***
— Не делай глупостей, Антон! — Я только спрошу, почему они меня обманывали, — ответил Антон в телефон. — Знаешь, я не уверен, что они тебя обманывали. Мне кажется, они сами ничего не знали. — Дим, мне всё равно. Я хочу знать правду. Я хочу знать, кто я вообще такой. Может, я турок! — Со светлыми волосами и зелеными глазами? — усмехнулся Дима в телефон. — Да, определено. Лучше подумай о матери. — А что мама? Антон перебежал дорогу по пешеходному переходу и завернул во двор своего дома. Как сказала до этого мать, отец был на работе, а она забрать Антона не может. Впрочем, Попов и сам хотел добраться. В голове шатались разные мысли, их нужно было осмыслить. — Ты ей сердце разобьешь. Она и так очень переживала за тебя, пока ты был в больнице, а что с ней будет, когда ты заявишься домой со словами «Я не ваш ребенок»? — Я почти, — выдохнул Антон. Он всегда бегал до пятого этажа своей многоэтажки по лестнице. Два фактора влияли на эту сложившуюся привычку: клаустрофобия и слабые ноги после травм. По логике вещей Антону бегать после переломов нельзя было вообще, а он всё равно бегал, этому способствовал лифт. Когда мальчишке было около двенадцати, он ехал на лифте один. И лифт застрял. Застрял так, что в какой-то момент поехал вниз сам. Пришлось вызывать спасателей, а не лифтера из местного ЖКХ. Антон перепугался не на шутку. И больше лифтами он не пользуется. Нигде, будь это хоть пятидесятиэтажное офисное здание, он пойдет пешком на этот гребанный сорок седьмой этаж. — Блять, Попов! — только и успел произнести Дима, как парень сбросил входящий вызов. Мать сидела в гостиной с толстым альбомом в руках. Она переворачивала толстые страницы так медленно, что даже для Антона время начинало замирать. Это её привычка – открывать старые альбомы с черно-белыми фотографиями, смотреть на них долго-долго, улыбаться, иногда и плакать, а потом рассказывать всем сидящим рядом историю, как появилась эта фотография. Ведь эти картинки – застывшая на бумаге история, каждая разная и не похожая ни на какую другую. — Тоша, зайчик, — воскликнула мать, когда подняла голову и увидела на пороге комнаты Антона. — Ты приехал! Парень терпеть не мог это сокращение. Ни Тоша, ни Антоша, никак из этого! Знакомые, а также Дима, называли его Антоном, Тохой или же Поповым, ведь на фамилию он тоже откликался, но только не Тоша... Антон глотал это сокращение, мысленно ругался на самого себя, но никогда не злился на мать. Это же мама... — Я приехал, — подтвердил Антон, опуская небольшую сумку с самыми необходимыми в больнице вещами. — Отец хотел тебя забрать, но... — Работа. Я знаю. Он присел рядом с матерью на подлокотник её кресла. — Мам... — начал было Антон. — Ты маленьким был таким другим, — перебила мать. — Волосы намного светлее, глаза голубыми были, а потом потемнели. — Она водила пальцем по пожелтевшей фотографии с бабушкиной дачи, где Антон стоял в один шортах и пытался спрятаться от объектива цветами. Он был белой вороной в семье, а заметил только сейчас. Светлые волосы, зеленые глаза не могли стоять в рядах генов черных, как смоль, волос и голубых, почти льдистых глаз. Лёд со временем и взрослением превратился в болото, а желтый одуванчик немного потемнел. Очаровательные такие сравнения. Но Антон сам теперь так думал, а еще был очень категоричен к своей внешности. Как-то симпатичная девушка на одной из вечеринок, еще во времена учебы в университете, назвала его уродом и послала далеко и надолго, когда Антон рискнул с ней познакомиться. После этого случая появился комплекс неполноценности, увы. — Мам... — А это же твое первое сентября, посмотри! О, господи! Прилизанные волосы, школьный костюм, дурацкий букет в руках, хитрая улыбка, а на лице так и написано две фразы: «Помогите» и «Мне дали одиннадцать лет пиздеца». — Ты так хорошо учился первые годы, а потом... — Мам, не начинай, пожалуйста. Мне надо с тобой поговорить. — Ты плохо себя чувствуешь?! — Мать отложила в сторону альбом и положила руки сыну на плечи. Сыну ли? Антон покачал головой, тяжело вздохнул и начал свой рассказ. Дима предупреждал, что уже говорил про несовпадающую группу крови, поэтому Антон только напомнил этот факт. Он рассказал про тесты, даже перевернул сумку с вещами верх дном, чтобы найти эти документы, чтобы довести мать до слез... Она расплакалась, а Антон попытался её успокоить. Вышло только хуже. Но когда женщина тяжело выдохнула, в очередной раз вытерла слезы, она посмотрела на своего ребенка и тихо сказала: — Ты всё равно мой сынок, потому что я тебя вырастила. И она права. Сколько таких же детей, как Антон, выросло не в своих семьях? И хуже им было от этого? Они всё равно жили в любви, тепле и заботе людей, которыми считали своих родителей. Может, многие и пытались найти свою настоящую, кровную семью, но разве это так просто, жить на две семьи? Семья не заканчивается на крови. Семья это родители, братья и сестры, другие родственники, а потом и друзья, возлюбленные. Вот, что есть семья. Только Антону хотелось вторых родителей, настоящих, которые ничуть не хуже тех, которые вырастили его. К тому же это не их ошибка, что дети оказались перепутаны. — Если ты хочешь найти их, то мы с папой поможем тебе, — снова заговорила мать. — Мы же семья... Конечно, семья! Антон приготовил матери чай, принес ей соленое печенье и оставил одну (уже успокоившуюся) с альбомом. А сам быстренько сбежал в свою комнату и включил ноутбук.Нюрнберг. Германия.
В Германию Антона тянуло всегда. Его мама преподавала немецкий язык сначала старшеклассникам, позже – студентам, сам Антон учил этот язык с четвертого класса, знал его достаточно хорошо, но не идеально. Он даже мечтал одно время уехать в Германию учиться, но карты легли по-другому, мечта осталась мечтой. Антон бывал в Германии со школьными поездками несколько раз, зимой и летом. Ему больше всего понравился город Дрезден, но Нюрнберг казался, пусть и на картинках, совсем другим. Второй город Баварии запомнился Антону благодаря истории. Идеологический центр нацизма, Нюрнбергские законы и последующий за ними Нюрнбергский процесс, бомбежка, разрушившая почти весь Альтштадт... Кто-то душу бы продал за поездку туда, и вдруг тут такой... подарок? Скорее всего, где-то там живет его настоящая семья, растит чужого ребенка. В груди закололо. Антон успел возненавидеть Арсения за то, что он оказался на его месте. Парень прекрасно понимал, что если бы не он, его жизнь сложилась бы совсем по-другому. Совсем. Не хотел быть им, хотел только узнать своих родителей. — Дим, — Антон развернулся на стуле, уперев взгляд на карту Германии в углу комнаты, — а возможно найти номер телефона этого лженемца? Ты можешь многое устроить, а такое? — Антон, что ты задумал? — тяжело вздохнул Дима в трубку. — Мама сказала, что поможет мне найти их. — Ты придурок, Антон. Ты просто придурок... — Просто скажи мне. — Если дочка одного полковника сдержит свое обещание, которое она дала после операции, то да. — Спасибо. — Иди ты к чёрту!Нюрнберг. Германия...