Зимний крокус-2, или Что в имени тебе моем?

ХОРТ УФФУР, ВОРОН ПРЕСТОЛА «Щенок…» - устало думал он, шагая по коридору Службы взаимодействий. Гнездо недовольно гудело, напоминая больше осиное, нежели воронье… туда-сюда носились курьеры, пропыхтел мимо не заметивший собственного начальника старший аналитик, круглый, как колобок, и седой, как лунь… за мраморными колоннами размеренно шелестела юбками юная Тафа Андасса, одна из лучших его экспертов-химиков. Он знал за ней эту неистребимую и раздражающую привычку – ходить из угла в угол, нащупывая ускользающую мысль. «Щенок… ну как так можно-то, а?! И что теперь делать? Сдать младшего Эпфэ? Пусть Роггери сам с ним разбирается? Эпфэ мстить не будет, ему Хасса ровно третье ухо – вроде и родной, и привык, а все одно – бесит и мешает… Нет, это не выход. Сдавать исполнителя, пусть даже он и виноват – не в моих правилах. Разве что граф все-таки упрется рогом, и запахнет бунтом… И все равно – нет. Лучше уже себя тогда. Эпфэ молод, у него вся жизнь впереди, а я, как его начальник, все равно несу ответ за провал своего подчиненного. Даже если он объективен и случился больше по вине этого мальчишки, чем от нехватки служебного рвения… Нельзя, нельзя бардов в такие дела впутывать!» Уффур вздохнул, понимая, что без мальчишки-барда ничего бы не вышло. Они бы попросту не нашли бы фюрста на этом проклятом острове. Или нашли бы, когда было бы уже непоправимо поздно. А он вот смог. Спас. И сам подставился. «Может, обсудить это с фюрстом?» Ну да, делать фюрсту нечего, кроме как внутренние дела Гнезда улаживать. К тому же Фесса Роггери ему – друг ближайший и наилучший, вдруг да не захочет фюрст вступаться за того, кто ранение этого друга не предотвратил? Конечно, Айдесс Дах Фёрэ не замечен в явном непотизме (в неявном, впрочем, тоже). Однако ж все может быть… ему сейчас самому плохо, станет ли разбираться? Хорт сжал губы. Надо пойти к госпоже… надо доложить… пусть порадуется… Радоваться там особенно нечему, конечно… судя по докладу. Но фюрст жив, и на свободе, и с Именем Сына Снегов… и все теперь будет хорошо, да. Надо идти… Ему вдруг стало страшно. Не испуг, нет, просто муторное какое-то ощущение… похожее на предчувствие неприятностей, только не оно все-таки… странный страх. Липкий, противный, душный… Ворон судорожно вздохнул и рванул ворот. В грудине жарким призраком ворохнулась тянущая боль. И пропала. Ненадолго, впрочем. Вернулась она, уже уверенная в победе… обездвиживая и лишая сил… Он привалился к стене, сорвал шейный платок и закашлялся – старательно, неумело, еще толком не осознав, что происходит, но уже принимая меры… «П-пошаливает с-сердечко…» - почему-то с запинкой подумал он, оседая на пол и не прекращая кашлять. Боль медленно и неохотно отступила, однако страх остался. Животный страх смерти, приближающегося небытия… - Милорд Ворон! – чей-то голос… этот кто-то кричит, конечно же, но Хорт слышит его как сквозь вату… издалека… Плохо это, наверное… Его обступили. Щупают пульс, зовут целителей… - … что за..?! Голоса отдалились, стали глухими и протяжными. Зато вернулась боль и сладострастно рванула уставшую мышцу… «Ах, черт! До чего не вовремя-то! Утратить контроль над ситуацией в кризис… это… это…» - … лали за Энассэ!.. - … есь, идет уже… «… непрофессионально! Но откуда они взяли Дарфэя?! Он же ушел в свой скит на полгода! Затворррничек…» Впрочем, откуда бы тот ни взялся, а присутствие Дарфэя Энассэ Ворон почувствовал сразу же. Его все больные чувствовали. Прохладное спокойствие, ровное биение пульса, слабый аромат резеды и ромашки… который в доли