***
Все ночи после похищения Лексы для меня оказываются лишенными сна, а дни кажутся длиннее обычного. Уже почти 120 часов прошло с момента, как меня допрашивала полиция. Сегодняшней ночью, когда мне удается впервые за 5 дней на немного заснуть, я просыпаюсь от прикосновения Эбигейл, которая сжимает в руках домашний телефон и смотрит на меня с волнением: — Это насчёт Лексы, Кларк… — сердце мое, кажется, в этот момент готово разлететься на кусочки от волнения. Я дрожащими руками прибиваю телефонную трубку к уху. Лексу нашла полиция, но она потеряла слишком много крови и находится в критическом состоянии. На месте обнаружили труп похитителя, с продырявленной черепной коробкой. Я нахожусь в шоковом состоянии, задавая себе немой вопрос: "Неужели эта хрупкая девушка невольно стала убийцей?". Убийцей того, кто лишил Лексу матери. Наверное, окажись я на месте Лексы, то скорее всего я тоже решила бы избавиться от своего врага, но боюсь, что у меня не хватило бы смелости спустить курок, а у этой девушки ее хватило. — Кларк, ты куда собралась в два часа ночи? — с переживанием спрашивает Эбби, наблюдая за тем, как я запускаю ноги в штанины джинс. — Я в больницу. Мне нужно быть там! — Тебя не пустят к Лексе. Ты не родственница, да и время не для посещений… — Мне все равно! Я должна просто быть в больнице, — уже усаживаясь в такси, до меня доходит, что последнее время я зачастила наведываться в медицинские учреждения. Не успела Лекса выписаться после аварии, так снова угодила в больницу. Я практически оказываю психологическое давление на администратора клиники и добиваюсь того, что узнаю все-таки номер палаты, в которой лежит Лекса, и, слегка запыхавшись от бега, я нахожусь уже на четвертом этаже, останавливаясь напротив двери палаты №478. Приоткрыв ее, я не обнаруживаю здесь врачей и придвигаю стул к койке, где лежит такая тихая и умиротворенная Лекса. Присаживаюсь рядом, дрожащими пальцами хватаю худенькую руку в свою и целую прохладные длинные пальцы. Из глаз капают слезы и задаю себе вопрос: "Почему я вновь переживаю все это, будто треклятый день сурка? На мгновение мне кажется, что прохладные пальцы, сжатые в моей ладони, зашевелились, но нет. Я их массирую, словно заряжая надежду самой себе в то, что Лекса почувствует меня и придет в себя, а я смогу впервые откровенно взглянуть в ее изумрудные глаза. Четыре дня подряд я езжу в больницу, но постоянно слышу одно и то же — Лекса все еще в реанимации, хотя состояние уже не столь критическое, но все же я также безрезультатно просиживаю возле больничной койки брюнетки, поглаживая подушечками пальцев ее руки. Каждый вечер одна картина — я засыпаю, устроив голову на край койки Лексы, не выпуская ее руки из своей. ___________________________________ Открыв глаза посреди очередной больничной ночи я слегка морщусь от того, что мою руку кто-то недостаточно крепко сжимает, и я не верю сначала в происходящее, считая, что все еще сплю. Я не разжимаю руку, удерживающую руку Лексы, и ошеломленно округляю глаза на девушку, пришедшую в сознание. Уголки моих губ, слегка дрожа, приподнимаются в улыбке счастья, а слезы в щиплющих глазах опускаются горячими дорожками по щекам. — Я очень испугалась. Боялась, что ты так и не придешь в себя, — прокручиваю вновь события того ужасного дня, а мой голос предательски дрожит. — Почему ты поехала с ним? Зачем согласилась? — Я уверена, что ты поступила бы, как я, окажись на моем месте. Ты не стала бы испытывать судьбу. Зато я исполнила то, что обещала. Его больше нет. Смерть мамы отомщена. — Убить человека — это ведь отпечаток на всю жизнь… — Ничего, как-нибудь переживу… — А вдруг тебя захотят посадить? — У меня много смягчающих обстоятельств. Тем более полиция уже в курсе, что Фаррен убил маму. Отец сделает все возможное, чтобы меня не