Нам с тобой

В Хасецу рано темнело даже в летний период, а уж зимой после четырех часов садилось солнце, зажигались редкие фонари. Вечер вступал в свои права, мягко укутывая город сначала персиковым светом заходящего светила, а после и темной пеленой. На небе загорались первые звезды, обещая прекрасное зрелище жителям острова. Было прохладно, ветер пробирал до мурашек, но после первых морозов в России родной край казался Юри самым теплым на земле. В Санкт-Петербурге холодно, непонятно какая погода, снег с дождем и градом. Прожившему всю жизнь в более устойчивом и теплом климате Кацуки было очень сложно привыкнуть к городу российских фигуристов. В первое время жизни в Питере он постоянно простужался, давая тем самым много поводов для нескончаемых насмешек Плисецкого. Зато Виктор так мило себя вел! Ухаживал, приносил лекарства в постель. Кутал на улице в теплый шарф, заваривал крепкий чай. Готовить он, конечно, так и не научился, но исправно пытался помочь с этим своему любимому японцу. А потом Юри привык. Адаптировался. Они жили вместе уже много лет, тренировали молодежь. Виктор сменил Якова, когда тот окончательно ушел на пенсию, а Кацуки с его балетным прошлым и хореографическим образованием сменил последовавшую вслед за бывшим мужем Лилию Барановскую. На праздники они обычно старались вырваться в Японию, в Ю-топию. Родители Юри были совсем старенькими, онсеном давно заправляла Мари. Старшая сестра не злилась на то, что делает это в одиночку, она все понимала и отпустила брата в Россию. В конце концов, как бы братишка не храбрился, было сразу понятно, что в родном городе он зачахнет. Дорога была пустой, Юри и Виктор шли рядом, весело переговариваясь. Решили не брать такси, прогуляться пешком. Никифоров улыбался, все так же открыто, ярко, словно хотел зарядить энергией всех вокруг, поделиться своим счастьем. Юри только качал головой, время, когда любимого чемпиона хотелось спрятать ото всех, оставить только себе, заставить смотреть только на себя, давно прошло. Их чувства были проверены временем, совместной работой, соперничеством на льду, крепкой командой и множественными перелетами. Они преодолели разницу в менталитете, упреки окружающих, обвиняющие их в любви, словно это что-то плохое. Будто бы любовь может быть плоха. Машина появилась внезапно, вылетела из-за поворота и в заносе проехала на тротуар. Юри видел ее, словно в замедленной съемке. И видел Виктора, который стоял вполоборота и даже не знал, что вот-вот случится что-то ужасное. Кацуки успел подумать, как страшна могла быть его жизнь без Никифорова, какой серой и одинокой она бы была. Он был так ему благодарен, своему любимому фигуристу, за все, что он сделал. За то, что поддерживал, помогал. За его уверенность, за чувства. За квартиру в старом фонде на Невском на двоих и собаку. За любимое дело и все те бесконечные, бесчисленные улыбки, самые заразительные и родные, которые успел подарить ему Виктор. Сомневаться в своих действиях Юри не приходилось. Он просто со всей силы толкнул любимого человека. Наверное, столько силы он не прикладывал, даже когда на низкой скорости прыгал четверной во второй части программы. Практически с места, под восхищенные крики комментаторов. Под свист Виктора с трибуны, тогда еще его тренера. Никифоров полетел в сторону, прокатившись еще пару метров по земле и ошарашено уставился на промелькнувшую прямо перед носом машину. Туда, где секунду назад стоял его Юри. Крик сотрясал округу, тонул в визге шин, охах редких прохожих и рокоте сирен скорой помощи. Спасать, правда, было уже некого.

