1.
26 ноября 2017 г. в 17:54
Кровь течет и течет, не останавливаясь, неаккуратными кляксами пачкая белоснежную раковину. Чертыхнувшись, я поворачиваю кран и резко сую руку под струю воды. Розовые капли оседают на рубашке.
– Черт, – снова шиплю я, раздражаясь от собственной неудачливости.
Сквозь шум воды слышу щелчок двери. Андрей подходит со спины и нагло хватает меня за руку, всматривается в порез и глухо цокает языком.
– Не поможет. Надо обработать и перевязать. В приемной вроде аптечка должна быть. – Он отматывает, кажется, гору бумажных полотенец и прижимает их к ладони. – Пойдем.
В приемной душно и витает резкий запах ацетона – Леночка красит ногти. Увидев нас, поспешно закручивает бутылек с лаком и пихает его в стол. Подскакивает, оправляя неприлично короткую юбку. Но директору нравится.
– А Пал Палыч уехал, – начинает она и тут же осекается, глядя на гору окровавленной бумаги в моих руках. – Ой, Андрюша, что случилось? – спрашивает она почему-то у него.
– Производственная травма, – смеется сисадмин, а мне вот совсем не смешно, хотя и нравится смотреть, как он улыбается. У него белоснежные зубы – отбеливает, наверное, потому что кофе он пьет литрами и курит каждые полчаса. Улыбка делает его похожим на бельчонка – из-за крупных передних зубов, но нисколько это его не портит. Его вообще ничто не портит. – Ленусь, дай аптечку.
– Ой, сейчас.
Леночка начинает суетиться, как будто и не помнит, где что лежит. От резких движений ее юбка ползет выше и выше, открывая посторонним взглядам стройные бедра, перетянутые кружевной резинкой чулок. Леночка постоянно одергивает непокорный предмет одежды и смущенно улыбается, протягивая заветную коробочку.
Она не проститутка. Просто немного легкомысленна и любит, когда на нее обращают внимание. И с гендиректором она не спит. А секретарь из нее действительно неплохой. Внешность обманчива.
Все это я тихо говорю Андрею, пока он льет перекись на мою ладонь. Перекись шипит и пузырится, а мне нужно заглушить неловкую тишину. Почему начинаю говорить именно про Лену, оправдывая ее, не знаю. Не о погоде же.
– Я знаю. – Андрей отрезает кусок бинта и осторожно, но крепко обматывает мою руку. – Мы с универа знакомы.
Наверное, слишком явно на моем лице проступает непонимание, потому что он снова смеется.
– Она ушла после второго курса.
– Не представляю ее программистом, – качаю головой. Кивнув на повязку, добавляю: – Спасибо.
– Не за что, – Андрей убирает перекись и бинт обратно, складывает в целлофановый пакетик испачканные бумажные полотенца и клочки ваты. – Нужно помогать людям.
Я пытаюсь осторожно вытянуть руку из его цепких пальцев, но он не позволяет, держит крепко и едва заметно, щекочуще гладит меня по тыльной стороне ладони. Мне неловко. Я не знаю, как вести себя в таких ситуациях, и совершенно не умею флиртовать. В итоге выдергиваю руку резче, чем нужно.
– Извини, – говорю смущенно.
Невежливо получилось.
– Все в порядке, – мягко отвечает Андрей и протягивает мне аптечку. – Отнесешь Лене?
– Да, конечно! – Я поспешно хватаю коробочку, цепляя его пальцы. – Извини.
– Прекращай извиняться, – опять смеется он. Да сколько ж можно? Он с ума меня сведет. – Ты придешь завтра?
Мне нужно время, чтобы вспомнить, куда я должен прийти.
– Корпоратив, – напоминает Андрей.
– А… Да. Да, приду.
– Хорошо, – он хлопает меня плечу и еле заметно проводит ладонью, словно лаская. Я бы не заметил даже, если бы так жадно не прислушивался к каждому его касанию. – Я пойду. Аптечку отдать не забудь.
– Конечно, – теперь улыбаюсь и я. Кажется, я пропал.
В приемную я возвращаюсь, все еще витая в облаках. Отдаю Лене аптечку, она вежливо спрашивает, что произошло.
– Порезался канцелярским ножом, – смущенно признаюсь я. – Глупо вышло. Коробку с канцелярией открыть пытался.
Она хихикает, прикрывая рот ладошкой.
– Я не знал, что ты с Андреем училась.
– Ой, да. Я думала, будет здорово… ну, куча парней и все такое. Потом встретила Диму, – взгляд ее теплеет, из него исчезают искры обольщения, – и это все стало не нужно. А с Андреем мы подружились как-то. Это же по моей наводке он к нам устроился, – хитро добавляет она.
– По блату, – подначиваю я.
– По блату, – солидно кивает Лена и хохочет.
Я смеюсь в ответ. Я рад, что благодаря ей Андрей оказался в нашей компании. Я почти люблю ее за это.
Этот случай почему-то словно сближает нас, и мы прощаемся тепло – теплее, чем обычно.
Дома меня ждет звон посуды на маленькой кухне и остывающий пирог с мясом.
– Ты задержался. – Костя обнимает меня и ласково целует в щеку, только потом замечает перебинтованную ладонь. – Ты поранился?
– Да… Канцелярский нож соскользнул.
– Нужно быть аккуратнее, – он берет мою руку в свою и хочет размотать бинт, посмотреть, но я не позволяю.
– Все в порядке. Мы обработали.
Мне не хочется рассказывать подробности. Не хочу, чтобы он знал об Андрее, о той близости, что возникла между нами. Это было только мое. К тому же к чувству окрыленности добавилась вина, стоило мне вернуться домой. На работе я совершенно забывал о Косте, добром ласковом Косте, всегда ждущем меня. Я отвожу взгляд.
– Хорошо. – Костя спокоен, он даже представить не может, что творится у меня в душе. На мгновение охватывает злость: почему он так уверен во мне? Почему никогда не идет наперекор? Он же знает, что я не люблю его. Что никогда не любил. – Ужинать будешь?
– Потом. – Злоба все еще кипит, и я ухожу в душ, чтобы смыть с себя ее, и чувство вины, и гадливости, и… и прикосновения Андрея.
Горячая вода расслабляет и успокаивает эмоции, и я снова возвращаюсь мыслями к сегодняшнему случаю, кручу так и эдак, спрашивая себя: было? не показалось? Было…
Ладонь скользит по телу, намыливая, стремится вниз, туда, где горячее всего, где напрягается под отзвук чужой улыбки, где томится и закручивается тугим узлом жажда, от которой натурально сохнет в горле, и вместе стона вырывается лишь хрип, когда поток воды смывает белесое в водосток.
Ужинаем молча – Костя видит, что я не в духе, а я не могу поднять на него взгляд. Мне снова стыдно.
Мне стыдно и после, когда он прижимается и целует в шею, в губы – взахлеб, гладит, касается бережно, но жадно, и тянет нутро жаркая истома. Отказать я не могу – и не хочу.
– Давай уже.
Он входит плавно и плавно движется, а мне мало-мало-мало, и я толкаюсь навстречу. И только в этот момент, кажется, нас обоих отпускает. Меня – мысли о другом, его – страх, что все изменилось. В этот момент кажется, что между нами все по-прежнему.
В этот момент мы все еще вместе.