посадили — это единственное, как он сможет оправдаться передо мной за то, что не приехал тогда, когда Фаррен грозился прикончить меня. Я не могу сказать, что отец любит меня, но в память о маме… Он любил её больше жизни и я уверена, что Николас будет даже рад, что я избавилась от убийцы. — Но твой отец так до сих пор не прилетел в Лос-Анджелес? — мне невыносимо тяжело видеть, как Лексу ломает даже не физическая боль, а душевная. Создается реальное ощущение, что Николасу Ньюману плевать на то, что его дочь едва не убили. — Врачи сказали, что он лишь звонил и просил обеспечить мне максимально комфортное выздоровление. Разумеется, он уже оплатил все… — Но это все — не то… — Я знаю. И больше всего режет то, что когда ему позвонил Фаррен, отец даже не стал метаться в беспокойстве за меня, хотя прекрасно понимал, чем это могло закончиться. Блять! Кларк… Получается, даже отцу плевать на меня... Мне думается, что он и слезы бы не пустил на моих похоронах. — Я не думаю, что он настолько к тебе хладнокровен. И не говори про похороны. Мне это неприятно. — Прости, что втянула тебя в свои семейные дрязги. — Все в порядке. Главное, что ты жива, а большего и не нужно. — Почему ты до сих пор рядом? — Потому что ты изменилась. В тебе исчезла заносчивость, ты стала относиться ко мне на равных, не как раньше. И пока еще ты меня не продинамила, — я выдавливаю из себя улыбку, но внутри все равно скребутся кошки своими мелкими острыми коготками. Я боюсь полностью довериться Лексе, боюсь, что как только неприятности покинут ее жизнь, она станет прежней собой. — Кларк. Буду честной и скажу, что в моей жизни было очень мало привязанностей и я — не такая бесстрашная, как могу показаться с первого взгляда. Я боюсь терять людей. Стоит мне только начать проявлять к ним нечто большее, нежели просто дружеские чувства, так они начинают уходить из моей жизни, и всегда это происходит по-разному. Поэтому, я предпочитаю сохранять в себе отстраненность и стараюсь быть более хладнокровной. Но с тобой, я не знаю, как все объяснить, но во мне все словно вверх-дном перевернулось. Езжай домой, Кларк. За мной тут проследят. Тебе нужно поспать. То, что ты задремала прямо в моей палате, говорит лишь о том, что ты сильно устала. Серьезно, — Лекса касается пальцами моей руки и я поднимаю вверх глаза, понимая, что Лекса весьма серьезна в своей просьбе, чтобы я поехала домой и отдохнула. — Только обещай, что ты будешь чувствовать себя лучше, когда я сюда приду в следующий раз? — я поднимаюсь из кресла и несколько сомневаясь, что стоит уходить, останавливаюсь возле двери. Лекса смотрит на меня каким-то иным взглядом, оценить значение которого я могу неверно. — Обещаю. Только почему ты так резко заспешила и даже не попрощалась? — Ты меня сама прогнала отдыхать… — А поцеловать? — Зачем? — Как это зачем? Я считала, что мы… — Что "мы"? — Начали встречаться, вроде как, — я никогда не видела Лексу такой растерявшейся, но сейчас окончательно вынуждена признать, что прежняя Ньюман испарилась. — Ты что-то перепутала. То, что между нами возникла близость и мы стали проявлять в отношении друг друга какую-то заботу — это еще не говорит о том, что пошел отсчет наших отношений. Я не буду с тобой встречаться, Лекса. Не буду спорить, что ты изменилась и даже стала нравиться мне, но во мне до сих пор борется дух противоречия. Ты меня и притягиваешь и отталкиваешь. Все слишком сложно… — я поднимаю быстрый взгляд, встречаясь с изумрудными глазами Лексы, которые слегка блестят, а ее губы чуть приоткрыты в готовящейся слететь с её языка ответной фразы. — Тогда что ты здесь вообще забыла? Я не хочу, чтобы ты наносила мне визиты из жалости или благодарности. Я не нуждаюсь в сочувствии, — поджав губы, Лекса отворачивается к стене, а я лишаюсь возможности прочитать ее мысли