Светлоликий

      Я как привязанный шел за ведающим. Только с каждым пройденным метром нарастало беспричинное чувство тревоги, будто Путь, по которому он вел меня, не должен быть пройден.       Сень деревьев сменилась прохладой мраморных залов. Я ступал осторожно, но будто в насмешку шаги отдавались звонким эхом и возвращались ко мне десятикратно усиленными. Никогда не любил такого покрытия пола. Прожилки на дереве были мне родней, чем роскошная структура белых мертвых камней. Подсознательно думалось про то, какой кровью далась вся эта красота, хотелось съежиться в комочек или убежать — раствориться, стать пылью. И тут я поймал себя на мысли, что всё это были не мои ощущения, а тела, в котором сейчас пребывал.       Я закрыл глаза и прислушался к собственным ощущениям, чувство чужеродности исчезло, взамен принеся спокойствие и некую обречённость. Казалось, что это существо давно устало ждать и уже не надеется на спасение.       Спасение? От чего, я подумал, его нужно спасать? Я приложил руку к груди существа, в чьем теле пребывал, пытаясь услышать биение сердца, но она была холодна и неподвижна. Он не дышал. А было ли у него сердце? Он же и не человек вовсе, а я всё меряю своими смертными мерками. Будто пытаюсь одеть величайшую восковую фигуру императора в лохмотья.       Мои губы прошептали слово «император», смакуя его, перекатывая будто диковинную еду на языке. Я пытался разобраться в значение этого слова, но смысл ускользал от меня, ничто из человеческих королей прошлого не было присуще этому духу. Это тело не имело желаний, по крайней мере, я своим скудным разумом не сумел их распознать.       Чего же ты хочешь, моё видение, мой блуждающий ночами дух, приходящий во снах и исчезающий с первыми лучами рассвета? Я не дождался ответа, но почувствовал за спиной его незримое присутствие. Вечный провожал меня взглядом, изучая меня так же, как и я его.       А что я знаю о себе? И есть ли хоть что-то, что я хотел бы ему рассказать? Я раскрыл глаза и попытался сосредоточиться на собственных мыслях. Должно же было остаться во мне хоть что-то своё, верно? Да, бесспорно, что-то да было. Но этим не стоило гордиться или выставлять на всеобщее обозрение.       Тогда я решил вернуться к тому, что ощущал прямо сейчас. Что я думаю про это место, боюсь ли я его? Нет, но меня раздражает то, что в условиях такой потрясающе неприятной акустики каждый шаг и действие будут как на ладони. Куда бы ты ни пошёл — каждый из жителей замка будет знать. Имеют ли стены уши, как твердит людская молва? Кто знает…       Вот только странность. Любопытствующих людей или иных созданий не было. Хотя я и ожидал, что тут будет целое море придворных и служащих. Какой же замок без слуг? Но прошло несколько минут, мы всё шли по пустым залам, а навстречу — никого.       Мне стало казаться, что я попал в лабиринт. Одинаковые коридоры, все те же сверкающие люстры и отдраенные до идеального блеска полы, и на них — ни единого следа. И даже я, не любящий суету, хотел увидеть хоть чье-то лицо. Но, кроме шагов, не было других звуков. Если в саду я слышал шорохи, то это ветер игрался с листьями и травой, то и дело шевеля кроны и касаясь моего тела. Теперь же пространство казалось мертвым, иллюзорным.       Я с опаской посмотрел на провожатого, боясь потерять его из виду. Но оказалось, что он давно исчез — его присутствие растворилось в тенях. Мне сдавило грудь будто от нехватки кислорода. Но я прекрасно осознавал, что чище этого воздуха люди не вдыхали. Откуда же шло это осознание, и что было причиной моей слабости?       Тогда, будто питаемые моими страхами, тени стали оживать. Они касались моих ног, ползли по щиколоткам, хватали за запястья. Тянули за собой, прося о чем-то немыми губами. После, будто напуганные чистотой одеяний, они отпрянули и притаились по углам.       В тот момент я услышал голос духа:       — Говорите, я даю вам голос. — Печальная фраза была пропитана щемящей нежностью.       Тени стали обретать плоть, становясь похожими на людей, только несоизмеримо более блеклых, полупрозрачных. Но в отличие от духа за моей спиной они не светились, а будто были припорошены пылью веков, тяготами и заботами. Их лица подергивались, а тела извивались, будто даже само присутствие в этом месте причиняло им ни с чем не сравнимые страдания.       Их потрескавшиеся губы разлепились и стали говорить разными голосами одни и те же фразы:       — Покинутое королевство, исчезнувший повелитель. Возлюбленный небес. Спасший смертных ценой собственного бессмертия. Что нам этот мир без тебя?       И столько обожания и тоски в их взглядах. И безумная надежда на возвращение. И руки, тысячи рук, тянущихся к желанному телу. Прикоснуться бы хоть на миг, ощутить благословенное присутствие. Напитаться его любовью, упоённо вскрикнуть от переполняющего счастья близости. Но нет, его тут нет.       И тогда уже из теней возникли другие духи и стали злостно кричать:       — О, стоило ли идти на такие жертвы, если без твоего присутствия, о сердце вселенной, мир не хочет существовать?       И дрогнули стены прекрасного замка, пошли трещинами, а они всё не унимались:       — На кого ты оставил своё королевство? Взгляни! Неужели не видишь, смолкли голоса, исчез смех, не поют больше песен. Нет движения, о источник всего, старое уже тысячи раз прожито и передано потомкам. А нового быть не может.       Дух за спиной недоуменно шепчет:       — Почему?       А тени смеются и приговаривают:       — Ты исчез, забрав с собой вдохновение, о муза, что была свята в своей грешности. Ты унес краски, и поблекли созданные миры, став только копиями самих себя.       А потом с каким-то садизмом одна из теней дернула меня за рукав, оторвав от него приличный клок, и бережно спрятала его куда-то под полу плаща. Другие подхватили то действие, стали повторять. Всё больше и больше теней пытались отодрать от меня часть одеяний. Я отшатнулся, но было поздно, одежды распались, оставив меня голым.       — Да, правильно, хоть аромат свой оставь, если больше не можешь нам спеть. Если не можешь нами править и отдать тепло, любовь и энергию мысли.       Они были страшны в своём безумии, а всякое сказанное слово ранило меня. Хотя нет, не меня. Я вновь прислушался к гласу собственного разума, сравнивая его с порывами тела и чужими мыслями, окрашенными желанием помочь и невозможностью что-либо сделать. О, вот и найдено первое его желание — помочь другим, выполнить их желания и мечты, дать им то, чего они желают, воплотив даже самые запретные фантазии в жизнь. Все сделать, лишь бы они были счастливы.       То ли я непроизвольно подумал, то ли само тело подсказало эти слова: «Какой же ты жалкий. Имел всё, что можно было пожелать, а потом в одночасье лишился».       Он ответил, войдя в тело, заговорив моими губами:       — Не лишился, а поставил на кон. И смог исполнить то, что задумывал. Смотри, тысячи миров все ещё живы, их не поглотила пустота.       Я смотрел вверх и видел, как тени по кусочкам разбирают его прекрасный дворец. Почему-то в этот миг я остро понял, что то, что мне показано, — это лишь его прошлое. И это случилось не века назад, а гораздо, гораздо раньше. И дух, что сейчас передо мной, это не тот, кого они на самом деле ждут.