Полет

Волнение. Оно бывает разным. Иногда оно просто заставляет в сотый раз проверить на месте ли ключи, а порой заставляет дрожать и порождает в голове лишь одну мысль – сбежать. Сбежать как можно дальше и желательно в тихое место вслед за сердцем, что вот-вот выскочит из груди. Говорят, что волнение проходит со временем. Но это не было правдой. Во всяком случае для Сары, которая вновь и вновь испытывала нервный «мандраж» перед каждым своим номером. Правда, с недавних пор волновалась она не только за себя, вновь и вновь подтягивая бинты. Прямо сейчас, на арене "Диана Морено Борман"* шло выступление укротителя. Её любимого укротителя. Стоя за кулисами, она, словно маленькая, то и дело выглядывала в щёлку меж плотных кусков ткани и вслушивалась в каждый рык, в каждый щелчок кнута, вздох зрителей и в его голос. Нет, Сара была уверена в том, что он справится. Просто за зверей она ответственности не несла. Финальным аккордом звучат громкие аплодисменты, и их обожаемый шпрехшталмейстер**, а по совместительству клоун и отец всей труппы, просит у зала аплодисментов. А они лились рекой, отдаваясь музыкой голове, и растекались приятным теплом внутри. — ПОБЕРЕГИСЬ! — крикнул уже загримированный клоун и заскочил на бортик за сценой, возле которого шел ряд клеток. Улыбнувшись, Сара также отошла в сторону и села на бортик, поближе к кулисам. А по тоннелю из решеток уже стали бежать большие кошки к своим вольерам. Они то и дело рычали и кидали взгляды на находящихся рядом, но следовали дальше, зная, что сейчас их накормят, ведь выступление было отменным. Вот за последней кошкой зарывается клетка, а когда та оказывается в «домике», «люди в черном» начинают разбирать конструкцию, освобождая место для прочих артистов. Но пока что девушка с замиранием сердца ждала возвращения тех, кого так не хотел отпускать зал. Под куполом «Борман-а» прокатился голос их «конюха**», призывающий к порядку, и, выглянув в щёлку, Сара заметила, что две фигуры наконец-то стали приближаться к кулисам. Счастливо улыбнувшись, девушка замерла и, пропустив первого высокого мужчину с усами, обняла со спины второго, стаскивая с него шляпу и утыкаясь носом в шею. – Сара! – сказал парень чуть возмущенно, но после развернулся в кольце ее рук и, вернув украденную шляпу, водрузил ее на место, улыбнувшись. – Напугала, котёнок. – Не ври. Тебя так просто не напугать, - тихо сказала девушка и заглянула в голубые глаза укротителя, что все еще были полны азарта после выступления. – А это верно. Сказав это на улыбке, циркач посмотрел на отца, который понимающе улыбнулся и, обнимая девушку за талию, отвел ее чуть в сторону, чтобы после нежно поцеловать в губы, шею и, оставив невесомые прикосновения на каждом пальчике, задержаться на левом безымянном, где был тонкий ободок кольца. Сара же, млея от этих ласк, расслаблялась и улыбалась все шире. Месяц. Всего месяц и Сара Мартен перестанет существовать. Вместо нее в этом мире будет Сара Лафает. Ла-фа-ет. В последнее время она все чаще и чаще растягивает эту фамилию по слогам, по буквам и после счастливо смеется, как и сейчас. – Снова твои штучки? – спросил синеглазый и, скинув теперь уже ненужную шляпу, провел рукой по чуть вьющимся тёмным, почти черным волосам. И очень мягким – уж Сара это знает. – Ага, – честно призналась она и осторожно провела пальцами по скуле будущего мужа. – Сара Лафает. Ла-фа-ет. Это красиво звучит. – Да. Как и "Клод и Сара Лафает ожидают вас на праздничном банкете в честь их свадьбы 26 июля 2017 года по адресу…", эй! – наигранно удивился брюнет на тычок в бок, а после снова перехватил руку девушки, начав целовать ее пальцы. – Перестань, – смеясь, произнесла пока еще Мартен и тихо ойкнула, оказавшись в крепких объятиях, чувствуя себя вновь ходячей подставкой для подбородка. – Не перестану, гимнасточка моя, – прошептал в ухо девушки Клод и сделал глубокий вдох. – Мммм. "YVES ROCHER" Naturelle***. Наши любимые. Зачем? Их зрители все равно не учуют. – Дурак, – протянула Сара и посмотрела через плечо. – Для тебя и только для тебя стараюсь. – Спасибо. После этого между ними повисла тишина. Нежась присутствием друг друга, они словно отправлялись в другую вселенную, где были лишь они. А ещё аплодисменты и смех, разливающийся из-за выступления Арлекина и Пьеро. Двенадцать минут. А значит у них остается меньше, чем семь. Но не хотелось ни поцелуев, ни пошлости, ни намеков. Хотелось стоять вот так, прижавшись друг к другу и чувствовать, как руки любимого таки вытаскивают из пучка одинокую прядку волос, опускающуюся локоном у левого виска. Ему всегда нравилось так делать. Чтобы после было удобнее целовать «золото ее волос». Наверное, лишь после встречи с ним Сара научилась любить свою