по выражению лица. — Уходи, Кларк. — Окей. Именно это я и собиралась сделать, но ты меня задержала. Как бы мне не хотелось стать ближе к Лексе, я не буду уверена в ней до конца и никогда не смогу воспринимать ее слова всерьез. Я покидаю палату с неописуемой тяжестью в области груди и живота. Я стою несколько секунд, прислушиваясь к звукам за дверью палаты. Мне кажется, будто что-то полетело и разбилось, но убедив себя, что все в порядке и нет повода для беспокойства, я как можно скорее направляюсь к выходу из больницы. _______________________________________ К вечеру моё настроение опускается ниже плинтуса и все мысли заполонены лишь Лексой, которая своим предположением, что мы с ней встречаемся, сбила напрочь меня с выбранного курса. Теперь меня одолевают сомнения, что Лекса лишь пошутила, посчитав меня своей девушкой. Мне хочется, чтобы эти слова были произнесены всерьез, и где-то в глубине души, мне мечтается стать девушкой Лексы. Мой мозговой штурм перебивает звонок в парадную дверь. На пороге стоит офицер полиции, присматриваясь ко мне. — Мисс Гриффин? Меня зовут Стивен Ванхайк. Могу ли я задать Вам пару вопросов? — однако мужчина не дожидается моего согласия или отказа, а просто открывает записную книжку. — Как Вам стало известно, Клайв Фаррен был убит Александрией Ньюман, которая ещё даже не достигла полного совершеннолетия, а это, как минимум, в случае самозащиты и создавшейся угрозы для жизни, светит вашей подруге несколькими годами в колонии… — Лексу могут посадить? — холод пробегается по всем моим венам и морозит кровь. — Могут. Сегодня вечером прилетает в Лос-Анджелес Николас Ньюман, отец обвиняемой… — дальше я не слышу ничего, кроме вот этого слова «обвиняемая», гулко отдающегося эхом в моей голове. — Мистер Ньюман будет давать показания в суде. — Но Лекса пострадала и лежит до сих пор в больнице. — Всё будет решать судья, мисс Гриффин. А теперь перейдём к основному вопросу… — полицейский продолжает делать пометки в своей записной книжке. — В тот день, когда Александрия Ньюман была у Вас дома, Фаррен угрожал сперва Вам? И лишь позже мисс Ньюман встретилась лицом к лицу с убийцей своей матери? — Да, именно все так и было. Шел сильный ливень и поднялся ураган, мы услышали шум на крыше и я решила проверить, все ли в порядке, но на чердаке меня оглушили. А позже…этот Фаррен под дулом пистолета повел меня в мой дом. Лекса согласилась поехать с ним, чтобы Фаррен не пристрелил меня. После этого он вновь отправил меня в нокаут и лишь позже до меня дошла суть произошедшего. Но ведь вам даже известно, что убитый является сам убийцей и Лекса не причинила бы ему вреда, не угрожай Фаррен ей убийством. — Спасибо, мисс Гриффин за предоставленную информацию. Вынужден срочно Вас покинуть. Информации, конечно, ничтожно мало и вряд ли это поможет в оправдании мисс Ньюман в совершенном убийстве. В конце концов, наказание, каким бы оно ни было, настигнет вашу подругу, — последние слова особенно режут по живому. Когда офицер покидает мой дом, я почти что без сил падаю на диван и в моей голове начинается вновь шторм. Я осознаю теперь в полной мере, насколько влюбилась в Лексу, и это уже невозможно и просто глупо отрицать, да и слишком сложно скрывать свои истинные чувства. То, как я покинула ее в больнице, гложет меня изнутри и меня буквально магнитом тянет вернуться к ней в палату и извиниться, но что-то меня тормозит в моем желании. Ход моих мыслей прерывает звук sms-оповещения: Лекса: «Ты мне так и не собираешься ничего сказать по поводу произошедшего сегодня? Кларк… Нам нужно с тобой поговорить. Я с трудом выбила телефон, чтобы написать тебе. Приди, пожалуйста, завтра. Дай мне возможность объясниться». Нервно раскручиваю в руках телефон, маячащий сообщением от девушки, которая слишком волнует мое сердце. Я