Полет

Сморенная выпитым бульоном, Сара невольно провалилась в сон, чтобы проснуться от лучей заходящего солнца. Поморщившись, она выдернула из-под себя подушку, прикрывшись сверху, но после внутри словно что-то щёлкнуло, заставив почти соскочить с места. Кажется, в этом бульоне явно что-то было. А как иначе объяснить этот прилив сил? Ее переполняло желание двигаться, что-то делать. Да и голова лишь чуть-чуть кружилась. Боязливо посмотрев на все еще перебинтованное плечо и осторожно коснувшись его, девушка вздохнула и осторожно поднялась вверх, цепляясь за балку, которая шла сверху, спасая себя от падения. Все же голову немного повело. Хотя причина крылась еще и в другом. Тело. Оно было слишком другим. Слишком. Придерживаясь длинными, по сравнению со своими, руками, Сара чуть пошевелила ногами и, найдя наиболее устойчивое положение, стала выпрямляться, пытаясь поймать баланс. А это оказалось чертовски сложно. Сколько бы она не изворачивалось, в итоге получалось, что стоит криво, хотя все делала правильно. А может, это происходит именно из-за того что делалА? Решив проверить свою догадку, девушка расслабилась и, не думая, выпрямилась, чтобы встать в этот раз прямо. Обрадовавшись своей победе, она чуть не упала вновь, сбив настройки, но после собралась и уловила эту короткую разницу. Да уж. Такая мелочь, а уже все по-другому. Походив по небольшой повозке туда-сюда, Сара, пользуясь тем, что они стоят, вышла на улицу и замерла, опершись о свою «палату». Звуки, краски, запахи. Все это ударило по ней единым потоком, отчасти пугая и выбивая из колеи. Здесь все было другим. Небо, что в свете заката то и дело окрашивалось в фиолетовые и зеленые цвета; деревья с красной и желтой листвой на фоне абсолютно черных стволов; другие птицы, что пели совершенно незнакомо и по-новому, а также люди, ходившие вокруг. И не только люди. Их одежды заставляли подумать о картинках в учебнике по истории века шестнадцатого-семнадцатого. Разве что, слава высшим, местные мужчины не носили колготки, которые так ее всегда смешили на уроках. Вместо них были удобные, чуть обтягивающие штаны, сделанные из плотной ткани, которая становилась толще ближе к внутренней части ноги, и высокие сапоги, из голенищ которых то и дело выглядывали втулки кинжалов. Это было вполне логично – прочие передвигались верхом. Сверху же были рубашки, некогда явно белые, а теперь уже чуть посеревшие, поверх которых были надеты расстегнутые жилеты или короткие камзолы. Конечно, рассматривать столь пристально одежду было не вежливо, но Сара считала, что это лучше, чем в упор рассматривать лица. Хотя можно было и рискнуть – большинство было поглощено «шоу», устроенным «демонами». Уже знакомый рыжеволосый демон, которого, кажется, звали Артонисом, сцепился рогами с представителем своей расы, который был несколько крупнее его, шире в плечах и имел длинные, собранные в хвост волосы ярко-зеленого цвета. Они явно о чем-то спорили, выкрикивая названия наподобие: «огненный смерч», «каменный дракон». Потом они ненадолго отстранялись друг от друга и цеплялись рогами вновь, злобно друг на друга порыкивая. Это было столь непонятно и забавно, что Сара не сдержала улыбки. Хотя прочие уже в открытую смеялись. Может и она после найдет в себе силы посмеяться над этим. Вернее смелость. Все было слишком сложно и муторно. Слишком. Да и было отчасти просто страшно. Страшно осознать. Не стоит пока об этом. Не стоит. Постояв еще немного, и все еще не понимая, что именно значат их гневные и нарочито злые выкрики, Сара стала осторожной тенью двигаться к краю опушки, что была облюбована отрядом. А место было и впрямь хорошим. Поляна находилась чуть в стороне от лесного тракта, а через узкую полоску деревьев была река, что было слышно и даже осязаемо – пахло влагой и илом. И ей по-настоящему вдруг захотелось оказаться там, вдали ото всех, чтобы просто побыть одной и подумать. Однако и тут она