жёсткую солому, за которую её часто дразнили в родном городке. А ведь она скучала по дому. По этому милому городку, что раскинулся среди бесконечных полей лаванды, где знакома каждая улочка, каждый камень мостовой… И по запаху свежеиспеченного хлеба, который так любит делать бабушка, вновь расцветая и улыбаясь. Как прежде, по-настоящему, а не притворяясь. Месяц. Остается лишь месяц до того, как закончатся их гастроли по Франции и они вернутся в родной Прованс, где впервые встретились, где всегда выступали в своем странствующем цирке-шапито, где сыграют свадьбу в небольшой старой церкви, тянущейся вверх своим готическим шпилем. – Пора… – Пора… Сказали они почти одновременно и тихо посмеялись над этим. Подойдя к кулисам, Сара, прикрыв глаза, вновь получила поцелуй. Такой нежный, долгий и сладкий, что после улыбка появилась сама по себе. Перехватив руку девушки, Клод вновь поцеловал её тонкое золотое колечко, где скромно сверкал небольшой бриллиант, и закрутил на пальце прядку светло-русых волос, казавшихся светлее на фоне его загорелой кожи. – Удачи, мой сероглазый ангел. За кулисами звучат аплодисменты. В этот раз намного громче, что говорит об окончании номера. Сердце пропускает удар, чтобы забиться ещё быстрее. Сжав чуть сильнее руку Клода, Сара встряхивает головой и, в последний раз подтянув бинты и затянув чуть сильнее свой лонж****, с улыбкой принимает жгут страховки, который протянул ей Пьеро. Однако закрепить сама она его не смогла. Тонкий, но прочный железный канат был перехвачен руками любимого. Послышался щелчок карабина, такие знакомые и сильные руки обняли за талию, тёплые губы оставили поцелуй на шее. – Дамы и Господа! Прямо сейчас ВЫ сможете увидеть, что мы, люди, были рождены для полетов. Встречайте, наш златовласый ангел – Сар-р-ра Мар-р-ртен! – Люблю тебя, – тихий шепот обжег ухо, и, улыбаясь широко и искренне, девушка вышла на арену цирка. Софиты, как всегда, чуть ослепили, но вот проходит несколько секунд, и Сара уже видит лица людей, сидящих вокруг манежа и слышит их аплодисменты. Став в четвёртую позицию и красиво подняв руки, девушка стала ждать, пока включится музыка. В зале гаснет свет, звучат первые аккорды, и на неё падает свет софита. Лишь луч. Один яркий луч, в коем она, во всем белом, сияет среди тьмы. Плавные движения, Сара начинает словно танцевать одна и, когда музыка чуть набирает обороты, замирает и тянется к трапеции, которая опускается из-под купола цирка. Трапеция… А ведь больше всего для неё она была похожа на качели. Как те, которые повесил для них с братом отец на холме близ города, закрепив веревки на широкой и толстой ветке старого оливкового дерева. Помнится, они раньше на перегонки с братом бежали туда после школы через лавандовое поле и после катались чуть ли не до заката, смеясь и воображая, что они летают… Вот и сейчас девушка летала над манежем, раскачиваясь теперь уже на трапеции, вырывая удивленные вздохи и ахи у публики. Этот номер был разделен на три части. И в этой, в первой, рассказывалась история мечтаний и одиночества. Плавные движения с долгими задержками, где акцент больше идет на артистизм. Однако Сара видела не это одиночество. Она видела качели из детства и вальс… Их свадебный вальс. Только их вальс. Короткая передышка на манеже и снова вверх, пока не закончилась первая фаза. И вот звучат немного резкие, после столь нежной и отчасти грустной мелодии, звуки либертанго. А ведь так оно и было. Клод ворвался в её жизнь, когда ей было пятнадцать. Тогда она ещё просто училась, а он уже выступал вместе с отцом. Ему было всего восемнадцать, но он уже помогал ему и жил цирком и тиграми. Она его ненавидела – ему всё досталось так легко и просто. Просто потому, что и его отец, и его дед, и даже прадед были в этом цирке-шапито. А ведь раньше он не упускал возможности подшутить над этим. Они кружили в этом танце, поднимаясь всё выше и выше. Старались переплюнуть успехи друг друга… Чтобы получить удар лапой и потянуть спину. Но это не остановило, а лишь раззадорило их. После уже пропала и злоба. Их «резня» стала скорее делом привычки. Они наблюдали друг за другом издали, отмечая успехи, стараясь пройти дальше… И в один прекрасный момент поняли, что переживают друг за друга. Сильно. Очень-очень сильно. Вражда перетекала в дружбу, а дружба в нечто большее. Это было танго их отношений. Отчасти именно эти голубые глаза, сверкающие превосходством, заставили её сделать самые сложные трюки. Свеситься вниз, держась лишь коленями и, смотря сверху, прямо из-под купола цирка, вниз, на зрителей. Сесть на трапецию, дав опуститься ей чуть ниже и упасть назад, держась за перекладину лишь пятками. Все тело напряжено, по залу проходит ропот. Движение