Зимний крокус-2, или Что в имени тебе моем?

АЙДЕСС ЙЭГГЕ Шапка и воротник дохи оторочены коротким, но очень густым мехом. С виду вроде соболь, из восточных лесов… А может, и нет. Может, какой-нибудь колонок. Или куница. Айдесс не очень разбирался в рухляди. В любом случае выглядит он очень теплым и мягким. Уютным. Чего не скажешь об обладателе дохи и шапки. Вот уж кто далек от понятия мягкости и уюта! Лицо словно из гранита высекли, светлые глаза – льдинки острые. И такие же холодные. Высокие скулы, чуть сплюснутый нос… и тонкая цепочка шрамов, венчающих высокий лоб. Кхамал. Один из посвященных. «Все-таки Кхамла… Проклятье! А если присмотреться к шрамам, то…» Айдесс вгляделся в лицо изучавшего его кхамала. Звездочки, двойная волна… солнце с витыми лучами на виске… «Высший сан. Почти коллега, можно сказать. Во всяком случае он мне ровня. Зачем он тут? Чего может понадобиться от одного властителя другому? Хоть бы представился, что ли… тоже мне, правитель… А то ни имени, ни титула…» И тут Йэга осенило. То ли сочетание мыслей про именование с мыслями про правителей, то ли просто голова наконец-то заработала толком, но… «Имена! Он будет добиваться моих Имен! Вот почему – плен. И вот почему – высший сан. Не простому же исполнителю Имена получать! И почему Кхамла – тоже понятно. Ни Гезонг, ни Пайжара на такое бы не пошли. Хотя бы уже потому, что не потянут они Северный Предел. Слишком уж он для них… северный. А Кхамла – потянет? Их Имена другие, но условия жизни такие же по сути. Взять соседа за горло и принудить к повиновению таким… хм… дедовским способом запросто могло прийти в чью-нибудь горячую голову. Кто-то явно начитался древних хроник. Предки-то и не такое откалывали в свое время, если судить по легендам… Этот идейный вдохновитель – настоящий романтик…» Кхамал обошел пленника со всех сторон, потыкал пальцем в беспомощное тело – видать, проверял степень беспомощности. Айдесс закусил губу – прикосновение чужой руки к голой коже было неприятным, а кое-где и болезненным. «Он меня боится», - понял Йэг. – «Боится, но все равно будет пытаться добиться… Пытаться… Пытать он меня будет, вот что. Своей волей я на его предложение не соглашусь, значит, будет… уговаривать. А ведь не потянет Кхамла! Это раньше – пришел, Имена у вождя отнял, пару недовольных дубинкой по башке вразумил – и все, ты новый вождь. И то сомнение вызывает. А сейчас, в наш просвещенный век – нет, не получится. Даже если я своей волей сейчас все Имена передам – не выйдет. Флот отвернется от пришлых сразу же, армия в большинстве своем тоже. Будет война. Земли опустеют очень быстро – они без заботливой руки не шибко плодородные, хоть за последние пару веков положение и улучшилось в этом плане… И даже если кхамалы вдруг пойдут на попятный и захотят вернуть меня на трон, это уже ситуацию не исправит никак. Передача таких Имен, как мои, – это измена. Фюрста-предателя не потерпит ни флот с армией, ни дворяне, ни народ. Это оскорбление для Северного Предела. Так что – чем бы дело ни повернулось, война неизбежна. Сначала с Кхамлой, потом гражданская. Будьте вы прокляты, чертовы ррромантики!» Про собственную участь Айдесс старался не думать. В конце концов, ничего принципиально нового не будет. Много боли, может быть, много крови, страх… и все. В конце – скорее всего, смерть. Это и так понятно. Что об этом думать-то? Тем более, что эти размышления приводили его к совсем другим мыслям. Самым страшным. Самым болезненным. Самым мучительным. «Холлэ… теплая моя, звезда моего сердца… как же больно тебе будет… Нельзя мне о тебе думать. Это… это слишком больно. Лишает воли. Размягчает. Нельзя – о тебе. И о ребенке. Все. Подумал, и хватит. И больше не возвращайся к этой мысли. Пока ты в плену – не смей думать о ней. Не смей!» Высший кхамал прервал наконец молчание и заговорил. Слушать его голос было неприятно – он казался шершавым и скрипучим, слишком сухим. - Ты – фёрост Фёрэ, - сообщил Айдессу кхамал. – У тебя есть Имя Фёрэ, и Имя Дах, и Имя Айдесс. И ты владычишь… владеешь Именем Брата Высоких Дерев… и еще другими. Отдай их мне, все твои Имена, кроме личного. Отдай целиком, с хвостами. И умрешь быстро. Без боли. Без страха. Просто заснешь, и сны будут радовать. Я жду. - Ты не назвал себя, кхамал, - ровно и бесстрастно проговорил Йэг. - Мои Имена тебе без надобности. Мне нужны твои. Отдай или пожалеешь. - Я не стану разговаривать с незнакомцем, - проронил Йэг и с нарочитым безразличием закрыл глаза. Короткий резкий удар в живот заставил его задохнуться. Он дернулся в тщетной попытке скрючиться и протяжно застонал, когда суставы полыхнули острой болью. Но глаза не открыл. - Хорошо, - пробурчал кхамал. – Я скажу. Я – Турдру крее Пьор, один из ликов светила Кхамлы. Теперь ты знаешь, кто я. Айдесс открыл глаза, снова вглядываясь в кхамала. «Лик Солнца, значит… Не ошибся я, выходит. И с прогнозом я тоже не ошибся. Увы. Так… надо поставить себе задачу. Минимальную и максимальную. Ну просто, чтобы было к чему стремиться, что ли… Обычно наличие цели неплохо помогает от отчаяния. Итак… минимальная – пусть будут мои Имена. Я должен сохранить все свои Имена и ни в коем случае не сдаться, не отдать их этому… солнцеликому. А максимальная? Ну… свобода? Или замахнуться на больше? Может, получится заполучить его Имена? Хотя на кой они мне? Даже если в наше время можно таким образом заполучить другой народ и другую страну – зачем мне эта Кхамла? Я же не удержу столько! Ладно. Пусть лучше свобода и жизнь. Я должен вернуться к Холлэ и Пределу. Вот и все. Я вернусь!» - Тогда услышь мои слова, Турдру крее Пьор, солнцеликий из Кхамлы, - негромко, но отчетливо произнес Йэг. – Мои Имена тебе без надобности. Отпусти меня живым и невредимым, и я не трону ни тебя, ни Кхамлу, клянусь ветром и морем. В бесцветных глазах посвященного заискрился холодный гнев. - Не тебе требовать! Не мне подчиняться! Отдай мне Имена, или я сделаю тебе больно! - Не отдам, - просто и устало заявил Йэг. Это действительно было больно. Невозможно к этому подготовиться! И привыкнуть, тоже, наверное, нельзя. И кричать толком не получалось, хоть и очень хотелось – выплеснуть из себя хотя бы криком весь этот телесный ужас… Кхамал всего лишь избил его. Не очень даже и сильно, наверное. Просто, когда ты растянут живым парусом, когда пальцы твои крепко-прекрепко держит камень, когда тело твое беспомощно и не может даже отпрянуть от врага, любое избиение – это дико больно. А еще – полный рот крови, и невозможность сделать хоть один полноценный вдох, и мучительное тянущее ощущение оторванности от родной стихии, которое не шло ни в какое сравнение с болью по яркости, но которое невозможно было игнорировать. Это как… «… как если бы маленького ребенка оторвали от матери… вроде уже и ходит сам, и одевается тоже, а вот плохо ему, и все тут…» - подумал Йэг в короткий перерыв между болью и болью. Бить его кхамал перестал, зато теперь сосредоточенно давил пальцем в месте перелома ребра, ничуть не заботясь о сохранности внутренних органов своего «гостя». Стон сделался почти непрерывным и давно бы перешел в вой, если бы Айдессу хватало воздуха. Боль ввинчивалась в грудную клетку, доставая аж до позвоночника, и кусочек его самого, отвечающий за самосохранение, уже давно задумчиво прикидывал, а не плюнуть ли на эти Имена, эфемерные штучки, от которых всегда столько мороки? На данный момент Айдесс больше всего боялся именно этой предательской части самого себя. Боялся, что не выдержит. Потом постепенно боль угасла, став вполне терпимой спутницей, в рот полилась вода, такая же неживая и невкусная, как и здешний воздух… - Ты храбр и глуп, фёорст, - проворчал его гостеприимный хозяин. – Мне не нужна твоя жизнь и твоя смерть тоже не