Одно убийство

Они стояли совсем неподалёку от центра Новостройного района. Ну как — они… Стояла Александра, заложившая обе руки в карманы светло-бежевого плаща. Тёмные волосы мягкими аккуратными локонами ложились на плечи, аккуратным каскадом скатывались по спине. Взгляд тёмно-синих глаз скрывали солнцезащитные очки, весьма соответствовавшие погоде: ведь именно в этот день, наконец, выглянуло солнце, освещая равномерным, но несколько тусклым светом столицу. Высокие, многоэтажные здания, которыми был просто наводнён Новостройный, просто светились от количество того света, которое бросала на них местная звезда. Звезда по имени Солнце… Кажется, кто-то даже пел песню с подобным названием. Нужно будет поинтересоваться у Хлои, как выдастся момент. Вытащив руку из кармана, Александра положила на краешек губы сигарету, щелчком пальцев поджигая её. Сделала небольшую затяжку, подхватывая белую палочку и немного отставляя в сторону. За ней наблюдали. Отовсюду. Даже если бы она не была осведомлена об этом, она бы всё равно чувствовала это: настолько явно и неумело проводилась данная операция. Люди Локзона шагали с наивным видом дурачков и местных экстремалов по крышам, располагались в недостроенных и заброшенных зданиях снайперы, также контролирующие каждый шаг Уэллид. И его нужно было сделать правильно, пока всё не полетело к чёртовой матери. Курила она недолго. Не дольше пяти минут, после чего бросила окурок на землю, затушив его и неторопливо зашагав по тротуарам Новостройного, легко сливаясь с толпой. Здесь были и бедные, и богатые, и счастливые, и печальные, и добрые, и злые. Новостройный район не являлся скоплением зла и ужасов, как описывали его маленьким деткам из Высших Домов. Нет. Просто жилой массив с особенно огромной концентрацией людей на относительно малом для них пятачке земли. И здесь были такие же люди, как и везде. Кто-то оставался добрым и наивным. А кто-то становился безжалостным и уничтожающим. В особенно дальних кварталах Новостройного, там, ближе к черте конца города, у так называемой Бетонки, конечно, было настоящее выживание. Люди боролись за каждый пятачок земли. За каждую корочку хлеба. Грызлись из-за мимолётных сплетен, раздуваемых до небылиц. В основном там были самые отпетые нарушители этого мира; так, если сравнивать злодеев с именитого порта в Водниковом районе под названием Рок-Абей, то там ещё были ещё цивильные злодеи. Некоторые даже соблюдали основы норм санитарии. А тут… быдло. Последние люди этого города, черта за цивилизацией. Место, куда, как в Луране или в Каллае, без оружия не сунешься. Алекса помнила то место. Она там была, когда дружки Рико затащили её туда «круто покурить». Тогда, когда младшая училась в Лицее, у них это было дико модно — присоединяться к компаниям «золотых деток», становится частью элитных компаний и сводить с ума местные клубы и бары своими чаевыми. А потом они потащились на Бетонку. Из их компании, включая младшую сестру Алексы, Рико, выжили лишь двое. Трое были в реанимации, один из них всё же умер. А остальные восемь, как некий символ вечности, остались трупами лежать возле гниющих объедков в вонючих мусорных баках. Улицы сменялись улицами. Люди здесь были серые, неприметные, практически как в Луране: никто не спешил выделиться, похвастаться какими-то украшениями, пусть порой и проскальзывало несколько таких человек. Они презрительно, снисходительно посматривали на остальных жителей, а дамочки искривляли губки, когда в них врезалась снующая тут малышня. Дети, правда, не извинялись перед такими дамочками. Грубили. Довольно вскоре у поворота показалось знакомое семиэтажное здание с вывеской бара и единовременно схожим названием клуба на нём. «Сумеречные волки», переливающиеся завораживающим тёмно-синим оттенком, к середине градиентом перетекающим в нежно-голубой. Дверь на первом этаже была весьма неприветливо закрыта на замок, вызывающе висящем на двух длинных серебряных толстых цепях. Девушка легко обошла здание, входя через неприметную калитку во внутренний двор. Оглянулась, быстро заходя через задний вход. Шла по коридорам, негромко отстукивая каблуками. Поднималась по