оказалась не одна. Послышался лязг мячей и этот звук заставил волосы встать дыбом, почувствовать дикую слабость в ногах. Весь мир вокруг словно пошатнулся и, лишь вцепившись в ствол дерева, она не упала на землю. Вокруг снова была темнота и лязг оружия, крики. Это было страшно. Снова очутившись внутри своего кошмара, девушка чуть ли позорно не закричала и прижала руку ко рту, вцепившись зубами в кожу. Боль отрезвила, помогла понять, что сейчас все по-другому. Рядом все еще слышался смех из лагеря, было слышно, как движется поток реки, да и сражались только двое. И все же, окончательно сбросить это наваждение помогло короткое, но строгое: «Заново!», что раздалось от воды. Помотав головой, Сара сжала кулаки и осторожно, придерживаясь за деревья, ведь то и дело снова и снова теряла баланс, вышла к намеченной цели, чтобы замереть у кромки и во все глаза начать смотреть, нет, любоваться происходящим действом. Почти возле самой воды танцевали двое. И именно танцевали, ведь назвать сражением или боем то, что происходило здесь и сейчас было бы кощунством. Сражение шло на пархных мечах. И это было волшебно. То наступая, то делая короткие шаги назад, каждый пытался оттеснить другого ближе к реке, которая хоть и была у берега не столь глубокой, но могла лишить соперника определённой мобильности. И это знал каждый из них, не давая врагу шанса это сделать. Двое кружили, словно коршуны, а лезвия мечей то и дело блестели в лучах закатного солнца и чуть ли не искры пускали, соприкасаясь с друг другом. А сами же воины были в этот момент похожи чуть ли не на творцов. Возле деревьев лежала верхняя одежда, сапоги, и сами мужчины были лишь в штанах, подвернутых чуть ли не до колена. И отчасти из-за этого можно было понять, что значили эти окрики «Заново!» - на торсе одного из бойцов шли узкие красные полосы, из которых то и дело лилась кровь. В определенный момент Сара поймала себя на том, что откровенно любуется этими бойцами. Но как-то по-разному. Ее родное сознание скользит взглядом по сильным телам мужчин, а иная его часть следит лишь за движениями и делает разные пометки, порождая мысль, что такое будет сложно сделать человеку. Бой закончился быстро. Мужчина, что был явно несколько старше второго, кинул на нее взгляд янтарных глаз, а после, поставив блок двумя мечами для отражения резкой атаки, пнул соперника ногой, заставляя потерять баланс и ударив лезвием плашмя по бедру отчего соперник просто упал. Первый приставил второй меч к горлу упавшего. - Труп, - сказал янтарноглазый строго и убрал свои мечи в сторону. – То, что я отвлекся, не значит, что тебе нужно забывать о защите. А так не плохо. Очень даже неплохо. Сказав это, мужчина, посмотрел на девушку, отчего та почувствовала себя немного неуютно, и, ухмыльнувшись, направился к своей одежде. Подняв рубаху, он понюхал ее, морща нос и просто вытерся ей, швырнув снова на землю. - Думаю мне не надо говорить, где лежит мыло? - прозвучало с некой издевкой и, взяв сапоги, мужчина ушел в сторону лагеря, насвистывая что-то себе под нос. - Я скоплю просто гору вещей и засуну тебе их о в рот! - отозвался второй, все еще лежавший на земле, и зло посмотрел в сторону уходящего. - И не мечтай, - протянул победитель и подошел ближе к лагерю. – ПАРНИ! У нас сегодня стирка! С поляны донеслось радостное улюканье, а поверженный лишь выдохнул, садясь на берегу и кидая взгляд на внезапного наблюдателя, который чуть улыбался. Пользуясь короткой и повисшей между ними заминкой, Сара стала теперь уже пристальнее рассматривать второго. Тот был очень и даже очень хорошо сложен. Высокий рост, широкие плечи, на которые бы так было удобно вставать для разных акробатических трюков, литые мышцы на груди, хорошо заметный пресс, сильные руки. Если бы он был на Земле, то точно бы светился с обложек журналов, ведь красивое и сильное тело было дополнено приятными чертами лица. В них была какая-то резкость, угловатость, но