Пёсьи песни (подборка стихов разных лет и из разных циклов)

      26 из цикла «Плач ведьмы»       * * *                   Аэглору Ты меня не спрашивай: «Кто ты?» − у меня такая работа, я забыла, какого цвета лето, я не помню того, что было, потому что солнце остыло… Я, конечно, скажу: «Не верьте смерти», но самой мне не хватит силы… Я когда-то была красивой, я ещё могу, кареглазый, сглазить… А если память − как подаянье, подойди ко мне, окаянной − на ладони стекла осколки… Долго, как обрывку ноябрьской ночи, мне кружить, оставляя клочья своей боли на острых иглах… Игры не кончаются этой ночью, возвращайся, если захочешь: я ещё немного помедлю в петлю − эта смерть слегка беспокойна. Я сама захлебнусь тоскою − это проще, чем поиск смерти… Бейте по рукам, что к вам протянула − не кричу − желваки на скулах; убивайте, чтоб не воскресла, лишь бы честно…       1994       27       из цикла «Плач ведьмы»       * * *                   Словянину И мне пришлось признать, что бога нет, когда, в меня вцепившись мёртвой хваткой, мир умирал, и кровь лилась по стенам, и синим было солнце в потолке, и плакало иголками-лучами, и без наркоза пришивало к телу осколки туч с асфальтового неба; и мёртвым ты проснёшься под дождём, когда увидишь, что сгорели реки, и белый крест, что я держу в руке, в ладонь врастает и пускает корни, а стая перелётных змей на небе − как галочкой помеченный абзац в истлевшей книге под рукою бога.       1994       28 из цикла «Заклятья круга одиночества»       * * * Под стук       печатной машинки по моей голове завяжу для памяти       ещё один узелок на нервах, чтобы в ответ на вопрос       «Как тебя зовут?» не заблудиться       среди собственных отражений. Внутри меня       три зеркала и одна дверь. Смешно,       но выходить из себя никому не рекомендую; и мы сидим вчетвером,       размышляя о смысле прошлого: четыре меня −       север, юг, запад, восток. На севере меня       стоит пустой холодильник и мёртвым кострам       невозможно познать слово «смерть». На востоке меня       гаснет свет в окружающих окнах, когда кто-то под ними       надрываясь, кричит о любви. На юге меня       я снова поставлю чайник для тех, кто пришёл,       а значит, скоро уйдёт. А запад меня −       это я перед запертой дверью, и не по деньгам       мне плата за выход на солнце. И, как повелось,       на востоке восходит люстра. А если умру −       то ищите меня на пороге.       1994       29 из цикла «Плач ведьмы»       * * *                   Словянину Видишь, я ухожу. К чёрту твою удачу, а ночь потихоньку плачет, в пояс склонясь ножу, выпавшему из рук… Лето за мной захлопни − и по поляне мокрой черти очертят круг. Сяду, обняв коленки, вымокну под дождём… Чтобы поставить к стенке − надо построить дом.       1994       30 из цикла «Заклятья круга одиночества»       * * *                   Аэглору Если ты не хочешь       знать, что такое боль             после того как, не смей смотреть       мне в лицо:             я стара, как осень, и чёрными крыльями       волю тебе зачеркну             в полёте за раненой памятью; в ветреный день       не выходи из себя             под глаза сумасшедшего неба, не тормози       в процессе развития             чёрной дыры                   моего осознания солнца, не будь       собой вне понятия реальности как ответа       на радугу, не исчезай       в глубине             астрального Непонятно, не отпускай…       1994       31 из цикла «Перепутье»       * * *                   Варьке Что с тобой? Видишь, тень легла на стены от деревьев, что сквозь вены? Так что пой ни о чём. Что нам − за двадцать, ты не в силах улыбаться, ночь прошла, вся ушла, дошла до точки, чтоб написанные строчки сжечь дотла, схоронить церковным звоном, заразить чумой бубонной, отмолить, расколоть, как льдинку, вечер, не подать руки при встрече, говорить, словно клоун на подмостках; коль стелить стараться жёстко − мягче спать; боль становится астральной; вышел в ветер ненормальный − где искать? Опереться на ограду, слушать берегом прохладу − был покой; как усталость бьётся в стены, ищет ветром перемены − кто с тобой?       