* * *
Я плёлся за Гуахаро, уныло размышляя, что у меня всегда всё через задницу. И принцовство через задницу — слишком много их, в легендах столько не предлагают. И девушка у меня через задницу — то дерзит, то пугается, и, наверное, даже не знает, что она моя девушка. И друг у меня через задницу — то ли друг, то ли ученик, то ли вообще домашний питомец. А уж магия… Объяснить, насколько черезжопна моя магия, не могу даже я, со всем моим словарным запасом и набором метафор. Точнее, могу… …но цензурно не получится. — Заходи, — пригласил Гуахаро, стоя перед дверью своего кабинета. Я, будучи поглощённым измерением всей… глубины моей жизни, послушно зашёл. Дверь закрылась, защёлкнулась, в ушах появилась странная тишина. Словно комнату отрезали от всех звуков, всех энергопотоков, всего-всего, что могло нести хоть что-то… Даже дождь за окном, что бился о преграду так упорно, не рождал никаких звуков. На диванчике развалился Ашер, будучи до неприличия довольным. Есть два типа радости: когда тебе хорошо, и когда другому плохо. Вот у Смерти была вторая. Гуахаро вошёл в кабинет не церемонясь, сквозь стену. — Ну, что думаешь? — резко спросил он, бросив взгляд на Ашера. Я задумался: а не будут ли меня сейчас убивать?.. Вполне вероятно, но на комнату явно наложено какое-то запирающее заклятие, которое мне просто так не преодолеть. Не «просто так»… лучше не пытаться, а то точно убьюсь. Даже если убивать меня не собирались. Вместо этого я уселся на диванчик и опёрся о спинку. Костлявый ужас Фани места почти не занимал, было даже удобно… Но слегка холодновато. — Я думаю, что ты вполне ожидаемо попал, — с улыбкой сообщил Ашер, пододвинувшись, чтоб мне было удобнее. — Причём виноват в этом ты сам. — Он ещё не наш. Я могу его отпустить. — В том-то и вся фишка. От тебя уже ничего не зависит. Смерть улыбался так счастливо, а Гуахаро сопел почти злобно… А я чуть ногти не сгрыз от любопытства. — Да что происходит-то? — взвился я. — Понимаешь, — начал Ашер почти задумчиво. Мне захотелось его придушить, но я не знал, повлияет ли это на его способность говорить. — Существует некая сила… накопленная за очень, очень долгое время. Эту силу сумели освободить. Она ударила в освободителя, стала его частью, изменила его… Но силы слишком много, даже дав освободителю почти всемогущество, она потратила немного… И ударила в родных освободителя, наделяя могуществом и их. И теперь все, кто связан кровными либо ученическими узами с освободителем, получает эту силу. Но её уже осталось немного, один-два человека, почти конец. И настала очередь Гуахаро передавать силу. — Мне? — не поверил я. — Тебе. — А сбежать можно?.. — Если захочешь. У тебя получится. Я задумался. Покачал головой. — Вот видишь, Хар? Всё уже решено. Без тебя. — Ладно, — кивнул я. Вчера меня хотели сделать императором, сегодня — богом… Делов-то! — А почему Гуахаро злится? — Дело в том, что сила сама по себе — бесформенна, безличностна и безинициативна, а значит, она хорошо принимает черты личности того, в кого попадает. Она не создаёт новые силы, а увеличивает имеющиеся. Первой была девушка, специально созданная, чтобы защищать порядок. Она стала его частью, его владычицей и его же… рабой. Знаешь, кто это?.. Ну, раз спрашивает, то я могу знать. А я знаю только одно божество порядка — Владычицу Ледяных Чертогов. — Лийина? — предположил я. — Верно, — кивнул Ашер. — От неё силы ударили в нас с братом. Он был целителем, я — некромантом. А стали Жизнью и Смертью. — Ага… — покивал я. Не, ну вообще всё логично, если, конечно, предположить существование таких подарочков судьбы. — У моей сестры есть трое детей, две дочери и сын. Их сила коснулась больше всего, возможно, потому что у них не было сформированной личности на тот момент. Старший, сын, оказался совсем не похож на человека, у него нет даже физического тела. Он имеет огромную власть над пространствами и материями, но