Мой ласковый и нежный Тилль

POV Till Я бродил по темным закоулкам дождливого Берлина, боясь выйти в свет. Молнии периодически освещали серое небо, которое отражалось в грязных лужах старого асфальта. Все тело промокло до нитки – дождь лил как из ведра уже второй день. Очередной раскат грома заставил меня подпрыгнуть от неожиданности: этот звук пугал меня, я чувствовал себя паршиво и одиноко. Каменные стены высотных зданий давили на меня, сейчас они казались еще огромней, смотря вверх, я чувствовал легкое головокружение. Сейчас бы выпить чего-нибудь крепкого и улечься спать в сухую и теплую постель. Один. Потому что очередная сучка вновь предала меня, да и не просто предала, а прокляла. И теперь я гуляю по улице, вдыхая холодный утренний воздух. Дыхание давно сбилось с нормального темпа, и я то и дело приостанавливался, чтобы отдышаться. Нелегко мне теперь. Воздух обжигал мои легкие, я не знал, что же мне теперь делать. Тело дрожало не от дождя, а от безысходности; только сейчас я почувствовал, что ужасно хочу есть. Я не ел целых два дня, потому что был в полном шоке оттого, что наделала София. Я бы вернулся домой, но боюсь, что меня не узнают. Конечно, кому я теперь такой нужен. Безмолвный. Переборов свой страх, я, наконец, вышел из переулков и наткнулся на центр, где находились Бранденбургские ворота. Боже, сколько же я прошел миль, чтобы оказаться здесь? Мне тут не место, люди могут увидеть меня. Я собрался покинуть центр, но когда учуял запах жареного мяса, то решил не торопиться. Голод завыл в моем животе и я, повинуясь ему, направился в маленький ресторанчик через дорогу. Столики на открытом воздухе были убраны из-за сильного дождя, теперь поесть можно было только внутри ресторанчика. Он уже был открыт, и за окном я рассмотрел троих людей. Один сонный мужчина допивал кофе, читая газету, а в углу сидела молодая девушка, которая с интересом стучала по клавиатуре ноутбука, наверное, писательница. И пожилой бармен, стоявший у стойки, протирая стаканы. Подойдя к двери, я подумал, что же сейчас будет. Как отреагируют на меня все эти люди? Прогонят или с великодушием накормят? Я толкнул стеклянную дверь, которая с легкостью поддалась мне, и вошел в теплое помещение. Полутемный, сделанный в кофейных оттенках ресторан, где играла тихая классическая музыка, и шумел маленький телевизор, показывая очередные новости. Над дверью прозвенел колокольчик, когда я зашел и все, кто находился в ресторане, уставились на меня. Бармен наклонился над стойкой, пытаясь разглядеть промокшего меня но, поняв, кто сейчас пришел к нему в ресторан - отчаянно закричал: - Пошел вон! Где твой хозяин? – он кинул в меня тряпку, но я не собирался сдаваться – уж очень есть хотелось. Я кинулся к столику, где сидела девушка и, прыгнув на мягкий пуфик, уставился на нее. Она, улыбаясь, смотрела на меня, ее улыбка заставила меня гавкнуть. - Линда, убери этого мокрого пса с пуфика! – крикнул бармен той самой девушке. Он подбежал к ней и гневно посмотрел на меня. – Тебе не место здесь. - Да ладно, бедный пес хочет есть. Может, он потерялся, - девушка неожиданно погладила меня по голове, не обращая внимания на мокрую шерсть. - Псине не место в подобных заведениях, проваливай! – он махнул рукой в сторону выхода, но я даже не шелохнулся. Я посмотрел на девушку Линду, она пододвинула мне тарелку с беконом, и я с аппетитом начал есть из нее. Знаете, не так-то просто начинать трапезу без рук, мне было ужасно неудобно есть только одной пастью, без вилки и ножа. Лапы все время наровились взяться за столовый прибор, но у меня теперь не руки, а лапы. - Боже, да он так голоден, - мужчина сидевший около окна наконец-то оторвался от газеты и подошел ко мне. – Какой красавец, видно, что чей-то. - Вот только его не кормят, - пробурчал бармен. - Впервые вижу у немецкой овчарки голубые глаза, - мужчина сел рядом и потрепал меня по голове. Черт, люди! Да я человек! Я застрял в теле этого милого и беззащитного пса, помогите! Когда тарелка оказалась пуста, я сыто облизнулся и посмотрел на девушку. Если бы не она, мне пришлось бы умереть с голоду. Я протянул в ее сторону лапу, что бы поблагодарить, ибо я не знал, как еще выразить свое восхищение. Она, увидев это, еще больше улыбнулась и вновь погладила меня по голове. - Все, поел? Уходи, а то в приют позвоню или в контору по отстрелу бродячих животных, - крикнул пожилой бармен, уходя за барную стойку, чтобы обслужить только что зашедшего клиента. Я, стараясь не злить его, послушно спрыгнул с пуфика и направился к выходу, слыша, как маленькая девочка стоявшая с матерью сказала, что я пусик. Дождь на улице прекратился и я, облегченно вздохнув, направился в неизвестном мне направлении. Теперь я бродячий пес, который должен закончить жизнь в приюте для собак, то и дело, играя на людях, лая как обычный пес и есть один и тот же сухой корм. Я думал, что моя жизнь, жизнь Тилля Линдеманна закончится совсем по-другому. А теперь я превратился в обычного пса и не могу сказать об этом никому... Ау, черный туфель наступил на мою лапу и я, скуля от боли, начал прихрамывать. Мужчина в серых брюках и лакированных