1994       32 (из цикла «Плач ведьмы»       * * * Сковано кольцами − руки ломаю, хлёстко по заплечью − маяться маем, рвать поднебесную криком чахоточным, грязью измазаться, чтоб не в угоду с чем; на руку волосы − зубы на горле, выгляну деревом − кто меня помнит, слёзы дорожками − смех до потери, огненным заревом − холодно верить, солоно спрятаться, не с чем остаться, выпрыгнуть в пламени − выгнуться танцем, пеплом осыпаться − ветром по-за миру, ночью под облако − с неба глазами, солнцем на западе − будущим маем, памятью брошенных − не умираю.       1994       33 из цикла «Песни западного ветра (песня. Музыка В. Погонца)       * * * Дверь за мной затвори − ухожу на восток диким берегом, моё имя сгорит в твоей памяти… Как в истерике, бьётся в окна дождь, в дверь колотится птицей раненой… Глянул в зеркало: «Ну, чего ты ждёшь и откладываешь прощание? Натянулся путь тетивой тугой − встретить солнце победой ратной». А из зеркала я смотрел другой и сказал: «Не придёшь обратно…»       1994       34 из цикла «Заклятья круга одиночества       * * *                   Шуре Ты меня увидишь за окном: мечена тоскою, как клеймом, я иду наискосок от солнца − за спиною город остаётся на асфальте белой полосою… Кто ему глаза рукой прикроет, чтобы по ночам не слепли окна?.. Впереди в дожде деревья мокнут и стекают зеленью под ноги, и не различить уже дороги…       1994       35 из цикла «Анубис, серая собака»       * * * Значит, дело только во мне, если небо мне ветки застят. Не прочесть по лицам камней то, какой мне вымерен срок… Как до звёзд взметнётся огонь − я уйду в своё одночасье или просто стану другой и собакой сяду у ног…       1994       36 из цикла «Плач ведьмы»       * * *                   Аэглору Видишь, в окна рвётся закат, скован дождь золочёным танцем… Не оглядывайся назад, когда мир начинает меняться. Как усталы твои глаза! Так по осени плачет лето… Не оглядывайся назад − впереди ещё много света. Я тебя не возьму с собой в холод, времени неподвластный… Пусть тоска догорит свечой, пусть на улицах окна гаснут − мы простимся на полпути, светом звёзд просветлеют лица… Ты сильнее стал − так лети одинокой свободной птицей. На вершинах огни горят… Боги смертны − дело за нами. Не оглядывайся назад − ветер ждёт тебя за горами.       1994       37 из цикла «Круг одиночества»       * * *                   Илье Я живу, считая дни по Прозерпине, и когда ко мне придёт моя усталость, лампы падают в соседнем магазине с громким стуком и с претензией на жалость. Мы любили Джанис Джоплин и друг друга, по словам моих непуганых соседей, коих незачем грузить о свойствах круга одиночества и сумеречном лете, о чертях, вокруг огня плясать уставших, зачарованно глядящих в заоконье, словно в зеркало ушедших или павших, словно мир, рождён в объятиях ладоней, умирает от неловкого движенья… Ты же смертен, так и что тебе о боге? Боги − тоже метод самовыраженья, паранойя, имитация дороги… И, насколько я способна разобраться, я − другая разновидность той же мысли. И − попыткой побыстрее распрощаться − шум дождя, на сонном дереве повисший…       1994       38 из цикла «Анубис, серая собака»       * * *                   Аэглору Мой лунный ветер, дыша морозно, читал по брату за упокой. Искали-маялись путь по звёздам, да дверь захлопнули за собой. Иконы щерятся в изголовье, огонь пожара в слепых глазах, а угли остро пахнут любовью, когда с рассветом уходит страх. Я чёрным зверем паду на лапы к босым ногам − оглянись назад − запёкшись кровью, упал на запад в последнем крике больной закат, пока смеялись, клинки калили, сжигали кости на алтаре, лететь хотели, да крылья стыли сквозными ранами сентябрей. В дыму костров задохнувшись плачем, рябая осень молила дождь − и прокляла любить наудачу до смерти, если её найдёшь.       1994       39 из цикла «Правило имён»       * * *                   Аэглору Пусть меня проклянёт моя мать-суета, чтобы мне захлебнуться осенней грозой, чтобы, руки раскинув, как тень от креста, навзничь на землю лечь, и в глазах − пустота; только кровь моя станет прозрачной слезой, что слепая вещунья по имени Осень проронила… Кто имя моё произносит? Кто заклял меня маяться вечной весной? Я уже умирала не раз для ушедших, только, видно, безветренно в небе пустом − тень креста пробуждается пальцами вещих, чтобы снова стоять над немым очагом, чтобы снова, послушный огонь разжигая, заунывную песню сквозь зубы цедить… Ты вернулся? Но нечем тебя наградить, потому что тебя провожала другая…       1995       40 из цикла «Книга Серого Города»       Прощание с Леголасом Уходящему