Янтарная книга. Том 1

— Нет, ну если вот так сбоку посмотреть, то и хорошо в целом. — А если глаза закрыть, то вообще отлично, — Фарали прыснула и отвернулась. — Или скатертью завесить. — Зато полезная штука, — Инри стукнула по деревянной поверхности, и звук глухо отдался. — Всё сюда сложить как надо, чтобы порядок был. — Это ты мне сейчас про порядок говоришь, я не ослышалась? У тебя, похоже, жар, может, отдохнёшь сегодня? — булочница получила в ответ оскорблённый тяжёлый взгляд. — Не смотри на меня так, я теряюсь. А эту штуку я разберу, как только первый раз на неё налечу случайно. — Да ладно, одной полкой больше, одной меньше, пускай это и комод, ну если некуда больше ставить, кроме как здесь. — А ты ночью пойдёшь на кухню, а тут вот это в проходе… — Так только ты делаешь, я ночью сплю, — Инри отмахнулась и попыталась задвинуть комод чуть подальше, но он упирался в шкаф и не сдвигался ни на миллиметр. — И вообще, намного же лучше, когда это всё валяется по углам и постоянно попадается под руку. — Поязви, поязви, тебе как раз к матери съезжать недалеко, — Фарали закатила глаза и отправилась обратно на кухню, прихватив из нового комода лопатку. — Это угроза? — Инри сунула нос следом. — Это предупреждение, — и перед ней закрыли дверь.       Когда всё утихло, встало на свои места, и девушки снова остались один на один в небольшой пекарне, первый месяц всё было великолепно. Они жили в своих режимах, пересекаясь за едой или на кухне, когда Инри заходила помочь с необъятным объёмом работы. Параллельно в булочной находилась госпожа Агата: она поставила там себе стул и небольшой складной столик. Фарали сказала, что не думала, что однажды план по оккупации мучной продукции продвинется настолько далеко. Аристократка периодически якобы «забывала» на прилавке то деньги, то новые вещички для ведения хозяйства, то ещё что-то, о чём слышала в случайном разговоре, а когда ей за это предъявляли, делала вид, что не слышит или не понимает, о чём идёт речь. — Послушайте, сколько можно?! — не сдержалась в один день Фарали, когда ситуация в очередной раз повторилась. — Уберите эти свои подачки, ей богу, как будто без вас не справляемся! И вообще, если так хотите, говорите прямо, зачем вы это делаете. Это какая-то очень глупая попытка задобрить её, — булочница ткнула пальцем в подругу, которая очень вовремя показалась в дверях. Инри замерла и подняла вверх брови, собираясь в два часа дня пойти позавтракать, а не становиться причиной конфликта, — и получается у вас так себе. Язык, прошу прощения, сами знаете откуда, достаньте, и, если уж так хочется, поговорите ещё раз. Вы хотите тут нам всем хорошей мамочкой и прочее и так далее показаться, но вы просто затыкаете дыру в лодке тряпкой, в надежде, что всё само починится. Прекращайте!       Фарали зло выдохнула и скрестила руки на груди. Госпожа Агата покосилась на Инри и встретилась с такими же испуганными глазами, как сейчас у неё самой. Женщина перевела взор на возмущённую девушку и выпрямилась, становясь ещё выше, чем обычно, хотя, казалось бы, куда уж. Несколько секунд они с Фарали сверлили друг друга взглядом, а потом госпожа Агата наконец очень чётко проговорила без какой-либо злобы в голосе: — Иди нахуй, — аристократка выглядела так, как будто только что исполнила свой долг длиной в одиннадцать лет, а именно приблизительно столько лет назад она увидела Фарали первый раз в жизни.       Лицо булочницы вытянулось. Инри же очень громко истерично засмеялась и тут же затихла, сгибаясь пополам. — Сами идите, — сквозь зубы прошипела девушка. — Благо, у нас в городе много мужчин, которые готовы вас там приютить. — Хамло малолетнее, — госпожа Агата демонстративно плюхнула на стол небольшой мешочек со звенящими монетами и двинулась к двери, которой, секундой позже, хлопнула так, что стёкла зазвенели. — Это я хамло? — Фарали кипела как чайник. — Она меня послала, а хамло я? Что, смешно тебе, да?! — Инри получила по голове свёрнутым фартуком, который булочница совсем недавно сняла. Остатки муки с него разлетелись по прилавку. — Вот и ржите вдвоём у неё дома, переезжай, авось споётесь. Приходит мне тут, раньше подворовывала только, а сейчас вообще обнаглела, это что вообще такое…       Бубня, Фарали отправилась обратно на кухню. Инри перехватила мешочек и засунула в свою любимую куртку, которую снова носила. Других заработков, как-никак, в её жизни в ближайшее время не предвидится. Отец перестал спонсировать дочь просто потому, что не знает, куда слать деньги.       «Пускай шлёт мне, утырок бестолковый, я, поверь, не откажусь!», — сказала как-то на это госпожа Агата, но открестилась от идеи, когда поняла, что придётся сообщить свой адрес.       Дни текли своим чередом, было спокойно, а Инри к такому совершенно не привыкла. До прошлого года у неё не то что друзей, даже нормальных знакомых никогда не было. Какие-то парни пытались к ней лезть, но буквально через месяц, а то и раньше, выгонялись пинком под зад, потому что либо им было что-то от неё надо, либо они ссорились вдрызг из-за бестолковой мелочи, и, конечно же, Инри хваталась за оружие первой.       К ней что в школе, что на учёбе в Академии, что при дворе, куда она периодически захаживала вместе с отцом, всегда относились как к бомбе замедленного действия. Не влезай — убьёт. Вот, в общем-то, как её видели окружающие. А здесь были тишина и покой, кругом только милые и добрые люди, уважающие и понимающие. Фарали всегда была рядом и старалась улыбаться, даже когда было грустно. Госпожа Агата, которую уже через неделю после той ураганной ночи девушка случайно в потоке своих мыслей и неуспевающим за ними языком назвала мамой. И тогда всё совсем заглохло. Утром пели птички в окно, солнце заливало дом и чувствовалась бесконечная лёгкость. И если бы это продолжалось вечно — показалось бы сном. Но не бывает так, чтобы всё было идеально.       Когда это произошло в первый раз, до дня рождения Инри оставались считанные недели. Двадцать лет, вроде как отнюдь нескучная дата, и, вероятно, первый за многие годы праздник, которому она действительно будет рада.       Они шли с Фарали с рынка ранним утром, тащили тяжёлые сумки, набитые до отказа продуктами, и остановились передохнуть возле мостика через небольшую речушку. Обычно они ходили другим путём, но там с чего-то взялись перекладывать дорогу. Вроде бы, карета какой-то местной немногочисленной шишки колесом въехала в яму, и оно отлетело, поэтому и чинили, да так качественно, что никого не пускали даже рядом пройти.       Мостик не рассчитывал на то, что через него ринется сразу половина города. Тут вообще раньше редко кто ходил. Одни заросли и узенькая тропинка, на которую свешивалась высокая крапива, обжигая путников. Инри защитила её куртка, а вот Фарали, надевшая в жаркую пору платье без рукавов, несколько раз втянула воздух сквозь зубы, морщась. — Давай тебе тоже куртку купим? Или ветровку хотя бы, — Инри опустила сумки на доски моста и стала потирать затёкшие пальцы. — И ещё какую-нибудь одежду, а то у тебя в шкафу моль плачет, жрать даже нечего. — Надо оно мне как будто, — девушка пожала плечами, тоже ставя продукты на землю и облокачиваясь о шаткий парапет. — Одно для работы, второе в люди выйти, вот и славно. — Я тебя не понимаю, — Инри вздохнула. — И никогда не пойму, наверное. Женщина-загадка. — Разное воспитание, разное прошлое, разный нрав, — Фарали усмехнулась и хотела снова схватить сумки, чтобы дойти до дома и начать работу, но не тут-то было.       Булочница наступила на краешек шаткой гнилой доски, и она глухо треснула, а из наклонившихся пакетов посыпались продукты. Девушка завизжала и еле успела перехватить ручки, чтобы не утонуло всё. Два апельсина и несколько груш вспыли на поверхность тихой речонки и очень медленно поплыли прочь. — На, держи! — приказным тоном крикнула Фарали подруге и проскользнула под деревянным парапетом, садясь на край моста. Она быстро сняла обувь и плюхнулась в воду, уходя в неё почти по пояс. Юбка платья тут же вздулась, но девушка кое-как примяла её руками и побрела за уплывающими фруктами.       Через пару минут, завернув все потерянные продукты в подол платья, Фарали вылезла обратно на мостик не без помощи Инри, которая уже отнесла сумки на тропинку и подала свою крепкую руку. — Утренний душ по расписанию, — булочница наклонилась над рекой и стала выжимать ткань, собирая всю её в районе бёдер. — Может, тебе шорты купить? — Инри внимательно наблюдала за процессом и взглядом проследила изгиб ног и бликующие на них капли воды. — Или юбку покороче. Тебе пойдёт. — Чтобы все жиры было видно, нет уж, спасибо, — влажными руками девушка провела по лицу и шее, охлаждаясь в жаркий день. — Это у тебя кожа да кости, а я уж извините. — Ты красивая очень, — взгляд Инри задержался на чужих руках, отряхивающих друг друга от оставшейся воды. — И не толстая совсем.       