секунды мог смениться резким запахом змеиного яда. Ни один целитель больше таких ощущений не вызывал, только Дар… Уникальный парнишка. Удивительный. Наследник герцогства – отказавшийся от наследства ради призвания. Очень добрый, полный спокойствия, как озеро – воды. И при этом могущий и умеющий убить одним только касанием… Дарфэй Энассэ, Змеиный Брат, Вскормленный во тьме. Человек, который его сейчас спасет. Пальцы Змеиного Брата пробежались по запястью Уффура и ткнулись под подбородок. * * * ХОЛЛЭ Быстрыми шагами я шла в небольшой зал, предназначенный для встреч и трапез «в узком кругу». Сейчас должен прийти Ворон… И он наконец расскажет, как там мой любимый! С тех пор, как мне сообщили, что Айдесс - живой и на свободе, но ранен, комок боли, который засыпал только вместе со мной – и то не до конца, - чуть-чуть сжался и иногда позволял даже думать о чем-то постороннем и нормально дышать. Айдесс жив. Он жив и вернется… он скоро будет здесь! Он живой… живой… Я старалась не думать о том, что полученное сообщение было не от него. Ветер принес весть – но чужой ветер, не Айдесса… Значит, он не смог послать мне весточку… Почему?! Он без сознания? В бреду, в лихорадке? Искалечен? Я ничего не знаю, и от этого хочется кричать, умолять, хочется швырнуть об пол что под руку попадется… а у меня, видите ли, обед…. Я назначила его на непозволительно раннее время – но терпеть больше я не могла. А кроме Хорта Уффура, мою трапезу должен был разделить граф Роггери, отец Фессы. Он, конечно же, не был мне близок так, как мама… но он тоже по-своему любил Айдесса. И мне почему-то было легче думать, что мы будем там втроем… Он все-таки – понимал… - Ваше Высочество, - торопливый смазанный поклон… Навина смотрит на меня внимательно, словно ощупывает глазами. – Прибыл Его Светлость граф Роггери. Он дожидается Вас в Рассветной зале. Прикажете подавать обед? - Да-да! Я уже иду, Навина… Его Светлость граф Уффур не прибыл ещё? - Нет, госпожа, - виновато ответила камеристка, словно это она самолично заперла Ворона в кладовке и теперь не знает, что с ним делать. – Я сейчас же скажу, чтобы подавали! А есть-то мне совсем не хотелось… Пить только. Внутри была пустота, и порою от нее было холодно и немного тошнило, но едою эту пустоту заполнить не удавалось… Я старалась заполнить… снова и снова повторяя имя своего мужа. Про себя – и вслух, когда рядом никого не было. Стиснув зубы и кулаки, старалась вспомнить его жесты, голос, выражение глаз… его – веселого, любящего, светлого… только не представлять себе беду, не пускать внутрь мысль, что он может не вернуться… не давать ей даже на короткое время стать хозяйкой в одинокой, без Айдесса, спальне… И лишь когда Хорт сообщил, что они освободили Айдесса, мне показалось, что исчез из души камень – тяжелый, с острыми краями. Только вот он там был не один! Граф Роггери стоял у открытого окна в Рассветной зале и смотрел на дворцовую площадь. Площадь была мокрой и пустой – на улице лил дождь и дышал в окно прелой влагой… - Ваше Высочество! – при виде меня седой граф поклонился и напряженно улыбнулся. – Есть ли какие-нибудь новости? - Они живы, граф! – ответила я, стараясь увидеть на его лице радость и облегчение, которых недоставало мне. – Только… ранены. И Айдесс… и Фесса. Он встревоженно нахмурился, но тут же подошел ближе и проворчал: - Опять этот несносный ребенок полез на рожон… Ну что вот с ним делать, а? - Наверное, наградить… - невольно улыбнулась я слову «ребенок». – Ведь, кажется, именно он нашел то место…. Где был Айдесс… - Вот как! – граф наконец вернул на лицо улыбку, и она