нужна. Только Имена. Я не требую личное Имя, ты оставишь его себе и не умрешь Безымянным. Йэг промолчал. Он был совершенно обессилен и не хотел тратить остатки сил на бесполезные беседы. К тому же сознание откровенно плыло и меркло, и сосредоточиться на хоть сколько-нибудь связной мысли было неимоверно трудно. Если бы не его «зафиксированность», он бы давно упал. Только когда кхамал ушел, и в голове появилось некое слабое подобие порядка, Айдесс понял – то тошнотворное состояние предобморочности и есть его главное спасение на данный момент. Благодаря нему Айдесс ничего не сможет сказать этому солнцеликому. Ни-че-го! Хоть и в полной его власти… В полной. Власти. Ох! Йэг закусил губу от нахлынувшего омерзения. В Кхамле самый юридически простой способ уничтожить мужчину – это употребить его как женщину. Он теряет все – статус, уважение, родственников, права… Имена… Теряет навсегда. Даже если сделали с ним это незаконно… Айдесс содрогнулся от ужаса, но сразу же расслабился. Даже улыбнулся разбитыми губами, отчего они снова закровили. Он вспомнил жутковатую легенду о Ледовом Князе, у которого Меднокожий демон хотел выпросить несколько Имен для защиты от зимних ветров. Князь, помнится, отказал ему раз, и другой, и третий, не принимая даров и не веря обещаниям, и тогда освирепевший демон оскопил его на глазах у жен и детей и уже собирался швырнуть Князя в пламя стыда, согрев его телом свое ложе… Тогда младшая княгиня скатала из снега белый шар и швырнула его в демона, низвергнув в чертоги Зимы. И вышла Зима, разгневанная и прекрасная, и повелела, что покусившегося на естество мужчины или женщины да покинут его Имена на веки вечные… Сказка, конечно. Жуткая, стыдная, неприятная… Да и вышло все-таки не совсем по слову Ее. Только вот те маги ученые, которые вопросом Имен занимались, все без исключения знают – насильнику Имен жертвы не получить никогда. Даже если жертва потом влюбится и своей волей ему отдаст их – все равно. Так что… да, этим бы кхамал мог его сломать, мог… но даже если сломает, то ничего не получит. То есть Айдесс, может, Имена и потеряет, но само по себе это не настолько катастрофично. Всего лишь равно смерти. Но кхамал во главе Северного Предела не встанет, и последствий таких кошмарных, возможно, удастся избежать. А если кхамал знает об этом забавном нюансе, то и изнасилования можно не опасаться. Он не станет рисковать даже малым шансом. Может, стоит донести до него эту мысль? Айдесс подумал хорошенько и решил пока помолчать. К этому аспекту внимания лучше не привлекать, а если все-таки до дела дойдет, то там и посмотрим, стоит разговор затевать или не стоит. * * * ХОРТ УФФУР, ВОРОН ПРЕСТОЛА Усталость отзывалась мелкой дрожью в пальцах и расплывчатостью окружающих предметов. Тело привычно бубнило разуму об отдыхе и прочих его, тела, нуждах. Например, ужин. Или завтрак? Когда ему удалось поесть? Ах, да… несколько часов назад он составил компанию графу Роггери и съел несколько бутербродов. И пара чашек лито еще… Значит, все еще не очень запущено. Так что пусть тело подождет с остальными своими запросами – слишком много дел. Хорт стоял у окна и смотрел в сторону Малой Чанги. Острова, на котором пропал (Хорт уже знал, что не просто пропал, а похищен) их будущий Великий Фюрст. Именно туда сейчас рвались его люди и этот мальчишка, юный графский наследник… друг Айдесса Даха Фёрэ. Фесса Роггери казался нацеленной и выпущенной стрелой. Он – найдет. Все остальные нужны, чтобы сберечь эту «стрелу» в ее долгом полете. Чтобы Ворону Престола не пришлось усмирять бунт могущественного графа, лишившегося сына из-за недосмотра его Воронят. Сам Уффур тоже думал поехать туда же. А потом понял – нет. Там он не то чтобы бесполезен, но… нет там ничего такого, что может сделать только он, но не могут все остальные. А вот тут, в Фороссе – есть. Тут осталось незаконченным его