почти не имеет собственной воли. Он стал стихией… Лишь изредка он может общаться с нами, но он не видит в этом смысла. — Вторая дочь, — вмешался Хар, — физическим телом обладает. Но дар её — Знание. Она знает всё. Почти всё. И тоже не имеет смысла в существовании. Она абсолютно равнодушна и инертна… Она бы давно уже умерла, если бы знала как. А этого она не знает — никто не знает, как убить того, кого коснулась сила. — Третья дочь, — подхватил Ашер. — Одновременно самая человечная и самая бесчеловечная из всех. Её даром и её проклятьем стали чувства. Эмоции и чувства — это та энергия, что движет нами, заставляя подниматься в небо или опускаться на дно. Она единственная из нас, кто в полной мере обладает собственной волей… Но в тоже время, она единственная, кто полностью понимает живых и смертных существ… и понимает, что никогда не будет с ними. Только — над ними. — Но есть ещё линия… — тяжело сказал Гуахаро. Он всё ещё стоял ко мне спиной. — Сила не возникла из ниоткуда, она накапливалась в одном существе, неспособном ни умереть, ни воспользоваться силой, ни отпустить её самостоятельно. Я стал его учеником, и на меня тоже пала тень его сущности… Я… я всегда мечтал всё контролировать. Сила наделила меня знанием… но не пустыми глупыми фактами, а связями. Связями между прошлым, настоящим и будущим; причиной и следствием. Всеми причинами и всеми следствиями. И я… я могу управлять этими связями, выстраивая цепочку «случайностей» так, чтобы это привело к определённому результату. — Ты — судьба, — сделал вывод я. — Верно. — И ты всё подстроил?.. — прищурился я. Спина у Хара была не особо выразительной. — А вот тут и кроется причина того, почему он так расстроен, — хмыкнул Ашер. — Он ничего не подстраивал. Точнее, пытался, но ничего не вышло. — В смысле?.. — вот тут я запутался. Когда это был полумиф, полузадачка для магических сил — это одно. Но когда это касается тебя самого… — Дело в том, что в мире порядка всегда остаётся место для хаоса, — продолжал Смерть. — Всегда есть дефект, ассиметрия, изъян… Вся материя, что ты видишь, и та, что ты не видишь, родилась из ма-а-а-аленького неравенства. В самой сути мира порядка заложена возможность случайности, чего-то почти невероятного, но изменяющего привычное положение вещей. Сама жизнь возникла в результате случайности — деревья, трава, звери, человек — всё, породившее их, когда-то считалось ошибкой. — И-и-и?.. — Знаешь, как ты вызвал грозу? — негромко спросил Хар. — Ах да, откуда… Ты не обращался к стихиям воды и ветра, как это делают нормальные маги. Ты просто заставил уже существующие заклинания климат-контроля сбойнуть. Вероятность ошибки была мала, ничтожна, почти неисчислима… но ты сделал её реальной. — Ага. — Я попытался уложить свою крутость в голове. Не вышло. Пришлось растягивать вдоль спинного мозга. — А почему утром не жахнуло?.. — Потому что только вечером, при смене ветров, она вообще могла проявиться. Также это ответ на вопрос почему так сильно — в почти идеальной системе подходящая ошибка одна, и она вызывала только такой вот… грохот. — Ага… Ага… — Крутость оказалась длинноватой, я пожалел об отсуствии хвоста, но решил не отращивать его специально. Хватит и метафорического. — Значит, я тебе не подчиняюсь? — Не подчиняешься. Можешь идти по линии предначертанного, пока тебе этого хочется. Но как только расхочется… Все мои усилия пойдут прахом. — Ага… Ого… Угу… Но меня же ещё не коснулась сила?.. Я бы заметил! — Не заметил бы, — вмешался Ашер. — Она входит постепенно и почти незаметно. Разве что при долгой практике развивается рывками. Но ты прав, сила тебя не коснулась. Так проявляются твои способности сильфа. — Оу. Значит, я ещё не очень крут?.. — Не очень, — подтвердил Смерть. — Тебя ещё возможно убить. Легче всего — убрав жажду жизни. Я задумался. Многое в моей жизни становилось более понятным. Все эти удачные совпадения, то, что