лестничному пролёту. Один этаж. Второй. Третий. Четвёртый. Пятый. Шестой. Седьмой. Эхо каблуков, только в стократ более тихое. Шум голосов множества людей заметно перебивал его, не давая распространятся по большому торжественному залу, которым являлся Главный Зал Бладвейна. Сегодня был особенный день для их мафиозного мира. Ведь именно сегодня их правящему руководителю, Гилберту Каро, исполнялась круглая дата — шестьдесят лет. И в честь такого пиршества, в честь такого праздника, он решил устроить большой банкет, куда созвал всех людей из Бладвейна и нескольких дружественных мафий, с которыми у Бладвейна достаточно давно не было конфликтов в силу распределения территорий и зон соответственной оккупации. Алекса медленно приподняла очки наверх, оставляя их ровно сидеть на тёмных локонах волос. Подошла к швейцару, стоящему у регистрационного столика. Протянула ему собственное приглашение, дождавшись, пока парень оставит там свою печать. И неторопливо пошла в сторону гардеробной, оставляя там пальто, оставаясь в одном платье, спустившемся до пят, тёмно-бордового цвета, в свету начинающего переливаться различными оттенками. Поправила приличный вырез на груди, отдавая пару клинков стоящему на выходе суровому мужчине. Обаятельно ему улыбнулась, скользнув пальцами вдоль руки, отчего он тут же потянулся следом, но легко выскользнула, выходя обратно в свет. На кафельных полах, у стен, стояли праздные фуршетные столы. Люди разбрелись неравномерно: в основном возле них, временами что-то подхватывая и принимаясь неторопливо жевать. Ловко сновали официанты с заложенной за спину правой рукой, левой удерживающие поднос с шампанским. Весьма удачно подхватив один из бокалов, Алекса продолжила неторопливо идти вдоль толпы. Чуть улыбнулась каким-то своим знакомым, примечая стоящую неподалёку Науми Колдрук, которая общалась с кем-то на повышенных, чуть раздражённых тонах, отчего иногда оборачивались посторонние. Алекса кашлянула. — Я могу взять? — она кивнула куда-то на фуршетный столик. Науми развернулась, отчего каскад её каштановых волос взметнулся, очертив неровную дугу в воздухе. Тёмные губы были сложены в презрительной усмешке, а ярко-голубые, даже чересчур, глаза, кому-то напомнившие бы аквамарины, смотрели ровно на девушку. На ней было элегантное серебристое платье, которое также несколько лучилось в свету, бросаемом на него. — Бери, — чуть спокойнее кивнула головой Колдрук, делая небольшой шаг вбок, шурша платьем. Сделав небольшой шаг, Уэллид склонилась, подхватывая тонкий овал копчённой колбасы. — Редкость видеть тебя в таком платье. — Не идёт? — Алекса приподняла бровь, чуть покрутившись из стороны в сторону. Уми улыбнулась уже куда как более расслаблено, глядя на девушку, что была из той же мафии, что и она. — Почему не идёт? Идёт, — шатенка кивнула головой, отпивая немного шампанского из своего бокала, чуть покачивая его в ладони, удерживая за хрупкую ножку. — Просто это… необычно. Обыкновенно ты всегда ходишь в брюках, и тут, бац — юбка. — Ну, — брюнетка едва улыбнулась. — Ты это меня ещё в Луране не видела. Там уж точно насмотрелись на мои школьные юбки. И обе девушки рассмеялись, будто это было действительно что-то смешное. Но нет. Не из-за этого. А из-за обязательств, сковывающих каждого и каждую на этом импровизированном балу, званном вечере. Таких же обязательств, что и на обычных Дворецких балах: улыбаться, как бы тебе плохо или грустно не было, изображать заинтересованность, учтивость и угодливость. Лицемерие и постоянная смена масок — удел тех, кто пришёл сюда в означенное время и означенный день. Она могла бы отказаться. Могла бы отказаться и не только от этого вечера. От всего этого, в принципе. Но четыре года назад, желая отомстить родной мафии, родному Астериксу за то, как они подставили её и семьи Уэллид и Вейнмарк, которые, несмотря на все старания некоторых Даркит, делали жизни семей в том городе просто невыносимыми, она совершила большую ошибку. Она пришла в конкурирующую с Астериксом мафию, единственную в своём роде и во всём мире, которая смогла прижиться и процветать-расцветать в самой столице мироздания, в самой Лите. В