парадокс или апория?

      В общественном центре воняет сыростью. Краска на стенах давно облезла, а по углам валяются бычки, фантики и, если Ричи не подводят его очки, он видел шприц.       Провести в этом месте ближайшие два месяца перспектива так себе. Можно было заняться учебой, чего бы он стопроцентно не сделал, или просто пошастать по клубам и поцеплять «цыпочек». Однако Ричи ни о чем не жалел. Криво выведенные «Я ЕБАЛ ТВОЮ МАМАШУ» на стене дома Рыгала Хаггинса и его озлобленное лицо вызывали лишь ухмылку.       Правда, его друг Стэн огребал по полной программе от Патрика и Белча. Дураки думали, что это дело рук Уриса. Тозиера отправили на общественные работы за вандализм и, как потом оказалось, малую кражу в местном ларьке. «Зато по роже не получил», — усмехается сам себе парень, прокручивая в голове события последней недели.       От «теплых» воспоминаний его пробуждает резко ударившийся в нос запах плесени, как только он вошел в раздевалку этого треклятого здания. Ричи быстро переодевается в уродливую оранжевую униформу, прячет телефон и деньги в карман, (на дне которого он ощупывает стяжки; зашивали не раз) мало ли какие гады в его группе.       На выходе он сталкивается с темнокожим парнем, во рту которого красуется "Virginia light"- женская сигарета.       — Ты че, телочка? — Непроизвольно усмехается Тозиер. Правда, он не хотел грубить.       — А ты че, ботан? — Парень буквально выплевывает последнее слово, делая ударение на первый слог.       — Это глупо, на самом деле. — Ричи хмурится. Упреки за очки обычно перестают использовать классу к четвертому. А от взрослого парня Тозиер уж точно такого не ожидал.       — Определять пол человека по сигаретам куда тупее. — Cерьезно отвечает тот, скрещивая руки на груди. — Mожет у меня тяжелое заболевание легких, поэтому я курю сигареты послабее раз-два в неделю, откуда ты знаешь?       Ричи напрягается, хмуря брови. Он ведь и правда никогда не задумывался о чувствах и проблемах людей, раскидываясь неприятными словами налево и направо.       — Да ладно, расслабься. — Он улыбается во весь тридцать два один зуб, предварительно вытащив сигарету изо рта. – Меня Майк зовут. — Он протягивает руку для пожатия.       Ричи неуверенно дает ему свою в ответ, пристально наблюдая за парнем, мало ли что он выкинет. Майк лишь усмехается, видя эти сощуренные глаза, которые из-за линз казались просто огромными.        — Ладно, пошли, а то уже время поджимает.        — Куда? — Недоумевающе спрашивает Рич, вновь хмуря бровки.        — На воодушевленную речь надзирателя, конечно же. — Усмехается Майк, делая очередную затяжку. — Нам стоит поторопиться, говорят, он вообще зверь.       Какой идиот придумал проводить этот недоделанный «День открытых дверей» посреди ноября на улице, когда уже начинает подмораживать, ветер становится холоднее, солнце вовсе уходит в спячку, а ты одет в тонкую униформу, на рукаве которой, в области локтя, красуется небольшая дырка.       «Поддувает,» — думает Ричи, цокая языком.       — Я не буду начинать с воодушевляющих речей, потому что работаю не первый год и прекрасно знаю, как вам оно надо, – выделяя последнее слово начинает их надзиратель, высокий и симпатичный мужчина, которому повезло явно больше, нежели любому, стоящему перед ним.       Тозиера аж жаба начала душить, когда он увидел это довольное лицо. Конечно, тепло ведь. Сверху куртка, в руках чашка кофе, а на голове красуется забавная, Ричи даже мог бы сказать, детская шапка, с ушками и бубенцом на макушке.       — Расклад таков, я ваш надзиратель, должен вас опекать и направлять на путь истинный, - это бред. Вам моя мотивация даром не нужна, и мы это прекрасно понимаем. Моё дело - заполнять кучу ненужных бумаг и иногда посматривать за вашим поведением. Ваше - выполнять работу, которую дают, соблюдать комендантский час и не кудахтать.       Паренек, стоявший с боку, начинает забавно хихикать, хоть и пытается прикрыть рот рукой. Ричи только сейчас его замечает, что отмечает про себя странным, ведь человека такого телосложения не заметить — ещё постараться надо.       — Я смешное сказал что-то? – Надзиратель смотрит записи в своем блокноте и, окидывая презренным взглядом стоявших перед ним, начинает что-то туда приписывать. — Бэнджамин Хэнском?       В ответ тишина. Бэн молчит, а Ричи чувствует через себя весь стыд, который испытывает несчастный Хэнском. Мало кому хочется облажаться в первый же день. И что сейчас? Сейчас паренёк стоит, потупив взгляд в землю, и не может вымолвить ни словечка, пока на него пялятся пять пар глаз, и самые жуткие из них - глаза надзирателя. В конце концов, Бэн кивает.       Ричи почему-то не удивляется такой реакции. У него у самого сердце начинает биться чаще, а руки потеют. Какого хрена, если на улице ноябрь? Ответ прост. Есть в надзирателе что-то такое, что заставляет забыть даже алфавит и вовсе разучиться говорить.       Тозиер замечает это волнение не только в себе или Бэне. Стоящие рядом парень и девушка почти не дышат, а Майк даже выбросил сигарету в мусорку, предварительно потушив её.       — Ладно, — выдыхает надзиратель, пряча блокнот в карман, — уберитесь в общественном центре. На первый день хватит.       «На первый день? Хватит?» — Внутренний голос Ричи возмущен до невозможности (конечно, двухэтажное здание, провонявшее плесенью). Снаружи у Тозиера лицо-кирпич и ноль эмоций. Он стоит не в силах возмутиться, а-то и вовсе сказать слово.       Остальные молчат тоже, стараясь не смотреть на мужчину. Спустя несколько секунд девушка осмеливается кивнуть и двинуться ко входу в здание (может, просто замерзла).       «Нас сделала девчонка», — усмехается Тозиер сам себе.

