Зимний крокус-2, или Что в имени тебе моем?

ФЕССА Сегодня я проснулся рано. Вообще-то это на меня не похоже – чаще всего я полночи сижу наедине с бумагой, инструментом и бутылкой вина. Это когда я один. Впрочем, когда не один, то просто ко всему остальному прибавляется красивая девушка. Или компания друзей. А вино и инструмент остаются… Но не было у меня вчера гостей. И не только потому, что я сейчас жил в доме отца. Наверное, потому, что мне не хотелось разбавлять смехом и шутками то, что ожидалось. И вообще не хотелось шутить на эту тему. И даже петь шутливые и хулиганские песни. Во мне было волнение сродни волнению накануне свадьбы и первой брачной ночи (ну, мне так кажется, хотя сам-то я через это не проходил!), или… накануне важного, решающего поединка – магического или холодным оружием, не важно… Лет двести назад в нашей стране еще довольно часто судебные решения выносились на основании исхода такого вот поединка. Сейчас такого не происходит, хотя, кажется, закон этот никто не отменял. А волновался я потому, что предстояло мне участвовать в Праздновании Победы! Причем не только как певцу, который будет исполнять перед всей столицей Канцору Славы, да еще и в сложнейшем - так называемом "тронном" - ее варианте. Почему-то за свой голос я не боялся. А вот то, что меня там будут еще и награждать… «Вечерняя Звезда» в три луча – это же, почитай, самая высшая награда для тех, кто не является воином! И я совсем ее не заслужил… Я и в войне участвовал мало. Сначала я долго болел – последствия отравы, что была на том ноже, который попал мне в спину. Уже и рана давно затянулась, а боли всё продолжались; а самое противное – это была тошнота и головокружения, не дававшие нормально жить. Целители вздыхали и говорили, что нужно просто подождать, что сделать они ничего не могут и мне нужно поберечь себя, а то возможны последствия… Отец за меня сильно беспокоился – а то я удрал бы на войну еще раньше. Захватил я только половину кампании, которая усилиями Айдесса, наших военачальников и магов была и так очень короткой. Поучаствовал в решающем сражении, умудрившись получить легкое ранение в руку – раньше бы я увернулся, а сейчас стал более неповоротливым. Мне опять повезло нарваться на нож – хвала Создателю, не отравленный. Толку от меня было мало, хотя саблей я тоже помахал… Моряки, правда, относились ко мне очень тепло и утверждали, что мои песни помогают им воевать. И я старался изо всех сил, даже странно, что не сорвал голос… - Я не заслужил Звезду, Айдесс! - говорил я своему другу. – Какими глазами я буду смотреть на тех, кто действительно принес нам победу?! А Йэгге сначала шутливо проворчал: - Судя по всему, несчастными и виноватыми. А потом подумал и со вздохом добавил: - Даже если смотреть на вещи формально, то… ты своим телом заслонил меня от смерти. Это в наших законах называется спасением наследника престола… если я ничего не путаю. Ну а если совсем без шуток… давай сделаем так, дружище. Если ты считаешь, что моя жизнь не стоит этой цацки, то пишешь прошение на мое имя об отказе от награды, и я его, так и быть, удовлетворю – весьма своеобразное проявление непотизма, тебе так не кажется? А то некрасиво будет, если ты будешь упрямиться прямо на церемонии – народ не поймет. - Твоя жизнь стоит... но спасли тебя Хасса и его люди, - тихо сказал я, сдаваясь перед его безупречной логикой. - Во-первых, они не заслоняли, к тому же просто делали свою работу, за которую жалованье получают, а во-вторых, их тоже ждут награды, просто другие. Не переживай за них. Так что, прошение писать будешь? - Не буду, - проворчал я. - Ну и славно, - с облегчением отозвался Йэг. – Вопрос закрыт. И вообще Вечерняя Звезда должна волновать тебя меньше всего на фоне того, что на днях заявил граф твой отец. - А что такого сказал отец? – с тревогой осведомился я. - Что тебя женить пора, чтобы ты гулял под присмотром, - усмешливо ответил Айдесс. – А то без присмотра ты последнее время норовишь новыми дырками обзавестись. Полагаю, это был камень в мой огород… частично. - Да при чем же здесь ты!! – огорчённо возопил я и только тут осознал начало фразы Айдесса. - Не