***

Кацуки Юри проснулся со звоном будильника, отключил его по привычке, потянулся, разминая задубевшие со сна мышцы. Вставать не хотелось, хотелось поваляться в постели подольше и съесть что-нибудь вкусненькое. Но нужно было вставать и идти на пробежку. Уже в ванной, чистя зубы клубничной пастой, Юри замер перед зеркалом с зубной щеткой во рту. В зеркале отражался он, кто бы еще там мог быть? Только вот было ему не больше тридцати. Двадцать шесть, услужливо подсказала память. Картинки прошлого, как в кино, промелькнули перед глазами. Дворец спорта в Хасецу, юниорская программа, такая милая и такая сложная на тот момент. Юко стоит на трибуне и машет ему рукой. Тренировка, сложные прыжки под бдительным надзором тренера в Детройте. Он — надежда Японского фигурного катания! Падение. Очередное, нестрашное вроде, но встать уже не получилось. Врачи сказали — больше никакого профессионального спорта. Закончить карьеру в семнадцать лет, толком не успев начать. Университет в США, учеба-учеба-учеба. Лишь бы не думать, чтобы не было так больно. Хороший психолог, который помог справиться, консультации и тренинги, общие группы и первые успехи. Новая цель в жизни, то, что Юри действительно может делать — помогать другим. В свободное время лед, прекрасный, холодный, завораживающий, просто чтобы не потерять форму окончательно. Никаких действительно сложных прыжков, но кататься-то все еще можно. Для себя, для души. Работа с бывшим тренером и его учениками. Хороший спортивный психолог — это вам не шутки. Особенно понимающий всю подоплеку, сам варившийся в этой кухне. Юри смотрит на себя в зеркало и не понимает, что происходит. Ему не двадцать шесть, он закончил карьеру фигуриста на пике славы, куда позже семнадцати лет. Он хореограф в России, а не психолог в Детройте. Он муж Виктора Никифорова… он… мысль неожиданно поразила его, а где же Виктор? Если Юри закончил с фигурным катанием в семнадцать, значит, он не попадал в финал Гран-при, не встречался с Виктором вживую, не пил на банкете, не просил его стать тренером. Это значило, что Кацуки не записал программу Виктора, Никифоров не приехал в Хасецу его тренировать. Они не поженились, они вообще друг друга не знали! Юри определенно умер, и судьба, что разлучила его с любимым, дала второй шанс, новую жизнь в каком-то альтернативном мире. Но в этом мире не было самого главного, его прекрасного фигуриста. И что же с этим делать? Конечно же искать! Но вместо этого пришлось немного адаптироваться. Пришлось осваиваться. Нельзя было просто так взять все и бросить, умчавшись в Россию на поиски. Память постепенно подкидывала все новые знания, воспоминания другого Кацуки, уверенного в себе врача, твердо работающего с командой Челестино. Постепенно он вспомнил всю свою жизнь в этом мире, не так, словно прожил ее сам, а будто бы увидел по телевизору интересный фильм про самого себя. За полгода он договорился с Челестино и передал всех пациентов другому психологу, нашел покупателей на дом, который купил всего несколько лет назад. А главное — он договорился с Яковом Фельцменом, тренером русской сборной по фигурному катанию, о работе с его учениками. Тренер искал хороший коллектив, но пока никто особо не приживался. Требовалось собрать сильную команду для чемпионов. Существует устойчивое мнение, что для получения достоверной информации о спортсмене или команде, возможности эффективного внесения изменений в их деятельность, спортивный психолог должен быть не кратковременным визитером, а полноценным членом тренерского коллектива. Кацуки с прекрасными рекомендациями, опытом работы и знанием дела изнутри был хорошей кандидатурой на место. Он был счастлив, совсем скоро увидит своего Виктора. Даже если он будет совсем не тем, кем был раньше. Первый страх перед неизвестностью быстро прошел, Кацуки еще в начале, толком не придя в себя, сделал самую разумную