уже была гораздо мягче предыдущей. – Впрочем, для этого он туда и поехал. Чтобы искать. Признаться, я не очень верил в такую возможность – в нашей семье такого дара никогда не было. - Я чувствовала, что он найдет. Я надеялась… - тихо сказала я. Граф кивнул. Поколебался и спросил участливо: - Как Вы себя чувствуете, Ваше Высочество? Как я себя чувствую! Сейчас-то уже получше… а вот до этого – как лодка без парусов и весел посреди штормового моря… не знаю, что было бы со мной, если бы не малыш… Хотя граф спрашивает о здоровье. - Спасибо, - сказала я, - я чувствую себя хорошо… с нами всё в порядке! Возможно, как раз здоровье будущего наследника его волнует больше, чем мое. Да оно и понятно. - Рад это слышать, госпожа, - вполне искренне улыбнулся он в ответ. Вошла Навина, следом за ней две служанки с кухни и еще кто-то из дворцовой прислуги. Обед. Горячее жаркое из утки. Свежий хрустящий хлеб. Румяные сырные шарики на длинных палочках. Овощи. Кувшины из черной глины с напитками… Навина деловито отодвинула стулья, словно приглашая нас с графом сесть за стол. Но граф не садился – он ждал меня. Я слегка поклонилась и первая села… Все эти тонкости этикета и отношение ко мне, как к первому лицу государства почему-то лишний раз заставляли вспомнить, что Айдесс – не дома. Что с ним – беда. Порой я ловила себя на том, что пытаюсь улыбнуться – кому? – и повторяю, как молитву: «Пожалуйста…» Пожалуйста, Хранительница, сделай так, чтобы он поскорее поправился… Чтобы бесследно прошли его раны – и для тела, и для души! Наверное, мне казалось, что если очень-очень постараться, то Айдесс почувствует там, на корабле, мою улыбку… И как мы его ждем и любим – правда, малыш? Где же Хорт Уффур… Ну где же он! Больше всего мне сейчас хотелось не сидеть чинно в окружении серебра, хрусталя и фарфора, а бежать по коридорам дворца за ним… а увидев, трясти за плечи: «Ну что?!» - Ваше Высочество, - осторожно обратился ко мне граф Роггери. – Вы… ведь кёорфюрст жив и возвращается домой, верно? Вы сказали, он ранен… они оба ранены, но ведь не тяжело? - Я очень надеюсь на это, граф… Я посмотрела ему в глаза: сам-то он – вправду ли ничего не знает? Ветер… у них Айдессом одна стихия… Только не скрывайте, граф, и не смотрите на меня, как будто я чем-то больна! - То есть… Вы не знаете точно, - вздохнул он, слегка погрустнев. – Но мы должны надеяться, верно? Думаю, следующее донесение с корабля будет подробнее. И Вас непременно поставят в известность, как только расшифруют его. В Вороньем гнезде даром хлеба не едят. - Я как раз жду графа Уффура! Он обещал прийти… к обеду… Но, возможно, я слишком рано назначила обед, - призналась я. - Раз он обещал, он придет, - кивнул Роггери и слабо усмехнулся, - наверное, даже смерть не остановит этого человека на пути его долга. - Я бы хотела, чтобы он жил! Некоторые люди… кажется, они будут жить всегда… Наверное, потому что они нужны… и на своем месте, - тихо добавила я. «Айдесс, любимый… За что тебе это? Тебе больно сейчас, родной мой… Ты потерпи… я ведь рядом, хоть ты меня и не видишь… Ты так нужен всем нам!» - Возможно, Вы правы, госпожа. Хорошо бы еще все мы знали, где именно наше место, - он запнулся, осознав неуместность своих философских замечаний, после чего виновато вздохнул, - простите старика, Ваше Высочество. Вам беспокойно, а я тут… глупости говорю всякие. Вместо того, чтобы обнадежить и утишить Вашу тревогу… Бедный граф. Он сам в этом нуждался не меньше, чем я. И его показная суровость по отношению к «несносному ребенку» совершенно не могла меня обмануть. Один из сильнейших