***

      Внутри, разумеется, куда теплее. И, несмотря на неприятную вонь, к которой постепенно привыкаешь, Бэну нравится здесь намного больше, нежели на холоде перед хмурящимся надзирателем.       Бэну стыдно, безумно стыдно. Он уже несколько раз проклял себя за те смешки и продолжает проклинать. Потому не замечает, как врезается в единственную в их группе девушку. Та в ответ громко цокает и демонстративно закатывает глаза.       — Прости пожалуйста, — восклицает опешивший Бэн, после чего мгновенно подбирает с пола выпавший из рук девушки телефон, чтобы отдать ей, — вот.       Она ничего не говорит, принимая телефон. Но по взгляду можно было понять - не сердится. Голубые глаза казались пустыми, как у фарфоровой куклы, чей хозяин выбросил её на помойку за ненадобностью. В них читалась печаль и горечь, возможно, где-то в глубине была и злость. Но адресована она явно не этому забавному пухляшу, что стоял сейчас перед, на самом деле, очень красивой девушкой и не мог сдержать своего волнения - его руки предательски трясутся. Волнение, по большей части от того, что Бэн уже второй год тайно влюблён в неё. Учатся, точнее, учились в одном учебном заведении.       – Прости. — Повторяет он.       — Я Беверли Марш. — Будто игнорируя извинения отвечает девушка.       — Я знаю, я..я. — Хэнском жутко волнуется из-за такого поворота событий, потому и не может вымолвить из себя ни словечка.        — Бэн. — Беверли дарит ему легкую улыбку, от которой парню хочется пищать. Она впервые его заметила. Назвала его имя. Улыбнулась лично ему. Да и вообще улыбка на лице Беверли - редкость. И Бэн неимоверно счастлив, что она улыбается, пускай и не будучи безумно радостной.       «Стоило врезаться в неё намного раньше», - думает парень, непроизвольно улыбаясь и облегченно выдыхая.        Марш улыбается в ответ. А через секунду удаляется в сторону раздевалки, не забыв кинуть напоследок виноватое «Прости».        — Ай, мужик. — Начал кричать непонятно откуда взявшийся Ричи, как только Беверли скрылась за дверьми. Спустя пару часов совместного времяпровождения вся скованность Тозиера пропала, будто её и вовсе не было. Он нёс ахинею, а из его рта так и сыпались глупые шутки про мамок. Беверли и тот тихий парень-заика, чьего имени ни Бэн, ни Майк, ни кто-либо ещё не знали, всеми силами игнорировали его. У них получалось. Майк на выходки брюнета отвечал так же колко, а Бэн изредка хихикал.       Сейчас Бэн недоумевающе смотрит на Тозиера. Брюнет впервые за день, если не считать ситуации на заднем дворе, обратил внимание на Хэнскома. Ричи подъезжает к собеседнику на инвалидной коляске. Зачем она нужна вполне себе здоровому парню - неизвестно. Побаловаться?       — Подцепил красавицу? Похвально, похвально. Особенно если обратить внимание на... — Ричи тянет последнюю букву, более демонстративно, нежели изучающе, осматривая парня, мол, толстяк ты, и всё тут.       — Нет. — Бэн отвечает резко, однако, он жутко смущён.       —Давайте уже договоримся, — Ричи нарезает круги на коляске, объезжая Бэна, а затем и Майка, — рыжуля моя, окей, да? Ту красотку-заику сами поделите между собой, ок?       — Красотку-заику зовут Билл. — Усмехается Майк, прежде, чем Бэн собирается выразить свое недовольство. А Бэн очень недоволен. Как этот несуразный очкарик может относиться к Беверли как к вещи и претендовать на роль её парня? Только Бэн собирается открыть рот, дабы проучить зазнайку, Майк продолжает говорить. — А рыжуля - Беверли, если тебе интересно. Она добрая девушка и уж точно не заслуживает к себе такого отношения.        — Ты знаком с ней? — Бэн удивлён. Внутренняя злость сменяется на некую ревность.       — Ну, она мне дала сигарету сегодня утром, aa парень широко улыбается, — правда курит она какую-то лабуду. Хотя, я уверен, что видел в её рюкзаке нормальные сигареты, а не эту бабскую хрень.       Бэну становится весело от этой фразы. То ли облегчение, то ли просто ситуация забавная, то ли это из-за искренней улыбки Майка. Ричи словно игнорирует все замечания и продолжает нести ахинею. Бэн вновь злится.       — Мы с ней идеально друг другу подходим.       — Да каким боком вообще? — Вырывается у Хэнскома слишком громко и яростно. Настолько громко, что из своего «логова», точнее, кабинета, выходит надзиратель.       Бэн закрывает рот руками, как только видит хмурого мужчину. Майк стоит спокойно, мол, я вообще не при делах. А Ричи резко встаёт с коляски, путаясь в собственных ногах и падая лицом вниз. Благо, очки целы. А, нет, маленькая трещинка появляется на одной из линз, но это не так страшно, как надзиратель, скрестивший руки на груди.       – Вы трое! — Шикает он, хмуря брови, — живо на улицу, уберёте задний двор. И тех троих тоже берите.