вещь, на какую только был способен в том состоянии. Загуглил имя Виктор Никифоров. К его счастью и облегчению таковой в сети действительно существовал, активно вел инстаграм, твиттер и вообще всевозможные соц-сети. Улыбался с обложек журналов своей прекрасной улыбкой, выкладывал тысячи фотографий себя, катка, друзей и тренеров. Он катался аки бог — чемпион России и призер Гран-при. Был звездой своей страны, кумиром миллионов. Ничего, в сущности, не изменилось, кроме того, что Виктору было всего восемнадцать лет. Юри не расстраивался. Виктор жив, он счастлив, он катается и сияет для всех вокруг. Он молод, у него вся жизнь впереди. И Кацуки вполне мог позаботиться о нем, стоит только добраться до России. Санкт-Петербург встречал дождем, в аэропорту, в лавке с газетами и чрезмерно дорогими напитками продавались милые пакетики с котами под зонтиками с надписью «Погода- Петербург». Сразу вспомнилось, как Юрио скупал их в невменяемых количествах и отправлял в них сувениры Отабеку Алтыну в Астану. Поддавшись сантиментам, Юри купил парочку, в конце концов, он же якобы турист. Кацуки отказался от предложения Фельцмана встретить его в аэропорту и подвезти. Квартиру он снял заранее, через интернет, в спальном районе недалеко от катка. Яков переживал, что иностранец не сможет разобраться, куда ехать и вообще, Россия же! Но Юри только посмеивался про себя, вежливо уговаривая тренера не переживать. За годы, проведенные с Виктором, он прекрасно выучил русский язык, а в Петербурге прожил достаточно, чтобы не плутать в двух проспектах. Юри докупает нужные мелочи в квартиру: плед на кровать, пару кактусов на подоконник, кухонную утварь и теплые тапочки. А уже через неделю впервые посещает центр фигурного катания — знакомиться с подопечными и коллективом, так сказать. Приступать к работе. Идя по коридору рядом с Фельцманом, Кацуки неожиданно чувствует робость, коленки подрагивают от страха. В последний раз с ним такое было много лет назад, в бытность еще фигуристом. Предстоящая работа волнует, смущает отчасти. Яков дает ему некоторые инструкции на английском, хотя Юри и говорил ему не раз, что знает язык, тренер не воспринимал это особо всерьез. Или решил, что японцу, приехавшему из США, так будет комфортнее на первых порах. — Может, эти оболтусы подучат английский, — бурчал Фельцман достаточно громко, чтобы Кацуки его услышал и прыснул, отвернувшись. На катке собрался весь состав группы, Мила прыгала в дальней части тройные, Георгий что-то активно чиркал в блокноте у бортика, наверняка просчитывал шаги. Юрий Плисецкий — новая звезда, только-только вышедшая из юниоров — яростно ругался с Лилией Барановской. Прямо по центру катка замер изломанной фигурой Виктор. От увиденного у Юри чаще забилось сердце, мир словно сузился до одной, совсем еще юной фигуры. Мальчишка в синем спортивном костюме с длинными волосами казался хрупким, таким далеким и непохожим на его Виктора. Сильного, выше этого минимум на голову, с короткой стрижкой и свойственной взрослым успешным людям харизмой. Никифоров был прекрасен. Статуэтка в музее, живой-преживой, самоуверенный. Он поднял взгляд на вошедшего тренера и его спутника, но не задержал особо внимания, мало ли кто это. Мальчик не сомневался в своей неотразимости, уронил легкую дежурную улыбку и задорно помчался к Якову. Юри невыносимо захотелось его обнять, прижать к груди и вдыхать родной запах волос, пота человека, которого он безгранично любит. Взять его за руку, как раньше, улыбнуться краешком губ, покраснеть, как в молодости от пылкого взгляда. Все это было совершенно невозможно. Но так же, это все было неважно. Виктор, его Виктор, стоял перед ним и был живее всех живых. Это было самым главным. Даже если он больше никогда к нему не прикоснется, даже если Виктор его не помнит, не знает, как много они друг для друга значили. Он тут и он может быть счастливым. А