Гюнтер. Зверь: становление

В убежище царило нездоровое звериное веселье. Серые, явно предвкушая пир и оргию, уже вовсю лапали едва начавших приходить в себя хиппи, выбирая себе жертву. Гюнтер протолкался к Джошуа. — Всех забрали? Никто не нанюхался? — поинтересовался он, оглядывая толпу. — Наши точно все. А этих блаженных может и не всех. Тебе виднее, где они могли попрятаться. Да и пёс с ними. И так богатый улов. Молодец. Шу похлопал Гюнтера по плечу и вернулся к своим делам. — Подвалов на всех не хватит. Как-то их совсем уж много. — Протрезвеют от своих дымов — может и в бойцы кого возьмёшь, — Гюнтер поморщился от чьего-то пронзительного крика. — Там один парень был, по кличке Вектор... Вон он сидит, кстати, в себя приходит. У него на шее татуировка в виде листа древесного. Возьми себе. Хошь нагни, хошь воспитывай. Он у них вожаком был, толк в любом случае будет. — Так они ж войну не терпят, куда их в бойцы. Сам говорил. А на парня погляжу. Спасибо за совет. А то они все на вид нюни. Оу... ты уже слышал свою новую кличку? — Боюсь услышать, — хмыкнул Гюнтер, оглядываясь и понимая, что нигде рядом с Вектором нет Тильки. — Имя сократили до Гюни. А после вот этого сборища слюнтяев твоими стараниями, переврали до нюни. Так что можешь набить кому-нибудь морду, чтобы окончательно закрепилось. Шу уткнулся в подсчёты. — Четверть придётся сразу пустить на мясо, иначе остальных не прокормим. Две трети постепенно пойдут в расход, но за это время хоть какая-то от них польза будет. Кстати о пользе, чего никого себе не выберешь? Или не интересует? — Уже выбрал. Пойду отбивать, пока не съели, — Гюнтер прислушался, пытаясь уловить голос Тильки. — И ты свой подарочек забирай, пока кто другой не распечатал. Тилька нашёлся в одном из тупиковых коридоров. Гюнтер едва не бегом приблизился и буквально за волосы сдёрнул с пленника какого-то верзилу. — Мой. Ищи себе другого! — прорычал немец, опознав в верзиле Малыша, а в остальных прочих своих пленителей. Шу проводил взглядом Гюню, посмотрел на рекомендуемого пленника и пожал плечами. С чего такая настойчивость? Хотя кто знает, что они там в бункере травников делали. Шу послал человека, чтобы те проводили этого с татуировкой в его спальные помещения. Мало ли, вдруг действительно приглянется. Выкинуть всегда успеет. А пока других дел навалом. Тилька хоть как-то пришёл в себя, когда его волокли в этот коридор. У него не получалось даже на ногах держаться, не то что сопротивляться. Да и что он мог против восьми отвратительных и крепких мужиков? Он это дело любил, но не против воли же! Ещё первым полез этот толстяк. За что? Охотничьи псы переглянулись и втроём навалились на Гюнтера. — Уже нашли. Сейчас и тебя пустим по кругу. — Эй, он же этот... Генеральский, — отпрянул кто-то из парней и поспешил удалиться. — А то я не знаю! Но в этой суматохе уже никто никого не найдёт. Сегодня ж пир! — Э, не. Трое самых здравомыслящих покинули коридор, зная, что Гюнтер имеет полное право забрать себе любую добычу. И уж тем более не стоит пытаться нагнуть его самого. Пятеро же оставшихся понадеялись на суматоху и явное численное преимущество. Гюнтер вывернулся змеёй и сделал ещё одну попытку отпугнуть уродов. Не удалось. Быстро отпихнув Тильку в угол, чтобы не затоптали, Т-3000 ринулся в яростную атаку, с трудом сдерживаясь, чтобы оставаться в рамках человеческих возможностей. Загнав недалёкого Малыша в угол, Гюнтер в прыжке обрушился ему на грудь, от чего здоровяк приземлился спиной на ржавые остатки