магов Предела, всесильный граф Роггери, наставник кеорфюрста и хозяин обширных Срединных Земель… сейчас был всего лишь обеспокоенным и расстроенным отцом. Я вдруг вспомнила Феса – у нас, в Линдари… как он кинулся лечить друга – не особенно-то умея это делать. Вспомнила, как он лежал без чувств в луже крови – на кровати Айдесса. Но не пустил его, не дал умереть! Как же мне было страшно тогда… - Граф, - с внезапным порывом сказала я, - я чувствую себя виноватой – перед вами и перед Фессой… Ведь это я сказала ему, что он нужен… что он должен ехать… А ведь он не воин и не разведчик… Простите меня. - Госпожа моя, ну неужели Вы думаете, что он бы и сам не вызвался? – грустно усмехнулся граф. – Даже если Вы и сказали ему… и даже если бы не сказали. Я не думаю, что есть кто-то на свете, кто смог бы его удержать в подобных обстоятельствах. Он и сам туда рвался. Так что я решительно не вижу, за что должен Вас прощать. Я… И в этот момент двери приоткрылись, и заглянула Навина: - Ваше Высочество, тут человек из Гнезда… говорит, что для Вас есть сообщение. Важное. Мне велеть, чтобы обождал, или Вы его примете? - Пусть заходит! – я чуть не вскочила. – Немедленно! Навина с поклоном распахнула двери, впуская в залу нескладного парня, испуганного и растерянного. - В-ваше Высочество, - чуть запнувшись, пробормотал он и тут же, покраснев, склонился в глубоком поклоне. - Приветствую тебя! Говори! – сказала я, еле удерживаясь, чтобы не вскочить и не встряхнуть парня за плечи, чтобы вытряхнуть из него то, что он принес! - Ваше Высочество, у милорда графа Уффура сердце встало, и… в общем, он велел передать Вам, что прибудет в Ваше распоряжение при первой же возможности. Ну, то есть как на ногах стоять сможет, так и… - Как это – встало? Ему плохо с сердцем?! Так не надо ему никуда идти! Его лечат? Я вскочила – потому что не могла больше сидеть величавой, бесполезной квашней… Отец Фессы тоже пожирал глазами мальчишку-посыльного. Его рука, лежавшая на столе, сжалась в кулак. - Лечат, Ваше Высочество, - отчаянно закивал парень. – Змеиный Брат Энассэ его пользует… как узнали, что милорд граф помирает, так сразу и послали за лекарем. А милорд граф сказали, что всенепременно к Вашему Высочеству пожалуют. И я так думаю, что так Его Сиятельство и сделают, как сказали. Вот сейчас его на ноги поставят, и… А меня послали, чтобы Ваше Высочество не гневались сильно на милорда графа, что он задержаться посмел… - Разве я могу гневаться, если Его Сиятельству плохо с сердцем?! Ступай… скажи, чтобы милорд граф не тревожился… я сама к нему приду. Орссэ Гирасс, вы простите меня? – я почти умоляюще посмотрела на отца Фессы. - Только если Ваше Высочество позволит мне Вас сопровождать, - твердо заявил граф Роггери, тяжело поднимаясь из-за стола и подходя ко мне. – Помимо всего прочего меня беспокоит это внезапное… недомогание. Я не слыхал, чтобы Хорт… граф Уффур жаловался раньше на сердце. «А болезнь ли это?» - успела подумать я, прежде чем окно за моей спиной тревожно скрипнуло, и меня окатило запахом соли и йода, и корабельной обшивки… Граф Роггери резко повернулся, вскидывая руку в каком-то защитном заклинании – он прикрывал меня от возможного нападения. Но… это не было нападение, и его рука опустилась, растерянно и безвольно. Не нападение. Но… что? «Я люблю тебя», - шепнул мне ветер таким родным, хоть и призрачным голосом. – «Не жди меня. И прости…» И мертвенная бледность заливает лицо старого воздушника, отца Фессы – он тоже уловил смысл… Я встала на месте недвижно. Физически ощутила, как краска заливает лицо, уши, шею… как