Фарали не ответила, только очень сурово посмотрела и, нацепив обратно туфли, побрела прочь с моста, поджимая пухлые губы. Вторая девушка осталась стоять на месте, по кускам, как будто из фотографий полароида, собирая в памяти впечатывавшийся образ. Бёдра, шея, руки. И в итоге сложилась она. Это и раньше случалось, но не так. — Мне одной тащить, да? — чужой голос вырвал из размышлений. — Мы и так опаздываем, пошли давай.       А потом нечто подобное стало происходить почти каждый день. И что с этим делать, было совершенно неясно. С любым другим человеком Инри бы поступила примерно следующим образом — подошла бы и прямо сказала:       «Слушай, то, что я чувствую в последнее время, я не могу объяснить сама, но, мне кажется, нам стоит попробовать встречаться»       А здесь только при мысли о таком разговоре перед глазами сразу всплывало чужое напуганное и возмущённое лицо, поэтому нет. Так здесь нельзя. А кто из знакомых чуть ли не ежедневно сталкивается с письмами восхищённых поклонников и прекрасно знает, что в таких ситуациях делать? Нет, не Дафси. Мама. Вот только как она к этому отнесётся? Конечно, в этом мире всем в общем и целом всё равно, кого ты любишь, но внуки, все дела… это везде одинаково. — Пф, — госпожа Агата закатила глаза, ставя декоративный чайник, за который дралась на прошлой неделе на рынке, на столик, у которого на краешек кресла присела её дочка, подперев голову руками. — Тоже мне. Мальчики, девочки — какая разница. — Это-то понятно, — Инри облегчённо выдохнула, откидываясь на спинку и закидывая ногу на ногу. Значит, без сокрушений о внуках, отлично. — Ну а если ей не нравятся девушки, или просто я не в её вкусе? — Откуда я знаю, — женщина нахмурилась. — Подойди да спроси. Что ты от меня хочешь, я тут вообще причём? — Ты наверное когда-нибудь признавалась в любви кому-нибудь, знаешь, что сказать. — Ни разу, — аристократка слегка улыбнулась и стала разливать холодный чай по чашкам. Холодный не потому, что на улице было жарко, а потому, что в доме температура отчаянно приближалась к нулю. — Это они всегда вокруг меня бегают, какие-то речи толкают, что-то им от меня надо, а я сижу смотрю на это всё и думаю, боги, поскорее бы сбежать, у меня дома батон колбасы лежит нетронутый. Уж точно намного лучше, чем все эти товарищи. И отец твой за мной сколько бегал, и пошла я к нему только потому что либо так, либо никак. — Ну что ты, не любила, что ли, никогда? — Инри надулась, сверля мать взглядом. Та дёрнулась. — Один раз, — после долгой паузы выплюнула женщина, как будто слова ей давались крайне тяжело. — Но ничего не сказала. И это была, поверь, самая большая ошибка в моей жизни. — Ты же сама говорила, что в первого мужа своего влюбилась по юности. А теперь говоришь, что нет. — Конечно нет, — отмахнулась госпожа Агата. — Это я так сказала, чтобы вопросов много не было. Я была молодая, бедная, хотелось в город большой, а он был военный, зажиточная семья, квартира в Столице. Вот и «здрасьте-до свидания». Дура была, было как тебе сейчас, даже меньше. Только потом поняла, на какие грабли наступила. Всё в жизни решается деньгами, но, если делаешь вид, что любишь только ради звона монет, аукнется о-го-го. Но тебе это, видимо, не грозит, — аристократка рассудительно покачала головой. — У этой девчонки за душой ни гроша, а если и есть, то всё на чёрный день отложено. Может, это и правильно, не знаю. Но не о том речь… — А, может, ты с ней поговоришь? — Инри подскочила с места, радуясь пришедшей в голову идее. — Узнаешь, что она обо мне думает вообще. — Ещё мне что сделать? — госпожа Агата скрестила руки на груди. — За ручку тебя подержать, когда дело дойдёт? Взрослая девка, давай, разбирайся со своим любовным поприщем самостоятельно. — Ну пожалуйста, ну… ну мам! — девушка прекрасно знала, что когда аристократка слышала в свой адрес «мама», её сердце тут же таяло, поэтому последние несколько недель нагло этим пользовалась. — Это нечестно, — сквозь зубы прошипела женщина, но в глазах уже читалось обдумывание. Несколько томительных секунд тишины. — Катись отсюда, так и быть, спрошу. Но если она мне ничего не расскажет, я допытываться не буду, заняться мне как будто больше нечем. — Спасибо большое, — Инри поднялась с места и, потерев замёрзшие пальцы друг об друга, направилась прочь из комнаты, а затем и дома. — Бесхребетная молодёжь, — только и выдохнула вслед госпожа Агата.