Бладвейн. И, возможно, тогда бы ничего не было. Не было бы этого месяца. И его стёрли бы с календаря, точно ластиком, водя вперёд и назад, забывая о каждом событии, произошедшем здесь… Но, к большому сожалению, так поступить было нельзя. Точнее, пока не представлялось возможности. Время шло. Речи не предвещалось, но и основных персон праздника тоже нигде не было видно: лишь по прошествии чуть более часа они, наконец, выглянули из смежной комнаты, что-то шумно обсуждая и негромко смеясь. Гилберт Каро, что шёл под руку со своей женой, Франческой, Матиас Колдрук, Долян Райх, один из близких людей Главы и Майтен Вальд, правая рука Райха. А за ними топтались близнецы, Айрон и Катрин Каро, которые временами друг с другом переругивались и тянули друг к другу руки: не в желании поправить причёску или галстук, а дёрнуть за то, или другое. Такие вот были отношения у них. Действительные. Реальные. Не выдуманные. Люди начали проходить поближе. Александру, равно как и Науми, равно как и Елену Дист и Фабиану Ликайв, двух недо-подруг, вытащили чуть поближе, как основных составляющих литийской главенствующей мафии. Бладвейна. — Привет, — Алекса немного подняла кончики губ в улыбке, замечая Лену и Фиби. Девушки стояли, чуть обнявшись, будучи в искрящихся платьях, как практически все присутствующие здесь: рыжеволосая Елена предпочла вызывающе чёрное, а Фабиана ещё более вызывающе белое, настолько, что даже несколько слепило глаз. — Привет, — также негромко и вразнобой отозвались они, с улыбками переглянувшись. Всё происходящее походило на фарс. Александра несколько повернула голову вбок, замечая стоящих у противоположной стены нескольких людей. Они были, определённо, не из мафий. И даже не рабочими этого здания. И швейцар поменялся: вместо маленького худенького бледненького мальчика, в его форме, сжимая зубы, стоял темнокожий верзила под два метра ростом, который едва влез, собственно говоря, в подобные одеяния. И среди них, сжимая губы в узкую полоску и что-то едва слышно шипя, стояла выряженная в самое откровенное из всех возможных платьев — тёмно-фиолетовое платье Эрин. Временами она поднимала взгляд наверх, зло разглядывая собравшихся, словно кого-то выискивая. А потом её взгляд остановился на Алексе. И сердце девушки пропустило удар, едва не дав ей задохнуться от желания броситься к младшей. Отобрать у этих поганцев, прижать к себе и больше никуда-никуда не отпускать. Все младшие, все, до единой, ей были слишком дороги и родны: в каждой из них текла схожая кровь. И все они были друг за друга. Потому что семья. А семья — превыше всего. —…а сейчас слово предоставляется Гилберту Каро! — провозгласил Долян, уступая место Главе, который со знакомой всем, понимающей и чуть хищной улыбкой вышел на середину помоста. Он был, как всегда, идеален: с иголочки одет в дорогой костюм, с золотыми часами, чуть поблёскивающей из-за ворота рубашки цепочкой, гладко выбритый и с равномерно зачёсанными назад тёмно-каштановыми волосами. Вот только взгляд его был несколько другой. Он также отчётливо, как и Алекса, осознавал, что те люди, которые сгрудились в противоположном конце зала, абсолютно не являются его людьми. У них были гости. — Прежде всего, — мистер Каро обаятельно улыбнулся толпе, отчего разгладились его хмурые морщинки на лбу. — Я хотел бы поблагодарить всех пришедших за то, что смогли уделить сегодня время этому небольшому торжеству и посетить данное мероприятие. Я рад, что могу говорить здесь, перед вами, и знать, что мы друг для друга — друзья, а не враги. Рад, что приобрёл семью несколько большую, не ограничивающуюся любящей женой и двумя прекрасными детьми, — на этих словах мужчина улыбнулся чуть теплее и искреннее. — И я, несомненно, рад, что уже дожил до такого приличного возраста, как шестьдесят лет. Рад, что способен в это время всё ещё творить для вас. Спасибо всем! — он махнул рукой. — Мне больше нечего вам сказать. Наслаждайтесь вечером. И улыбнулся, сходя с небольшого помоста, кивая кому-то головой. Долян вновь вышел на середину, кивнув головой в сторону бладвейновцев. И предложил каждому из них выйти с небольшой речью, которая в достаточной