меня пытались побить после каждой игры в кости, то, что меня нашёл старый пень… Как стрелы проходили по касательной… Как меня нашла та юная целительница после пыток… — Кстати, а чего это я, такой удачливый, в инквизицию угодил?.. — вскинулся я. — Видимо, ты захотел чего-то, что дало тебе пребывание в плену, — вздохнул Хар. — Или ты считал это неизбежным. Удача — самая нестабильная сила, даже нестабильнее самого Хаоса. Тот задействует много силы, но не меняет много. А удача… сместит все схемы, одним движением превратит события в такой качественный и глобальный фарш, что не снилось и магам разрушения. — Знаешь, — хмыкнул Ашер. — Там, откуда я родом, говорили, что взмах крыла бабочки на одном континенте способен вызвать ураган на другом. Чушь, конечно… Взмахи крыльев предусмотренны системой и спокойно ей гасятся. Но если бы этой бабочкой был бы ты… —…ураган бы вышел что надо, — убито закончил я. Буря по-прежнему билась в окно.* * *
Я сидел в своей комнате и задумчиво вертел в руках косу. Длинная. Прочная. Привязать к спинке кровати и, при некоторой сноровке, можно удавиться. А что? Если я такая ходячая… то есть сидячая… да хоть бегучая!.. всё равно же катастрофа! Если я такой… то, может, мне лучше умереть и не подвергать мир опасности? Гуахаро и Ашер, огорошив новостями, отправились устранять последствия бури. Где-то в этот момент я понял, почему они говорили, что человечностью из их компашки обладает только один представитель, которого здесь нет. Как можно было заявить, что любое моё полужелание может привести к катастрофическим последствиям, а потом просто уйти? Может быть, они к таким силам привыкли, но я-то всю жизнь считал себя обычным, пусть и симпатичным, но всё равно ни на что не влияющим парнем… А тут весь мир в моих руках… …а руки кривые и растут из задницы! — Морин. — Что? — спросил я с раздражением. Хар появился за спиной и вообще как-то избегал смотреть на меня, будто я прокажённый. — Что ты задумал? — А где Ашер? — невпопад заметил я. — Вы ж теперь всегда парой ходите. — Мрачно сидит вне территорий Пустошей. — Император, оглушая шелестом одежд, подошёл ближе и присел на корточки рядом с кроватью. Но теперь на него не хотел смотреть уже я. — Он чувствует, когда кто-то хочет шагнуть за грань по своей воле… И всегда откладывает свой приход до последнего. — Никакой личной жизни! — возмутился я. — Вообще. У нас даже память общая. Синхронизируется во сне. Я поперхнулся и дико посмотрел на него. Гуахаро сидел и смотрел на меня снизу вверх с вежливым интересом. — Ты специально рассказываешь мне всякие ужасы, чтобы я сбежал, теряя тапки? — подозрительно уточнил я. — Нет. Живые существа, за редким исключением, имеют очень небольшую способность расстраиваться. Подкинь ещё десяток поводов для беспокойства, и мозг просто откажется их воспринимать. — И как, работает? — Ну, сейчас ты хочешь меня стукнуть, а не удавиться косой. Кстати, почему косой? Верёвку у Геккаты попросить не мог?.. — А она бы дала? — Конечно. — Она бы помогла мне убить себя? — я распахнул от удивления глаза и почувствовал, как начинают двигаться глазные впадины, увеличиваясь. Пришлось прижимать руки к лицу и возвращать всё на место. Блин, а сильфом быть не так уж удобно. — Страх смерти не само собой разумеющаяся штука, а приобретённый животными инстинкт. Я создавал Геккату почти с нуля, и чувство самосохранения не прописывал. Не уверен, что она вообще может понять, почему люди боятся отключения. И, уж конечно, она бы обязательно помогла тебе умереть, если ты это считаешь необходимым. Она вообще очень заботливая. — Ты опять? — простонал я. Депрессия отступала под натиском всего того клёвого, интересного и любопытного что есть в мире. Ну как тут сдохнуть, не выяснив, что к чему? — А что я такого сказал?.. Ладно, если серьёзно… — он вздохнул и присел рядом, такой тоненький, что почти не занимает места. — Что тебя так