***

— Так. А ну признавайся, что происходит? — Фарали упёрла руки в бока и изогнула бровь. — А что не так? — Инри захлопнула старую подшитую книжку и подняла голову. — Что там написано такого интересного, что ты неделю уже листаешь? — полотенце в руках девушки опасно проехалось по краю стола. — История города. Изучаю. На, почитай, — Инри тыкнула углом обложки подруге в руку, та вздрогнула и отошла. — А могла бы делом заняться, — булочница вздохнула и двинулась обратно на кухню.       Инри, как только дверь закрылась за её спиной, тут же засунула книжку под куртку и двинулась на второй этаж в свою комнату. Это был опасный блеф, но он сработал.       В попытках узнать побольше о Фарали, девушка сначала поспрашивала её саму, но когда пару раз получила от ворот поворот, стала допытываться до своей матери, которая пока так ни с кем и не поговорила, хотя обещала больше недели назад. Госпожа Агата вкратце изложила историю жизни Фарали, как её нашли на улице, дали имя, но больше особо ничего узнать и не смогли, да и не то что бы искали, если честно.       Инри же подошла к вопросу серьёзней: стала копаться в городском архиве, куда её после «небольшого» конфликта городничего и госпожи Агаты крайне нехотя пустили. И за пару дней до своего дня рождения девушка нашла, что искала. Может, по тому адресу уже давно было чистое поле и фамилии такой в городе больше не водилось, но в примерные даты укладывался только один случай, на который вызывали всю местную пожарную бригаду, а в списках погибших значилось несколько людей с примерным прижизненным описанием и только один ребёнок.       Как раз в этой книжечке, которую листала Инри, всё и было указано. Можно было хоть сейчас подойти и показать, но Фарали, скорее всего, отмахнётся, потому что будет занята. А вот в чужой день рождения она обещала закрыться на несколько часов раньше, поэтому это будет самый лучший вариант. Осталось только дождаться и хоть какую-то речь подготовить, а то тыкать в лицо со словами «тут про тебя» как-то некрасиво. — Я вас сейчас по рукам бить буду, я клянусь вам! — послышалось снизу. Значит, пришла госпожа Агата. — Ещё чего удумала, работай давай, — женщина выпустила из рук пирожное и поджала губы. — Ты мне вот что скажи лучше. — Я с вами говорить не хочу, устала от вас уже, — Фарали покачала головой и тяжело выдохнула. — Да я тоже не горю желанием, — тихо призналась аристократка, но её не услышали. — Видела какую-то одноклассницу твою вчера бывшую. С коляской шла, с мужем. — И? — булочница не стала отвлекаться от работы и продолжила раскладывать выпечку по прилавку. — Я за неё очень рада. — А ты? — проскрипела госпожа Агата, наклоняясь ближе к собеседнице. — Что, я? — Фарали начинала злиться. Это было заметно по тому, как она уже почти кидала опустевшие подносы в сторону. — Так и будешь одна ходить? Нашла бы уже себе мальчишку или девчонку, кто больше нравится, — женщина облокотилась о прилавок и внимательно следила за каждым действием по другую его сторону, а то не дай бог что в неё полетит. — Мне нравится, когда мне не задают такие вопросы, — девушка сурово глянула на госпожу Агату и даже на секунду прервалась. — И не мешают мне работать. — В отпуск тебе надо, — аристократка покивала головой, подтверждая свои слова. — С кем-нибудь. — На том свете отдохну. От вас в первую очередь. — Злющая какая, ну ты глянь на неё! — женщина всплеснула руками. — Я её жизнью интересуюсь, сочувствую, а она так со мной, что это вообще за отношение. Вот так одна и останешься, так и будешь… да ладно тебе, ну что ты плакать сразу.       Фарали сжала свой фартук, пачкая его мукой, и стиснула зубы, чтобы слёзы капали беззвучно. Госпожа Агата затихла и виновато глянула на девушку, пытаясь протянуть руку. — И без вас знаю, что одна буду, что вы мне тут ещё начинаете, делать вам нечего? Так пойдите займитесь чем полезным хоть раз в жизни! То, что вы никогда в руки ничего тяжелее зонта не брали, не значит, что я живу так же. Это у вас всю жизнь кругом поклонники и счастливое безделье, а я даже на день отлучиться не могу! Я как уехала тогда, чуть с ума не сошла, это мне надо концы с концами сводить, а не вам. Это мне надо работать, а не вам. Это вы можете время находить на томные взгляды и любовные письма, а я себе такого, уж поверьте, позволить не могу.       Аристократка выпрямилась, и выражение её лица изменилось. Фарали вытерла проступившие слёзы и сглотнула. Такой она женщину видела в жизни всего несколько раз: когда девушка случайно прочитала письмо, которое госпожа Агата писала некой Ире, когда принесли Кинчи и врачи сказали, что она, скорее всего, не доживёт до рассвета, и когда отец уезжал в Столицу. — Я бы рассказала тебе, как я работала в своё время, чтобы… даже не себя спасти, а других. Я бы всё тебе рассказала, да, боюсь, жизни не хватит. Если наконец перестанешь ныть и себя жалеть, заметишь что-то дальше носа своего, а так сиди дальше, протирай юбку за печкой своей, в ней тебя и похороним, когда изведёшь себя до того, что в тридцать в ящик сляжешь. Одна. Потому что голову оторвать от своих рецептов и очки, сука, надеть! — женщина стукнула ладонью по прилавку, обратив внимание на то, что Фарали очки сегодня не носила, — ты не в состоянии. А если ты сама не захочешь, да никто тебе не поможет, даже если ты этому человеку дороже жизни будешь. Тебе-то всё равно, как бы только папочка твой вернулся и доченьку похвалил. Да не вернётся. Сбежал, да так быстро, что я моргнуть не успела. И болт он клал и на тебя, и на всех вокруг. Что, больно? Обидно? Ну так бывает, знаешь. И тебе ещё повезло, что там, — госпожа Агата ткнула пальцем вверх в сторону спален на втором этаже, — сейчас она сидит, и хоть что-то для тебя сделать пытается. А ты так и тычься в печку свою, авось, и не заметишь, как кони двинешь. Работай, деточка.       