мере являлась бы поздравлением для именинника. Выходили все. Вышла Науми. Выступили Елена и Фабиана, отчего-то вместе, несколько раз пошутив, чем разрядили обстановку в зале. Выступила и сама Алекса, упомянув заслуги мистера Каро. Выступили и близнецы, его дети. А потом вперёд вышла Франческа Каро. Оглянула весь зал внимательным, умным взглядом, немного улыбаясь, совсем чуть-чуть, одними кончиками. Приоткрыла рот, чтобы заговорить. Начала речь. Александра кинула внимательный, острый взгляд на стоящих за спинами толпы «охранников». И напряглась, видя то, как от её бездействия начинает разворачиваться вторая ситуация. Мужчины хмурились, дружно начиная подтягиваться и тянуть руки к собственным поясам. В голове шёл отсчёт. По секундам. От десяти до одного, до того момента, как наступит тот самый переломный момент. Тот самый момент, после которого начнётся то, о чём знал абсолютно каждый, кто стоял в этом здании. Они все были предупреждены. —…и я рада, — женщина, на мгновение запнувшись, оглянулась на мужа, теплее улыбнувшись ему. — Что мы собрались все здесь в такую знаменательную дату, как день рождение моего… — тихие щелчки, — горячо, — тихий шелест платьев, — любимого, — растущее напряжение, — мужа. А потом раздались выстрелы. Алекса выдернула из кобуры на поясе, прикреплённом несколько ниже бёдер, пистолет, защёлкивая затвор и делая несколько выстрелов в мужчин. Один из них заорал; от него брызнула кровь, в то время как он зажал себе лицо руками. Толпа смешалась — среди них были и свои, из мафии, и чужие, из Локзона, целью которых было навести больше шума и убить как можно больше людей. Со спины на мужчин весьма неожиданно прыгнули тени, оказавшиеся девушками, иными помощниками Алексы, осведомлённые о том, что им нужно будет делать, ещё вчера. И перетянули им горла проволоками, оттягивая на себя, душа. Сама же брюнетка отпрыгнула в сторону, хватая миссис Каро за руку, оттягивая в сторону, подальше от выстрелов пуль и взмахов кулаками и ножами. Женщина смотрела на неё внимательно и спокойно: она не казалась напуганной, но она была совершенно безоружна. Единственной её силой оказался телекинез, которым она перекинула пару стульев в рванувших за ними людей. — Прочь отсюда, — прошептала Уэллид, утягивая за собой женщину. — Вы — их цель. И Франческа Каро, взглянув в глаза девушки, кивнула головой, подхватывая юбки и бросаясь следом, дробно стуча каблуками. Они выскочили на лестничный пролёт. Пробежали несколько этажей вниз, вылетая где-то, кажется, на четвёртом. И остановились в абсолютно пустом коридоре, глядя на несколько мужчин, идущих им навстречу. За спинами послышался частый топот и спрыгнули ещё трое оборванцев. — Так-так, — идущий навстречу глумливо улыбнулся. — Что тут у нас? Пытаешься спасти свою несчастную жертву? — Ты уверен, — женщина тихо, едва слышно произнесла, поднимая на парня взгляд. — Что я — жертва? А не ты ли, малыш, попался не под ту руку? — и взглянула куда-то чуть в сторону. И горшок с цветами, стоящий на подоконнике, слетел с него, ударяя ему прямо в голову. Выскользнул из рук падающего пистолет, в следующий момент оказавшийся в руках миссис Каро. Алекса прислонилась спиной к её спине, перезаряжая собственный, глядя на обступивших её по полукругу людей Локзона. — А вы весьма своенравны, — подал голос один из них. — Пока что нам это уходит в плюс. А потом вновь раздались обоюдные выстрелы с обоих сторон. Алекса перекатилась по полу, делая несколько выстрелов в оказавшегося напротив человек. Тот заорал, когда пули пробили его грудь, вскидывая руки и падая назад. Девушка развернулась, с полуприсяду сбивая подкрадывающегося к ней человека, опрокидывая его и выстреливая ровно в лоб. И тут же подняла голову, пригибаясь от просвистевших пуль, делая такую же очередь выстрелов в человека. И он, ойкнув, упал замертво. Брюнетка тихо чертыхнулась, когда нажала в очередной раз на курок, но уже ничего не выстрелило. Пустой. И даже запасных пуль нет. Не стала тратить время на то, чтобы вытаскивать пистолет из рук того, кто лежал под ней. Лишь выхватила из пояса на ноге метательные клинки, перекатываясь и метая несколько