заколотилось пойманным зайчишкой сердце… как больно сжалось что-то в спине… …как недовольно шевельнулся малыш… Маленький мой… Как же так?! «Не жди меня…» Но ведь ты знаешь, что я буду ждать – всегда, всю жизнь, даже когда меня уже не будет! Почему ты так говоришь?! Я не хотела… не могла принять то, что услышала… - Граф, - сказала я чужим, холодным голосом, который дребезжал и ломался. – Я не пойду к графу Уффуру… не хочу его беспокоить. Пожалуйста, прошу вас… навестите его от моего имени… и сообщите мне потом, какие… новости. Простите меня! Я коснулась его руки, стараясь не смотреть в глаза, в которых плескались боль… и растерянность. Это было ещё страшнее боли. И, повернувшись, почти побежала к себе. К нам. В нашу с Айдессом спальню. - Ваше Высочество… - прошептал Гирасс Роггери, - госпожа моя Холлэ, Вы… Может, это обманка? - Конечно, - ответила я, обернувшись. – Это… неправда! «Неправда!» Вперед… по коридору, который то сужается, то расширяется… и стены мерцают… но я должна идти прямо, как настоящая фюрстейе… не запинаться… Поспешно отпрянула с моей дороги служанка… скорее… мне надо вперед… туда. «Неправда! Нет!» Скорее… Мне надо туда… в нашу комнату, там его вещи, его одежда, там стены помнят его шепот… Айдесс, любимый, радость моя, отважный мой мальчик… «Неправда! Этого не может быть, этого НЕ ДОЛЖНО быть! Нет!!» Вот и спальня… Мне хотелось рухнуть на постель и закричать, завыть от боли… И – не чувствовать, не быть, не видеть… Но каким-то невероятным усилием воли – остановила себя. Хотя при чем тут воля? Просто что-то древнее, женское… наверное. Я впилась зубами в руку, чтобы не кричать. Глазам было горячо-горячо… но слез не было… Нельзя. На стене висела старая рубашка Айдесса – в ней он работал. Я не стала убирать ее. Не просила выстирать. Нарочно. Я прижала рубашку к лицу, вдохнула слабый, такой родной запах, закрыла глаза… Любимый мой. Единственный. Только я одна знаю, какой ты на самом деле… сколько в тебе доброты, каким ты можешь быть нежным, веселым, легким… Только я знаю, как порой не хватало тебе любви и поддержки и как это было больно – хотя надежнее и сильнее тебя я не знаю человека! - Айдесс… - шептала я, не давая отчаянию прорваться, не пуская в себя мысль о беде и разлуке. – Айдесс, ты не смеешь прощаться! Я жду тебя! Мы ждем тебя, вместе, вдвоем! Ты слышишь, Сын Ветра?! Я знаю, тебе плохо… быть может, ты тяжело ранен и не надеешься доплыть – но ты доплывешь! Потому что мы не пустим тебя за окоем. Не отдадим! - Айдесс… Я гладила рубашку, как будто это была не просто ткань, но он сам – мой любимый, моя надежда, мой ясноглазый мальчик… - Ты услышь меня, - шептала я. – Ты же сильный. Ты не один. Мы с тобой, Айдесс! Ветер мой… единственный… Не знаю, сколько прошло времени… Губы пересохли в непрестанной этой полу-молитве… глаза жгло. Я стояла у окна, из которого слабо веяло воздухом леса, простора… Стояла неподвижно. И в какой-то момент услышала, что кто-то настойчиво постучал в дверь. - Ваше Высочество! – взволнованный голос Навины. Она беспокоится за меня, она тоже… они все беспокоятся… - Ваше Высочество! - Что такое? – отозвалась я не сразу.