Аристократка излила всю свою желчь на поражённую до глубины души девушку и двинулась прочь из пекарни, так ничего и не взяв. Фарали осталась стоять на месте, хотя ей надо было разобрать ещё два подноса.       Минут через пятнадцать Инри спустилась вниз пообедать и вышла на кухню, где никого не было. В печке стоял противень с уже пригоревшей выпечкой, а со стороны главного входа слышался звон ключей. — Ты что делаешь? — девушка подняла брови, увидев, как Фарали закрывает стеклянную дверь на замок. — Спать иду, — пробормотала та и, убрав волосы за уши, направилась мимо Инри к лестнице на второй этаж, по пути щёлкая пальцами, чтобы потушить пламя в печи с помощью огненного камня. — Если кто-то стучаться начнёт, пошли их нахер. — Тебе плохо? Может, врача? — Инри притормозила подругу, взяв её за плечо. — Я просто хочу уснуть. И не проснуться, если честно. Или только тогда, когда всё вокруг поменяется и жить захочется. А сейчас я лучше посплю. — Что случилось? — Инри лишь сильнее сжала чужой рукав. — Ничего. Ничего не происходит уже больше десяти лет. И в этом, наверное, и проблема. Не знаю. Я ничего не понимаю. Спасибо.       Фарали двинулась дальше, стряхнув с себя руку подруги. Она очень медленно поднялась на второй этаж и громко хлопнула дверью в свою комнату. В пекарне наступила полная тишина.       Неделю на кухне никто не появлялся. В день рождения Инри Фарали на пару часов выползла из своей комнаты, вручила ей какую-то бумажку с адресом, откуда надо было забрать подарок, извинилась, что не сходила сама, и уползла обратно. — Ну это никуда не годится, она хоть ест? — госпожа Агата просочилась через заднюю дверь, ударившись головой о дверной косяк, и села в небольшой столовой. — То, что я ей приношу. Так бы не стала, наверное. — Так, давай, поднимай её, прогуляйтесь куда-нибудь, свози её отдохнуть по-человечески, раз не делает ничего всё равно. Пошли, вытащим из комнаты, даже если отбиваться будет. А то у меня так с вами никаких нервов не хватит. — Я её звала в Столицу на пару дней, но она сказала, что никуда не хочет. — Не хочет она. Я тоже много что в жизни не хотела, но есть слово «надо». А у неё… не так себя убьёт, так по-другому. Дура бестолковая. Иди к ней, разбуди, а то я лишнего сейчас наговорю, — госпожа Агата огляделась в поисках еды, но ничего, что её бы удовлетворило, не нашла. — Продать эту пекарню к херам, и прекрасно бы было. От неё одни беды.       Инри вздохнула и пошла наверх, прислушиваясь. Каждый раз она надеялась, что Фарали сама выйдет из комнаты, но за неделю этого так и не случилось. Разве что быстро выскочить в туалет и обратно. Девушка постучала в закрытую дверь. Никакой реакции. — Ты спишь?       Ответа не последовало, поэтому Инри опустила ручку и толкнула дверь. Внутри комнаты было невыносимо душно и жарко. Фарали лежала на кровати полностью накрывшись одеялом до самой макушки. Когда вошли, булочница слегка приспустила покрывало и глянула сонными красными глазами на подругу. — Опять уснуть не можешь?       Фарали только вздохнула и накрылась обратно, отворачиваясь к стене. Инри подошла сзади и провела рукой по чужим волосам, пуская сквозь них свой ток. Девушка уже давно заметила, что это действительно помогает уснуть, но сама Фарали каждый раз шарахалась от таких поползновений в её сторону. Вот и сейчас булочница накрылась одеялом полностью и какое-то время ещё молчала. — Извини, — вяло выдохнула она, когда Инри уже успела взять стул у письменного стола и подвинуть его к кровати, чтобы сесть рядом. — Я совсем расклеилась. — Всё в порядке. Нам всем надо отдыхать. Ты опять не спала всю ночь? — Как обычно. — Ясно. У тебя тут дышать нечем. Ты сейчас поспишь, а потом мы пойдём заберём мой подарок на день рождения, — Инри встала, распахнула окна, впуская хоть какой-то свежий воздух, и, не спрашивая, уселась на кровать, пихая подругу ближе к стене и стягивая одеяло с неё до пояса. — То, что я голая, тебя не смущает? — Предупреждать надо, — девушка натянула одеяло обратно, краснея. — Руку дай тогда. — Будешь меня своими молниями тыкать опять? — Фарали закрыла глаза, но руку вытащила. — Именно. Поспишь наконец.       Пару раз булочница выдергивала запястье из чужих рук, когда её било током слишком сильно, но потом всё устаканилось. Несколько минут, и девушка наконец спит, хотя ей так редко удавалось по-настоящему выспаться.       В тот день так никуда и не сходили. Госпожа Агата была крайне возмущена, но успокоило её одно. — Сейчас напишу этому умнику, что продаю его халупу, посмотрим, примчится или даже не прочитает, — бормотала она, доставая из сумочки чистый лист бумаги. — Дом-то этот он на меня оформил, когда уезжал, вот пускай теперь и… все вы у меня побегаете. — Ты правда хочешь что-то с пекарней делать? А её спросить не хочешь? — Инри кивнула в сторону лестницы и нахмурилась. — Я с душевнобольными не разговариваю, — отмахнулась женщина. — В этом доме люди сходят с ума. И ты тоже, посмотри на себя со стороны. Какая ты сюда приехала, бойкая, злющая, всех хуями крыла, а сейчас что. — Аристократка оторвалась от письма, выпрямилась и стала передразнивать дочь. — «Мама, я не знаю, что мне делать, я боюсь сказать Фарали, что она мне нравится, скажи за меня». Может мне ещё и переспать с ней за тебя, не думала? — Фу! — Инри изобразила рвотный позыв и скорчила гримасу. — Пиздец, гадость какая. — Тогда поднимай свою даму сердца и уж как-нибудь сама. Я с женщинами никогда не встречалась, посоветовать ничего не могу. — И без тебя справлюсь, — огрызнулась девушка, тяжело вздыхая. — Вот как мы теперь заговорили значит, — госпожа Агата стукнула дочку по голове своей сумочкой и размашисто подписала письмо. — Вот только попробуйте ещё хоть раз ко мне прийти с проблемами своими, обеих оставлю замерзать в саду.