из них в третьего, кто бежал за ними по лестнице. И докатилась до женщины, закрывая её собой ровно в тот момент, когда она тихо чертыхалась, морщась и зажимая голову руками. Над ней пытались взять контроль. Уэллид резко обернулась назад. Замерла на доли секунд, глядя на бегущего на неё мужчину. Последнего выжившего, держащего указательный палец на курке пистолета, дулом нацеленного ровно на неё. И замахнулась, метая в него клинок единовременно с тем, как незнакомец несколько раз нажал на курок, выпуская очередь пуль в воздух. Алекса едва слышно вскрикнула, покачнувшись. В груди зияли четыре пулевых ранения, из которых через секунды покатилась, очерчивая ключицы, грудь и утемняя красное бордо платья, кровь. Руки девушки едва задрожали; темнота опасно приблизилась, ударяя слабостью под ноги. И она сделала рваный выдох сквозь алую пелену боли, чувствуя, как уплывает в небытие. *** —…Шансов, что выживет мало… —…я не чувствую пульса!.. —…повышай напряжение. Разряд!.. —…мы её теряем… —…зашивайте… —…ещё разряд!.. *** Девушка медленно открыла глаза. Над головой был тёмно-синий потолок. Он был усеян белыми точками, словно звёздами, и если в бледном, дневном свете невозможно было углядеть карты небес, то в ночи, когда поднимаешь взгляд, эти точки особенно ярко высвечивались. А некоторые можно было даже соединить в созвездия. Она немного приподняла руку, сквозь более бледные, чем обычно, пальцы, глядя на потолок. Он загадочно синел на их фоне и бледнел от света, попадавшего в комнату через окна с убранными в сторону шторами. Медленно приподнявшись в кровати, девушка села, опираясь на несколько дрожащие пальцы. На руках особенно сильно выступали вены, которую плотно обтянула тонкая кожа. Если вглядеться, то можно было даже заметить, как едва заметно бьётся жилка, стремясь передать кровь дальше. И от этого контраста белого и синего, кожа, кажется, только сильнее бледнела. Ступни бесшумно коснулись пола, а через секунду она выпрямилась в полный рост, чуть покачиваясь. В теле до сих пор бродила ощутимая слабость: она не была сравнима с той слабостью после долгой бессонной ночи или изнуряющих тренировок. Она мутила сознание, иногда давая сбои в работе сердца, напоминая о том, что крови до сих пор не так уж и много в организме. Слишком много утекло. Утекло крови… времени, дней жизни. И девушка смотрела на себя в зеркало, силясь понять, откуда взялась та бледная, блёклая и невзрачная взрослая женщина, которая смотрела на неё своими бесчувственными тёмно-синими глазами, утерявшими тот оттенок огонька во взгляде. Он утёк, словно та кровь, то время. Та жизнь. Она протянула руку, едва задевая подушечками пальцев небольшие шрамы на груди и ключицах. Они протянулись неровной линией вверх, бесстыдно выделяясь своей краснотой и медленно заживающей кожей, окружив себя короткими затяжками на белой коже. Алекса упёрлась ладонью в зеркало, делая вдох через рот, понимая, что так дышать становится труднее. Она выжила. Она успела убить до того, как убили бы её и Франческу. И женщина, не медля ни минуты, подхватила истекающую кровью спасительницу, защитницу на руки, рванув на выход. В больницу, в то место, где её успеют вытащить. Где успели бы вытащить любого раненного, будь у него тот, кто бы их отнёс. Но у них не было. А смерть приближалась, как известно, быстро. Девушка задумчиво водила расчёской вдоль тёмных волос. Они были несколько ломкими, сухими и совершенно негустыми. Кажется, они немного потускнели, но Алекса надеялась, что через некоторое время они отрастут, и сильные займут место слабых. Ведь так было всегда. В доме было тихо. Совершенно тихо и солнечно: тот солнечный свет пробивался из открытых окон, падая небольшими рамами на полы, разукрашивая собственной сеткой узоров. На улице едва слышно чирикали пташки, вовсю обсуждая выпавшие за прошедшие несколько дней снег. А дворники усиленно ворчали, сметая наметённые сугробы в сторону, часто вздыхая и тоскливо поглядывая на оставшееся пространство. И с весёлыми криками бежали дети, иногда запрыгивая ровно в эти сугробы. Накинув поверх фиолетовой кофты и тёмных брюк своё светло-бежевое пальто, девушка аккуратно