основное дело. И еще – женщина. Не его женщина, увы, но… та, которую он любил. Умная, храбрая, светлая… любящая. Не его любящая, к сожалению, но… живая и напуганная. Славная девочка. Решительная и волевая. И могущая принимать решения, между прочим, даже если сердце ее заходится от страха. Понимающая, что именно она и будет за эти решения отвечать. Будущая фюрстэйе. Жена его повелителя Айдесса. Холлэ, урожденная Линдергрэд. Хорошо, что она может оставаться рассудительной, даже когда хочется вопить и бить что-нибудь хрупкое обо что-нибудь твердое… Безропотно позволила усилить меры по собственной безопасности, хотя явно не в восторге от этого… Еще хорошо, что прежде, чем принять решение, она все же советуется с теми, кто разбирается в проблеме. И может выбирать правильных людей. А еще… еще очень хорошо все-таки, что он женат, подумал вдруг Хорт. Да, он не любил свою супругу, как и она его. Но взаимное уважение – тоже неплохая приправа для совместной жизни. И именно оно не дает ему пасть духом. Иной юнец уже давно наворотил бы дел или в омут с головой кинулся – как же, любовь всей жизни за другого замуж пошла… А он – нет. Его любимая счастлива и здорова, значит, все в порядке. И… чтобы она была счастлива и здорова и дальше, ему нужно поберечь ее мужа. А уж то, что эта задача с его служебными обязанностями совпадает – так это и вообще удача, дар богов, колкий, едкий… но настоящий. Стук в дверь заставил Ворона вздрогнуть. Слишком задумался… отвлекся. А работы-то полно, вон, снова пришли, наверняка придется куда-то идти. Непочатый край хлопот… Предчувствие его не обмануло. Идти пришлось. В конце концов, допрос подозреваемых такого уровня, как советник Кэлльс – дело именно для него. Тем более, что по некоторым признакам он уже и не подозреваемый вовсе. А целый и настоящий заговорщик! Кэлльс… вот кто бы мог подумать, а? Хорт спускался в допросные подвалы и думал о советнике… Тайэф Кэлльс. В расцвете сил, еще не стар, но уже и не юнец, женат, двое мальчишек. В жене души не чает и молодняк свой холит и лелеет. Младшенький – подает большие надежды как маг земли, очень перспективный парнишка. Старший – вообще не маг, но зато очень здравомыслящий и, можно сказать, талантливый юноша. Математик и химик. Хм… Ворон вдруг понял, что по большей части думает не о Кэлльсе. Не о самом Кэлльсе. Думает он почему-то о его детях. Сделать из этого выводы он, впрочем, не успел – пришел. Тайэф сидел на стуле – усталый, все еще возмущенный и немножко испуганный. Во всяком случае, Хорт оценил его состояние именно так. Он вежливо поздоровался с советником и протянул руку к старшему дознатчику. Тот понятливо вложил в нее протокол предварительного допроса. Хм. Не густо, не густо… Кэлльс ведет себя как невиновный. И отвечает… правильно отвечает. Может быть, слишком правильно? Нет. Не слишком. А что на него вообще есть? Только тот свидетель, получается? Который и есть «признак»? Уффур чуть сощурился, вглядываясь в подпись под протоколом. Свидетель слышал не так уж много. «Он уехал…» «Давно?» «Утром… Я видел своими глазами…» «Хорошо. Охранение велико?» «А разве это имеет значение – там?» И тихий смешок… «Нет… Вы правы, ТАМ – это значения не имеет…» «Как его… что дальше?» «Это уже не Ваши хлопоты…» Вот и все. Вся улика. Именно эти слова (еще неизвестно, насколько точно запомнил их этот его свидетель) уверили Хорта Уффура в том, что Кэлльс замешан в исчезновении кёорфюрста. «Забавно будет, если Айдесса найдут целым и невредимым, безо всяких историй, а я тут заговор какой-нибудь раскрою между делом…» Сейчас был очень скользкий момент. Власти Ворона хватало, чтобы отправить Кэлльса в пыточную. Другое дело… если советник невиновен, Уффуру будет очень трудно оправдаться потом, когда его спросит совет графов, как он посмел и все прочее. Слишком зыбкая доказательная база. Слишком эфемерны пока что его