это до безумия ему шло. Длинный и узкий нос, красивые губы, высокий лоб, тонкие брови в разлет и чуть прищуренные глаза с почти черной радужкой, отчего зрачок был почти не заметен. Однако больше всего привлек узор татуировки, которая находилась под левым глазом. Начинаясь от виска, узор шел узкой линией на щеку, где доходил почти до носа, а после, спускаясь по ней, оканчивался у подбородка. У дедушки были похожие татуировки, но покрыты ими была правая часть лица и почти весь лоб. Скользя по узору взглядом, она заглянула в глаза незнакомца и замерла, понимая, что и ее рассматривают. - И правда, Онки, - сказал татуированный и пятерней зачесал назад свои черные волосы, что уже вскоре вновь разметались. – Надеюсь, тан в курсе? - Да, - ответила Сара, не задумываясь. – Он сам сказал, что вечером уже смогу встать. Да и не могл… мог больше лежать. Устал от этого. - Это точно. За сорок дней от всего устать можно. По речному берегу прокатились короткие смешки, а после вновь повисла тишина. Местный язык… он отличался от родного. Очень, очень сильно. И дело была даже не в незнакомых звуках, а в правилах. Здесь существовало понятие того, что глаголы имеют род, выражают половую принадлежность. Например, мужчины говорят «сделал», а женщины «сделала». Это было так странно и непонятно… Сара неплохо знала английский, но даже там такого не было. И каждый раз, когда даже приходилось думать про себя о чем-то… это отдавалось болью. Не понимая всех этих заморочек, девушка банально впадала в ступор. Она продолжала думать о себе, как о девушке, но все ее нынешнее существо этому противилось. Это было так странно и даже дико. И одно дело думать – там со всеми этими «хотел-хотела» будет разбираться лишь она. Но вот в речи… Придется расслабляться. Это как с походкой. Тело, и даже голова, еще помнили многие базовые вещи. Или даже вспоминали, так как сейчас, думая об увиденном бое, она поняла, что знает кое-что о подобном. Даже собственные руки то и дело чуть сжимались, словно держали рукоятку меча. Но это были словно призраки. Она понимала, что не сможет прямо здесь и сейчас это сделать. Нужно будет учиться заново. Всему нужно будет учиться заново. Повисшую идиллию прервала какая-то радостная песня, на незнакомый-знакомый мотив и злое рычание черноглазого. К реке вырвался чуть ли не весь отряд, многие члены которого щеголяли голышом, что отчего-то не смутило вовсе, и несли целые кипы одежды. Оставив это все на берегу, они вернулись назад, а уже знакомый янтарноглазый свалил еще и огромное количество грязных простыней, кинув выразительный взгляд на Сару, и, положив поверх этого корзинку с какими-то флаконами и, кажется, мылом, ушел в сторону лагеря, вновь насвистывая что-то. Злобно шипя что-то на незнакомом и непонятном для девушке языке, парень встал и, взяв первую рубашку с корзиной, пошел к реке. Эта злость была отчасти понятна для нее. Пока еще безымянный парень был явно не из простого слоя общества. В нем чувствовалась… порода. Да и редко кто из простолюдинов так владеет мечом. А оттого подобное «наказание» становилось отчасти наиболее обидным. И потешным для прочих. Посмотрев в сторону лагеря, Сара вздохнула и, ни говоря ни слова, подошла к кипе белья. Выудив одну из простыней, что пахла мазями, гноем и испражнениями, она встала чуть поодаль от «страдальца», который продолжал бормотать на странном языке явно какие-то ругательства, стала мочить белье и, отключив сознание, брать нужные флаконы из принесенной корзинки, стоявшей между ними. Интуиция не подвела – хозяин этого тела знал, что надо делать, и это облегчило процесс. - Я не просил мне помогать! – отчасти гаркнул черноглазый, и Сара была готова поклясться в том, что на секунду его глаза стали будто светлее, вернувшись после к прошлому цвету. - Я не помогаю. Лишь стираю то, что изгадил сам. Все же у меня нет рогов, для того чтобы бодаться ими с другими на потеху публике. Повисло