***

      Фарали пришла в себя только ближе к концу июля. Всё это время Инри отчаянно пыталась подругу растормошить, но получалось так себе. Девушка и думать забыла и про подарок, который так и не забрала, и про документы, которые взяла из городского архива. Сейчас основной задачей являлось сделать так, чтобы булочница не откинулась посреди улицы в один прекрасный день. — Отец бы меня убил, если бы узнал, что я в этом году уже почти три месяца не работала, — Фарали сидела внизу в столовой и лениво помешивала сахар в кофе. — Я сама его убью! — госпожа Агата, заходившая теперь каждый день по несколько раз, рвала и метала с самого утра. — «Хорошо». Хорошо ему, твою матом! Ну раз хорошо, то точно продадим эту дрянь, — женщина обвела руками помещение. — Ты учиться поедешь, пора уже давно, я тебя куда-нибудь пристрою, — она тыкнула пальцем в Фарали, — а ты, если хочешь, тоже, или со мной останешься. — Не поеду я никуда. Наездилась уже, — булочница отпила горячий кофе и прикрыла глаза. — Тогда ты будешь жить на улице. Потому что задолбало меня это всё, и вы меня задолбали. Осенью этого дома тут уже не будет. — Да пожалуйста, — легко выдохнула сидящая девушка и откинулась на спинку шаткого стула. — Мне всё равно уже. Хотите — выгоняйте. Хотите — бейте. Хотите — замуж выдавайте. Всё в ваших руках. Я ничего не хочу. — Замечательно просто, — Инри наконец подала голос. Впрочем, очень злой. — Тогда можешь уходить прямо сейчас. Ну? Чего сидишь? Вставай и иди на улицу куда-нибудь. Или пойди в речке утопись, что больше нравится. Хорош! Невозможно уже тут сидеть так. Ни вправо, ни влево. С ума сходишь, а как помочь хотят, даже пальцем не двинешь. Заебало! Пошли. — Ну наконец-то, — облегчённо выдохнула госпожа Агата, когда обе девушки скрылись за входной дверью. — С ума тут с вами только я сойду.       И потянулась за чернильницей на дальнем конце стола. «Дорогая Ира, Девки совсем головой тронулись. Одна лежит целыми днями, совсем обессилела, а вторая даже растормошить её не может. Они тут обе уже очумели, мне как минимум Фарали точно надо высылать куда подальше, желательно в Столицу, вот только пока не уверена, к кому и зачем. Она хоть так пожила немного этой весной, а вернулась и опять загнулась. У них там ещё какие-то любовные перипетии, но это уже точно сами. Я так думаю уже, что, может, мне и не хочется этого делать, но отправлю-ка я Фарали к этой блядской проститутке. У неё как минимум точно есть доступ к нужным лекарствам, да и разбирается она в таких душевных болезнях лучше меня. И хоть кто-то за ней присмотрит. Инри к ней точно не поедет, ну уж нет, из моей семьи к ней больше не попадёт никто, я знаю, чем это закончится. Да и вообще, если девочка поживёт у меня, будет лучше, а то в Столице её снова схапает её папаша, этого мне только не хватало. Пекарню эту сносить к херам, а лучше продавать прям так. Я клянусь, с ней что-то не так. Всем из этого дома надо выезжать. И мне тут задерживаться не стоит. Пойду, напишу проститутке уже дома.

Всегда твоя,

Агата»