делаю пару глубоких вдохов-выдохов и начинаю набирать ответ: «Хорошо. Я загляну к тебе завтра после занятий.» Без лишних раздумий нажав «отправить», с долю секунды жалею, что ответила как-то слишком резко, но с другой стороны для меня главное сейчас не проявлять лишних эмоций. И без того я выдала себя слезами, когда Лекса пришла в себя. Не хотелось, чтобы мои эмоции обернулись против меня и стали оружием по самоуничтожению. Устроившись в постели поудобнее, я берусь почитать книгу, но глаза уже на протяжении десяти минут бегают по тем же строчкам. Принимаю, пожалуй, наиболее верное и лучшее решение — погрузиться в сон. Хотя, глубоко сомневаюсь, что мне удастся заснуть, слишком много событий произошло за последнее время, что теперь затруднительно укомплектовать все в единую схему. Спать! Решено.***
Лекса ворочается на койке, испытывая неудобство не то от твердоватой поверхности, не то от нервов. Трубочки, проводочки, проведенные к ее рукам и носу раздражают. Еще и Кларк просто вывела Лексу из себя. Почему она ведет себя как последняя сволочь и так холодна? Лекса и без того пошла против своей гордости и принципов, и вот чем в итоге это все обернулось. Она повелась на слабость перед Гриффин и теперь та чувствует, что у нее имеются преимущества. — Мисс Ньюман? — мужской голос прерывает судорожный поток мыслей Лексы и та даже вздрагивает от внезапного появления врача, ворвавшегося в ее личное пространство. — Почему вы не спите? Вам полагается сон почти круглосуточно. — Я не могу спать, доктор, — слегка бессвязной речью Лекса выдает свою усталость и истощенность организма. — Тогда мне придется ввести вам седативное, чтобы вы погрузились в сон хотя бы искусственно. — Но я и без того пробыла без сознания несколько дней. Я слишком долго спала… — Лекса приостанавливается на полуслове и напрягается, когда видит мужчину, развернувшегося к ней спиной и размешивающего инъекцию для шприца. Врач быстро пересекает палату, зажимает широкой ладонью рот Лексы и вводит ей внутривенную инъекцию. Тело девушки растекается на постели и с ее пальца соскакивает пульсоксиметр. Мужчина в белом халате озирается по сторонам и быстро покидает палату. В коридоре врач сталкивается с охранником, проверяющим здание больницы в ночную смену. Мужчины быстро переглядываются, но белый халат моментально скрывается из виду, и только тогда до охранника доходит, что раньше этого врача в больнице он не наблюдал и что это кто-то посторонний. Метнувшись в сторону беглеца, охранник понимается, что слишком поздно пытаться догнать того. ______________________________________ На утро в больнице поднимается переполох, когда в палате обнаруживают Лексу с едва уловимым пульсом. Охраннику, упустившего из виду незнакомца, выносят строгий выговор. В палате девушки сидит Николас Ньюман, взяв дочь за холодную руку и мягко поглаживая ее худенькие пальчики. Впервые за долгие годы мужчина осознает, что был слишком невнимателен к дочери и упустил самое важное в его жизни, полностью отдавшись бизнесу, в то время как Лекса была вынуждена справляться со своими проблемами в одиночку. Да, у нее было всегда много денег и она могла купить себе все, что только пожелает. Единственное, чего она не могла купить за деньги — это отцовская любовь. Фаррен мёртв, но кому-то до сих пор не дает покоя благополучие семьи Ньюман и Лексе по-прежнему угрожает опасность. Напрямую Николасу никто никогда не угрожал, но всегда имелись рычаги давления — его близкие люди. Сегодня его дочь пытались убить и значит этот кто-то до сих пор на свободе.***