- Что, Навина? - Ваше Высочество, Вы… как Вы? – в дверь просунулось встревоженное личико моей горничной. – А то тут милорд Ворон пожаловал, спрашивает, не угодно ли Вам будет его выслушать? - Он же болен… - пробормотала я, - как же… Зови! Пусть войдет! - Да, Ваше Высочество! Дверь открылась, и я услышала, как девушка просит графа пройти ко мне… Они вошли вдвоем. Два графа. Граф Роггери, взволнованный, но без горестной растерянности в глазах… и граф Уффур, землистого цвета, но спокойный и сдержанный, как всегда. И только медленные, экономные и какие-то неуверенные движения выдают его недомогание. Да еще слабый отголосок боли, временами появлявшийся в глазах… - Госпожа моя Холлэ, - глуховато и немного скрипуче проговорил он, неуклюже поклонившись и тут же пошатнувшись столь заметно, что отец Фессы был вынужден тут же подхватить его под локоть. - Садитесь скорее, граф! – я подалась навстречу Ворону, проглотив комок в горле – так непривычно и щемяще было видеть слабость у этого человека. – Навина, воды! Подушку! Что же вы, граф… Я бы сама… пришла… Орссэ Гирасс… садитесь, пожалуйста. И опустилась сама напротив них в кресло, так и не выпустив из рук рубашку. Она грела меня. Сейчас никто бы не заставил меня ее отдать… Горничная шустро принесла стакан воды, подала его Ворону… тот выпил половину, откинулся на подушку и сощурился, заметив наконец в моих руках рубашку. После чего просто и без всяких вступлений сказал: - Его Высочество жив, госпожа. Ветер им попутный, скоро уже прибудут. - Жив… - неслышно прошептала я. Он должен быть жив, я знаю! Должен! Он не смеет прощаться со мной! Но – Ворон? Почему он так говорит? Пришло новое сообщение?! - Орссэ Гирасс… - умоляюще прошептала я. Ведь он был рядом, он тоже почувствовал! - Выслушайте милорда Ворона, Ваше Высочество, - мягко улыбнулся мне граф Роггери. – Я готов подтвердить подлинность информации, если это нужно. - Верно, - кивнул Хорт Уффур. – Ваше Высочество, дело в том, что… тот злосчастный ветер, который… привел всех в такое замешательство – он настоящий. Его Высочество – действительно автор тех слов, которые… прозвучали. Однако… Вы должны извинить Его Высочество, боюсь, на тот момент он был не слишком адекватен. Не как сейчас. Уже перед тем, как идти к Вам, я получил шифрованное сообщение. Его даже еще не успели раскодировать, однако я неплохо помню некоторые шифры. А уж этот… Он взглянул на Роггери, и тот спокойно и со знанием дела заявил: - Пока мы шли к Вам, госпожа, я ознакомился с деталями. Ветер от казенного мага, с шифрованным сообщением, однако в него вплетены личные опознавательные коды кёорфюрста. Я ни с чем их не спутаю и готов поклясться Ветром и собственным сыном, что Его Высочество приложил немало усилий к отправке сообщения. - В сообщении же говорится, что Его Высочество кёорфюрст жив, хоть и ранен, что попутный ветер уже в их распоряжении, и что… господин кёорфюрст наконец-то объективно воспринимает реальность. И готов принести Вам свои извинения при личной встрече. Хотя, конечно, тут все другими словами сказано… - Извинения… - тихо повторила я. Милый, родной мой! Извиняться он будет… Мне вспомнилось, как после урагана на Голом острове Айдесс, с искалеченными руками, застуженными легкими и вычерпавший себя до дна – чтобы спасти жителей – просил у меня прощения за самый лучший цветок в моей жизни… «Ты не сердишься на меня за этот крокус?» - Значит… он был в бреду? – тихо спросила я. – Там, на корабле – там хороший целитель? - Хороший. Просто не всякий целитель умеет справляться с… с такими вещами, - устало вздохнул Ворон. – Наверное, это и впрямь был бред… ну или что-то другое, но того же рода. В любом случае подробности мы узнаем только по их возвращении. Но я уверяю Вас, госпожа – Его Высочество жив. И скоро снова будет с нами. Вам… нужно расшифрованное сообщение? Дословно? Если хотите, я могу его записать для Вас… тут немного, всего несколько слов… - Да! Пожалуйста… Если можно… Вскочив, я достала лист бумаги и карандаш-уголек. Положила на стол перед графом