ботинках остановился предо мной, что-то говоря. Я поднял глаза на него. Этот зрительный контакт длился меньше трех секунд, позже он вновь сказал: - Развели тварей, - мужчина неожиданно для меня вдруг пнул мое новое тело. Что-то хрустнуло у меня в передней лапе, и я упал на бок. – Пристрелить бы их всех, - он хмыкнул и, плюнув на асфальт, продолжил свой путь. Ну, уж нет, так не поступают с животными, тем более с вокалистом группы Rammstein, который застрял в теле бедного пса. Я с трудом встал на лапы и одним прыжком настиг этого хама, прыгнув на его спину. Он потерял равновесие и упал ничком на все еще мокрый асфальт, окунув свое лицо в луже. "Ах ты тварь", - крикнул он мне. Я так вжился в роль собаки, что попробовал сыграть настоящего, злобного "немца". Когда мужчина встал на ноги, попутно обтряхивая свой дорогой костюм, я, находясь в двух шагах от него, начал гневно рычать, оскалив белые клыки, уши были прижаты, я чувствовал, как собачья шерсть встала дыбом, а когти скребли асфальт. - Эй, успокойся, - струсил мужчина, он показывал мне руками крест, что означало конец перепалки. Я, свирепо гавкнув на него два раза, развернулся и убежал. Я бежал прихрамывая, боясь, что сейчас меня настигнет кто-нибудь с ружьем и пристрелит как никому ненужную шавку. Дыхание стало тяжелым, я открыл пасть, пытаясь захватить еще больше воздуха. Язык все время натыкался на клыки, ветер бил в глаза, отчего они слезились. Да, глаза у меня все того же оттенка, вот почему мужчина в том ресторанчике удивился, глядя на меня. Нет, это не мутация генов у обычной овчарки, это глаза человека, который хочет попытаться донести до людей, что он не пес. А еще, проходя мимо стеклянных витрин магазина, я видел, что над моим глазом есть пару черных точек. Когда я был человеком, то именно на этом месте проколол себе бровь. Если смотреть на меня-пса, то можно и заметить сходства, но кто же это будет делать?! Больше бежать я не мог и, остановившись около входа в метро, я присел на скамью. Со стороны могло показаться, что я культурный пес, которого приучили сидеть не на собственной заднице, а на стуле или скамье. Рядом стояла доска с объявлениями и, посмотрев на нее, я издал некое подобие лая. На доске была наклеена афиша с нашим концертом, который должен был состояться вчера, но из-за моих метаморфоз его отменили. Вся моя семья и ребята из группы не знают где я и что со мной. Я пытался придти в свою квартиру, где сейчас временно живет Неле со своим ребенком, но она прогнала меня. Я знаю, Неле беспокоилась за Фрица. Я бы сделал то же самое. А вдруг собака, которая подошла к тебе и ребенку окажется бешеной или выращенной для боя. Фриц улыбался мне, наверное, узнал, а может, он просто знал, что ему должны были скоро подарить щенка породы хаски... Сердце предательски сжалось в груди. Бедная мать, она думает, что ее сын погиб. А дети? Как же я буду жить без них? Они мое все. Я не могу жить, зная, что они думают о моей смерти. Кажется, это конец. Я лег на скамейку и закрыл глаза, молясь, чтобы я больше никогда не проснулся. - Пошел вон! – раздался крик гневной старушки. Она ударила меня тростью и я, не ввязываясь в ее гнев, быстро струсил дальше. Легким бегом я направился пересекать проезжую часть. Но на полпути я услышал, как тормозят шины автомобиля, с испугом мои глаза устремились вправо, и я замер. На меня несся белый мерседес с такими знакомыми номерами... Шнайдер! Черт, меня убьет мой друг барабанщик! В мыслях я попрощался со всеми, кто был мне так дорог. Но видимо судьба не собиралась убивать меня. Машина остановилась в паре сантиметров от меня, я взглянул на номера Мерседеса, чтобы удостовериться в своих домыслах. Дверь авто открылась, и оттуда выбежал перепуганный Дум с огромными глазами, он присел на колени рядом со мной и сказал: - Черт, дружок, я чуть тебя не сбил! – он говорил так возбужденно. Конечно, еще бы чуть-чуть и угробил вокалиста в шкуре пса. За это и посадить могут, а у него семья, скоро еще один ребенок родится. - Кристоф, что случилось? – из машины вышла его "любовь", как он часто называл Ульрику при нас. – С ним все в порядке? – заботливо прошептала она, подходя ближе ко мне. Ух, черт, я чувствую в ней ребенка. Это что у всех собак так?! Я положил свои лапы на колени Шнайдеру и вопросительно взглянул ему в глаза. Давай Дум, думай! Это я, твой друг Тилль, отличный вокалист, прекрасный человек! Пожалуйста, прочти мои мысли! - Где-то поблизости его хозяин, - сказал Шнай, глядя на меня. Друг мой, ну что ты такой не далекий! Я же один в один на себя похож, только лаю и кусаюсь... ну и хвост появился. - Мы не можем оставить его здесь давай заберем его к себе, а позже развесим объявления о том, что нашли пса, - Ульрика подошла ближе к Шнайдеру и прикоснулась к его плечу. - Потеряли вокалиста, нашли собаку, - грустно произнес он. – Мы едем туда, где собакам вход запрещен. Мы не можем его взять. Я обидно гавкнул и, развернувшись, убежал. Ни к чему мне портить жизнь моему другу, свою уже испортил. Раз не узнал меня Шнайдер, не узнает никто. Дождь снова хлынул на землю, и я от безысходности рухнул на траву.