напугало? — Я могу вызвать катастрофу. — И… ты готов отдать свою жизнь, чтобы не пострадали другие? Я пожал плечами и отвернулся. Да, звучит глупо, устарело и вообще похоже на пафосные речи книжного героя с тонкими пальцами и двухметровым мечом, которым он может махать часами… Но мне действительно не хотелось, чтобы из-за меня погибали. Подгадить, украсть что-нибудь, соблазнить принцессу, обойти конкурента — это да. Убить? Можно. Но устраивать такие массовые катастрофы, где гибнут все, не делясь на правых и виноватых?.. — Знаешь, там откуда я родом, есть легенда о дереве, что исполняет желание всякого, кто сядет под ним, — начал Хар. — И вот однажды под ним сел бродяга. Он был так изнемождён, что сразу же уснул. А проснулся — от голода. И сразу заметил рядом забытый мешок, в котором оказалось еды. Бродяга поел, подумал, что неплохо было бы попить, огляделся… — И нашёл фляжку? — Именно. А через пару минут из леса вышли бандиты. Бродяга испугался, подумал, что его убьют… — И его убили. Вообще-то логично, нечего под бандитским деревом спать. — Ты меня понял, — качнул головой Хар. — Я этот бродяга? — Нет. Ты и бродяга, и дерево. Ты и повелитель, и исполнитель. Не бойся, ведь твои страхи обязательно станут реальностью. Надейся — твои надежды тоже так могут. Я вздохнул. Тянуло испугаться вот просто назло, потому что нельзя. Никогда особо не понимал этого чувства и даже сейчас, чую, мой страх — это совсем не то, что испытывают люди. Я ж не трясусь и умоляю о пощаде, а деловито думаю удавиться на благо общества. — Не всё то благо для общества, что оно для себя таковым считает, — вздыхает Хар. Вообще никакой личной жизни. — Общество стремится к собственной неизменности, но в этом случае всегда наступает деградация и регресс. — А для гуманитариев? — Это и есть для гуманитариев. История и социология. Представь, что общество, страна — это человек. Все-все люди объединяются в большого такого человека со своими человеческими желаниями. Что оно хочет?.. В разные времена было по-разному. Часто — чтоб его оставили в покое. Иногда оно хочет врезать соседу и хорошенько его пограбить. Иногда воспламеняется жаждой праведной мести и идёт на соседа войной под благородным предлогом. — А иногда влюбляется и поёт серенады под окном? — фыркнул я. — И такое бывало. Бывали и «свадьбы» государств, и «разводы»… Но первое, что хочет человек — это сохранить свою целостность, жизнь. Ты что-нибудь знаешь о картах Таро? Я вздохнул, сосредоточился. Сволочной император опять использует пять-десять аналогий, чтобы объяснить одну вещь. — Шарлатанский способ предсказывания будущего?.. — припомнил я. — Совсем не шарлатанский способ его контролировать. Картинки, выпадающие так или иначе — не значат ничего. Это просто куски картона — Или из чего их там нынче делают? — важно то, какую интерпретацию этому дают, как из множества символов и значений выбирают один, делают его реальным… Если оказался перед выбором — кинь монетку, и ещё до того, как она упадёт, ты будешь знать, чего реально хочешь. В любом случае, среди карт Таро есть один очень любопытный символ. Смерть. — А что в нём любопытного?.. — не понял я. — В том, что это твой символ, а не Ашера. Застонав, я рухнул на кровать. О, давай, Хар, ломай мой мозг! Любитель ты наш вправлять мысли. То говорит не бояться своей силы, то утверждает, что моя карта — смерть. — Помнишь, я говорил, что Гекката не боится смерти? — император сделал очередной прыжок в теме. — Она девочка умная, физическими предрассудками не обременённая и понимает, что смерть — это всегда лишь изменение. Смерть в картах Таро означает изменение. И ты — это изменение. Незапланированная катастрофа, случайность. Я обнял плюшевого мишку и сердито засопел. Нет, может для управляющего судьбами Хара такие рассуждения нормальны, но я уже немного устал, утомился, распереживался и вообще хочу жрать. — Лентяй, — укорил Гуахаро. — Общество