больше       незачем пить, и он бросил бокал       в набежавшую пену волны, и хрусталь стал синим,       а после пропал в синеве − только звёзды       в синих волнах и над головой, и он пел этим звёздам,       возносясь к Прямому пути − только песня       лететь не хотела и падала в море… «Ты вернёшься», − вослед ему тихо       шептала земля, осыпая его       разноцветной листвой, что дала ему имя… «Ты вернёшься», − навстречу шуршал океан, разбиваясь о камни,       но не умолкая… «Ты вернёшься», − растаяло облако,       словно женщина в сером плаще,             и рассыпалось пеплом… Но он крикнул «Нет!» и шагнул в пустоту,       лишь глаза застлало слезами, и земля, что ждала,       приняла его, распахнув медовые травы, и лесной полумрак       опустился на плечи плащом… Он прижался к дереву, и оно прошептало: «Не плачь, ты ещё вернёшься…»       1995       41 из цикла «Правило имён» (песня. Музыка В. Погонца)       Молитва                   Хиллсборо Придя в ночи к Открывшему Дверь, молил, как бога − или дитя: − Я поздно вырвался в мир людей. Ты можешь всё − верни время вспять. Там без меня менестрели молчат, поблёкли краски, мир как уснул, застыла ржавчина на мечах, и нет надежды вернуть весну… Там по дорогам растёт бурьян, и никого с дороги не ждут, героев нет − кто убит, кто пьян, кто мирно кончил жизненный путь… Там мир мой тонет в глухой тоске… Я слышал − эту тоску кляня, седая ведьма вином на клинке писала руны − звала меня, чтоб свежим ветром прийти весне, как прежде, песни прогнали грусть… Тот мир − он верил лишь только мне, а я ушёл… Но теперь вернусь, хоть голос сорван в чужих краях, где слишком долго себя искал… ...ОН улыбнулся − тоска в глазах − и тихо молвил:       «Ты опоздал…»       1995       42 из цикла «Анубис, серая собака»       * * * Что ж ты стоишь под небом? Видишь − падают звёзды. Мы не единым хлебом жили, но стало поздно. Звёзды жгут, но не больно, только что от них толку?.. А тех, кто ушёл на волю, съели серые волки. А волки тоже живые, волки тоже летают, и кто в этой битве выжил − тоже волками стали и не вернутся в будни. Мы отплачем победу, но лишь чертям, да людям путь уходящих ведом. А их уставшие братья мечены звездопадом в годы чёрных проклятий быть идущими рядом, но не изменят судеб… В битвах песни слагая, нас позабудут люди, вера придёт другая… Так что ж ты стоишь под небом? Видишь − падают звёзды. И мы не единым хлебом жили, но стало поздно…       1995       43 из цикла «Круг одиночества» (песня. Музыка В. Погонца)       * * *                   Ниеннах Боль моя прошла, как грозой по сердцу. Даль пуста. Плачет и поёт в тёмном небе алая пустота с именем «закат», и под ним мою убили боль… Не вернусь назад − путь мой прям, и день уже другой. Некого винить − умирает сказка, чуть дыша… Оборвали нить − и уходит вдаль моя душа. Одинокий путь на полмира выгнулся дугой… Звёзды зачерпнуть на коленях перед пустотой − как же тонок лёд! − исцарапав руки до крови… Круг меня возьмёт, только нечем кровь остановить…       1995       44 из цикла «Книга Серого Города»       Аэглор Это с поля в окно тянет запахом мёда и хлеба, это спелым дождём омывает усталые плечи, и слегка удивлённо ты смотришь в закатное небо: снова лето… А время и вправду лечит… Сколько долгих лет твои руки меча не знали, сколько долгих зим ты пытался вернуться вспять… А вчера в окно пролетевшая птичья стая прокричала, что больше незачем горевать − отболело, туманный холод оставив в сердце… И зовёт дорога покинуть больные стены, в синеву небес смотреть − и не наглядеться… Ты в морской прибой опустишься на колени − и лицо, что ты вспоминал в молчаливом доме, на морском песке нарисуют синие волны… Ты решил − осталась лишь память… Но мир огромен, и ушедшие в нём растворяются − и не больно… Сколько долгих лет… Твоя наплакалась лютня − вот и вновь поётся шальная песня удачи. На восток дорога − песком осыпалось утро. И ты снова поёшь о ней… Поёшь, а не плачешь…       1995       45 из цикла «Правило имён»       * * * Рисовать листопадом бессмертие… Неотвратимо листья падают наискось… Нету дороги назад… Я устала одна − но по-прежнему медленно мимо проплывает цыганским платком сумасшедший закат… Путь на северо-запад… Исчадьем вселенского ада сумасшествие бродит под ёлками − призрак белеет… Или это моё одиночество тащится рядом?.. Иль зовут торопиться глаза