молчание. Девушка лишь ещё раз посмотрела на парня и, шевельнув плечами, вернулась к работе. А вскоре и чуть выше стало слышно, как поласкает белье и "сосед", что вызвало улыбку. Эта стирка затянулась далеко за полночь. Во всяком случае, когда они развесили белье по веткам, вокруг было темно и лишь услужливо принесенные из лагеря странные фонари освещали им их «прачечную». Закрепив на ветке последние брэ, больше похожее на уж очень широкие семейники, Сара таки подошла поближе к этой диковинке. Внутри фонаря, стенки которого были сделаны из бычьего пузыря, теплился свет. Он просто горел, словно внутри было множество светлячков, но их не было. Взяв осветительный прибор в руки, она стала крутить его во все стороны, пытаясь понять, как это работает, найти хоть что-то. И не нашла. Не было ни одной зацепки. Но в голове, что снова чуть болела, стало что-то вертеться. Так бывает, когда вспоминаешь имя любимого актера своей подруги, которая постоянно о нем тебе рассказывает. - Это магия? – сорвалось с губ, и это было неожиданно громко – до этого они просто молчали. - Да. И, судя по твоей реакции, ты в этом совсем темный, - сказал, чуть посмеиваясь, черноволосый и подошел ближе. – Внутри горит кристалл. Он совсем крошечный и до этого напитывается силой мага. После может светить хоть несколько ночей. Удобно – не подожжет ничего, и его можно погасить щелчком пальцев. - … его можно погасить щелчком пальцев, - проговорила Сара вместе с ним и щелкнула, смотря, как гаснет свет внутри фонаря и загорается вновь после повторного щелчка. - Так все же что-то знаешь? - К… купец, с которым я путешествовал до этого как раз купил такие фонари в последнем городе и вез их в Сарасэл, - начала словно не своим голосом говорить девушка, видя перед собой образ призрачного города. Она этого не знала. Это знал ОН, кто то и дело подхватывал ее и жил внутри, становясь ее частью. А может, и подавляя. – Помню, мы с труппой любили баловаться с ними по ночам. - Они дорого стоят. Все же вещица магическая, - сказал парень строго и поежился от холодного ветра. Несмотря на лето, от воды сильно дуло, но одеться он пока так и не удосужился. Как впрочем и Сара, которой надеть было банально нечего. Все же во время работы им было очень и очень тепло. – Что ты помнишь? - Мы сидели вечером у костра, - начала Сара, которая на самом деле ждала этот вопрос. И боялась, ведь это заставляло снова вспомнить. - Я был спиной к лесу. Болтали ни о чем. Хотя помню, я спорил с приятелем. А после из леса прилетела стрела. И все. Дальше лишь чувствовал, как по мне идут "эти" и видел, как они убивают наших. - Рихты? - Д...да. Они. Сверху были медвежьи шкуры. - Ясно, - произнес безымянный знакомый и посмотрел хмуро на нее. – Думаю, Каэрос сказал тебе, что ты один остался. Я не знаю, кто этот Клод, но на той поляне ты один живой был. - Не надо, - проговорила девушка, резко похолодев, и почувствовала, как по телу идет дрожь. – Прошу, не говори его имя. Пожалуйста. - Хорошо, - прозвучало коротко, и между ними вновь повисла тишина. – Как тебя зовут? - Что? – удивилась она и, повесив фонарь на ветку, удивленно посмотрела на парня. Этот вопрос мучил ее уже с утра. Кто она в этом мире? Уж точно не Сара Мартен. Это имя было женским, а она уж точно "не баба". Но как ее тогда зовут? Это имя вертелось на языке. Но она не хотела его говорить. Произнести его - значило бы признать, что все это… правда. А она этого не хотела. Не хотела. Не могла в это поверить. А если попробовать? Вдруг она после этого проснется? Проснется в пахнущем медикаментами зале под писк аппаратов, и рядом будет уснувший в кресле Клод, держащий ее за руку. Но вдруг она отрежет этим возможность себе вернуться? Навсегда останется здесь? Слишком страшно. – Я... Я не помню. Оно вертится на языке, но сказать не могу. - Такое бывает, - кивнул парень, но она была готова поклясться – тот понял, что она не