***

— На место положи, — Фарали вцепилась в скалку, которую у неё явно пытались отобрать. — Не твоё, вот и не трожь! — И ты тоже не трожь, — Инри треснула подругу по руке, и та наконец отпустила кухонную утварь. — Ты на себя глянь, только хоть из комнаты выходить начала, и то с моего пинка, и тут же на кухню свою побежала. — А что мне делать? Лежать нельзя, работать нельзя, а что можно? Круги по городу наворачивать? Уже две недели так ходим. — Я… пошли я тебе покажу, где ты раньше жила, — Инри подняла брови, ожидая ответа на предложение. — Чего? — девушка замерла, хотя до этого момента всё ещё пыталась отобрать скалку. — Я в городском архиве нашла, где ты жила раньше, как тебя звали и всё такое. Посмотрим? Там поле сейчас, но, может, в зарослях что-то осталось. Может, это что-то для тебя значит.       Фарали ничего не сказала, но очень погрустнела. Инри восприняла это, как знак согласия, и направилась к выходу из дома.       Они ушли с улиц, двинулись к реке, перешли через шаткий мостик, с которого, казалось, уже так давно в воду падали фрукты, и свернули налево. Там уже виднелась стена, окружавшая янтарь, а перед ней небольшая полоса леса и опушка. Как будто за стеной ещё бесконечный лес, а это только его начало. — Вот здесь где-то, — Инри обвела рукой опушку. Чуть дальше виднелась ещё пара домов, а тут была лишь трава. — В документах написано, что дом был двухэтажный.       Фарали прошла по траве ближе к высокой каменной стене и, громко вздохнув, села на землю. Огляделась по сторонам и покачала головой. — Наверное, мне стоит что-то чувствовать к этому месту. Я что-то, может, вспоминать должна. Но для меня сейчас это просто поле. Хотя тут красиво, — девушка слегка улыбнулась, и ветер растрепал её отросшие почти до талии волосы. — Ты никому ничего не должна. Если ты не захочешь, ничего не случится. И мы ничего сделать не сможем, — Инри кинула свою куртку на землю и села на неё рядом с подругой. — Потому, если ты захочешь оставить всё как есть, это будет твоё решение. Если ты хочешь умереть… — Я не хочу умирать, — Фарали откинулась назад и упала на высокую траву, жмурясь от яркого солнца. Из глаз полились слёзы. — Я жить хочу начать наконец-то. Прости меня пожалуйста. Ты сюда приехала совсем не затем, чтобы за мной, как за маленькой, следить. — Я приехала сюда, потому что приехала. И я от тебя ничего не жду. — У меня проблем столько за жизнь накопилось, и ни с одной я разобраться не могу. Мне так стыдно за себя, я такая дура. Я вообще не понимаю, что происходит. И от этого только хуже становится. Я просто не вывожу.       Инри тоже легла на траву и внимательно смотрела за чужим лицом справа от себя. — А кто тебе сказал, что ты должна это вывозить? Кто тебе сказал, что с восемнадцати лет брать полную ответственность за свою жизнь и жизни окружающих — это нормально? Неужели ты считаешь, что раз ты не справляешься, то это ты плохая, а не те люди, которые тебя на это обрекли? С какого хера вообще ты считаешь себя хоть в чём-то виноватой? Ты с этим справлялась только потому, что тебя как музыкальную шкатулку на это завели и ты побежала. Но если механизм износился, это не значит, что виновата в этом шкатулка. Это хозяин её слишком часто запускал. — Тебе надо переставать с госпожой Агатой общаться, — Фарали сквозь слёзы засмеялась и уткнулась носом в чужое плечо. — Вы уже почти одинаково разговариваете. Ты вежливая такая стала, я не могу. — Я не хочу сделать тебе хуже. Мне искренне плевать будет, если я покрою например, того же Дафси, он уж как-нибудь это переживёт, а тебе я не хочу делать больно, поэтому… ну блять, ну я хотя бы стараюсь, — Инри усмехнулась и закрыла глаза, потому что солнце нещадно слепило. — Ты мне дорога. — Ты мне тоже, — девушка рвано вдохнула и стала пытаться подавить очередную порцию слёз, но не смогла, снова легла на спину и продолжила всхлипывать. — Вы все мне очень дороги, правда я… я так хочу, чтобы у вас всё было хорошо. — Хочешь знать, как тебя звали раньше? В документах тоже было написано. — Нет, не хочу, — булочница снова глубоко вдохнула и начала успокаиваться. — Не хочу. — У тебя день рождения в середине августа по документам. Уже скоро, — Инри выудила из куртки сложенную пополам тонкую подшивку и отложила в высокую траву. Найти её там незнающему человеку будет практически невозможно. — Тебе двадцать один будет. — Класс, только в феврале двадцать стукнуло, а уже в августе двадцать один. Вот это да. Хотя, впрочем, разницы никакой я не…       Девушке не дали договорить. Инри приподнялась на локтях и резко накрыла чужие губы своими. Фарали, забывшая, как дышать, замерла и распахнула слезящиеся глаза. Несколько секунд, и поцелуй прервался. — Зря я, да? — дрожащим голосом пробормотала Инри, всё ещё нависая над девушкой. — Я не знаю, — пискнула та, моргая. — Извини, — Инри подскочила с места, прихватила свою куртку и быстрым шагом направилась прочь с поля.       Фарали хотела что-то сказать, но язык не слушался. Слёзы сохли на щеках, а в голове была каша. Решать это самостоятельно в сложившихся обстоятельствах, когда уже абсолютно всё трещало по швам, было невозможно.