хочу я жениться. Не буду. - Вот видишь, уже и звезда эта разнесчастная позабыта, - рассмеялся он. – По мне так и не женись, конечно. Только я бы на твоем месте заранее озаботился кандидатурами, не дожидаясь, пока этим займется граф Гирасс. - Ох, да... - я посмотрел на Айдесса. Его единственный глаз лучился насмешкой – и теплом. Мне до сих пор больно было смотреть на изувеченное лицо друга. Хотя белая шелковая повязка наискосок ему даже шла. Он оставался красивым – но я все равно каждый раз, когда видел эту повязку, испытывал жгучую ненависть. Наверное, в основном именно это меня и толкало сбежать на войну с кхамалами, наплевав на всех врачей, - и убивать! Я понимал, что те, кто был непосредственно виноват, уже заплатили, но... - Айдесс, а я ведь теперь не смогу... как раньше. По слову отца, по уму и расчету – не смогу. Я ведь видел вас с Холлэ... А вдруг мне всё-таки повезет так же, как Айдессу? И чье-то лицо при виде меня так же будет озаряться светом. Мой друг смутился – как всегда, когда речь заходила о его семье. - Такой, как Олэ, больше нет, - тихо, с необыкновенной нежностью, проговорил он. – Но я уверен, что ты найдешь свою женщину. Или она найдет тебя – это уж как получится. И будет у тебя своя самая-самая. Я с улыбкой кивнул ему – тем и кончился разговор о моем ордене. Подозреваю, что указ к тому времени всё равно уже был подписан... Сейчас я старался нарядно, согласно статусу, одеться – особенно учитывая, что меня будут награждать. И отцу будет приятно, он часто раньше говорил мне, что я выгляжу несерьезно и неподобающе. Легкий завтрак – и нужно будет ехать на празднование. Спускался по лестнице я медленно и задумчиво. Никак не мог решить ерундовый в общем-то вопрос: подвязывать руку или нет? Не так уж она и болит, конечно… но все- таки с повязкой удобнее. Только вот не хочется подчеркивать таким образом, какой я «лихой вояка»! - Фес, ты готов? – донесся снизу голос отца. – О, вижу, что готов. Он стоял посреди передней залы и ждал меня. В его взгляде, обращенном ко мне, было явное одобрение. - Фес, мальчик мой… - голос его вдруг словно бы сел, - ты такой взрослый… Он подошел ко мне, когда я уже спустился вниз, и обнял. - Я горжусь тобой, сын. Очень горжусь. Только… боюсь все равно. - Папа… - вырвалось у меня. Я уже очень, очень давно не называл его так. «Отец», «граф мой отец» - это чаще. А вот сказать, что он мной гордится… Надо знать моего отца, чтобы понять, насколько редко он говорит подобные вещи - и как много они значат в его устах! Отец очень редко хвалил меня. Впрочем, он был так же строг и требователен к Айдессу, который когда-то был его любимым учеником – да и к себе самому тоже. Как же он беспокоился обо мне, с раскаянием понял я. Как ждал приговора целителей - после Малой Чанги – а потом опять ждал меня домой… И я крепко обнял его в ответ. И рука не помешала. - Я так рад, что мы сегодня вместе, папа! А за завтраком отец еще раз удивил меня, сказав неожиданно: - А я ведь и сам хотел отправиться на войну. Удивлен? Как раз после тебя… Очень тяжело было на душе. Я ведь боевой маг, в конце концов! Так оно и есть – мой отец был лучшим боевым магом Воздуха, пока не стал наставником принца. Боевым магом он и остался, только участвовать в сражениях перестал… - Но мой лучший ученик… наш фюрст привел меня в чувство одной фразой, - продолжил отец с усмешкой. - Это было… почти красиво. Я думал, он меня будет уговаривать, разубеждать… а он просто сказал холодно, что Уложением о воинах Северного предела дозволяется отправлять на войну не больше половины дееспособных мужчин из одного рода, и он не намерен нарушать закон даже ради меня. Вот так… Я замер, пытаясь представить себе эту сцену, а отец продолжал: - А потом он сказал, что тебя он не имел права удерживать, а меня – имеет. * * * Я стоял в центре площади, на возвышении. Площадь начиналась от самого берега, от рукотворного мыса, насыпанного нашими предками когда-то давно-давно, так давно, что точной даты теперь, наверное, никто и не знал. Но уже тогда Форосса была Фороссой, сердцем и столицей Северного Предела. И сейчас у пирса стояли «Тень Полуночи», «Ледяная звезда» и