заграждения, ломая хребет. Подскочив к нему снова, немец с рычанием свернул ему шею, окончательно добивая. — Я ж говорил, не уймёте его — поздоровается со своей задницей! — злобно выдавил он, глядя на остальных. — А теперь выбирайте: или забираете это мясо и валите пировать в другом месте, или насажу на вертел рядом с ним! Гюнтер злобно сплюнул. Кто-то по инерции и ввиду всплеска злости и адреналина ещё несколько раз попытался заехать Гюне кулаками и появившимся в руках оружием, но как-то быстро успокоилась. Двое просто ошалело смотрели на Малыша. Как такую тушу можно было пополам сложить? Ещё и шею свернуть. Шею, которую не все и двумя руками обхватить могли. Их попытки снять Малыша с ограждения были слишком жалкими. Тилька вжимался в угол стены и пытался раствориться. Он бы и рад смотреть на Гюнтера, как на спасителя, но понимал, что именно он и есть причина их бед. Так что ушастый на удивление нашёл в себе достаточно извилин, чтобы помалкивать. Фыркнув и отряхнув руки, Гюнтер, недолго думая, забросил тщедушного парня на плечо и удалился в своё логово. Собственно говоря, там, кроме него жило ещё девять парней. Но всё же эту комнату от прочей швали отделяли стены и крепкая дверь. Тут были кровати. Сейчас в комнате почти никого не было, все ушли на пир. Гюнтер прошёл к своей койке и несколько бесцеремонно сгрузил на неё Тильку. — Жить будешь здесь. Без моего ведома ни шагу. Сожрут и костей не оставят. Т-3000 уселся на кровать, стянул обувь и некое подобие футболки. Вещи были настоящими. Довольно потянувшись, Гюнтер снова посмотрел на пленника. Всё-таки красивый. Особенно если слегка отмыть. — Что молчишь-то? — А что говорить? Тилька плотнее закутался в свою одежду. Благо в ходе незаконченного насилия она хотя бы осталась при нём. — Мох где? — Нету, — Гюнтер пожал плечами. — Отвыкай. Будет ломать — скажи. Попробую помочь. Немец протянул руку и откинул с лица парня длинные пряди. Да, отмыть. Но это подождёт. — Глаза у тебя красивые. Не надо их дурью портить. — Глаза?! — парень покатился от истеричного хохота. — Глаза, блять, красивые! «Да чтоб ты сдох и глаза мои тебя не видели». Вслух он, конечно, это не сказал. Похоже, теперь это его хозяин. Мерзкий предатель, но единственная гарантия жизни хоть на какое-то время. Гюнтер словно бы лениво отвесил ему пощёчину. Слабую, практически на грани поглаживания. Чисто привести в чувство. — Прекрати истерику и раздевайся. Сам, — Т-3000 приподнял бровь. — Или тебе понравилось, а я помешал? Хочешь быть общественной шлюхой? Парень замотал головой и затравленно посмотрел на Гюнтера. Тяжело вздохнул и не слушающимися руками потянул свой балахон вверх. — Мог бы и прямо тогда сказать. Я ж не против... Был, — буркнул Тилька и так же стянул и штаны. После Малыша у него всё плохо было. Гюнтер неторопливо повертел Тильку, осматривая и ощупывая со всех сторон. Хмыкнул, увидев последствия знакомства с Малышом. — Повезло тебе, что костлявый. Могли бы и сожрать, — немец ещё раз хмыкнул и спустил штаны. — Впрочем, ладно. Порванные дырки меня не возбуждают. Брать в рот умеешь, или научить? Тилька всё это время вертел головой, стараясь не разрывать зрительный контакт с Гюнтером. Вот и сейчас, поселения этих слов, он ошарашенно и запуганно смотрел на него, пока смысл сказанного не дошел до него. Это что же, над ним откровенно сжалились? Тилька почти счастливо заулыбался, вывернулся из ощупывавших его рук и повернулся к Гюнтеру лицом. Он мертвенно сжал его бедра пальцами и наклонился. — Интересно, как бы ты