вперед, назад, раскачаться сильнее, и, достигнув высшей точки, сделать рывок, чтобы вновь встать на трапецию. Они всегда ходили то вниз, то вверх. То вниз, то вверх. Музыка вновь плавно изменяется, Сару опускают на землю, она свисает вниз головой, а после, плавно раскачиваясь и встав на бортик манежа, ненадолго замирает и с улыбкой смотрит вначале в зал, а после туда, за кулисы. Она опутывает ноги бархатом веревок трапеции и, отталкиваясь от бортика, садится на шпагат, снова поднимаясь ввысь, отправляясь в полет. Полет… А ведь бабушка до сих пор боится этого слова. С двенадцати лет Саре пришлось начать находить другие слова, чтобы описать те чувства, что охватывают её, когда она тренируется. Полет… В тот полет она не отправилась лишь потому, что слегла с серьёзнейшей ангиной. Всего-то не надела шапку и шарф после тренировки и сразу слегла, проболев почти весь декабрь. А ведь в те рождественские каникулы они должны были поехать все вместе в Египет, оставив хозяйство на бабушку. Она не смогла. И каждый вечер подолгу слушала рассказы брата, взахлеб описывающего всех тех удивительных рыб, которых он видел в Красном море. Он обещал привезти оттуда огромную ракушку… Не смог. Не смог. 3 января 2004 года*****. Тогда утром они получили от них последнюю СМС. Чтобы после, в экстренном выпуске новостей, узнать о том, что больше их никогда не увидят. Никогда. Но им пришлось научиться жить дальше. Пришлось продолжить этот полет, хотя им было очень тяжело. Помогали все: соседи, друзья, государство. Ба даже открыла небольшую пекарню, где продавала по выходным хлеб, который готовила по старому семейному рецепту. Сквозь громкую мелодию Сара услышала странный звук сверху. Не поведя бровью, она продолжила выступать. Теперь будет самое сложное. Повторить трюк из прошлой части на более высокой высоте, а значит с меньшим разгоном. Тело уже болело, но силы ещё оставались. И снова: свеситься назад, упасть, задержав себя пятками, раскачаться и… встать. Неужели? Неужели с первого раза? – А! – сорвалось с губ, когда по плечу больно ударило что-то, упавшее сверху. Потеряв баланс, Сара ещё некоторое время пыталась балансировать на трапеции, но после сорвалась вниз. Ничего. Она часто уже падала. Сейчас её подхватит страховка. Тут был установлен механизм наподобие тех, что ставят на модных скалодромах – они плавно подхватывали и опускали. А после главное подняться вновь и повторить. Правда в этот раз этого почему-то не происходило. Ну же. Ну же, ну же, ну же. НУ ЖЕ. Девушка чувствовала, как несётся вниз, но это было словно в замедленной съемке. Словно через вату, она слушала крик людей. Зато отчетливо слышала стук своего сердца и то, как свистел страховочный трос, который просто летел вместе с ней вниз. Нет. Нет. Нет. Это не может быть правдой! Ну же! Впервые в жизни ей было так страшно. А после пришло осознание. Всё. Это был конец. Даже если страховка остановит, будет слишком поздно. Слишком. Удар. Она уже не слышала криков. Лишь чувствовала, как её словно разрывает изнутри. В ушах зазвенело, а после все звуки пропали вовсе. Лишь сердце билось все тише и тише, а затылок ощущал холод металлической детали упавшей сверху. Сара с трудом кинула взгляд в сторону кулис, видя, как оттуда не бежит, а несётся Клод и его отец. Спиной она ощущала тепло от крови, что растекалась под ней. Поздно, слишком поздно. На губах появилась едва заметная, грустная улыбка, а из глаз, снова смотревших на расписанный звездами купол, полились одинокие слёзы, что смешивались с дорожками крови, вытекающими из рта и ушей. Только девушка уже не видела эти звезды. Перед глазами вновь был тот их последний закат в Провансе, возле старого оливкового древа с качелями, возвышавшегося над полями лаванды, где были сказаны заветные слова: «Ты выйдешь за меня?». Тогда в ответ было сказано: «Да». Но оно повисло в пространстве. Не дописанная история их любви, их жизни, которая началась, расцвела и закончилась под куполом цирка. _______ Диана Морено Борман* - крупный цирк в Париже. шпрехшталмейстер** - работник цирка, ведущий цирковое представление. Слово пришло из немецкого языка. Вопрос вроде бы легкий, кажется, что ответ на него на самом кончике языка вертится. Да не все так просто! Название сие пришло к нам с немецкого языка. И состоит из трёх слов. Первое слово произошло от глагола - "говорить", второе слово - "конюшня" (здесь второе и третье слово написаны целиком), а третье слово означает - "мастер", если совсем дословно, то - "старший конюший". YVES ROCHER" Naturelle*** - фирма и названия духов лонж**** - страховочный пояс 3 января 2004 года - авиакатастрофа самолета, следовавшего маршрутом Шарм-эш-Шейх—Каир—Париж. Самолёт упал в Красное море вскоре после взлёта.