другие корабли, особо отличившиеся в прошедшей войне – как стая птиц, огромных, гордых, свободных, присевших на воду ненадолго и сложивших крылья перед дальним полетом… Я вспоминал. Война с Кхамлой была стремительной и жесткой. Северный Предел не простил Кхамле того, что произошло с его фюрстом. А Пайжару, которая пыталась стравить нас с Гезонгом, гезонгцы недавно поставили на колени – в чем им помогали и некоторые добровольцы из Предела, в том числе Хасса… А мы – праздновали Победу. И тем слаще она была для нас, что далась нам малой кровью. Потери были, конечно – в Кхамле тоже воины в чести, было с кем и клинок скрестить, и пулями обменяться… Но убитых было совсем мало, а раненых у нас на ноги ставить умеют. Почти всех, да… И кораблей мы не потеряли. Ни одного! Солнце, уже осеннее и рано уходящее за окоем, кажется, грело сегодня почти как летом! Оно играло бликами на боках кораблей, заставляло сиять парадные шпаги почетного караула, и даже холодное море выглядело приветливым и радостно отражало чистое голубое небо. Я не знал, наши ли маги постарались, чтобы день празднования Победы был таким теплым и солнечным, или природа сделала нам такой подарок – не знал и не хотел знать. Всё было так, как должно было быть… Айдесс стоял недалеко от меня. Мой друг. Мой фюрст, за которого я готов отдать жизнь. Айдесс Йэгге, Сын Снегов, Брат Сосен и Друг Ветра. Вот он сделал шаг вперед, окинул взглядом людей – и гул от сотен голосов почти сразу стал стихать. И вот уже над площадью разлилась выжидательная тишина, готовая в любой момент взорваться ликованием. И тогда Айдесс заговорил: - Люди! – ветер взволнованно гудел над Фороссой голосом фюрста. – Люди Севера! Эта земля ветров и снегов – наша земля! И родит она таких, как вы. Верных. Храбрых. Стойких. Сильных. Победителей! Вы все разные, но вы все – дети Северного Предела! Только благодаря вам всем эта земля жива и будет жить! Ни звука, ни вздоха не нарушали тишину, и я знал, что каждый из замерших на площади людей слышит Айдесса так же хорошо, как я, стоящий от него в нескольких шагах. Светлые волосы Айдесса чуть шевелил ветер, его праздничная одежда – одежда фюрста – сияла белизной и синим шитьем с сапфирами. Белый и синий – цвета Северного Предела… Даже шелковая повязка, навсегда перечеркнувшая лицо, смотрелась сейчас торжественно и нарядно. А Айдесс улыбался… Потому что рядом с ним стояла фюрстейе Холлэ. Она еще несколько месяцев назад прошла все испытания – в рекордный срок! – и стала соправительницей и помощницей Айдесса. Я однажды спросил ее, почему она старается завершить испытания как можно скорее? А Холлэ мне сказала: «Это самое малое, что я могу сделать для Айдесса… чтобы он мог мною гордиться…» - Спасибо вам за эту победу! – закончил Айдесс, и площадь буквально взорвалась радостным и слитным кличем «Фёрэ и Ветер!» А потом последовало награждение. Я внутренне подобрался. Петь перед людьми мне было не страшно, а тут… кто я такой перед теми, кто принес нам победу?! Адмиралы и маги, лучшие воины Предела… Айдесс, дождавшись, когда ликование поутихнет, поднял руку и снова приковал к себе внимание людей. - Люди Севера, война закончилась и закончилась она победой нашей! И есть те, кому мы обязаны этой победой больше, чем другим! Герои, отличившиеся в сражениях, храбрецы, рисковавшие жизнью своей в разведке, достойнейшие из достойных – все те, благодаря кому победа далась нам быстрее и легче, сегодня обретут свою награду! И начать я хочу с того, кому я сам обязан жизнью своей – ибо этот подвиг был на сей войне первым. Его Сиятельство Фессу Роггери прошу я подойти ко мне и принять награду из моих рук. Я застыл на мгновение… Что, это – я? Меня – первым? Ну, Айдесс… Зачем ты так?! Отец легонько пнул меня в спину между лопаток, и я подошел к Айдессу на деревянных негнущихся ногах. Айдесс смотрел на меня, улыбаясь, и чем ближе я подходил, тем шире и неудержимее становилась его улыбка. Когда я остановился перед ним, он одобрительно кивнул и сказал: - Фесса Роггери, за спасение жизни наследника престола ты награждаешься «Вечерней Звездой» трех лучей, и да осияет она твой путь навеки! А также, - в