договаривает. – Может… - Прости. Мне нужно побыть одному. Эти слова сорвались с губ быстрее, чем Сара подумала. Она вспомнила. Вспомнила это имя, что проскочило в ее сознании. И ей сейчас просто стало страшно. Не дожидаясь ответа, девушка развернулась и, не думая, рванула к ручью, а после - вверх, по его течению. Окрик не остановил. Да и в мыслях не было бежать далеко - это не их небольшие леса, где встретить белку уже и то редкость, да и усталость после болезни и стирки, от которой тянуло спину. Ручей сделал небольшой виток, и она остановилась, тяжело дыша, хотя пробежала, кажется, всего метров семьсот. Рухнув на колени, Сара запрокинула голову назад и стала часто дышать, зажмурив глаза. Это все было слишком сложно. Все то, что произошло сегодня. Оно было слишком реальным. Вкус бульона, запах леса и конского навоза, сена, голоса и прикосновения, усталость после стирки, это чужое тело, чужой голос. Это уже не казалось сном или иллюзиями, порожденными ее сознанием. Она любила фэнтези, но не считала себя фанаткой этого. В отличие от Клода, который уже десять раз перечитывал "Властелин колец" и воротил публично нос от Мартина, который "разрушил жанр", читая уже пятую книгу в их номере почти с фонариком под одеялом, боясь ее разбудить и поправляя то и дело очки, что съезжали на нос. От этого стало вдруг так грустно и тошно, что она почти заревела. Но сдержалась. Нужно быть сильной. Нужно стараться быть сильной. Ей и до этого снились похожие сны, казавшиеся невозможно интересными и реальными. Однако в этот раз был перебор. Она даже в туалет здесь хотела и, снова "отключив голову" таки сделала своё дело стоя, как мужчина. Но не задумывалась от этом. А сейчас... Сейчас это все навалилось на неё снежным комом. Все это было слишком. Слишком реальным. До невозможности реальными. Она чувствовала, как кололась под руками трава, как болело плечо и рёбра. Выдернув целый пучок, Сара поднесла ее к носу и сделала вдох. Пахнет. Она пахнет и щекочет кожу. Как настоящая. Как и комар, которого она прихлопнула и, шипя от досады, потёрла укушенное место, хоть и знала, что после этого все будет чесаться лишь сильнее. Посмотрев на укушенное плечо, девушка нахмурилась и посмотрела наверх. На темное небо. На чужое небо, где звезды сияли невероятно ярко. - Нет, - сказала она тихо и не смогла сдержать слез. Она искала его. Искала свой ориентир, своё любимое созвездие. И не находила. Здесь не было ее лебедя, что летел по млечному пути, величаво вытянув голову и широко расправив свои крылья. Не было. Вместо этого были звезды, изредка мерцавшие не белым и желтом цветом, а алым, зелёным. Они пугали. Их было слишком много, и они были не знакомы. Да и Млечный Путь... Здесь его не было в привычном для неё понимании. Вместо этого небо пересекало сразу две полосы. Они шли параллельно друг другу. А Луна... Она тоже была не такая. Висела рядом, в своём одиночестве и, отражая свет местной звезды, освещала все вокруг холодным белым светом. Она была похожа, так похожа. Но это была не ИХ Луна. Не та, которую они рассматривали вместе по ночам и давали новые имена ее кратерам, горам. Ее узор здесь был другим. Незнакомым. Такое она уже точно не сможет придумать. Неужели это значит, что она... умерла? А ведь до этого она до конца, до самого конца верила, что это сон, в котором она играет чью-то роль. И это просто сон подсказывал ей "его" действия. Неужели она не сможет проснуться и рассказать с улыбкой Клоду о том, что ей снилось? Неужели он не засмеётся и не назовёт ее фантазеркой? Это все правда? Она и вправду умерла? Но тогда почему сейчас она дышит и может рыдать? Почему чувствует, как содрогаются ее плечи? Почему чувствует, как из губы, прикушенной, чтобы сдержать ненужные громкие всхлипы, стоны, крики, течёт кровь, тёплой тонкой линией тянущаяся по подбородку? Почему не видит толком ничего из-за марева слез? Ведь во сне такого быть не может. Не может такого быть. Это