обладает всеми недостатками, что составляющие его люди. Люди боятся смерти, боятся изменений, не понимая, что неподвижность ведёт к деградации. Вот что будет, если обычный воин не будет регулярно тренироваться и драться? Он обрастёт жиром, потеряет форму. Так и во всём остельном. Обществу постоянно нужны кризисы, изменения, чтобы продолжать развиваться, а не скатываться в состояние сытой деградации. Другое дело, что проблемы и кризисы должны быть посильными, например, моё вмешательство сильно откатило местную цивилизацию назад, потому что были уничтожены все культурные центры, выжили только полуграмотные люди с окраин. Я владею кризисами, которые могут убить, а ты — которые могут возродить. — Хар, пожалуйста… Я очень устал, — простонал я. Он присел рядом, коснулся волос кончиками пальцев. — Извини. Наверное, это слишком много для тебя. — Да уж точно, — пробурчал я. — Верните мне мою безрассудную молодую жизнь! — Ты ж об меня самоубиться пытался. Ты уверен, что хочешь это вернуть?.. — Я не пытался самоубиться! — Ага. — Я лучше знаю, что я делал! — Ну разумеется. — Прекрати ржать! — И не думал даже. — Ну я же слышу! — Ага. Но мне же лучше знать, смеюсь я или нет?.. Я вздохнул и попытался надуться. Не вышло: длинные пальцы самой судьбы чесали меня за ушком и злиться решительно не получалось. Пришла мысль, что чешут меня точно как обиженного пса, но она столкнулась с мыслью, что собакам троны не предлагают, застыдилась и быстренько самоубилась. Чёрт. — В общем… что я хотел сказать?.. — Не знаю. Поворчать, что несправедливый мир тебя слишком одарил? — Точно! Эта… слушай, ну нельзя же быть таким гадом! — А что я делаю? — Чешешь! Вышло обвинительно. — Мне прекратить? — Нет!.. Чёрт, не могу поверить, что я ввяжусь в тронно-божественную войну только потому, что меня вовремя почесали. — Не ты первый, не ты последний, — философски заметил Хар. — Но по идее чесать должна прекрасная принцесса! — взвыл я. Старый учёный наверняка знал какие-то волшебные точки на голове, из-за которых мысли начинали расслабляться и лениво потягиваться. — Мне позвать леди Алифанию?.. — Да она скорее придушит, чем будет чесать. Нервная она какая-то. — Прости её. У неё рушится мир, и она отчаянно цепляется за его остатки. — А у меня не рушится? — Но я же тебя чешу?.. Логи-и-ично… Некоторое время я просто сопел, не думая ни о чём. А потом снова вспомнил про всю эту лабудень с тронами и божественностью. — Слушай, я обычный приключенец, — приподнял голову я. — Ну ладно, не обычный. Во мне кровь сильфийского пацана, который не дружит с головой и не умеет удерживать своего настоящего друга в штанах. Я… я просто… — Боишься? — А это так называется? У меня сердце особо быстро не бьётся, душа в пятки не мигрирует, ничего особенного. Не уверен, что это страх. — Тебе хочется закрыть глаза и представить, что ничего этого не было?.. Я уткнулся носом в подушку, подумал… — Да. — Значит, боишься. — Это плохо? — Я не оперирую такими критериями. — Эм. Перефразируй. — Хорошо или плохо — относительная оценка. Хорошо для кого? Плохо для чего? Уточни вопрос. — Для меня плохо бояться? — Нет. — Для тебя плохо, что я боюсь? — Нет. — А для остального человечества? — Ты и я — не люди, — уточнил мой занудный чесальщик. — А человечеству на тебя глубоко плевать. — Ну спасибо, успокоил… — Я серьёзно. Наличие той или иной магической силы не делает тебя более важным для человечества. Или менее важным. — А если не запутывать меня? — Ошибок не существует. Потому что не существует правильных ответов. — Я тебя убью. — Да обещаешь только, — фыркнул император. — Ладно. Ничего не предрешено, так? — Ты же Судьба! Конечно, всё предрешено! — Так вот, как Судьба, я тебе говорю, что ничего не предрешено. У меня есть, конечно, планы, на ближайшие лет двести, но… я не против их поменять, если вылезет что-то другое. — Прекрати. Меня. Путать, — чётко произнёс я и, подумав секунду, добавил: — И пугать, пожалуй, тоже не надо. — Чесать? — Да, спасибо.* * *