Юри, ему хватит и этого, смотреть, как звезда горит для всех вокруг, совсем как раньше. — Народ! — Громко привлек внимание Фельцман. — Это Юри Кацуки, наш новый штатный психолог. Ребята слегка удивились, но быстро потеряли интерес. Спортсмены никогда не понимали, зачем им вообще такой специалист. Жаловаться они никому не будут, пинки живительные тренер и сам раздает, а с волей к победе ни у кого тут проблем не было. Разумеется, так только казалось. — Да нахрена нам тут этот псих! — Зло воскликнул Юра, — Своих хватает! — И месяца не продержится, — дала вердикт Бабичева, — сбежит туда, откуда приехал. Юри усмехнулся про себя, внешне оставшись невозмутимым. Он присел на скамейку, достал из рюкзака коньки и быстрыми, привычными движениями зашнуровал их плотно по ноге. Под прицелом подозрительных взглядов выехал на лед ближе к центру, остальные поневоле подтянулись к нему. То, как Кацуки двигался, не оставило сомнений, профи всегда узнает такового в своей сфере, не нужно прыгать тулуп, чтобы дать понять, что умеешь кататься. Достаточно правильно держать спину и плавно двигаться на льду. Юри прекрасно двигался на льду. — Меня зовут Кацуки Юри, — поставленным голосом начал он на русском, практически без акцента, — с этого дня я буду частью вашей команды. Мы проведем с вами серию интервью, познакомимся, выявим основные потребности каждого и начнем работать индивидуально и в группе, если я сочту это необходимым. Мой кабинет вам подскажет тренер, он же сообщит вам о расписании. В свою очередь я постараюсь составить его так, чтобы это никак не конфликтовало с вашими тренировками. На этом все. — Вы катаетесь, Юууури? — Полуутвердительно протянул Виктор, блеснув заинтересованно синими глазищами. По спине побежали мурашки, отдались привычным по прошлой жизни жаром. Такие взгляды и тон голоса необходимо запретить законом, будь Юри младше, он бы растаял под этим пристальным взглядом, смутился. Хорошо, что он старше! — Катаюсь. Для себя. Фельцман решил не вмешиваться, что бы этот японец ни придумал. Было в нем что-то правильное, рабочее. Что не давало сомневаться, хоть парень и совсем молодой. У каждой помогающей профессии было несколько основных принципов. Уважение достоинства и прав других людей, компетентность в собственных действиях, конфиденциальность. Юри прекрасно знал, что определение целей предполагает не только подбор материала, содержания для их выполнения, но и этап сближения со спортсменами, командой. Доверие со стороны спортсменов заслуживается лишь со временем, если они будут видеть, что ты не разглашаешь даже не очень важную информацию. На практике сложнее всего в работе было с Милой. Девушка кокетничала, отшучивалась, но не спешила раскрываться. А вот проще всего работать было с Юрой. Как бы забавно это ни звучало, но опыта по приручению диких русских тигров с прошлой жизни у Юри было навалом. Он точно знал, на что давить, а что лучше обходить стороной. Как раскрыть подростка, который прятался в скорлупу из грубости и бунтарства от суровой реальности, в которой он тонкий мальчишка с женственными чертами среди гопников района. Он отлично знал Юрио, его потребности в заботе, ненавязчивой, необременительной. С ним нужно быть настойчивым, не давать себя продавливать, но и не перебарщивать. Стать ему другом, поддержкой, и тогда автоматом станешь авторитетом, за советом к которому будет бегать сам, без записей и расписаний. Плисецкому необходимо было объяснить, почему прыгать выше головы нельзя, не сейчас, пока кости растут. Его не волновали соц-сети или же мнение окружающих, но он переживал период роста, менялся, и то, что раньше выходило у него, как дышать, стало особенно тяжелым сейчас. — Я уже во взрослой лиге! Мне нужен четверной Сальхов в каскаде! — Распинался подросток, ворвавшись в кабинет Кацуки во время обеда. — Виктор прыгает, почему мне нельзя? Мальчишка был