учил? — не сдержал любопытство хиппи. — Как меня учили, — хмыкнул немец, раздвинув ноги. — Может, чуточку помягче. Давай, приступай. Быстрее управишься, быстрее отдыхать будешь. Тиль заправил волосы за ухо и немного нервно и дёргано вылизал член, увлажняя его и принял в рот. Пока он немного не успокоился, получалось плохо. Губы были напряжены, и он боялся случайно укусить. Потом пошло куда лучше и привычнее. Только волосы падали на лицо и мешали. Тилька не то чтобы очень любил эту часть любовных актов, но сейчас старался со всех сил и почти наслаждался возможностью прикасаться к тёплому телу. Гюнтер вздохнул. Сам не слишком умелый минет его почти не волновал, и поэтому Т-3000 сразу приступил к более интересному действу. Положив руку на затылок пленника, прикрыл глаза. Не то чтобы он раньше вовсе не практиковался, но всё же ему пришлось сдерживаться как в первый раз, прикасаясь к человеческому сознанию. Осторожно, мягко обволакивая. Не напугать, не навредить — мягко приучить к себе, к своему присутствию, к контакту. Дрессировка тоже бывает разной. Тилька ненадолго оторвался, чтобы отдышаться, слегка возбуждённо облизнулся и растянул губы в пошлой, блаженной улыбке. Он взял руку Гюнтера и запустил себе в волосы, слегка нажал. Заодно хоть в глаза не будут лезть. Да и нравилось ему, когда дёргают за волосы. — Так ярче ощущения. Гюнтер усмехнулся и крепче сжал пальцы, слегка дёргая за волосы и надавливая на затылок пленника. Всё шло как по маслу. Немец задышал чаще, глядя на свою жертву, ощущая дрожь и волнение его сознания. И ведь даже не понимает, до какой степени он во власти своего хозяина. Это заводило Гюнтера ещё сильнее, и свободной рукой он крепко вцепился в край своей койки, едва не до хруста досок. Привычный к дурману хиппи готов был и сам дёшево разменять свой рассудок на ощущение какой-никакой защиты. Его маленького прекрасного мира больше нет, но жить безумно хотелось. Тилька плотнее придвинулся к тёплому, сильному мужчине и продолжил прерванное с большим усердием и уже неподдельным желанием. Долго Гюнтер всё же терпеть не смог. Проклятое прошлое исподволь просачивалось в настоящее, портя всё удовольствие. Но всё же немцу удалось дождаться подходящего момента. Запрокинув голову и резко выдохнув, он кончил в рот своего пленника, после чего почти уже на автомате несколькими точными прикосновениями к сознанию довёл до оргазма его самого и отпустил, привалившись затылком к стене и тяжело дыша. Тилька совсем не ожидал таких острых ощущений от чужого семени во рту и расширил глаза, не зная, как ему все это проглотить. Через пару секунд он уже привык и стало полегче. Наконец, отдышавшись, он скрутился в жалкий комочек в ногах Гюнтера. — Можно?.. А чем вы тут... — парень замялся, — попы лечите? У вас врач хоть какой-то есть? Или больных сжирают? Я не хочу так умереть из-за того верзилы. Никак не хочу умирать. — Когда как, конечно. Но ты мне нравишься. Щас приду, не пытайся никуда уползти. Поправив штаны, Гюнтер, как был, босиком и полуголый, вышел в коридоры. Вернулся он с ворохом тряпья, бутылкой воды и какой-то даже в закрытом виде вонючей склянкой. — Только никогда не спрашивай, из чего это сделано. Скинув тряпки на пол, Гюнтер довольно быстро промыл пострадавшее отверстие и втёр вонючую скользкую мазь, которая, впрочем, в первую очередь должна была частично снять боль, а потом уже заживлять повреждения. Критически оглядев плоды своих трудов, Т-3000 сунул Тильке бутылку с остатками воды. — Давай, — забравшись с ногами на