подозрения. И решение ни на кого не переложишь. То есть… можно было бы пойти к Ее Высочеству, но… Во-первых, такие решения – не женское дело все ж таки, когда есть мужчины, имеющие на них право. Во-вторых, может, она уснула уже, не будить же, и так переволновалась, а ей нельзя… а время дорого. А в-третьих, не нужно осложнять ей политическое будущее. Такие решения иногда обходятся дорого. Пусть лучше последствия лягут на него, на Хорта. Тем более, что он все равно уже решил, в общем-то… - В четвертую камеру, - коротко распорядился он, не обращая внимания на сразу же набравший силу голос Тайэфа Кэлльса. «Сообразительный… Или ему просто уже намекали на «четверку?» Через три часа Хорт был почти готов сдаться. Измученный болью и страхом советник держался крепко и ни в чем сознаваться не желал. Дознатчик и палач явно считали эти три часа потерянным временем, и Уффур чем дальше, тем сильнее склонялся к той же мысли. И склонился бы, если бы не смутное ощущение, что он что-то упускает. Тогда он выгнал всех посторонних из допросной, сам сел за стол и молча уставился на висящего на крюке Кэлльса. Тот смотрел в пол и на изменения в составе действующих лиц не отреагировал. А Хорт прикрыл глаза и словно бы задремал. Что-то мешало ему… что-то такое… непонятное. Словно он что-то не додумал. Упустил. А надо бы додумать… Минуты три спустя он неохотно проворчал: - Когда за Вами пришли, Вы были дома один. Почему? Кэлльс поднял голову и хмуро уставился на Ворона. И ничего не сказал. - Где Ваши дети и супруга, орссэ Кэлльс? И снова молчание. А Хорт вдруг прищурился (по спине поползли мурашки, потому что интуиция наконец-то заработала, и стало понятно, почему он думал больше о детях Кэлльса, чем о нем самом) и тихо-тихо спросил: - Как давно они пропали, Тайэф? Советник дернулся и вдруг всхлипнул. - Тайэф, давай договоримся. Я смогу сделать так, чтобы они не пострадали от твоей измены. И постараюсь их спасти. Вытащу их живыми и здоровыми. Слышишь? Но мне нужна информация. Чего от тебя хотели, чего добились и что ты знаешь о своих домочадцах. Идет? - Обещай… - простонал советник, - поклянись мне, Ворон! - Клянусь. Я сделаю все, зависящее от меня, чтобы помочь твоим сыновьям и жене – если ты расскажешь все, что знаешь. - Верю тебе… - чуть слышно ответил Кэлльс. – Спаси их, Хорт… и фюрста нашего… Они пропали через день после смерти Фюрста… Поехали в имение – Дзин в тягости, я не хотел, чтобы она присутствовала на похоронах… Хорт машинально кивнул – Дзианнэ Кэлльс когда-то была влюблена в старика, как влюбляются молоденькие девочки, самозабвенно и по самую макушку. Влюбленность прошла, однако ж понять можно, да… - Пропали, не доехав… А потом пришло письмо… - Письмо сохранилось? - Да… у меня в потайном шкафчике… за кадкой с люпидарией… Найдете, я думаю… - Найдем. Дальше говори… - Так… письмо… Их жизнь в обмен на… выполнение некоторых инструкций. - И заключались они..? - Я должен был обеспечить поездку наследника на Малую Чангу. Больше ничего, клянусь. Во всяком случае… больше они пока ничего от меня не требовали. Только эту поездку и… сообщить о том, что он уехал туда. И все. - Так… если память мне не изменяет, ты ни разу не упомянул об островке… Или были какие-то неизвестные мне беседы? - Нет… разумеется, я не упоминал о Чанге… хотя, если бы не Сапраффи, наверное, пришлось бы… Я подталкивал его по-другому… - Понимаю… попытка удержать и не пустить срабатывает не хуже, чем прямой толчок в спину – если имеешь дело с молодежью… - Примерно так, да… Я просто хотел раззадорить его. Чтобы он сам захотел туда поехать. Настолько захотел, что… смог бы настоять на своем. До сих пор не верю, что ты его отпустил, Ворон… - Видишь ли, Тайэф… впрочем, тебе это ни к чему. Давай детали. Кто – они? С кем ты говорил? Где? Когда? Через полчаса он позвал палача, чтобы тот освободил Кэлльса и увел его