Уффуром и тихо сказала: - Я никогда не забуду, что вы торопились придти ко мне, граф… никогда… Я благодарна вам. И вам, орссэ Гирасс. И поклонилась, как поклонилась бы своему отцу. Мужчины моментально встали и поклонились в ответ, оба. - Госпожа моя, ну что Вы! – выдохнул граф Уффур, побледнев еще сильнее, хотя казалось, что это невозможно. – Ну нельзя же так, зачем же Вы!.. Он растерянно повертел в руке карандаш, потом опомнился и, заглянув в шифровку, которую продолжал сжимать в пальцах, быстро набросал несколько слов и протянул мне: - Возьмите, госпожа! Все образуется, вот увидите! И Его Высочество скоро вернется, и злодеев мы поймаем, мы уже и на след напали… Читайте вот, а я пойду, если у Вас не будет каких-нибудь распоряжений для меня. Работы много, я-то только порадовать Вас хотел да успокоить… - Спасибо вам, господа… Орссэ Хорт… прошу вас, возвращайтесь к себе и отдохните! И пусть целитель последит за вашим здоровьем в течение хотя бы ближайших трех дней. Я могу надеяться, что вы подумаете о себе? А не только о деле? И тихонько прикоснулась к руке Хорта Уффура. А суровый непроницаемый Ворон неожиданно замер… застыл. Даже, кажется, дыхание затаил, словно ему на руку села бабочка. Или птичка. И он спугнуть ее боится. Потом он медленно, каким-то деревянным движением убрал руку и ответил: - Думаю… один день я могу позволить себе полежать, Ваше Высочество. А там поглядим. - Я приду навестить вас. И проверю, - улыбнулась я ему. - Вот думаю, может, стоит плохо себя вести? – неожиданно улыбнулся Ворон, сделавшись вдруг лет на пятнадцать моложе. – Чтобы прекрасные женщины почаще навещали… и проверяли. Пойду я, моя госпожа. Но если вдруг что нужно – вызывайте смело. Кажется, ему даже стало лучше! - Я сама к вам приду, если вы позволите, граф, - ответила я. – Орссэ Гирасс… спасибо, что были со мной. И тихо-тихо добавила: - Хорошо… что вы есть. Я сказала это им обоим – но смотрела при этом на Ворона. На графа Уффура. Потому что чувствовала: он пришел бы сюда, ко мне, даже умирающим, даже в агонии… из последних сил – только бы успокоить и подбодрить. Я знала, что он предан родине и своему делу, предан фюрсту и моему мужу… Но сегодня – это было прежде всего ради меня. И то, как он помолодел вдруг… даже щеки чуть зарумянились… - Берегите себя, граф, - прошептала я и кивком отпустила их обоих. А потом вернулась и села опять там же, за стол, где сидела, когда мужчины были ещё здесь… Потому что там синим пятнышком звала рубашка Айдесса… Она так идет к его глазам… цвета северного моря! …И уткнулась лицом в мягкую ткань, сохранившую еще его запах… Мне показалось, что меня разом оставили силы. Ни встать, даже просто пошевелить рукой – не могла. Меня трясло, как в припадке – рыдания всё не прекращались, и слезам не было конца… Теперь можно было плакать – раз ты живой и мы скоро увидимся… И слова эти – твои, и голос я слышала, который их произносит. Родной голос, встревоженный, любящий… виноватый. Ну да ведь ты знаешь, что не жить мне без тебя… нет, я не стала бы топиться или вешаться – невместно это, слабость… не стала бы я память твою вот так-то позорить. А самое главное – стала жить бы ради малыша. Но разве это была бы жизнь? Словно без рук, без ног, с вырванным языком, оглохшей и ослепшей… Ведь все мысли мои – о тебе, и песни мои – для тебя, и вышивки, и кружева… всё, что я делаю, как хожу и говорю – всё для тебя, хороший мой, единственный мой свет… А рядом на столе лежала коротенькая записка, написанная рукою Ворона, графа Хорта Уффура: «Холлэ, теплая моя, я жив. Скоро буду. Прости, что напугал.»