Бромансовые зарисовки

             Никто не знает, что Джон бывает таким...       Никто об этом даже не догадывается.              Думаю, Джон никому не показывает эту сторону своей души и лишь я, его сосед, иногда замечаю это, когда он думает, что никто не видит.              Тоска. Отчаяние.       В глубине глаз. В позе. В жестах.              Кажется, в такие моменты Джон полностью поглощён ими. Живёт ими и дышит. Словно ещё там. На войне. Словно не вернулся, словно его друзья до сих пор могут погибнуть в любую секунду на поле боя... И в чём-то он, несомненно, прав.              Чем является наша жизнь, как не войной?       Только враги изменились.              Наблюдая за Джоном, видя его таким, хочется подбодрить — подойти, положить руку на плечо и сказать, что всё в прошлом, что мы выстоим, что нас невозможно победить, потому что я умнее, хитрее, изворотливее, но... Но я продолжаю просто наблюдать.              Неправда.       Всё, что я мог бы сказать, неправда.              Правда в том, что любое наше расследование может закончиться чьей-либо смертью.       Правда в том, что шальная пуля может убить.       В том, что очередное задержание может обернуться инвалидностью.       И в том, что я не могу дать гарантий. Никаких.              Что я, несмотря ни на что, всё равно буду бежать вперёд, забывая о собственной безопасности, подвергая себя и его риску, пусть и не всегда обоснованному.              Да, мой друг любит риск, с удовольствием участвует в авантюрах, хоть и старается, чтоб его азарт не так сильно бросался в глаза. Даже выговаривает мне после особо опасных дел, но я-то знаю... Всё знаю.              Адреналиновый наркоман, так это называется. Но это не про Джона.       Окрестили. Навесили штамп, даже не стараясь разобраться, что к чему.       На самом деле Джон не такой. И именно моменты отчаяния показывают это лучше всего.              Он просто не знает, как вернуться с войны. Не знает, как жить мирной жизнью. Именно потому он сейчас и здесь, со мной. Прикрывает тылы, лечит, воспитывает... Он заменил минные поля ночными улицами Лондона, атаки — охотой на преступников, спасательные операции — возможностью защищать меня от бандитов и даже от меня самого.              Джон привык жить на войне. Война его не отпускает, и потому я — лучший напарник, друг и сосед, что только мог бы у него быть. И потому для меня он — лучший напарник. И сосед. И друг.              Я снова, в который уже раз, застываю на пороге, видя фигуру, что так и кричит об испытываемых ей муках. В который уже раз бесшумно ухожу, оставляя Джона наедине с его демонами. Потому что не могу помочь. Потому что, скорее всего, только всё испорчу. Потому что Джон должен справиться сам, а я..              Я буду и дальше дурачиться, обзывая всех идиотами, ведь это правда. Ведь они заслуживают такого обращения.       Буду носиться по городу, разгадывая преступления, не обращая внимания ни на что больше, потому что привык. Потому что мне это нравится. И потому что Джон будет рядом, хоть на время перестав себя изводить вопросами, отодвинув отчаяние и тоску на задний план. Будет защищать и восхищаться, снова будет живым, а не той карикатурой на себя самого, что время от времени мне приходится лицезреть.              Я надеюсь, что когда-нибудь настоящая жизнь вытеснит прошлое.       Надеюсь, что, несмотря ни на что, он и тогда останется рядом.       Надеюсь, что, когда Джон вернётся с мнимой войны, я всё ещё буду ему нужен...       Ведь для того и нужны друзья, чтоб оставаться рядом, чтобы ни случилось в их жизни.