. Пришло время выключить огни; спрятать свои глаза и ум в абсолютную тьму, чтобы зеркало не могло ничего отразить; остаться гладкой поверхностью стекла, осколками лежащего на полу. Он тонул, тонул, тонул в ночной реке, в которой не отражались даже звёзды и луна. Он был один, наедине с собой. Отлично. Если в его разуме останется он один, то ранить Уилл сможет только себя. А затем из глубин прозвучал голос: — Я здесь с тобой. Взгляни на меня, Уилл. Глава 25 представляет собой только ссылку на следующий фик. Мне нужно слегка отойти от шока происходящего, чтобы перейти к продолжению.