не правда. Нужно проснуться. Она даже согласиться пробыть всю жизнь в кресле, лишь бы иметь возможность снова поговорить с Клодом, с бабушкой! Она хочет их снова увидеть, снова обнять, снова покачаться на качелях, что висят на стволе оливкового дерева над лавандовым полем. Она хочет себе это чертово кольцо на безымянном пальце, где бриллиант сверкает в свете софитов во время выступления, словно на прилавке дорогущего магазина! Да она в конце концов хочет снова целовать губы своего укротителя, слышать его дыхание, ласкать его тело, царапать его спину и сквозь стоны кричать его имя. Неужели... Неужели этого ничего больше никогда не будет?! Нет! Она просто не хочет в это верить. Когда все слёзы уже кончились, из-за деревьев начало показываться солнце. Хотя, кто знает, как называют эту звезду? И знают ли, что это вообще звезда? Сара чувствовала себя опустошенной. Словно из неё выжали все соки. Хотя, пожалуй, так оно и было - все же парням не пристало плакать. Это девушки могут иногда рыдать часы напролёт - в мужчинах и вправду, кажется, нет такого запаса слезной жидкости. Накрыв лицо руками, она стала делать вдохи, чувствуя, что ладони пахнут землёй и травой. Открыв с трудом из-за слипшихся ресниц глаза, девушка посмотрела на свои-не свои ладони, которые были коричневыми от грязи, и перевела взгляд на ручей. Вздохнув, она со стоном поднялась на ноги. Тело задеревенело из-за столь долгого нахождения в одинаковой позе, а колени, на которых она простояла почти всю эту ночь, неприятно садило. Да и холод летнего бриза тоже внёс свою лепту. Постояв некоторое время, девушка чуть потянулась и осторожно, боясь лишний раз потревожить деревянное тело, подошла к воде. Нужно было умыться. Однако, склонившись к водной глади, она замерла, впервые увидев своё отражение. Во время стирки Сара специально не смотрела в воду. Боялась, что увидит пустоту вместо лица, ведь во сне лиц не бывает. А теперь. Страха просто уже не было. Он вытек из неё вместе с последней слезинкой. Пустота и... странное смирение. Смирение перед тем, что она увидит. Вода, столь же чистая, как в горах, отражала в свете раннего солнца небо, окрасившееся в почти привычные тона, верхушки деревьев. И ее. Точнее, его. Приятные и плавные черты лица, немного пухлые губы, вполне обычный нос, дугообразные брови и серые глаза, почти как родные, но словно на полутон темнее и без едва заметных голубых прожилок, подбородок, заросший небольшой бородой. Лицо было приятным, но в нем бы не было никакой изюминки, если бы не цвет волос. Они были белыми. Абсолютно белыми. Не веря, Сара коснулась их в воде и пустила по отражению рябь. Подняв влажные пальцы, по которым стекали, чуть щекоча кожу, одинокие капли воды, она грустно улыбнулась. Ощущения были слишком реальными. Мартен закрыла глаза и стала трогать своё лицо, изучая, запоминая его черты. Так нашёлся небольшой шрамик у правого виска. "Камень. Случайно прилетело в детской драке". Эта мысль щелкнула в голове, и перед глазами снова пронеслось короткое воспоминание из детства. Его детства, а теперь ещё и ее. На губах появилась грустная улыбка, и, коснувшись их, она увидела новое воспоминание. Поцелуй. Первый поцелуй на сеновале с девушкой, которая была старше его. Дочка их старосты. Марта. Она просто поцеловала его вместо "спасибо" за помощь и убежала, смеясь. А он мучился после весь вечер, ведь ему было всего 8. Уши. Обычные человеческие уши, что так любил надирать его отец-гончар. Ну не нравилось ему крутить эти горшки! А вот бегать к их соседу... Вот это было интересно. Он же бывший артист, которого оставили после выступления в их деревне, стоило тому очнуться после белой горячки. Да, он любил пить. И пил много. Но он учил его ходить на руках, делать кувырки и заставлял, словно девчонку, тянуться. Это отчего-то зависело, и Сара хохотнула. Хоть что-то осталось прежним. Пальцы коснулись волос, что были чуть жестковатыми, и, выдернув