его глазах сверкнуло веселое лукавство, - отныне и навсегда ты нарекаешься Щитом Державы – и Имя это твое по праву. И – поклонился. Коротко, сдержанно – и совершенно искренне. - Горжусь оказанной мне честью, - сказал я гораздо тише, чем нужно было бы. – Я готов отдать жизнь… за Отечество и своего фюрста! И если придется тебя закрыть от смерти, то я сделаю это, Айдесс. Чтобы ты жил и правил. Чтобы воспитывал своего малыша, который родился три недели назад – но уже так похож на тебя! Он аккуратно надел мне на шею ленту из лазурного громуара – и на мою грудь, тяжело качнувшись, легла Вечерняя Звезда. Три луча с крупными бриллиантами и темный, почти черный звездчатый сапфир в центре остро сверкнули на солнце. - Носи с честью, мой друг, - уже негромко и только для меня сказал Айдесс. – Ты заслужил. Спасибо тебе. - Ты мой брат! – так же тихо ответил я, словно давая клятву. И отошел на свое место, отдав воинский салют – сжатую в кулак правую руку к левому плечу… к сердцу. Я никак не ожидал, что стану первым! И сейчас, любуясь магической радугой, взметнувшейся высоко в небо – в мою честь! – чувствовал, как горло на миг сжалось, глазам стало горячо… а потом отпустило. И магия заполнила меня до краев, искрясь и просясь на волю, как игристое вино… Я поделюсь ею, когда буду петь. Награждение шло, снова и снова радуги взмывали в небо, а потом пришло мое время. Канцора была очень древней. Ее пели только по очень торжественным случаям – таким, как сегодня. И без сопровождения музыкальных инструментов. Только голос… Множеству певцов так и не выпадала честь исполнить ее - но знать должны были все. Только бы голос не задрожал! …Но с самой первой ноты я почувствовал, что голос мой льется шире и сильнее, чем когда-либо. Он НИКОГДА еще так не звучал! Неведомый бард, создавший канцору, наверняка был магом. Иначе… как описать словами, как выразить любовь к родине? Гордость за нее, за всех собравшихся здесь людей? Мы были едины – и я не удивился, когда со второй строфы вся площадь подхватила мелодию и запела вместе со мной… А я продолжал, и знал, что нас слышат даже те, кто находится далеко, очень далеко отсюда! Магия ли Айдесса смогла такое совершить – или моя собственная? И сейчас я был един со всеми, кто пел тут, на площади – а может быть, и не только здесь. Я знал, о чем они думают и что чувствуют – и направлял это своим голосом… Мы все дышали в унисон – и никакое другое выступление, никакая власть не могли с этим сравниться. Вот Холлэ взглянула на мужа – и столько любви и восхищения было на ее лице! Я видел этот взгляд! Хотя пел сейчас с закрытыми глазами. Но я видел Холлэ и слышал ее мысли – она думала о сыне, о том, что воспитает его достойным отца… Вот Тернед, очень повзрослевший за последний год – он благоговейно смотрит на Айдесса и отчаянно жалеет, что возраст не позволил ему участвовать в войне… И кажется, мечтает когда-нибудь спасти своего фюрста и учителя от врагов. Правда, он совершенно не представляет себе, какие это могут быть враги и откуда они возьмутся… Я его тоже вижу отчетливо – горящие глаза и по-взрослому сжатые губы… И Хасса – он тоже здесь, и тоже смотрит на Айдесса, и радуется, что пайжарцам не удалась их провокация, потому что он воевал вместе с гезонгцами и приобрел там настоящих друзей… А теперь… теперь он смотрит в мою сторону, и на глазах его слезы… я чувствую его – чувствую с закрытыми глазами, и пою… Канцора звучит. Мой отец – я слышу его прерывистый вздох и ласковый его ветер на своей щеке. И еще чей-то взгляд, и даже ветер – слабенький, но нежный, как крыло бабочки… а взгляд чем-то похож на Холлэ, только робкий. Их много, девичьих взглядов, но этот – особенный. Взгляд, направленный на меня. Я потом найду ту, которая так на меня смотрела! А сейчас – я потянулся у другу, душой и магией, и песней своей. Он был здесь и не здесь – Айдесс Йэгге, фюрст Северного Предела, он взволнованно и радостно смотрел перед собой и одной рукой касался своей любимой Холлэ – но одновременно это было живое воплощение моей страны. Сила и радость бурлили в его магии, и я слышал ее! Канцора звучала. И весь Северный Предел пел вместе со мной.