***

      Бэн не успевает опомниться, как они трое уже стоят на улице с метёлками в руках и мерзнут от сильного ветра; утром было теплее. Вероятно, скоро будет дождь. Хэнском думает о том, про каких троих говорил надзиратель, если не было во время «дискуссии» только двоих. Однако есть кое-что, что волнует его куда больше.       -– Так, каким боком? -– шепчет Бэн, медленно подходя к Тозиеру. На его лице вновь появляется надменная ухмылочка, из-за которой так и хочется дать по роже.       — Ну, мы оба здесь единственные кучерявые, к примеру. -– Ричи демонстративно поправляет свои непослушные кудри. Аргумент, ничего не скажешь. Бэн даже и не знает, что чувствовать. С одной стороны, выходки Ричи походили на неудачные шутки, но Хэнскому в любом случае было обидно за Марш.       — Дарова, неудачники! -– К ребятам подходит высокий статный парень с, опа, кудрявой макушкой. Неудивительно и то, что на нём эта уродская оранжевая форма. «А вот и третий» — пролетает в голове у Хэнскома.       — Стэнли? Твою мать. — Pугается Ричи, жалобно скуля. И тут Бэн чувствует победу. «Облом».       — Вот только мать мою не трогай. Я и так из-за тебя на отработки загремел. —Стэнли хмурит брови, но улыбка с его лица не пропадает.       — Из-за меня? – Тозиер демонстративно кладет руку себе на грудь. Через линзы очков его глаза кажутся огромными, а сейчас, благодаря возмущению и удивлению, они становятся ещё больше.        — Да вообще-то. Ну ты представь, — парень обращается к Бэну, чем очень удивляет его, — этот кретин написал на стене дома Белча пару ласковых о миссис Хаггинс. А второй кретин, Белч, позвал третьего кретина, Патрика, и они наваляли мне по первое число. — Стэнли косится на Ричи, и только сейчас Бэн замечает под глазом парня синяк.       Ричи хмурится, отбрасывает метлу и начинает жестикулировать, приговаривая, что Стэн виноват сам.       Эта сцена, конечно, не остаётся незамеченной.       – Урис! Ты опоздал на три часа. — Зато надзиратель подходит незамеченно. Его руки уперты в бока, а на лице красуется недовольная гримаса. Вместе с приходом мужчины начинает капать дождь.       — Извиняюсь, такого больше не повторится, я могу потом отработать эти три часа, даже на самой грязной работе, — Стэн говорит уверенно, соблюдая дикцию. Он, наверное, единственный, кто не боится открыть рот в присутствии надзирателя. Тот не успевает ответить, как его затыкает гром. Все разом поднимают голову вверх, а на небе красуются огромные черные тучи, подкравшиеся так же незаметно, как пару секунд назад надзиратель. Где-то вдалеке сверкает молния, а дождь начинает идти куда более стремительно.       — Ладно, пойдём обратно. — Говорит надзиратель, как погода начинает бушевать ещё сильнее. Сверкает словно в начале мая, а гремит так сильно, что закладывает уши. На просьбу «пойдём» никто не обращает внимания, они бегут, как кипятком ошпаренные, во главе с надзирателем. А уже возле самого входа в здание их отбрасывает на пару метров назад. Неужто молния попала по ним?