койку, он приподнял свисавшие с неё до самого пола края ткани. — Забирайся, гнездись, как умеешь. Это теперь твоя конура. Хиппи несколько раз посмотрел то на Гюнтера, то на тряпки, то на его жест, а потом сгрёб мягкую кучу в охапку и прошмыгнул под кровать. Один тот факт, что его защищали две стены с углом и завешенные края койки, его несказанно радовал. Тилька хорошо помнил, что хотел, как только от него отстанут, прорыдаться. Но ни когда он лежал в ногах Гюнтера, ни когда остался один, ни даже сейчас, когда получил ещё и крохотное убежище от посторонних, он не нашел в себе должной мотивации для слёз. Даже странно. — Спасибо, — негромко, но вполне внятно произнёс он, когда улёгся поверх мягкой кучи. «Что спас от тех придурков... И сжалился... И полечил... Ага, нашёл, за что благодарить! За такое не благодарят!» — Да ты определись как-нибудь, благодарен ты мне или ненавидишь до дрожи, — буркнул Гюнтер, вытягиваясь на кровати и прислушиваюсь к шуршанию под ней. — Сам в своих чувствах путаешься, аж голова болит от отдачи. Постарайся успокоиться. — Да ты издеваешься? Тут и валуну было бы понятно, почему трясусь, и почему благодарен! — возмутился хиппи. Голова у него болит. У других проблемы и пострашнее. И вообще, почему его переживания должны касаться чьей-то там головы. Как тут успокоишься? «Какой ещё отдачи?» До Тиля наконец дошло. Он вылез из-под койки и вылупился двумя огромными глазами на хозяина. Гюнтер лениво, по-кошачьи, приоткрыл глаз и покосился на человека. — Чего вылез? Добавки? Извиняй, я не в настроении. Или хочешь приключений на жопу словить, когда парни с пирушки вернутся? Мы тут с тобой не одни живём, это щас все разбрелись. Тилька схватился за голову, закрывая то уши, то рот. Закончив хаотичные действия, вызванные паникой и ещё раз посмотрев на довольное и, в целом, добродушное лицо Гюнтера, он медленно уполз назад. Силой заставив себя дышать глубоко и редко, он постарался начать думать о вязаных пледах из дома и собаках, из кого они добывали шерсть. Пришлось всё-таки развернуть ком тряпья и укрыться. Если хорошо вспоминать умиротворение от мха, то можно и это покрывало начать считать неплохим. — Вы вообще ничего оттуда не забрали? Ни еду, ни вещи, ни собак? Хотя лучше не знать про последних. А я до того как очнуться здесь хотел показать тебе щенят, которых наша сука принесла. Да не успел. Такие мягкие тёплые комочки. «Почему-то мне казалось, тебе должно понравиться. Серенький. С глупым розовым носом. Два грязно-рыжих. И тёмненький. Лизун. Только родился, а уже всех наших облизал и обнюхал. Ну и обмочил. Выросли бы, сколько шерсти можно начесать. Сиди себе, постукивай спицами. Прекрасно же». Тилька говорил медленно и тихо, а потом и вовсе просто ушёл в свои мысли. Себя вводить в транс было куда сложнее, чем других. Но получилось. От паники не осталось и следа. В скором времени он спокойно засопел, будто спит в своём любимом гамаке. Гюнтеру наоборот, сделалось как-то тоскливо от всех этих разговоров. Скорее всего, в бункере не осталось никого живого. И вся прежняя жизнь этого паренька точно так же разбита вдребезги, как когда-то его собственная. Ладно, пустое это. Отойдёт Тилька, привыкнет. Из него может выйти толк. Вздохнув, Т-3000 медленно и плавно погрузился в подобие транса, который чаще всего заменял ему сон. Это было даже лучше сна: не снились кошмары. После той драки за добычу с псами вполне могут быть проблемы с местными. А значит, внутренним демонам лучше на время заткнуться. И без них хватает дел.