твои цвета апреля?.. Путь на северо-запад… Под плащ забивается ветер… Видно, люди устали выслушивать старые сказки… Тёмно-серой тоской растворюсь, потеряюсь в рассвете − если где-то зовут, значит, память моя не напрасна. Тёмно-серым дождём поливает пустую дорогу… Это только в легендах моих у сказителей − крылья… Словно плачут в дожде камни-идолы − бывшие боги, прохожу мокрой памятью мимо, а время застыло. Путь на северо-запад… Твой город − как мёртвое тело. Запрокинуты лица домов в сумасшедшее небо. Только память − глухими шагами… А время сгорело… И дрожит под руками озябшими вечная небыль. Колесо повернулось назад − проскрипели минуты… Вот и всё… Завертелись столетья по новому кругу. И дорога − петлёй… И прощание − огненной буквой… Через тысячелетье мы снова услышим друг друга…       1995       46 из цикла «Книга Серого Города» (песня. Музыка В. Погонца)       * * * Чёрные крылья,       синие крылья, вихрем сплелись −       гореть под небом, видеть в полёте −       солнце садится. Пой предначальное−       будь что будет. Что ты смеёшься,       жестокий ветер? Смерч чёрно-синий −       тепла свобода. Пой литургию       захода солнца, падай с обрыва −       кто обернётся, кто, заслонившись       рукой от заката, смотрит нам вслед       в сумасшедшее небо? Сказано словом −       двое крылаты, сказано влёт −       двуедина небыль. Будь что будет ─       пути не изменишь. В волосы ветер −       полночь звёздна. Чёрные крылья       обнимут север, Синим − восток обнимать…       Но поздно, сказано − будет.       Было − осталось. Разве сегодня       какой-то праздник? Что вы застыли,       раскинув руки, братья мои,       рождённые словом? Двое крылаты.       Чего бояться? Пой, Сумеречная −       звёзды в ладонях, солнце в горсти       рубиновой каплей. Смейся, Свободный −       и будь что будет! Синие крылья,       чёрные крылья,             прочь, непогода! Танец на гребне,       танец на грани −             кто нас осудит? Двое − крылаты.       Солнце − в ладонях.             Будь что будет.       1995 Из «Песен Йенэн» (из цикла «Книга Серого Города»)       47       * * * Даже если дальше молчать − всё равно по слову свершится: есть кому тебя вспоминать… Горечь трав, дороги и птицы − перед памятью все равны, перед памятью, пред печалью − только есть Народ Тишины, потому что Йенэн молчала…       48       * * * Мы всё наполовину делали, и кто теперь припомнит Замысел? И на поверку оказалось, что нет ни чёрного, ни белого.       1995       49 из цикла «Книга Серого Города» (песня. Музыка В. Погонца)       * * * Мир живёт на крови богов, умиравших на дне столетий… Кто оставшемуся ответит? Кто придёт из мёртвых веков? Наше время рассыпалось пылью, наша песня легла наудачу под копыта коней горячих… И кочевник не скажет: «Было…» − он придумал нам новые лица, он назвал имена другие… Боги в памяти мира гибли, всё пытаясь в него возвратиться. Только ветер запомнят люди, только в сумерки окна настежь, только в сердце стучаться будет золотое сиянье счастья. Остальные начали кровью − а теперь умирают сказки… Да у сумерек в изголовье свет холодной звезды не гаснет, потому что любовь сильнее одиночества и обмана − только мёртвые не восстанут с позабытых бранных полей. Оросившие землю кровью, люди стали равны богам, и свобода тем дорога, что не всё вершится по слову. Боги тоже устали ждать исполненья предначертаний − так что раем ваш мир не станет, так что ветер с вами останется… Крылья сломанные срастаются, и звезда вернётся опять…       1995       50 из цикла «Книга Серого Города»       Йенэн Мой путь бесконечен − тьма под ногами… Что впереди? Сестра моя − ветер − чёрной чумою по небу летит. Ветер смеётся. Будущей кровью пылает закат, падает солнце… Кто из ушедших вернётся назад? Под ноги бездна − ветром вздохнув, распахнулись крыла. Ждать бесполезно − вот уже пропасть меж нами легла, пламя вполмира… Пепельный дым застилает глаза, время застыло… Кто из ушедших вернётся назад? Холодно верить в невозвращение − ветер жесток, учат потерям те, кто не знал одиноких дорог ветреной ночью… Острые звёзды режут ладонь… Прошлое − в клочья, в прошлое путь отрезает огонь − но не забудешь… Путь бесконечен, холоден мир. Боги − не люди, и умирая − не станут людьми. Боги уходят − мир ничего не успеет понять… Кто несвободен? Кто из ушедших вернётся назад?       1995