отдыхать. А Хорт торопливо записывал все, что услышал от советника. Все это надо срочно проверять и уточнять. К тому же семью Кэлльса нужно как-то искать и спасать… Нужны люди, черт побери! Гезонг. С Кэлльсом говорил Гезонг. Или… просто гезонгцы? Разница очень велика. Государь Гезонга не настолько свихнулся, чтобы затевать войну с Северным Пределом. Нет, не настолько. Но… если обезглавить страну в отсутствие наследника? Вдруг там решили, что это упростит им войну? Могло такое быть? Трудно сказать. Еще вариант – личная неприязнь. Самый мерзкий мотив для службы безопасности – попробуй отследи! Предугадай! Что произошло с Дахом Фёрэ в Герешенче? Любовь? Соперничество с местным столпом аристократии? Так ведь Северный Посланник проиграл это соперничество. Даже и мстить не за что… Или это не имеет значения, и убить можно и за сам факт? Опять же это и вообще может быть не Гезонг. Гезонгцы не только там живут и могут быть столь же продажными, как и все остальные. Кому вообще нужна война между Гезонгом и Северным Пределом? Гезонгу? Нет. Он сейчас к войне не готов и проиграет даже с учетом проведенной диверсии. Даже если она увенчается успехом. Проиграют они, о да – и не могут же они этого не понимать! Значит… значит, не Гезонг? Если отмести мысль о явном безумии Веззара или его нового канцлера, то… не Гезонг. Гиментея? Сильный сосед, имеющий общие границы и с Северным Пределом, и с Гезонгом… и никогда не начинавший войну первым. Великий Айяль не славился активной внешней политикой, вывести его из себя довольно сложно (к счастью! вот уж чего никому не хочется, так это разгневать гиментейского Айяля!) – так что нет, это и не Гиментея тоже. Не их стиль. Кто остается? Грот, Пайжара, Кхамла, Скопище… Чушь. Грот и Скопище, во всяком случае, точно чушь. Гроту дела нет до северных земель, и Гезонг ему без интереса совсем. С Пайжарой он цапается постоянно, но остальных в это дело не впутывает, ему и своих сил хватает, чтоб держать этого хищника на расстоянии. Колдун свое дело знает туго. Скопище – просто слишком далеко, у него там свои заморочки. Островные им покою не дают, он слыхал… Пайжара вот – да… Ей Гезонг – что жеребец для одинокого волка. Вкусно, много и в одиночку не завалишь. Может, она? Но пайжарцы на Севере действовать эффективно не могут. Точно так же, как и северянин в этой их Пайжаре – ну совсем же чужой, толку там с него… Кхамла… Кхамла вот его беспокоит. Ленивая, сонная, закрывшая свои границы сотни лет назад страна сейчас казалась ему источником неприятностей. Все эти их странные попытки проникновений на территорию Предела, глупые, бестолковые, эта их рыбная ловля в чужих водах… кхамалы отродясь так далеко за рыбой не ходили… а тут аж до Большой Чанги дошли, двух тюленей завалили… До Большой Чанги. Малая Чанга там не очень далеко, вообще-то… Неужели – Кхамла?! Ворон стиснул зубы от черной ярости. Злился на самого себя. Упустил соседушку! Не уследил. Думал – Кхамла и Кхамла, что в ней такого… Недосмотрел. В висок вяло надавило изнутри. Усталость решила напомнить о себе головной болью и резью в глазах. Он ведь уже немолод, Ворон Престола… Преемника пора готовить, давно уже пора, а все что-то не попадется никто подходящий… А ведь скоро уже уходить на покой. Какой-нибудь десяток – ну пусть даже полтора десятка – лет, и все. Хорошо, если живым уйдет, а то ведь с его работой всякое бывает. Жена, дети… выросли уже, старшая дочь почти ровесница госпожи Холлэ, сватаются к ней, красавица… Сын тоже – офицером будет на флоте, прямой, как мачта, бесхитростный, таких там любят, самое место для него… Рыкнув на какого-то служку, Уффур заперся в своем кабинете и притих. Придвинул собственное кресло к кушетке, замотался в плащ и тут же уснул. Пока там люди бегают, у него есть целый огромный прекрасный час. И упускать из него хотя бы минутку – просто непозволительная растрата.