одиноким, для его возраста даже слишком. Жил в общежитии для спортсменов при академии, общался с дедушкой по телефону раз в неделю и, в лучшем случае, с мамой раз в месяц. У него не было друзей ровесников, из-за взрывного характера люди отворачивались от него, девушкам было сложно это выносить, а парни называли его истеричной принцесской. Получали за это в нос с ноги от сильного и гибкого из-за тренировок Плисецкого. Эффективно конечно, и красиво, чего уж, но друзей ему это не прибавило. Виктор же шел совершенно отдельной категорией. Для Кацуки он всегда был особенным, но тут психолог столкнулся с тем, чего не ожидал. Юри знал своего мужа, как облупленного, каждую мелочь и деталь. Но он познакомился с Виктором, когда тому было двадцать шесть лет, тот был взрослым состоявшимся мужчиной. Да, сущим ребенком — капризным, ветреным, насмешливым. Но все-таки взрослым. Никифоров настоящего был скорее двуличным. Ярким и улыбчивым для сцены и посторонних и колючим закрытым парнем в жизни. Он был куда жестче, чем Юри привык его видеть, местами даже жестоким. На многих смотрел свысока из-за своей гениальности. Важной особенностью деятельности спортивного психолога является то обстоятельство, что каждый вид спорта накладывает свои требования на разрабатываемые спортивным психологом рекомендации. Например, если говорить об анаэробных нагрузках, для фигуристов необходимо развитие внутреннего фокуса внимания и умение переживать высокое напряжение. Виктор умел быть настойчивым. Не выносливым по-настоящему, как Кацуки, но старательным. Никифоров капризный. Он громко ругается, когда у него что-то не получается, обычно концерты выслушивал Фельцман. Но через несколько месяцев, когда все окончательно привыкли к психологу, Виктор сам начал врываться к нему в кабинет, когда захочется, и громко сетовал на тренера, неудачи с прыжками, придурков фанатов, закидавших спамом страницу. Статистика говорила, что консультативной психологией спортсменов занимается лишь десять процентов психологов от общей массы. Все идут в образовательную. Мотивации, тренинги, командная работа, цели и результаты. Это проще, чем привязываться к подросткам без нормальной семьи в чужом городе, которым не с кем поговорить. Юри был первым для Плисецкого за долгое время, с кем было можно. С Виктором, как оказалось, дела обстояли еще хуже. Никифоров жил один, он купил себе квартиру на деньги, вырученные от модельной карьеры. Фигурист не общался с семьей, они не принимали его мировоззрение, пытались перевоспитывать. Юри никогда не слышал от мужа таких откровений. Наверное, к тому возрасту, как они познакомились, у Виктора отболело. Улеглось. А может, именно потому, что помочь, когда это было действительно нужно, никто не смог, он и выгорел до такого состояния, что хотел уйти из спорта. — Отец хотел, чтобы я «пошел учиться на экономиста, стал нормальным мужчиной, а не прыгал в платье с блестками на каблуках». Это цитата, если что, — выплевывал Виктор с невозмутимым лицом. — Им наплевать, что я мастер спорта, зарабатываю больше, чем они. Что мной страна гордится, что я весь мир объездил! Яков взял меня бесплатно на первых порах. Билеты и костюмы частично оплачивала школа. Отец не хотел мне помогать, даже когда был мелким совсем, мама его поддерживала. Она потом извинялась, приезжала, только знаешь, пошла она! После всего этого ей вдруг захотелось проводить со мной побольше времени! Виктор купил квартиру, старенькую, без ремонта. И жил сам. Зная талантище фигуриста в кулинарии, Кацуки подозревал, что тот питается только в столовой. Есть все подряд ему нельзя, а сам он в жизни ничего не приготовит нормального. Потому, сам того не замечая, Юри стал кормить Никифорова обедами, если тот забегал в перерыв. Это было не этично, да и вообще работать с Виктором было не этично. Он по уши заинтересованная сторона. Но кто поможет еще этому парню, если