***

— Господи, ещё одна, вы ко мне по очереди ходить будете? Нет, я очень рада, что ты теперь хотя бы из дома выходишь, но ё-моё… ну и чё? — госпожа Агата захлопнула окно в гостиной, в которое начал залетать снег. Фарали от этого звука вздрогнула. — Мне тоже по ранней совсем юности девчонка нравилась. И что? Как видишь, жива. К сожалению… Ну да ладно, не о том речь. Не нравится — скажи. Нравится — скажи. Ртом надо уметь пользоваться по назначению. Не хуи сосать, а разговаривать. — Это вы мне говорите про «разговаривать»?! — девушка возмущённо повысила голос, ставя на журнальный столик чашку с остывшим чаем. — Да я вообще не знаю, как к этому относиться! — То, что ты считаешь, что тебя невозможно полюбить, это исключительно твои проблемы. Не мои и не моей дочери. Разберись с этим сама, со всем, что не касается твоих нервов и мыслей, активно разбираюсь я, всегда пожалуйста, спасибо, что поблагодарили, я же такая молодец… Пекарню — продать. Учиться — уехать. С любовными похождениями — разобраться. Больше от тебя ничего не требуется. Давай, шуруй. А я заодно пока напишу письмецо знакомой одной — у неё поживёшь, когда учиться поедешь. — Вы за меня уже всё решили, меня спросить не хотели? — Фарали стиснула зубы. — Так ты ж ничего не хочешь. Или если хочешь на кого-то конкретного учиться — скажи. А так я тебя в кулинарку запишу, будешь там всех одногруппников гонять, кто неправильно тесто месит. Ну? Устраивает, или сама что подыщешь? — М… Но… Сука… Устраивает, — проскрипела булочница, сжимая кулаки. — Это в Столице? — Конечно, где ж ещё. — Зачем знакомые тогда? Я могу в квартире Инри жить или у Дафси. — Ну уж нет! К этому мальчишке ты снова не поедешь. Пора и честь знать, а то такими темпами мне придётся потом приглядывать за вашими детьми. А с Инри, во-первых, поговори сначала, а потом уже… да и вообще, я тебя одну там не оставлю. А знакомая моя врач, мозги тебе прочистит, как сможет. Хоть в себя придёшь. — Ладно-ладно, — Фарали закатила глаза и встала с места, но уходить не спешила. — Что ты мне тут топчешься? Иди давай, решай свои проблемы, давно уже пора. И так большинство решаю я. — Я… ладно, разберусь, спасибо, — и девушка ушла, хотя понятия не имела, что ей делать.

***

— Ты мне нравишься. Это правда. И не кажется, что нам уже давно пора об этом поговорить.       Начало сентября. Резко похолодало, осень стала напоминать осень внешнего мира. Такая же мерзкая и мокрая. Инри сидит на столе на кухне, на которой уже почти ничего не осталось. Только недвижимая печь и пара подносов. — Честно, я понятия не имею, что на это отвечать, — Фарали отвернулась от пристального взгляда, пронзающего её насквозь. — Я не знаю. Правда. Мне надо подумать. Я никогда не… и я даже не знаю, что такое любовь и все дела. Мне надо понять, что я чувствую. А сейчас пока я наверное вообще не чувствую ничего. Не из-за тебя. Надо со всем этим закончить уже, — девушка попыталась образно руками обвести ситуацию и дом в целом. — Мы обязательно это обсудим. Позже. — Ладно.       Они и до этого после того похода на поле общались скомкано, а что сейчас начнётся, даже представить страшно. Но если начали решать проблемы, то уж до конца. Новая жизнь без старых сожалений. И сомнений. И всё будет хорошо.

***

      В этой огромной даже по меркам зажиточных людей квартире в столице в час дня было тихо. Селена уснула на мягком диване, запрокинув голову на подлокотник. На лицо ей резко упал конверт, заставив подскочить на месте, продирая глаза. Если это опять её сын что-то просит, она просто его пошлёт, и пускай не возмущается. — Блять, старая, да ты ёбу дала, — сонно пробубнила женщина, разрывая конверт без адреса и видя знакомый почерк. — Вот тебе и доброе утро.       Селена нехотя поднялась с дивана, потягиваясь и разминая затекшую шею. Тушь от жары потекла по лицу, помада тоже смазалась. Щелчок пальцев, и в квартире заиграла приятная английская музыка из внешнего мира. По пути в ванную женщина успела переключить три песни, пока не остановилась на «Everybody wants to rule the world — Tears for Fears». На раковине стояла мицеллярная вода и лежали ватные диски. Кажется, кто-то с вечера знал, что проснётся он не в лучшем состоянии.       Судя по звону, по полу покатилась стеклянная бутылка, а потом послышался звук пробегающей из комнаты в комнату кошки. — Мила, твою мать, не трожь моё вино! Боги всевышние, а мне ведь… час назад надо было быть у этого мальчишки. Ну да ладно, позвонит, если нужна буду; раз Риа, значит, не дурачок, — Селена выхватила из кармана рубашки, в которой и уснула, телефон, где значилось четырнадцать пропущенных от контакта под именем «Савен (тот милый парнишка ростом как две меня)». — Да ё-моё… убейте меня, ради всего святого.       Женщина вернулась на диван и с характерным хрустом опустилась на письмо. Достала его и, прищурившись, стала разбирать скачущий почерк. «Ты, Возьмёшь к себе девчонку, будешь за ней следить, таблетки ей из внешнего мира достанешь. Я знаю, ты можешь. У неё та ещё шиза, но тебе не привыкать. Будет в городе учиться, только попробуй хоть что-то с ней сделать. Напиши мне свой адрес. Ты всё ещё мне должна.

Твой ночной кошмар»

— Ночной кошмар, это точно. Господи блять боже, ещё следить за кем-то, — Селена закатила глаза и толкнула ногой бутылку, которая подкатилась к дивану. — Всё для вас, всё ради вас, — театрально наиграно улыбнулась она и тут же снова скорчила страдальческое лицо. — Опять меня небось блядской проституткой называла. Старуха, тебе же подарили мобильник, ты всё письма пишешь. Старая карга, когда ж тебя уже хватит.       Обозначенный выше мобильник тут же зазвонил. На экране снова высветилось «Савен (тот милый парнишка ростом как две меня)». Пятнадцать минут, и квартира опустела. Кошка продолжила гонять по полу пустую бутылку.