Суд должен состояться на днях, но поскольку Лекса до сих пор находится без сознания, заседание разрешено провести без «обвиняемой». Николас Ньюман приложил все видимые и невидимые усилия для оправдания поступка своей дочери и, наконец, хоть здесь справедливость с фортуной оказываются на его стороне. Бешеные финансовые ресурсы, конечно, повлияли на исход судебного разбирательства. Останься Фаррен в живых, ему светило бы по меньшей мере 15 лет строгого режима. Но единственным неразрешенным вопросом остается то, что поддельник Фаррена всё еще на свободе, а значит Лексе по-прежнему угрожает опасность. Фаррен отказался называть имя того, кто ведет охоту на брюнетку. Многие осознают, что приставь к Лексе хоть 5, хоть 10 телохранителей, дело может принять печальный оборот. Неизвестно, насколько предприимчив тот, кто сегодня ночью попытался совершить убийство. Нет никаких гарантий, что полиция найдет преступника вовремя и найдет ли его вообще. Скрытые камеры не позволяют рассмотреть лица «врача-оборотня» и это умаляет шансы на его поимку. Охранник помогает только составить фоторобот, но база данных выдает всего трех людей, которых без промедления привозят в полицейский участок, устраивая допрос. Никто из подозреваемых не оказывается тем самым «врачом» и поиски принимают более сложный оборот. ____________________________________ С трудом открыв глаза, голова Лексы разрывается на кусочки. Девушка первым делом тянется за телефоном, лежащем на прикроватной тумбочке. Никаких сообщений, никаких звонков. Она никому не нужна. За все время никто из ее друзей не навестил ее. Только Кларк оказалась единственной, кому все же (как надеется Лекса) было не все равно на происходящее в жизни брюнетки. Лекса от удивления распахивает глаза, когда видит отца, вошедшего к ней в палату с пластиковым стаканчиком кофе. Мужчина застывает на месте, увидев дочь, пришедшую в себя. Николас спешит к Лексе, спешно поставив кофе на прикроватную тумбочку, и сжимает дочь в своих крепких объятиях. Отцовских объятиях, о которых так давно мечтала девушка. — Па-а-ап? Ты все-таки здесь… — тихим голосом произносит Лекса, стараясь держать себя в руках и не выглядеть маленькой девочкой, тронутой внезапной любовью отца. — А разве мог я не быть здесь? — проведя пальцами по распущенным, спутанным прядям волос дочери, глаза Николаса смотрят куда-то мимо нее. Мужчина определенно старается не быть излишне сентиментальным. Да, он любит свою дочь, но не покажет никогда насколько сильно. Лексе всегда не хватало его внимания и любви, и сейчас ей не стоит привыкать к этому. Николасу прекрасно известно, что дочь пошла характером в него и она из стойких духом девушек, которым не присуще проявление излишних эмоций. Практически в полной тишине, Лекса смотрит на отца, который кажется ей не более, чем миражом. Он рассказывает ей, что дело по Фаррену закрыто и она оправдана — этого вполне достаточно для Лексы, чтобы снять с себя хоть какой-то душевный груз. Брюнетке плевать, что кому-то не дает покоя она и ее семья, и возможно, не сегодня-завтра, на неё снова решат напасть, но пока есть настоящее и этим надо жить. Лекса понимает лишь то, что слишком устала и ей хочется просто побыть хоть немного с Кларк. Увидеть эту девушку — вот что способно приподнять настроение и восстановить стойкость духа. «Доброе утро, Кларк. Не знаю, приходила ли ты ко мне в тот день…и в курсе ли, что произошло тогда. Я просто хочу тебя увидеть. Приходи сегодня ко мне в больницу. Я тебя буду ждать :)». Отправив сообщение Гриффин, Лекса прикрывает глаза и ощущает, как в груди не хватает воздуха, но не от недостатка кислорода в палате, а от того, что она задыхается от волнения при одной лишь мысли о встрече с Кларк. Почему она становится так уязвима от этой блондинки? Почему все ее защитные эмоциональные барьеры рушатся, даже когда Кларк не рядом? — Я люблю тебя, Кларк… — произносит почти что вслух Лекса, ощущая как в горле пересыхает, а глаза становятся слегка влажными. — Как жаль, что я не могу тебе этого сказать. Просто не могу.