не его собственный муж? Юри стал приходить на тренировки. Устраивал терапии, но больше пялился на Виктора. Парень был влюблен в лед, как и всегда прежде, парил по нему, преодолевал все, что могло ему помешать танцевать. Взлетал в четверном Сальхове, приземлялся чисто, грациозно, выгибался. Музыкальность в каждом движении, то, чего недостает многим фигуристам. Театральность, о, Виктор был королевой драмы! Не было той роли, которую он бы не отыграл. Когда Юри познакомился со взрослым Никифоровым, тот почти перегорел. Кончился запал, пропало вдохновение. Кацуки, несуразный парень из Японии смог помочь ему, подарить часть себя, дать искру и пристально следить за родившимся огоньком, бережно прикрывая от сильного ветра, вовремя поддувая, чтобы не затух. В молодом Никифорове огня было на четверых. От того он так и расплескивал его на всех вокруг, заряжал каждого в поле своего зрения, не оставляя себе ничего. Это помогало ему избавиться от пустоты в сердце, в котором было очень много места для любви ко льду и фигурному катанию, но было и то, которое ни чем не занято. Виктор бежал от одиночества, непонимания, зависти и презрения. И Юри не мог, просто не мог это так оставить. Перед новым годом у Виктора был день рождения. Позвали только коллег по цеху и работников катка. Все вместе пришли в ресторан, посидели мирно пару часов. Потом, правда, выпившая Мила заставляла всех танцевать, тянула Юрио растяжку прямо в зале. Попробовавший спиртное Якова Юрка плевался ядом, старался держаться поближе к Кацуки, островку мира, спокойствия и адеквата в этом дурдоме. Никифоров старался не пить особо, ему нельзя, на вечеринке был Яков, но ближе к вечеру он все-таки набрался. Праздник же у человека! Юри смеялся про себя, японское совершеннолетие. Фельцман пол вечера втихаря пил водку из-под полы, так, чтобы Лилия не заметила. А как только заметила, ему срочно потребовалось уезжать. Бывшая жена последовала за ним, хмуря и так вечно недовольное лицо. Юри не пил, только пару глотков вина, так как с возрастом особая непереносимость спиртного никуда не делась. Юри вызвал такси Миле и Юре, они жили в одном общежитии. Юрка поблагодарил скупо, поморщился недовольно, глядя на разбушевавшегося Витю и хлопнул Кацуки по плечу. Мол, держись! Юри не выдержал и рассмеялся. Настолько забавно было такое проявление заботы от колючего котенка. Смеялся, правда, уже после того, как Юрио сел в машину. Во избежание, так сказать, шпагатов. Юри вызвался проводить Виктора, тот хоть и жил совсем близко к ресторану, еле стоял на ногах. За фигуриста было страшновато, красивый, вдруг кто прицепится. Никифоров не возражал, он взял Юри под руку, и отчаянно представлял себе, что они парочка, идущая по набережной домой. От собственных мыслей Виктор то и дело похрюкивал, переходя на икоту, а Юри только вздыхал тяжелее. Квартира у звезды фигурного катания оказалась небольшая, в каменном доме, с высокими потолками. Обстановочка была так себе, Юри точно знал, что перфекциониста Виктора интерьер выводит из себя. Ему бы тут ремонт сделать, в светлых пастельных тонах, в современном стиле. Но куда там в одиночку. В тепле прихожей Виктор мгновенно разомлел, еще больше повиснув на Кацуки. На этот раз он делал это скорее специально, но отчет себе отдавал не очень. Тонкие пальцы цеплялись за шею психолога, перебирали отросшие сзади прядки темных шелковистых волос. — Юууурии… Кацуки положил руку на светлую макушку фигуриста и потрепал. Длинные серебристые пряди разметались во все стороны, сделав Виктора визуально младше на пару лет, забавнее. Он ластился к гладящей его конечности, словно тот дворовой кот, которому перепало сметаны в честь праздника. — Ты такой забавный, — не удержался от комментария Юри. Глаза Виктора полыхнули недовольством. Особенно это было заметно потому, что он был выше Юри на целую голову. Фигурист прищурился, разглядывая