Силы выползти из кровати у меня появились только к следующему вечеру. Я же гений, я не мог не вспомнить, что после колдовства — особенно масштабного и с непривычки, — наступает откат. Риваша как-то сожгла полпоместья, а потом сама провалялась целую неделю, прерывая сон только для того, чтобы поесть и сходить в туалет. Если вспомнить, что натворил я… странно, что я проснулся в этом веке. А Гуахаро ко мне ещё со всякими разговорами приставать пытался. Кстати, об этом. Вздохнув, я решительно постучался в дверь его кабинета. — Морин? — из-за двери выглянул удивлённый император. — Ты чего стучишься? Заболел? Я кашлянул, чувствуя внезапную неловкость. Действительно, чего это я? — Мы… мы можем поговорить? — Конечно. Заходи. Может, выпьешь?.. Выглядишь каким-то напряжённым. — Нет, спасибо, я… я хотел спросить… Сколько у меня времени? В смысле, мне надо принимать решение вот прямо сейчас или можно немного подождать? — Ты уже принял решение, — качнул головой Хар, усаживаясь за стол. — В чём проблема? — Может, хватит у меня в голове рыться? — Тебя что-то смущает?.. — Да! То, что ты у меня в мозгах ориентируешься лучше, чем я сам! — И в чём проблема?.. Подтяни свои навыки ориентации. — Ты!.. В общем. Прежде, чем дать своё окончательное согласие, я бы хотел съездить домой, — сказал я и, после паузы, добавил: — пожалуйста. — Домой? Туда, куда ты семь лет не отваживался вернуться? — Я не боялся! Я просто!.. — Ну-ну. Какие у тебя были объективные причины, мешающие тебе навестить мать, но позволяющие прийти ко мне?.. — Хватит уже надо мной издеваться. Я и так пришибленный! — А я не издеваюсь. Признай, что ты боялся. Сделай свой первый осознанный шаг в ориентации по внутреннему миру. Я отвернулся, не желая признавать то, чего не было. Я не боялся. Просто никогда не хотел вернуться, не думал об этом… — Тебе хотелось отвернуться, — понимающе кивнул Гуахаро. Чёрт. — А сейчас ты чего боишься? — уточнил он. — Знаешь, было гораздо удобнее, когда мы обсуждали третих лиц. — Это уже перестало тебя бесить, а значит, неэффективно. — Ты всегда будешь меня раздражать?.. — Нет. Но тогда нам не о чём стнает говорить. Так что насчёт моего вопроса. Почему ты перестал бояться? Я вздохнул, плюхнулся в кресло и демонстративно задумался. Почесал в затылке. Попыхтел. Почесал нос. Посмотрел в окно… Гуахаро терпеливо ждал. Ждал того момента, когда у меня волосы дыбом встанут. Не только на голове. — Я боюсь, что это мой последний шанс увидеться с семьёй перед тем как… — Да-да?.. — Перед тем, как мне на них станет плевать. Гуахаро помолчал с минуту, глядя куда-то мимо. — А тебе раньше не было плевать? — Не настолько, как вам с Ашером. Я боюсь, Хар. Боюсь изменится слишком сильно, но понимаю, что дороги назад уже нет. Сегодня у меня руки оказались разной длины. Оказалось, я увеличил одну, чтобы удобнее было спину чесать. — Хм… если ты всё-таки станешь императором, я знаю, какой у тебя будет первый указ. — И какой же? — Введение должности императорского чесальщика, — абсолютно серьёзно заявил Хар. — Блин, да это несмешно! — взвыл я, фыркая против воли. — Я с тобой о серьёзном, а ты!.. — Извини. Просто настроение хорошее. — А чего это оно хорошее? Захватил ещё какое-то королевство? — Да больно надо, — обиделся император. — Просто во время бури системы безопасности смогли обнаружить одного очень хорошо спрятавшегося гостя. Он обгрыз восемь гектаров кустов ежевики и почти истребил популяцию ежевичных ящериц. — А что в этом хорошего? — не понял я, с грустью вспомнив, что Ветер тоже любил ежевику. И мелких животных. О. — О-о-о… — Именно. Так что забирай своего разбойника и вали домой. Ты прав, не стоит начинать что-то новое, не закончив старое. — Я этого не говорил. — Ты это чувствовал. Иди уже! Мне ничего не оставалось, кроме как покинуть кабинет.