несколько волосков, она поднесла их к глазам. И правда белые. Словно снег. И правда Онки. Но это не ее, не его имя. Покрутив чуть отросшую прядь волос, Мартен поднесла левую руку к глазам, рассматривая небольшие свежие шрамы на руках, оставленные во время тренировок на мечах. Учили в караване быстро, но база была неплохой. Чтобы мог защитится и убить нападающих на торговцев. Защитил. В голове стали крутиться воспоминания с тренировок во время привалов, как они сидели у костра. А в ушах набатом звучало несколько слов. Филипп. Филипп Мориц, стефанов сын. Или просто Филли, как его звала матушка, пока не слегла с оспой. Для отца и старших братьев гончаров он всегда был бездарем, а для их соседа мешком. Только для купца, с которым он стал путешествовать в отработку долга отца, Мориц стал Филом. И тот его многому за эти 5 лет научил. Читать, немного писать и отлично считать. Командир охраны учил его сражаться. Но лучшим друзьями вновь стали члены небольшой труппы, чьим хозяином и был купец. И тут Филип проводил кучу времени. Учился делать разные акробатические трюки, помогал в выступлениях, ходил по канату, жонглировал. Как от этого было тепло. Закрыв глаза, Сара видела урывками выступления Фила. А тот был молодцом. Конечно, не хватало техники. Но это поправимо. Правда, парень мечтал не об этом. Он видел себя военным, верхом на коне. И этот год был последним. Все. Долг уплачен, личные деньги есть - циркачам публика платила изрядно. Оставалось лишь добраться до порта и на судёнышке добраться до Ральского архипелага, где было множество школ и университетов. И военное училище. Находясь на островах, это место носило нейтральный характер и здесь учили всех, давая после уйти на свои земли. Эти школы были лучшими, но учиться там было опасно из-за риска встретить врага. Но это не касалось простого люда. А он был как раз таким. Эта чужая, а теперь своя история раскрывалась перед Сарой с разных сторон. В ускоренной съемке она видела все это, от начала и до конца. И запоминала, принимала, смирялась. Но глаза видели не только это. То и дело она вновь видела своё падение, слышала треск костей, и понимала, что там шансов не было. Зато здесь. Здесь она дышала, жила и имела перспективы. Нужно было лишь найти в себе силы встать. И идти дальше. Словно снова встать на трапецию и закончить эту историю, привнося нечто новое и светлое. Да. Ей дали второй шанс. Совершенно внезапный и странный. И она сможет мечтать вновь. Но что-то внутри заставило пообещать себе одно - исполнить мечту этого парня. Да, ей будет тяжело, но она считала, что так сможет отплатить долг ему за то, что тот подарил ей жизнь. В душе и по телу разлилось тепло, словно кто-то благодарит ее. Да. Она должна это сделать. И справится. Сможет. Для этого нужно вернутся, начать новый день и научиться жить заново. Заново дышать. Закрыв глаза, Сара сделала вдох и опустила лицо в воду ручья, позволяя ледяной по утру воде словно обжигать кожу. А теперь встаём. Путь назад был весьма короткий. У Филипа был широкий шаг, словно он куда-то спешил. И если в него не вмешиваться, то все идёт отлично. Но если начинать думать, то это становилось забавно. Уж очень странно в исполнении этого парня шли небольшие шаги, сопровождающиеся движениями бёдрами. Посмеиваясь, Сара стала расслабляться, изредка ёжась от холодных капель, стекавших с волос и спускавшихся по шее на грудь или спину, и вскоре набрела на деревья, которые были сплошь и рядом увешены бельём. Подойдя к ним, она/он с чисто женской расторопностью стала проверять и перевешивать простыни, рубахи, и брэ, чтобы на них падало больше солнечных лучей. Собрав и взвесив на плечо уже почти сухое белье, которое можно было подсушить теперь просто над костром, Сара двинулась к лагерю и замерла, отчего-то улыбаясь. Возле все ещё горящего фонаря, свет которого был теперь едва ощутим в лучах раннего солнца, была оставлена тёплая куртка.