безмятежного расслабившегося психолога, а потом, улучив момент, поймал его губы, втягивая в долгий поцелуй. Юри не сопротивлялся, он прекрасно видел, что к этому идет. Ему очень хотелось, хоть на минуту, снова почувствовать Виктора настолько близко. Он ведь все равно так скучал по нему. По Виктору, который его знает, по Виктору, который его любит, а не просто выпил лишнего и тянется в ласке к тому, кто ближе оказался. Что-что, а целоваться Никифоров умел, видимо, в любом состоянии. Нежные, тягучие, словно патока, прикосновения становились все агрессивнее, приобретали личный характер Виктора, его огонь и страсть, с которой он набросился на рот Юри, будто бы от этого зависела его жизнь. Он хотел оказаться еще ближе, сделал полшага, притягивая японца к себе за талию, но запнулся, рухнув к стене. Юри в который раз за вечер рассмеялся, настолько мило и несуразно смотрелся его уже никогда не муж в таком положении. — Ты все-таки еще такой ребенок, — сказал Кацуки на прощание. На следующий день Виктор идет на каток, чтобы найти Юри. Он точно уверен, что тот будет на работе, разбирать карты, делать какие-то записи. Рабочий день есть рабочий день, даже если вчера был праздник, а Фельцман объявил, что появится только после новогодних каникул. Фигурист быстро пересекал коридор, ноги сами, на автомате вели его к нужному кабинету. Ко второму, после катка, месту, где Никифоров чувствовал себя лучше и свободнее. Юри действительно оказался на своем рабочем месте. Он стоял у окна, о чем-то сильно задумавшись. Выглядел немного грустным, растерянным и виноватым одновременно. Что могло вызвать у него такие чувства, догадаться было несложно. Виктор отлично помнил вчерашний вечер и шикарный, крышесносный пьяный поцелуй со своим психологом. Но не убиваться же теперь из-за этого! — Юри! — Позвал Никифоров. Кацуки вздрогнул, оглянулся, но удивленным не выглядел. Словно был уверен, что Виктор придет именно сегодня в это время с ним поговорить. Юри улыбнулся, моргнул несколько раз, разглядывая фигуриста, все не мог понять, что с ним не так. А потом до него дошло, волосы! Образ Виктора со стильной стрижкой был для него настолько родным, близким и привычным, что он не сразу заметил. — Ты подстригся, — констатировал факт Юри. — В новый год с новым имиджем! Ты вчера назвал меня ребенком, а мне, между прочим, двадцать исполнилось. Не могу же я до старости быть принцессой? Юри хмыкнул, но ничего не сказал на эту тираду, кивнул только. А потом полез в шкаф и вытащил оттуда большую синюю коробку. Протянул ее Виктору. — Что это? — Решил уточнить Никифоров. Кацуки пожал плечами, мол, открой и увидишь. Виктор нерешительно подошел поближе и потянул за крышку коробки. По непонятной для него причине, то, что делал его психолог сильно волновало. Будь это какая-то мелочь, или неожиданный подарок на день рождения, это не могло оставить равнодушным. И Виктор пораженно замер, на дне, завернутый в теплое одеяло, мирно спал крупный ушастый щенок. Во сне он забавно подергивал лапой и хвостом. Никифоров непонимающе посмотрел на Юри, глаза его в тот момент стали такими большими-пребольшими, настолько синими, что Кацуки грозило утонуть в них совсем. Можно подумать, это не произошло намного, намного раньше. Виктор был так откровенно шокирован. Он очень, просто до безумия любил собак, но никому об этом не рассказывал, даже в интервью. И хотел он именно такую собаку, пуделя, цвета кофе с молоком. Откуда Юри мог это узнать? Не удержавшись, Виктор дрожащими руками достал щенка из его укрытия. Собачка открыла черные глаза, уставившись на нового хозяина и тявкнула, завиляла хвостом. — Как… как ты его назвал? — Виктор светился, буквально сиял восторженно. — Это твоя собака. Тебе и называть. Парень замотал головой из стороны в сторону. Словно отрицая этот факт, и Юри не стал противиться судьбе. — Тогда, его зовут Макачин.