натянула на ноги сапоги, выходя из дома, прикрывая за собой дверь. Провернула ключ в замке и, негромко цокая каблуками, зашагала по тропинкам и тротуарам, неспешно прогуливаясь, и лишь иногда ненадолго останавливаясь, чтобы перевести дух. На площади было оживление. Люди сновали, общались друг с другом, делились какими-то новостями. Разбивались на парочки и компании, от мала до широка, находя больше и больше знакомых, с которыми они общались. И смеялись: искренне и чисто. — Алекса! В толпе несколько раз скользнула тень. А потом вылетела ровно на неё, налетая и тут же сжимая в своих объятиях, отчего Александра охнула, немного покачнувшись на каблуках, уцепившись за талию прибежавшей. — Ой, прости, — Нора чуть отстранилась. В её карих глазах светились какие-то яркие огоньки, тёплая жизнь, переливающаяся золотистыми оттенками. Девушка обеспокоено опустила уголки губ вниз. — Я тебе не сделала больно? — Немного, — девушка едва дёрнула уголком губ вниз, обнажая ряд ровных зубов. И совсем немного улыбнулась, поднимая руку наверх, поправляя рыжие пряди девушки. — Но ничего страшного. До свадьбы доживёт. — Вашей? Брюнетка обернулась. Рядом, посмеиваясь, стояла Хлоя, которая с тёплой улыбкой смотрела на неё и Леонору. Рядом, прижавшись к ней, обнимая певицу за талию, стояла милая светловолосая девушка с аккуратно разбитыми в небольшие локоны волосами и широко распахнутыми ярко-голубыми глазами. В ней, действительно, сквозило столько нежности и невинности, что невольно хотелось улыбнуться шире. — Может, и нашей, — чуть усмехнувшись, кивнула головой Алекса, окидывая взглядом наряд подруги. Каллайский, вроде и достаточно закрытый, но и в то же время до неприличия развратный. И даже, будучи с длинными бледно-голубыми рукавами из тонкого материала, Хло всё равно не могла скрыть огромного ожога, растянувшегося на бледной коже во всю руку. Это была одна из её ошибок, когда она согласилась помочь подруге и вступила в бой в здании мафии. Полетела на свет, обжигаясь. — О, смотрите кто вернулся! Всё ближе начинали подходить знакомые. Рио, с длинной царапиной вдоль всей правой щеки, тихо смеялась и обнимала Эрми, нежную девушку-шатенку, с которой Алекса случаем познакомилась в кафе у Университета, и которая порой так обеспокоено и встревожено глядела на этот жуткий шрам на лице Грин. Стори, повязавшая шарф поверх синяков от удушья на шее, подошла вместе с некой женщиной, представленной всем, как Марианна Алварес. Присоединились и Даркиты. Сэм дала хороший, от души подзатыльник брату, когда тот как-то чересчур заинтересованно взглянул на стоящую рядом с его старшей сестрой девушку. С короткими, под каре, почти белыми волосами и голубыми глазами, никак не представленная. Сам Саймон остался в одиночестве, но поглядывал на девушек; Корнелия, младшая из них троих, обнимала с самой довольной улыбкой Джесс, одну из двух старших сестёр Норы. Рыжеволосая ей дружелюбно помахала рукой. Это был не только день возвращения Алексы, её первой встречи с друзьями за пределами больницы и дома. Это был ещё и концерт день Хлои, когда та выступала на сцене, давая благотворительный концерт в поддержку детей из детского дома, пропагандируя идею того, чтобы их забирали оттуда. И ценили, как родных. — А сейчас я бы хотела спеть свою первую песню на литерийском. Прошу не осуждать, каллайских тоже будет достаточно…

В городе моём Завяли цветы. В городе моём Ушли поезда. В городе моём Только ты Всегда, всегда, Всегда, всегда. В городе моём ночью дарят в набат, Она, также одинока, как и я, В городе моём я напишу на небе: «Мне незачем иметь этот город Без тебя…»

— Алекса… — едва слышный шёпот. Девушка поворачивает голову, выдыхая в воздух едва заметный дымок мороза. Ночь уже давно укрыла собою город, давая приют всем, пряча в своей тени от страждущих и обездоленных, до томных и искушённых. Эта ночь, она прятала в себе всё самое тайное и откровенное. — Да, солнце? — А если… — Нора ненамного замолчала, глядя на воду далеко под их ногами. Они стояли ровно на середине моста. — А если бы жертвой оказалась я? — Я бы выстрелила в Фортрайта ещё в первую секунду нашего с ним знакомства.